Из машины я позвонил Жалымнику на работу. Только после тридцатого звонка, когда я решил было, что придется тащиться в этот кооператив собственной персоной и лишний раз светиться перед очень внимательными и ничего не забывающими людьми, кто-то поднял трубку.
Человек этот с усилием осознал, что спрашивают о ком-то, кто у них работал раньше, и хриплым, трубным голосом стал звать приятеля. Наконец появился второй, который умел мыслить в соответствии с задаваемыми вопросами.
Да, Жалымник тут работал, но теперь не работает. Во-первых, уволился по собственному желанию, а во-вторых, какое мне дело? Дело, как я сказал, довольно серьезное, поэтому все-таки хотелось бы узнать, как его разыскать. Тогда, поднатужившись, второй голос ответил, что по телефону таких сведений они дать не могут. Как будто, появившись там, я что-то резко изменю. Ну да ладно.
Я еще спросил, как давно он не работает, голос ответил, что полгода, и положил трубку. Каким бы ни был он способным, но первым класть трубку он научился с детства, и это было необратимо. В большинстве случаев в России вообще можно спрашивать только один раз – как только тебе ответили, тут же бросают трубку, как будто не в силах человеческих ответить на второй вопрос, или каждое слово необходимо оплачивать, или вообще ответы – невыносимая пытка, и каждый ее миг приходится терпеть, стиснув зубы.
Я аккуратно вписал в свою записную бывший рабочий телефон Жалымника, а потом позвонил Шефу. Он был спокоен, то есть с ним можно было даже поговорить. Но я не очень знал, какие вопросы можно задать, а какие пока преждевременны. Но начал со Стерха.
– Шеф, Стерх – это серьезно?
– Не знаю точно, не знаю даже, в каком он сегодня состоянии, но Основной как-то сказал, что тройкой дел, которые он распутал, мог бы гордиться даже наш отдел.
М-да, красноречиво, афористично, как почти все у Основного. И довольно неконкретно. Я еще раз попытался представить себе сидящего за рабочим столом ухмыляющегося, героического Стерха, и у меня не получилось. Получилось, что он все равно должен быть очень грустным.
– А оплачивать его счет ты собираешься?
– Не зная сумму, не могу сказать, что со мной сделают в бухгалтерии, но, по-моему, оплатить придется.
Вот это уже лучше. Так, продолжаем разговор.
– А вообще-то, на него полагаться можно?
– Если он будет уверен, что он работает на законную сторону, если у него не будет сомнений, что его не подставляют, если он будет знать всю операцию или большую ее часть, он вполне может оказать довольно действенную помощь.
– Идем дальше, я звонил на работу к Жалымнику.
– На какую работу?
Я рассказал все, что знал. Шеф изумился, что такая важная информация не нашла отражения в общей папке, которую они переслали мне вечером, а потом вдруг стал чем-то щелкать. Я понял, что он записывает на магнитофон, чтобы потом ввести новые данные в дело. Очень мне это не понравилось. У меня аллергия к некоторым звукам, например, к щелчкам в трубке. Работу автомата Калашникова я переношу не в пример лучше – привык, наверное.
– Хорошо, если у них есть нормальный учет сотрудников, а я думаю, что есть, то очень скоро ты получишь его адрес, – подытожил эту часть разговора мой командир. – Что еще?
И вот тут я сделал ошибку. Я решил поерничать, забыв, что с руководством это возбраняется. Но, как бывает и с лучшими из нас, переоценил себя. Работаю все один да один, вот и захотелось обсудить вполне профессиональные проблемки.
– Шеф, никак не возьму в толк, сколько патронов с собой таскать? Одну коробку или больше?
Он хранил молчание добрых три секунды, для его реакции – равносильно молчаливому осуждению.
– Ты говоришь о револьвере?
Пай-мальчик Шеф всегда очень серьезно относится к оружию. Нет, правда, в этом что-то есть. Другие такие же лопушки-компьютерщики любят поиграть с ним, называют небрежными или жаргонными словечками, а у Шефа этого никогда не было. Он очень серьезно относился к любым «пушкам», и как-то сразу становилось ясно, что он очень хорошо знает, как эти машинки работают.
– Да, о своем…
– Ты взял только один «ствол»?
– Вообще-то…
– И, по-моему, даже не подумал о бронежилете?
Я сдался. Перед лицом такой сокрушительной проницательности я был бессилен.
– Верно.
– Слушай приказ. При первой возможности ты несешься домой… На базу. Подгоняешь вторую кобуру и поддеваешь жилет. Понял?
Ну, со второй кобурой он махнул, мне же не с полком воевать, а… Собственно, я еще не знал, с кем мне воевать. Но теперь жилет придется таскать.
Я не заметил, что молчание длится чуть дольше, чем мог вынести Шеф.
– Не слышу ответа.
– Есть, Шеф.
Но он уже мне не верил.
– Повторить приказ.
Я повторил и закрыл свою коробочку.