Через пару дней Злате позвонила какая-то незнакомая женщина. Она представилась Таней. Оказалось, что это старшая дочь ее любовника. Злата сначала не поняла, зачем ее приглашают на похороны.
А потом до нее дошло, что это дочь ее погибшего Алексея. Что удивило мою сестру.
Полковник при жизни, готовясь к женитьбе, поручил Тане забрать то самое кольцо, которое хотел вручить Злате. Он уже попытался сделать такой подарок своей любимой женщине, но ошибся с размерами пальцев. А потому заказал новое. Наконец-то кольцо было готово.
Дочь нашла также среди его вещей все письма, которые он не отправил Злате. И не знала, что с ними делать. А потому уточняла у нее самой адрес, чтобы доставить все это курьером.
На похороны Злата решила не идти, поскольку понимала, что ее начнут осуждать за то, что она не оказала помощь тонущему Алексею. И второе – она беспокоилась о своей беременности. Зачем женщине в положении такие переживания?
Но адрес, разумеется, подтвердила. Таня не упрекала ее ни в чем и не обвиняла. Наоборот, ей хотелось посмотреть на ту женщину, которую выбрал ее отец после смерти мамы.
Она даже предлагала лично привести Злате посылку. Но та почему-то боялась этого визита. И решила оградить себя от лишних волнений. А кольцо принять. Поскольку это было очень дорогое украшение с редким бриллиантом от известного бренда.
Злата призналась когда-то Людмиловичу, что хотела бы получить именно такое кольцо в зеленой коробочке. Ей казалось, что вместе с таким ценным камушком и ее стоимость как женщины увеличится.
Ей хотелось компенсировать самой себе какую-то внутреннюю пустоту и утрату. Она всегда так делала, когда чувствовала свое одиночество. Как только получала аванс, то тут же все деньги инвестировала в покупки.
И приобретала красивые платья, туфли, сумки, цепочки и сережки. Которые ей тут же переставали нравиться, и она ждала уже зарплату, чтобы снова совершить шопинг, истратив все до копейки.
Коммунальные услуги оплачивали родители, кредиты – муж. Питанием детей и мужа Злата не заморачивалась. Хозяйки из нее не вышло. Дети покупали себе бургеры или магазинные пельмени.
Злата игнорировала ту часть своей жизни, в которой нужно было быть матерью и женой. Хотя упорно выставляла в сети жизнеутверждающие статусы про счастье и постановочные фотографии, под которыми ее коллеги и студенты оставляли тысячу восторженных комментариев, поражаясь эстетике и красоте кадров.
А восхищаться было чем. Каждый раз Злата тщательно отбирала снимки, которые нужно транслировать окружающим. И на всех она была безупречной. Поскольку заранее проводила репетиции всей семье, даже если это были моменты из их совместных поездок на море.
Не было никакой расслабленности в этих фотосессиях. Наоборот, начиная от детей и заканчивая собаками и кошками в кадре, все выглядело дешевым реквизитом. И все улыбались. Дети – отрепетированными улыбками. Злата натянутой и правильной улыбкой модели. А ее муж Ваня – всегда выглядел вымученным и беспомощным на фоне своей уверенной жены, идеальной, отретушированной местами, похожей на фарфоровую куклу в своих неестественных жестах.
Пожалуй, только роль педагога у Златы получалась лучше всего. С именем. С хорошей репутацией. Неподкупного. Дающего отличные результаты. С кучей кубков и наград. Со статусом, уважаемым и почитаемым.
И еще одно амплуа отлично закрепилось за Златой – любовницы, из-за которой мужчины в буквальном смысле умирали. И ей это состояние роковой женщины нравилось. И устраивало то, что это не она страдает по мужчинам и каждый день добивается их внимания.
Это они посвящали ей стихи, дарили цветы, подарки, ревновали и восхищались ее неприступностью и красотой. Умением сохранять лицо и быть несокрушимой скалой и одновременно очень соблазнительной женщиной с красивыми коленями и узкими запястьями, которые она демонстрировала, не стесняясь, подчеркнув стройность ног короткими юбками и украшая свои безупречные руки браслетами и кольцами.
Впрочем, все восхищало поклонников в Злате – ее невероятно прелестное почти детское лицо, не утратившее красоту даже во взрослом возрасте, огромные, всегда как будто бы печальные карие глаза, совершенный изгиб темных бровей, пухлые губы со слегка опущенными уголками, белоснежная сияющая кожа с небольшим румянцем на щеках.
При всей внешней холодности Златы, в ней сквозила какая-то скользящая женственность, плавность во всех движениях, которые были выверены и совершенны, как у восточной женщины.
Возможно, из-за того, что Злата никогда не поднимала тяжести, не носилась по магазинам с пакетами продуктов, даже своих детей она редко брала на руки, и после родов тут же отказалась от грудного кормления, дабы не растянуть грудь.
В Злате никогда не было суеты, так присущей матерям или женам, которые всегда хлопочут и озабочены проблемами. Напротив, она всегда двигалась плавно, как будто плыла, лебедью, покачивая своими округлыми бедрами, обтянутыми узкими юбками.
И взяла за правило опаздывать везде и всегда, чтобы ее ждали – на лекцию, на свидание, просто ждали, ибо когда тебя ждут, то ценность твоя увеличивается. И люди будут чувствовать, что это им нужнее встреча, чем тебе.
А значит зависеть от тебя. Даже если это будет не так.
Злата упивалась своей ролью не просто красивой женщины, но и педагога, которого вылавливают для пересдачи зачетов и экзаменов по многу раз не только студенты, но и их родители. Умоляющие ее чуть ли не на коленях поставить зачет или хорошую оценку их отпрыскам.
И сейчас, разговаривая по телефону с незнакомой женщиной, Злата старалась напустить на себя важность и была резкой, обрывая монолог своей собеседницы.
Ей не хотелось рефлексировать и вдаваться в подробности погребения своего любовника. Все пугающее и некрасивое Злату всегда отталкивало.
У нее была назначена встреча с ее наставницей из монастыря, которая уговаривала Злату отказаться от неродившегося ребенка.
Вознаграждение мой сестре светило внушительное. Но что-то похожее на сострадание и милосердие впервые за долгое время зашевелилось в душе Златы. Она, которая могла быть принципиальной и неприступной, не могла уговорить себя получить выгоду от беременности.
Никого и никогда не любила Злата, а потому не могла сказать определенно, что двигало ею в тот момент, когда она хваталась отчаянно за свое позднее материнство, как путник, попавший в болото, хватается за первую попавшуюся растущую ветку.
Она решила поехать в монастырь и исповедаться. Именно в намоленном пространстве Злата успокаивалась.