Командующий флотом вызвал к себе контр-адмирала Фадеева, возглавлявшего охрану водного района главной базы.
– Надо немедленно протралить бухты и фарватеры, – приказал он. – Кто у вас сейчас в дозоре?
– Звено катеров-охотников лейтенанта Глухова.
– Лейтенанта?
– Это опытный командир. Давно плавает. Хорошо его знаю. Еще с той поры, когда был штурманом на крейсере «Коминтерн», а он у меня рулевым.
– Ну что ж, Владимир Георгиевич, пусть Глухов действует. О результатах дозора и траления докладывайте немедленно. Да, и не забудьте передать лейтенанту, что противник сбросил не якорные мины, а донные, магнитные. Такие будут реагировать на прохождение стального корпуса.
– Понял, товарищ командующий.
Несколько мин все же угодило в воду, хоть и вне фарватера. Боевые корабли не трогались с места, потому и не пострадали, хотя в тот раз подорвался эсминец.
Октябрьский усмехнулся. В тот раз…
На его памяти утром 22 июня затонул буксир с плавучим краном, посланный поднять со дна рейда сбитый немецкий самолет. Буксир подорвался на мине.
А в этот раз – нет. Вон он, работает, тянет со дна «Хейнкель» с одним крылом.
Моряки-овровцы[3] пеленговали мины еще в воздухе, когда они спускались на парашютах. Если не было видно самолетов, пеленговали всплески на воде при падении мин. Все эти точки обозначались вехами.
В тот же день инженер Брон – мобилизованный как интендант третьего ранга, хотя имел степень кандидата технаук, – изучил разоруженную немецкую мину и нашел способ борьбы с нею.
А в тот раз…
Филипп порадовался, что смотрит в окно, а то адъютант Галковский не понял бы его глуповатой ухмылки. Но было с чего ухмыляться – в тот раз, разбираясь с минным оружием фашистов прямо на глубине, погибло несколько офицеров и талантливых инженеров. А сейчас все они живы-здоровы. Ефременко, Иванов, Лишневский…
Комфлота посмотрел на часы. Семь утра.
– Русаков здесь? – он поднял голову над папкой с документами особой срочности.
– Так точно, товарищ командующий, – вытянулся адъютант.
– Давай его сюда.
Командующий ВВС явился и тоже, как адъютант, встал по стойке «смирно» – дюже впечатлились служивые не то что прозорливостью, а решительностью командующего. Отдавать приказы на открытие огня – это было круто. Главное, без оглядки на Москву, не выпрашивая у наркома позволения воевать…
– Проходи, Василий Андреевич. Долго тебя не задержу. Прежде всего хочу поздравить с успешным началом боевых действий.
Русакову эти слова командующего польстили, но он счел нужным поскромничать:
– Да, немцы понесли потери, но и мои не все вернулись.
– На войне, как на войне! Вот что. Этот авианалет был первым, но не последним. Надо отучать немцев от дурной привычки бросать бомбы, где попало. Короче. Готовьте бомбардировщики к ответному визиту. Необходимо как можно скорее совершить авианалет на Констанцу и Плоешти. Даже не так – на Плоешти и Констанцу. Нефтяные промыслы – это цель номер один. Немецкие танки работают на синтетическом бензине, который вырабатывается из угля, но он не годится для самолетов, им потребен высокооктановый бензин, а его можно получить лишь из нефти. Добыть которую, кроме как в Румынии, ну, еще маленько в Венгрии, немцам просто негде.
– Понятно, товарищ командующий. Сделаем.
– Сделаете так. Нанесете три удара по Констанце: первый – составом тридцать три «ДБ-3» и двадцать семь «СБ», второй – семь «ДБ-3», и третий – девять «ДБ-3», а также удар по Бухаресту составом шесть «СБ». Самолеты 96-й эскадрильи Дунайской флотилии пусть отбомбятся по румынским портам на Дунае. Готовьте самолеты – операцию проведем в ночь на 25-е. А я слетаю в Одессу, договорюсь с командующим Южным фронтом – негоже посылать одни бомберы, им нужно сопровождение истребителей. Нашим не хватит дальности, а вот если взлетать с аэродромов Аккермана или Болграда…
– Это было бы очень желательно!
– Да уж… Нам обещали перегнать эскадрилью «Пе-2», и еще я выбил порядка сотни «ТБ-3».
– Староваты «туберкулезы»… – заметил Русаков. – Тихоходы они.
– Это да, но вам ли не знать, что как раз эта их тихоходность обеспечивает точность бомбометания. А я еще постараюсь подвести к целям наших разведчиков-диверсантов, чтобы они «подсветили» их из ракетниц.
– Отлично! – бодро ответил Русаков и замялся: – А разрешение наркома?..
Октябрьский внимательно посмотрел на командующего ВВС.
– Разрешение бомбить врага, напавшего на нашу родину? – мягко спросил он. – Немцы сбрасывают бомбы на Измаил, Одессу и Крым, румынские мониторы уничтожают наши погранзаставы на Дунае…
Русаков покраснел.
– Ступайте, Василий Андреевич. Будет вам разрешение.
Октябрьский помнил, что «в тот раз» разрешение наркома пришло лишь поздно вечером, но сейчас он не был намерен ждать.
Хотя он понимал генерал-майора. Ведь первая директива из Москвы не предусматривала переноса боевых действий на территорию противника, и его приказ может быть расценен как провокационное самоуправство. Ничего, переживем какнибудь…
Октябрьский улыбнулся. Сейчас он испытывал великолепное чувство свободы и легкости – его душу не сковывал, не угнетал страх. Было такое ощущение, что прежняя боязнь осталась в том будущем, в которое уже не хотелось возвращаться.
Да и чего ему бояться, прожившему семьдесят лет? Самое страшное, что с ним может случиться здесь, – это позор.
Тот самый, который остался в будущем, которое для него стало прошлым. Безумный выверт, но все именно так.
Самое главное, в чем можно признаться лишь себе, кроется в истинной правде – участвовать в неведомом Эксперименте он решился не для того, чтобы изменить ситуацию в Севастополе, а по иной причине – снять с себя вину.
Здесь и сейчас, в Севастополе, в первый день войны, он еще ни в чем не провинился, никого не предал, не совершил ни одной из тех ошибок, за которые потом бывает стыдно. Все впереди.
И вот именно для того, чтобы не повторились послевоенные ад с чистилищем, чтобы не выть, не плакать, он должен будет сделать то, что обязан, – возглавить оборону Севастополя и победить.
Он будет воевать здесь, за ГБ, за Крым, будет драться с немцами. Если Москва поможет ему в этом – хорошо, если нет – обойдемся.
А если будет против, то он ни за что не выйдет из драки. Пусть ему грозят Кузнецов, Берия и Сталин втроем, он не отступится от своего.
Да, надо было дожить до старости, оказаться за неделю до смерти, чтобы понять одну простую вещь: лучше погибнуть, сохранив честь, чем влачить жалкое существование бесчестного дристуна!
11-я немецкая армия, 3-я и 4-я румынские, входившие в состав группы армий «Юг», наступали по всему фронту. Формально войска, находившиеся на территории Румынии, должны были подчиняться «кондукэтору» Антонеску, но фактически всем рулил командующий 11-й армией генерал-полковник Риттер фон Шоберт, которому румынский диктатор поручил разработку «всех директив и приказов, касающихся совместного ведения войны».
В первые дни Великой Отечественной противник вторгся на территорию СССР в районах Ровно, Львова, Луцка, постоянно бомбил железнодорожные узлы Жмеринка, Казатин, Помошная, города Винницу, Одессу и Севастополь.
«В тот раз» Октябрьский уже в ночь на 23 июня послал самолеты бомбить Констанцу, но толку от этого было мало. Теперь же комфлота намеревался тщательно подготовиться, хоть и в сжатые сроки, и нанести по-настоящему мощный удар.
В этом он надеялся на помощь генерала армии Тюленева, намедни ставшего командующим Южным фронтом. 24-го его поезд прибудет в Винницу, где комфронта ждет плохо подготовленный КП.
В тот же день самолет Октябрьского покинул Севастополь, направляясь в Винницу.
Но до этого Филипп побеспокоился о том, чтобы заслать в тыл врага особую опергруппу «угонщиков». Они должны были угнать с аэродрома Цилистрия немецкий «Фокке-Вульф-189», самолет-разведчик, прозванный красноармейцами «рамой».
Филиппа очень беспокоила необходимость хоть как-то залегендировать свои «прозрения» или «получение разведданных», неизвестно как и от кого. Но если в состав 30-го отдельного разведывательного авиаполка ввести «раму», то многое сразу прояснится, снимет неловкие вопросы.
Откуда узнал? Ну, как же! Наши бравые пилоты слетали в тыл врага на немецкой «раме». Никто на нее, естественно, внимания не обратил – свои же! А «свои», пользуясь случаем, все, что нужно, углядели и даже запечатлели на фотопленке…
Время было грозовое, напряженное. Филиппу было неуютно в тесном «ДБ-3Ф», да еще в качестве борт-стрелка. Зато надежно и быстро.
Пересечься с Тюленевым удалось прямо на КП, где недовольный генерал-майор ругал московское начальство – у комфронта не было линий связи даже со штабами армий, не говоря уже об отдельных дивизиях.
Филипп решительно подошел и представился:
– Командующий Черноморским флотом Октябрьский. Прилетел только что, надо передать ценные разведданные.
Тюленев протянул руку и сказал:
– Иван Владимирович.
Комфлота крепко пожал сухую длань.
– Филипп Сергеевич.
– Пройдемте. Кабинет я пока не обжил, но хоть поговорить можно.
Надо сказать, Октябрьский предусмотрел простой и надежный способ, как расположить к себе Тюленева. И воспользовался им.
– Иван Владимирович, вот тут, – Филипп достал папку из портфеля, – кроки и донесения о расположении немецких и румынских частей по состоянию на вечер вчерашнего дня и утро сегодняшнего. Воздушная и наземная разведки поработали хорошо, все сведения проверены и перепроверены.
– Ну-ка, ну-ка… – оживился Тюленев. – О, как… У немцев нет ни одной танковой и моторизованной дивизии? Это правда?
– Совершенная! На всей линии Южного фронта танковые дивизии не задействованы, 1-я танковая группа Клейста наступает севернее. А общая численность противостоящих вам немецко-румынских войск не превышает двадцати дивизий. Изучая развертывание сил противника, а также ход боевых действий, нетрудно было прийти к выводу, что удар немцы с румынами нанесут на Могилев-Подольский и Бельцы, а общее наступление вражеских войск начнется 1–2 июля. Это подтвердили захваченные нами языки. Выяснилось, что 1 июля противник перейдет в наступление силами до шести дивизий из района южнее Липкан в направлении Могилев-Подольский – это будет вспомогательный удар, а главный удар силой до двух немецких корпусов будет нанесен из района севернее Ясс в направлении Бельц…
Октябрьский блефовал, не испытывая даже легкого опасения, ведь все его данные были верны. Ну, не было никаких «подвигов разведчиков», и что? Информация-то истинная!
Тюленев развернул бурную деятельность, у него забегали все, даже раскормленные генералы. Филипп скромно ждал своей очереди и дождался-таки.
– У меня такое ощущение, – сказал комфронта, ухмыляясь, – что вы не просто так нам помогаете! М-м?
– Так мы ж южане, – отшутился Октябрьский. – Да, Иван Владимирович, я рассчитываю на вашу поддержку. А дело вот в чем. Я планирую операцию под кодовым названием «Гром». Она предполагает массированный авианалет в течение будущей ночи на объекты в Констанце, Плоешти и Бухаресте.
– А вот это правильно! – прищелкнул пальцами Тюленев. – Немцы бомбят наши города, а румыны, коль уж стали их подельниками, пусть отвечают за свое соучастие!
– И я о том же. В течение двух ночей подряд наши подлодки выбрасывают на румынский берег группы разведчиков-диверсантов. Их задача – «подсветить» цели при подлете нашей авиации, чтобы обеспечить точность попадания. Особенно это касается Констанцы и Плоешти. Бухарест будем бомбить без подсветки, лишь бы шуму наделать. Покажем им кузькину мать!
На румынскую столицу пошлем «ТБ-3». На Констанцу – «ДБ-3» и «СБ». А вот на Плоешти я могу отправить лишь одну эскадрилью «Пе-2». Но в Одесском военном округе есть еще сорок «пешек», было бы неплохо задействовать и их.
– Задействуем обязательно! – энергично кивнул Тюленев. – Я сейчас же отдам приказ, пусть наши авиаторы плотно повзаимодействуют с флотом.
– И еще…
Комфронта широко улыбнулся.
– И еще, – продолжил Октябрьский. – Мы, к сожалению, не можем обеспечить сопровождение бомбардировщиков – истребители просто не долетят. Но вот если их отправить с ваших аэродромов, даже из Котовска, то их дальности вполне хватит. Мне известно, что под Одессой находятся новейшие «МиГ-3»… Правда, пилотов, обученных летать на этой хорошей, но капризной машине, всего шестьдесят два человека. Думаю, шестидесяти «мигарей» будет достаточно, чтобы прикрыть наши бомбардировщики и над Констанцей, и над Плоешти. Если еще и «ишачков» подбросите, будет совсем хорошо. Конечно, «И-16» не совладает с «Мессершмиттом», но пока нам противостоят в основном старые «Харрикейны-1» и не более одной эскадрильи «Хейнкелей-112». Справимся.
– Справимся! – кивнул Тюленев. – За работу!
…Немцы никогда не надеялись на румын, вояки из «мамалыжников» были еще те, поэтому нефтеперерабатывающие заводы в Плоешти охраняли сами, держа под рукой зенитные орудия и «Мессершмитты».
Нефть – это кровь войны, поэтому «черное золото» было воистину драгоценным для Рейха.
Вот его и берегли.
Еще за год до войны поставки нефти в Германию с румынских заводов «Романа Американа», «Стандард Петрол», «Астра Романа», «Конкордиа Вега» и прочих составляли чуть ли не две трети всего импорта. А потом, когда Антонеску крепко сдружился с Гитлером, немецкий капитал сколотил компанию «Континенталь Ойл», по сути захватившую нефтепромышленность Румынии.
К июню 1941-го немцы сосредоточили вокруг Плоешти около тридцати зенитных батарей, десяток аэростатов заграждения и полтора десятка зенитных прожекторов. Румыны тоже подсуетились, задействовав порядка шестидесяти истребителей устаревших типов, и тогда гитлеровцы перебросили под Плоешти авиагруппу, которую первой в люфтваффе вооружили новейшими «Мессершмиттами» Ме-109 Ф-4.
И все же бомбить надо было.
«Надо, Филя! Надо!»
Ночь была темной, с высоты ясно виделись огни вдоль улиц Плоешти. Но это был фальшивый город, выстроенный специально для того, чтобы отвлекать внимание советских бомбардировщиков.
Настоящие заводы работали неподалеку.
Сорок девять пикирующих бомбардировщиков «Пе-2», двадцать «арочек» – двухмоторных «Ар-2», и почти сорок «ДБ-3Ф» незаметно подошли к цели, держась на высоте семь тысяч метров.
«Пешки» с «арочками» вел капитан Александр Цурцумия, дерзкий и насмешливый пилот. Его склонность к лихачеству и легкой показухе (должен же мастер получать удовольствие от своего умения!) вполне компенсировалась искусным пилотажем, настоящим лётным талантом.
Напарник и тезка Цурцумия, тоже Александр, капитан Шубиков командовал группой «ДБ-3Ф».
«ДБ-3Ф», прозванные «сигарами», несли по ФАБ-1000, бомбе весом в тонну каждая, «пешки» и «арочки» затарились парой ФАБ-500.
Первыми начали «Петляковы».
– Высота шесть тысяч восемьсот. До цели осталось пять минут.
– Перестроиться для атаки! – скомандовал капитан Цурцумия. – Провести боевое развертывание! Слушать всем! Звеньям перестроиться в колонну. Атака цели одиночно с пикирования!
– Приготовиться! Начали!
– Расчет данных для бомбометания готов.
– Командир! Вижу ракеты!
Впереди вспыхнули яркие зеленые огни. Они дрожали, бросая мерцающий свет на заводы внизу, на сборища цистерн, на резервуары и прочие промышленные пейзажи.
– Включаю ЭСБР![4] Угол пикирования сделаем семьдесят градусов. Слышишь?
– Вас понял, выдержу. Выпускаю тормозные решетки!
– Потеряй еще пятьсот метров! Так! Боевой курс!
– Влево пять! Замри! Пошел!
«Пе-2» плавно сорвался в пике.
– Выводи!
Хлопнули, закрываясь, бомболюки.
– Цель накрыта!
Внизу разверзался ад. Там, где недавно падали зеленые звезды, бросая отсветы на заводские корпуса, теперь вздымались огромные облака огня и копоти. Багровое сияние заливало все окрест, выделяя черные ломаные формы.
Лопались нефтехранилища, разливая целые озера оранжево-красного огня, окатывая подъездные пути, и тогда стали взрываться цистерны с бензином – они лопались, распускаясь невиданными огненными цветами.
– Командир! Разрывы справа – пятьдесят метров! А, нет, все! Накрыло зенитки! Ух и полыхнуло!
В атаку пошли «ДБ-3Ф». Мощные «тонки» пробивали заводские корпуса и рвались, вынося все оборудование наружу. Заводам «Орион», «Униреа» и «Астра Романья» пришел конец.
– Внимание, «маленькие»! Опасность справа. Прикройте!
– Прикроем, «большие». Работайте спокойно.
«МиГи» понеслись в пике, выпуская дымные шнуры трассеров. Звено «Хейнкелей», запоздало поднятое по тревоге, стало расходиться, но тут один из немецких истребителей вспыхнул клубком огня, теряясь на фоне колоссального пожарища.
– Второй сбит!
– Осторожно, аэростат!
Рыскнувший «Хейнкель» врезался в свой же аэростат, пробивая надутую тушу и падая вместе с ним на пути, где горели и взрывались многие десятки цистерн с нефтью и высокооктановым бензином.
– Маневр влево! Влево!
– Одиннадцатый! Вас атакуют «мессеры»! Маневр!
«МиГ-3» создавались как высотные перехватчики. На высоте в шесть-семь тысяч метров они достигали больших скоростей, и там никакой «Мессершмитт» с ними не справился бы. Но и на малых высотах была управа на немецкие истребители – «мигари» их срезали, разгоняясь в пике.
Вот и на этот раз сработало – четверка «МиГов» уделала пару новейших «Мессершмиттов», немцами прозванных «Фридрихами».
– Внимание! Слушать всем! Отходим!
«Облегчившись», эскадрильи бомбардировщиков поворачивали на обратный курс. Уходили «пешки», уходили «арочки», уходили «сигары».
И лишь тогда среди озер и заливов жидкого огня «проснулись» зенитчики. Лучи прожекторов отчаянно шарили по небу, но ничего, кроме серых туш аэростатов, не находили…
…На следующий день в «Нью-Йорк Таймс» появилась статья, эпически описывавшая налет советской авиации на Плоешти. Были разрушены и повреждены нефтеочистительные заводы, крекинговые установки, железнодорожные пути, и прочая, и прочая. Полностью развалились четыре заводских корпуса, уничтожено более трехсот цистерн с горючим, шестьдесят с лишним нефтебаков, пять складов. Гигантское зарево над заводами в Плоешти висело трое суток…
…Той же ночью тридцать три «ДБ-3Ф» и двадцать семь «СБ» совершили налет на Констанцу.
Самолеты выходили к базе на высоте пять-семь тысяч метров и с трех с половиной-четырех тысяч сбрасывали бомбы, вываливая их из-за облаков.
Штурманы-бомбардиры целились на огни зеленых ракет, указывавших мишени для бомбометания.
За каких-то десять-пятнадцать минут были уничтожены нефтегавань вместе с парой заправленных танкеров и нефтегородок, разворочены Южный и Восточный молы, перекопаны аэродромы Мамайя и Сюит-Геола.
Отдельная эскадрилья разбомбила трехорудийную батарею «Тирпиц», которую немцы соорудили южнее Констанцы. Имея калибр в 283 миллиметра, пушки этой береговой батареи могли достать корабль на дистанции почти в тридцать восемь километров.
Одной из задач, поставленных Москвой перед Черноморским флотом, был десант на румынский берег. Под обстрелом из орудий батареи «Тирпиц» достижение подобной цели становилось проблематичным.
Теперь проблема была снята.
Горела Констанца, горела Сулина, а потом запылал Бухарест.
Почти восемьдесят тихоходных «ТБ-3» совершили крюк над Черным морем и подобрались к столице Румынии со стороны Болгарии.
Бомбардировщики шли на высоте три с половиной тысячи метров, каждый из них нес по двадцать ЗАБ-50 в бомбоотсеке и по четыре ФАБ-500 под крыльями.
Были атакованы два нефтеперерабатывающих завода, сортировочная станция и северный вокзал. Горело тоже хорошо, но главным эффектом являлся моральный – румыны убедились, что соучастие в войне не останется безнаказанным, а СССР – это рядом, это близко и «ответка» не заставит себя ждать.
Погибло немало мирных жителей, но чем они были лучше тех, что пилоты люфтваффе убивали в Бресте, Гродно, Минске, Одессе?
Разумеется, немецкая пресса тут же в красках описала «кровавые злодейства большевиков»…
Из воспоминаний капитана 1-го ранга И. Панова:
«…Уже в первый день войны 22 июня 1941 года Октябрьский задумал послать самолеты на бомбежку аэродромов и баз противника. Спустя годы такое решение сочтут обычным. Но в тот день оно не казалось простым. Ведь первая директива из Москвы не предусматривала переноса боевых действий на территорию противника. Конечно, это должно быть поправлено, однако сейчас может расцениваться как провокационное самоуправство. Тут же память воскрешала скрипучие слова Берия, сказанные минувшей ночью по телефону: за самоуправство последует расплата.
И все-таки надо действовать. Ведь немцы бомбят Измаил, Крым. Румынские мониторы уничтожают наши погранзаставы на Дунае. Чего же ждать? Запросив у наркома ВМФ адмирала Н. Г. Кузнецова разрешения бомбить аэродромы и базы врага, Октябрьский приказал ночью нанести удар по Констанце. Для начала послать туда девятку бомбардировщиков, а затем подготовить массированные удары и по Констанце, и по Плоешти. Там – нефть, а без нее туго придется и кораблям, и танкам фашистов.
Так со второй же военной ночи авиация флота стала наносить удары по базам, военным и промышленным объектам врага. Горели нефтехранилища в Констанце и Плоешти, откуда гитлеровская коалиция получала половину всего необходимого для нужд войны горючего; шли ко дну готовые к отправке танкеры и транспорты, взрывались поезда с нефтецистернами. Рухнул в Дунай вместе с нефтепроводом пролет Чернаводского моста…
Легко сказать, бомбить Чернаводский мост. Мало того, что он имеет сильную противовоздушную оборону, туда еще надо долететь. Но, отдавая боевой приказ, Октябрьский имел представление, как он будет выполняться. Он вник во все детали операции. К шести тяжелым бомбардировщикам вместо бомб подвесят истребители и доставят их к месту. Истребители нанесут удар с малых высот, а шесть «Пе-2» будут бомбить с пикирования…»