Море невинно голубело, так и звало окунуться – самый сезон для купальщиков и фруктоедов. Черешня уже отходит, зато абрикосы поспели и шелковица. Персики, опять-таки.
Октябрьский вздохнул только, глядя в иллюминатор на голубой простор. Война…
А вот и знакомые очертания фортов, белые дома на склонах прожаренных солнцем гор, серые длиннотелые корабли в бухтах.
Севастополь.
Посадка прошла идеально. «МБР-2» машиной был отличной, хотя и устаревшей. Портило его и то, что делали гидросамолет из дерева – приходилось выкатывать машину на берег и обкладывать мешками с подогретым на огне песком, чтобы сох. «Амбарчик»…
К пристани уже неслась черная «эмка», спеша доставить командующего на КП.
– Здравия желаю, товарищ командующий! – бойко поздоровался водитель в форме сержанта.
– И вам не хворать, – улыбнулся Филипп, забираясь на заднее сиденье. – Что нового?
– Да все по-прежнему! Даже самолеты немецкие не залетали ночью. Вчера, главное, отметились, два «Хейнкеля» флотские сбили, а сегодня – тишина! А по секрету чего сказать, товарищ командующий?
– Говори.
– На рассвете наш самолет сел в Сарабузе[8]. Все вроде как в тайне держали, чтобы немцы не проведали. Мне Васька рассказал, он «ЗИС» водит. Говорит, командующий Южным фронтом прилетел!
– Тюленев? – оживился Октябрьский. – Это хорошо! А то я сам уже собирался к нему…
Машина подъехала к КП, и вице-адмирал поспешил на встречу.
Намгаладзе сам попался ему в коридоре бункера.
– Как наши «угонщики»?
– Все получилось, товарищ командующий! – радостно ответил начальник разведотдела. – Говорят, никто даже не заметил. Наши открыто вышли к «Фокке-Вульфу», сели в кабину и взлетели. А приземлились на аэродроме в Аккермане!
– Замечательно, просто замечательно! Они уже вылетали на разведку?
– Да, товарищ командующий, я только что готовил вам доклад! «Угонщики» совершили полеты по вашему приказу.
– Замечательно! Жду.
Шагая по коридору, кивая и козыряя встречным, Филипп издали услыхал громкий голос генерала армии:
– Бомбанули так бомбанули! Все Плоешти горма горит! Теперь до осени немцы будут все заново делать. А мы опять заявимся!
– Здравия желаю, Иван Владимирович, – сказал Филипп, входя в свой кабинет.
К нему обернулись трое – сам Тюленев, Кулаков и Елисеев.
– О-о! – вскричал комфронта. – Уже наслышаны! Половину флота потопил у румын! А, Филипп Сергеевич?
– Это не я, – отмахнулся Октябрьский, – это Филиппа Савельевича[9] заслуга и его комендоров. Они потопили первый эсминец, а старлей Ворков[10] добил второй.
– Ладно, ладно! Не прибедняйтесь!
Тюленев посерьезнел и сказал:
– Огромное вам спасибо, Филипп Сергеевич, за разведданные. Они нам очень помогли, мы распределили силы так, что немцам с румынами влупили по первое число и с минимальными для нас потерями.
– Очень рад, – улыбнулся комфлота. – Я и вашему прилету обрадовался, Иван Владимирович. Хотел уже сам к вам вылететь сегодня.
– Могу угадать, – энергично сказал Тюленев. – Это касается Констанцы?
– И вашего 7-го корпуса. Флот сможет лишь обеспечить захват плацдарма, а вот удержать его… Сами понимаете.
– Понимаю, понимаю… – нахмурился комфронта. – В принципе это возможно. Но такие вопросы решаю не я, и не здесь, а там, – он ткнул пальцем вверх.
В это время зазвенел телефон ВЧ. Кулаков был ближе всего к аппарату и поднял трубку:
– Алло?
В следующее мгновение он встал во фрунт и ответил по-строевому:
– Да, товарищ Сталин!
И комиссар протянул трубку Филиппу.
– Вице-адмирал Октябрьский слушает.
– Сталин говорит, – послышался глуховатый голос.
– Здравия желаю, товарищ Сталин.
– Товарищ Октябрьский, к нам поступили сведения от верных людей, что вы отказываетесь минировать подходы к Севастополю, Одессе и прочим портам.
– Так точно, товарищ Сталин, поскольку такое минирование стало бы настоящим вредительством и было бы на руку немцам. Мы бы обязательно теряли гражданские суда и боевые корабли, подорванные на своих же минах. При этом корабли флота лишались бы всякого маневра при заходе в порты. Согласно положению, вход на главную базу в Севастополе должен был проходить по трем узким коридорам. И если во время захода начнется бомбежка, корабли не смогут уклониться, потому как сразу же напорются на мины. Ну, и самое главное, товарищ Сталин: от кого нам защищать порты? Те старые документы, на которые ссылаются «верные люди», предполагали защиту от британского флота. Ныне Севастополю могут угрожать флоты германский и итальянский, но их нет в Черном море! Нет и не будет. Сейчас итальянцы бьются с англичанами и терпят поражение, а немцы обороняют от того же британского флота и свои собственные берега, и захваченные, от Испании до Норвегии. В будущем же, когда Красная армия перейдет в наступление, немцам тем более станет не до того, чтобы слать в Черное море корабли. Пока Турция соблюдает нейтралитет, нам противостоит лишь один флот – румынский, вся сила которого заключалась в четырех эсминцах, двух старых и двух новых.
– Заключалась?
– Да, товарищ Сталин. Сегодня мы потопили два румынских эсминца, причем как раз новых. Вообще, если позволите, мне как военмору совершенно непонятна боязнь нашего Генштаба. Откуда такие страхи перед морским десантом немцев или итальянцев? Да никакой высадки сил вермахта в Крыму или на Кавказе не может произойти в принципе! Нет у немцев таких возможностей. А мы отвлекаем семнадцать дивизий на оборону Крыма и Кавказа от химеры! Да лучше укрепите этими дивизиями тот же Южный и Юго-Западный фронты, чтобы немцы не вышли к Днепру! Простите, товарищ Сталин, не сдержался…
– Ничего. Вы сказали: «Когда Красная армия перейдет в наступление…» Вы верите в нашу окончательную победу, товарищ Октябрьский?
Филипп уловил, что тон вождя потеплел.
– Простите, товарищ Сталин, но здесь не вопрос веры. Здесь точное знание. Мы отступаем не потому, что слабы, а из-за недостатка боевого опыта. Ничего, благодаря немцам мы его быстро накопим! И я очень надеюсь, что Красный флот тоже не будет отстаиваться на базах, а даст бой.
– Доложите обстановку, товарищ Октябрьский.
– Немцы совершили несколько авианалетов на Севастополь, Одессу и Николаев. Есть жертвы и разрушения, но и люфтваффе понесла урон. Гитлеровцы пытались заминировать выход из бухты главной базы флота, но мы отбили атаки, а те донные магнитные мины, которые немцы все же успели сбросить, мы научились разоружать. Сейчас эти трофеи хранятся отдельно, в случае необходимости мы их используем против самих немцев. Авиация флота совместно с самолетами Одесского военного округа совершила налет на нефтепромыслы Плоешти. Эта операция, которую мы назвали «Гром», была быстро, но неплохо спланирована. Благодаря четкому взаимодействию между Южным фронтом и Черноморским флотом нам удалось отбомбиться по Плоешти, Констанце и Бухаресту практически без потерь, а вот немцы с румынами, простите за грубость, огребли по полной.
– Грубость в отношении врага уместна, товарищ Октябрьский.
– Согласен, товарищ Сталин. Сегодняшней ночью ударная группа флота вышла в набеговую операцию на Констанцу. В ходе бомбардировок с воздуха и обстрела с моря нам удалось подавить береговые батареи. В самом скором времени мы будем готовы к тралению минных заграждений у побережья Румынии и высадке десанта. Захват плацдарма позволит нам добиться стратегической цели – наступлению на Плоешти, чтобы лишить немцев тамошней нефти. Однако ни я, ни товарищ Тюленев не можем продолжать войну на чужой территории без одобрения Верховного главнокомандующего…
– Товарищ Октябрьский, вы уверены, что сможете добиться поставленной цели?
– Товарищ Сталин, у меня нет уверенности в том, что мы сможем занять нефтепромыслы Плоешти – их сторожит целая немецкая армия. И, если появится угроза их захвата, гитлеровцы тут же перебросят подкрепления. Но как раз на этом я и строю свой расчет – оттянуть на себя дивизии с фронта. По старому плану, с которым я, в принципе, согласен, удерживать плацдарм в Констанце будут части, сформированные из моряков-добровольцев, но основная ответственность ляжет на 7-й стрелковый корпус. Переброска морской пехоты ослабит Южный фронт, но и силы противника резко уменьшатся. Предполагаю, что немецкое командование, которое заправляет румынскими вооруженными силами, перебросит под Констанцу с Южного фронта части 3-й и 4-й румынских армий, и тогда там останется всего лишь одна 11-я армия вермахта. Армия сильная, но не способная наступать по всей линии фронта. Что произойдет в дальнейшем, определенно сказать нельзя. Как вариант, можно представить себе, что немцы перебросят на Дунай подкрепления, выделив их либо из 17-й армии вермахта, либо из 1-й танковой группы Клейста. Это ослабит напор группы армий «Юг» на главном направлении, а мы под Констанцей свяжем боем переброшенную группировку. Если, конечно, мы не бросим наращивание сил десанта и поддержку флота.
– Хорошо, товарищ Октябрьский, действуйте. Считайте, что Ставка дает вам добро. Наркома Кузнецова мы поставим в известность, и комфронта Тюленева тоже.
– Командующий Южным фронтом находится рядом со мной, товарищ Сталин.
– Замечательно, тем проще вам будет договориться о взаимодействии. Мы надеемся на вас, товарищ Октябрьский. До свиданья.
– До свиданья, товарищ Сталин.
Филипп положил трубку и обернулся к остальным, с тревожным ожиданием глядевших на него.
– Верховный главнокомандующий дает добро! – ухмыльнулся Октябрьский.
Эти слова сработали как выключатель лампочки: лица присутствующих (и заглядывающих в дверь) осветились улыбками.
Из воспоминаний пилота люфтваффе А. Дикфельда:
«Ночь принесла покой всем, кроме летчиков. Еще затемно мы вновь запрыгнули в кабины своих машин. Нас ожидала магическая сцена восхода. На горизонте неожиданно появился огромный диск солнца и ярко осветил местность. Когда поступила команда взлетать и вступить в бой, большинство находилось под впечатлением грандиозного зрелища. Никаких заминок не было, и самолеты стремительно покидали пыльное поле аэродрома Мамайя.
«Русские бомбардировщики приближаются к Констанце!» – сообщил по рации командир отряда капитан Э. Баксилла.
Он летел впереди и несколько выше остальных. Вскоре мы набрали 4000 м и догнали ведущего. Я впервые близко увидел русские самолеты. Несколько эскадрилий двухмоторных бомбардировщиков (без прикрытия) быстро приближались к нам со стороны утреннего солнца. Они были выкрашены в зеленый цвет и имели огромные красные звезды на крыльях и стабилизаторах.
Противник шел плотным строем, готовясь атаковать порт Констанцу.
«Приготовиться к атаке», – прозвучал в эфире приказ.
Отряд занял выгодную позицию для того, чтобы открыть огонь. Я проверил работу прицела, снял оружие с предохранителя и первым приблизился к замыкающему строй бомбардировщику. Последовал короткий залп из всех бортовых точек по этой машине – она… вспыхнула и покинула место в строю.
Прямоугольные купола парашютов немедленно открылись, и экипаж понесся к воде. Я выполнил вторую атаку, после чего вспыхнул еще один бомбардировщик.
Кругом творился настоящий хаос. «Мессершмитты» носились вокруг русских бомбардировщиков. Последние один за другим стремительно падали в море. Воздух был насыщен падающими бомбами и раскрывающимися парашютами. Только теперь я заметил, что русские боевые корабли также атакуют крепость Констанцы.
Они, ничего не подозревая, шли прямым ходом на румынское минное поле, и вскоре один из них попал прямо в ад. Когда сильный толчок потряс мой самолет, я подумал, что это было эхо взрыва на борту крупного корабля…»