Вся верхняя часть застыла и закостенела в напряжении. Плечи поднялись, вытягивая шею головы вперёд, и прикинулись радиатором батареи. Короткие ручёнки неистово метались назад, то одна, то другая – Николай тужился завести мобильный бензиновый источник питания, дёргая за лямку с ручкой. В салоне микроавтобуса побелел и немного поголубел воздух. Валера закашлялся.
– Подожди, я трубку отвода проверю.
И он проверил: нашёл, подтянул, зажал и подёргал. Николай улыбался, как всегда, радостно выпучивая свои круглые синие глаза, с белком цвета гладкого листа А4 хорошей новой бумаги. Пока Валера возился с трубкой, Николай долил бензина из красивой чистой канистры, подложил деревянный брусок, сваливая топливо на одну из сторон и забурчал какую-то песенку, прокачивая топливо насосом.
На полу старой белой газели, сильно тонированной, валялись кусочки проводки, ветошь, шланги и микрочипы. Вроде даже лежал кардан, завёрнутый в плёнку. К задним дверям прислонился странно вытянутый вверх дисплей, ещё в белой упаковке и защитных пузыриках. Сиденья были чисты, окна тоже.
Повседневно-рабочая одежда не отличала мужчин от жителей этого дворика, от жителей многоэтажек, не отличали и лица. Их отличала беззаботность и увлечённость своим делом.
Не вписываясь цивилизационно, в салоне красовался сенсорный пульт. Слишком современный и технологичный, кустарно, он был приколхожен к бензиновому чуду, чтобы вечером запуститься. Напарники, как всегда, не замечая сложностей, делали для этого больше, чем могли. Одновременно с ездой газели установка не работала, если подключить её к аккумулятору, и оперативники решали задачу посильно.
Когда начальник отдела оперативного реагирования увидел стоимость установки с батареей, было решено прекратить проект и отказаться от нового оборудования, пусть и так необходимого. Но Николай и Валера скромно высказали мысль о собственном источнике питания, на совещании, за мизерную премию, по сравнению с изначальной стоимостью батарей. Спустя полгода документальной возни и благодаря сложным международным договорённостям, в их отдел, в их город, доставили две мобильные установки по подавлению эволюции и обе они обошлись гораздо дешевле, чем одна с родным источником питания. То чего они не могли себе позволить, всё же, оказалось в отделе.
Из кабинета начальника убрали шкаф и заменили стол на маленький, чтобы уместить головной пульт по отслеживанию всплесков энергии. С системой предстояло разбираться, подход к работе тоже требовал пересмотра – все тюрьмы были переполнены.
– Так-то лучше, – Николай улыбался, глядя на задорно тарахтящий агрегат пританцовывая. В салон больше не коптило.
Валера распаковал дисплей. Панель управления светилась в ожидании своего экрана. Грохотало, но сносно.
– Давай сразу накинем его на стойки и иди за руль, я подключу…
Дисплей легко присовокупился к панели, и Николай переполз на водительское место. Нужно ехать, нужно отвезти кардан и вернуться часам к пяти-шести в этот двор, когда люди доберутся до своих квартир и их можно будет начать мониторить. Район выбран отправной точкой, а в этом дворе просто удобно парковаться и оставлять машину на ночь.
Второй аппарат установлен в новеньком Фольксвагене с толстыми звукоизоляционными стенками, там, где на сто квадратных метров приходится больше влиятельных и обеспеченных жителей чем тут. Работы там начнутся позже, а пока необходимо обкатать оборудование.
Газелька завелась и уползла из двора, утаскивая в своём чреве бензиновую тарахтелку и новейшее корейское оборудование. В гаражах уже дожидались кардана от Фольксвагена. Желающих приобрести Николай с Валерой нашли по обычному объявлению. Остальное дело техники, на новый микроавтобус присобачили всё, что было старого на базе, а свежие запчасти уйдут с молотка.
Из средств на мобильную установку питания было потрачено только на новую красивую канистру, которую давно хотелось на работу. Установка собралась из подручного материала. Зарабатывать им не мешали, иногда, потому что сильно ценили, иногда, потому что и представить не могли…
Графитовый дисплей, со странными светлыми всполохами точек – Валера слегка опробовал его по дороге к гаражам и отключил, когда они прибыли к месту. Переделкины прикрыли панель с дисплеем тряпками и плёнкой, чтобы не вызвать вопросов. Хозяин мастерской осмотрел кардан и был несказанно доволен покупкой. Его люди уволокли кардан в гаражи, руки были пожаты. Можно возвращаться к работе.
Николай вёл машину. Валера, сидя рядом на пассажирском, пытался разобраться в инструкции: корейская подходила по схемам и описанию, но совершенно не поддавалась языково, а те, что были скачены и распечатаны на русском и английском просто не подходили, совершенно.
Скоро шесть вечера. Заметно потемнело и началась оттепель. Микроавтобус занял местечко во дворе и тихонько затарахтел оборудованием.
– Алло, да… да, но… так ведь…Так точно, есть!
Николай смотрел на Валеру, ожидая новостей. Валера смеялся, тихо и немножко нервно.
– Совсем забыл, с января то… напомнила, властная наша.
– Что напомнила, ну?
– Ну что, церковь-то с этого года, тоже, частично по ведомству проходит. А у нас ведь год укрепления связей… Да. Ты в курсе?
– В курсе, в курсе.
– Ну, так по этим укреплённым межведомственным, всё оборудование… и машины новые, оружие, нужно освещать теперь. Услуги-то оплачены, так сказать, на благое дело. Они там что-то договорились… Короче, завтра утром газельку на освещение, вместе с пультом и батарейкой нашей, бензиновой.
– После ночи?
– Так уже сегодня надо было.
– Понятно… Ну, запускай, посмотрим, что тут у нас.
Они шли и шли. Он видел, как она идёт, видел её голые ноги в невесомом платье и солнечном дне. День за днём, ноги продолжали идти и он, бескрайне влюблённый мальчишка, продолжал видеть эти ноги по вечерам, перед сном. Видел и теперь, видел с тех пор, как впервые увидел по-настоящему.
Она просто шла перед ним, в своей позапрошлогодней короткой куртке и джинсах. По скользкой окостенелой дорожке от института. Шла одна, и скользила ботинками, и это был тот самый момент. Раньше они общались, но мало и сдержанно, она не была из его компании.
Разгон, он проскользил по тропинке на полусогнутых ногах и с размаху въехал в неё, обхватывая руками:
– Оой, прости, подскокользнулся, хи-хи-хи.
От столкновения она тоже поехала, теряя равновесие, и схватилась за его руки. Никаких перчаток, конечно. Её ладони на его руках. Но он даже не почувствовал, стараясь удержать их на ногах, в скольжении, и обхватить через пуховик посильнее…
– Возьмись под руку, я тебя доведу. Привет… – сказал он, отпуская её из объятий и выставляя руку.
У неё перехватило дыхание, и она не смогла сказать, что он придурок и так себя вести неприлично.
– Ага, хмм… ха-ха, – ответила она и взялась за его локоть, краснея от своего красноречия.
Потом они ещё раз поскользнулись и он, как бы случайно, подбил сбоку её ноги, роняя девушку на себя. Шли весело, когда закончилась тропинка, она нехотя отпустила его руку.
– Ну спасибо, брат пингвин, крепче на ногах держись, – сказала она и пошла, как ни в чём не бывало, но уже совершенно другой походкой. Он смотрел, и баловство закончилось в тот момент. Он, как казалось навсегда, ушёл с этими ногами к мечте.
И теперь, этим вечером, он снова их видел. Валера с Николаем закончили настройку оборудования. Зима перестала чавкать и успокоилась, роняя температуру в минус, к ночи. Разве может что-то остановить зиму, когда её время настало. А любовь?
Вот они, уже в другом платье и на другом краю земли. Вот они на пляже, вот на лугах. Ноги были везде, и никуда от них не деться, спасения нет. Есть только желание быть с ней, везде-везде, всегда-всегда. И чем дольше её не было рядом с ним, тем сильнее ему хотелось быть рядом с ней. Он даже стал подозревать, что дело вовсе не в ногах.
– Как думаешь, это оно? Это любовь? – поинтересовался Николай у Валеры.
– Ну смотри, тут сказано, что чем зеленее, тем сильнее…
– Это я понял, но любовь не страшно. Мы ведь не это ищем?
– Наоборот, Коль. В инструкции, как я понял, сказано, что любовь чуть ли не самое опасное, самое активное, для эволюции, так что как раз её и ищем… тоже.
– Понятненько. Тогда включаем, что ли?
– Да, чёт не схватывает, погаси, я клеммы проверь вот тут, к аппаратику…
– Ага, заодно перезапустим.
И Николай погасил. Тарахтелка замолкла. Через пару минут всё схватилось и завелось. Аппаратик на исходящий сигнал тоже зашептал. Без синхронизации со вторым аппаратом и головным дисплеем, установка охватывала примерно километр радиуса и в этом радиусе выделялась одна зелёная точка. Валера приблизил область и переключил графитовый дисплей в трёхмерный режим.
– Давай, Коль, подъезжай ближе. Понял куда, примерно?
– Да, – ответил переделкин по технической части, возвращаясь за руль.
Коля сделал погромче, так, чтобы достучаться барабанами до Валеры.
Выходя из двора, машина активно прыгала подвеской на зимних колдобинах, не стесняясь уносить тяжёлый зад с оборудованием в занос, обтирая сугробы задним левым крылом. Николай втопил. Газель, как дикая буйная лошадь, устрашающе выскочила на улицу, не замечая никаких сложностей и преград на своём пути.
У Валеры засветились глаза, толи отблесками экрана, толи азартом охотника. Николай видел только дорогу перед собой. Бояться нечего: ничего точно не развалится и в навыках мегавождения своего напарника Валера не сомневался. Он радостнее юзал пульт, иногда поднимаясь в воздух над своим креслом у дисплея или сваливаясь всем весом на правый или левый подлокотник. Вычисления давались на славу, вплоть до этажа, у Валеры уже было расположение влюблённого человека готового эволюционировать.
Трёхмерная модель подтягивала данные из окружающего мира. Город, судя по данным, полнился серыми точками с красными оттенками – люди на приемлемом уровне. Приемлемыми считаются все, вплоть до жёлтого, а зелёный – это любовь, и это уже опасно. На зелёном, вслед за уверенностью и силой, люди начинают вступать в активное взаимодействие и обмениваться энергиями, что недопустимо. Никакой любви там, где должен быть страх и эгоизм.
Газелька неистова рассекла кварталы, оставляя после себя шок, восторг, злость и простое непонимание – боги светофоров благоволили ей этим вечером.
На большом перекрёстке с проспектом, Николай заложил Газель в управляемый занос, чем открыл речевые аппараты и несколько забрал на рыцарских шлемах у водителей, ожидающих светофора и плавно текущих по городу. Не каждый вечер увидишь дико ревущую старушку машину, так грациозно входящую в поворот и исчезающую за секунду, разрывая улицу и психику водителей на лоскуты.
Николай в ударе, дело своё он знал. Машина так разогрелась, что он осознанно проскочил нужный квартал и немного покружил по городу, с удовольствием виляя задом по перекрёсткам и обходя всех и вся, без малейшего намёка на соперничество. Вот, бабулька, расслабила пальцы обороняя пакетик с картошечкой на мокрый, холодный и обильно подсоленный асфальт. Стоя перед пешеходным переходом, который разрезал белый микроавтобус своими чёрными окнами и сильно яркими фарами. Дедуля, рядом с бабулей, прихватил рукой своё сердечко, уставшее, и позабывшее об адреналине. На его глазах проступили слёзы, а Газель исчезла в следующем повороте, унося с собой рёв и шум, приближаясь к запрещённой, нынче, в этом городе любви.
Изумруд заполнил объём помещения на втором этаже, выходя пульсацией за границу квартиры и цепляя своими волнами точки людей по соседству. Оттенок их становился оранжевым, от контакта с любовью, и даже жёлтым, если точка уже была слегка апельсинового оттенка. Из глубины изумруда, тоненькой ниточкой тёк мерцающий ручей, паутиной, он тянулся в город, теряясь, где-то в графитовой темноте дисплея – это он, своим сердцем, тянулся к ней. Валера, максимально увеличивая место, смотрел, как странное и завораживающее свечение наполняет модель жизнью. Смотрел и начинал понимать…
Парень не видел никакого свечения, он видел её ноги. Не думал он, естественно, и не о какой эволюции. Он так сильно её хотел, что в пору было выть.
Николай добавил мощности, бензиновый агрегат зажурчал громче и грубее. Валера выбрал необходимый режим и включил установку. У них обоих, тут же, заложило уши. А у паренька, на втором этаже, в ушах зазвенело уже через несколько минут. Он как-то отвлёкся и пришёл в себя. Засуетился, поднялся на ноги. Его дыхание сбилось, изумруд на экране заметно убавил в яркости и мир молодого человека, действительно, стал тускнеть.
– Смотри-ка, зашевелился.
– А им не больно? Как это… им не больно, когда вот так? – поинтересовался Николай у Валеры, как будто бы тот знал.
– Нуууу, вроде нет, это же на энергетическом…
– Так через физиологию ведь. Думаешь не больно?
– Думаю нет, мы же в порядке.
– Ну да… Он что, выходит куда-то?
– Да, Коль. Заводи, будем ехать.
Медленно тоже ехать можно, но Николай от этого страдал. Страдал от обычной медленной езды, и наблюдал, как поздним вечером, по промозглой улице, куда-то тащится паренёк. А за его угасающим светом следил Валера, через графитовую установку. Так и ехали.
Когда парень добрался до её общаги, свечение почти упало до жёлтого и пульсация заметно ослабела, под влиянием установки. Оранжеватый шарик, с блеклыми зелёными переливами, перемахнул через забор и устроился под зданием.
– Паркуйся тут, приехали, – бросил Валера Николаю и откинулся в кресле.
– Ловкий парень, – ответил Николай, наблюдая как молодой человек влезает на высокий забор и спрыгивает с него.
Газель, как русалка плавно, скользнула поперёк улицы и застыла меж двух машин так, как будто всю жизнь там и стояла. Студент пристроился под деревом и достал телефон из куртки:
«Привет )) А как будет правильно, пингвиниха или пингвинесса?»
«Привет. Правильно будет – Осёл»
«Ок.
В моих длинных мохнатых ушах прям звенит, когда я думаю о тебе»
«Сочувствую»
«Так и не скажешь )) Может ослику грустно и одиноко, а пингвиночка такая добрая…»
«С чего это вдруг и ещё такой звериный подкат? У тебя не бешенство, случайно?»
«Это я ещё говорить не начал, ..», – написал он и заорал ослом на всю территорию общежития:
– Иииии-ааааа!!!! Ииииии-ааааааа!!! Иииииии-аааакх, кхх-кхх-кххх, – закашлялся ослик, после крика, широко и звонко ударившего в окна общежития, этим тихим, по-зимнему спокойным, вечером.
Валера и Николай, не сговариваясь, одновременно заржали в голос.
Она, уютно сидя на постели в мягкой пижаме, дрогнула и навострила ушки. Насколько только может навострить ушки самка пингвина, когда под окнами кто-то ревёт ослом.
«… а пингвины ведь вообще не разговаривают
Ты как отзываться будешь?»
«Это ты там???»
«Иа. Может уже попробуем по-человечески. Ты на каком этаже?»
Она выглянула в окошко из-за белой узорчатой тюльки, на миллисекунду отодвигая её и показывая своё лицо. За это мгновение успела ужаснуться, обрадоваться, пискнуть, покраснеть и присесть под подоконник. И, конечно, уже было поздно – он был здесь, и он её видел. Вроде бы. Она выглянула ещё раз, чтобы убедиться. Он успел помахать ей рукой и что-то показать жестами. Она снова испугалась и хотела присесть, спрятаться, но немножко наклонилась вперёд, приседая, и шлёпнулась лбом о подоконник. Соседка по комнате, тоненько, брызнула смехом.
Как берёзовой дубиной по голове. Страх и волнение из головы, мигом, куда-то высыпались. Загудело, звон в ушах усилился. Забывая, кто и где, она прислонила ушибленный лоб к холодному стеклу, прикрывая глаза руками, не замечая, как парниша внизу то прыгает, то становится на четвереньки выхаживая собакой, в попытке изобразить осла, то качается по снегу.
Она открыла глаза. Немного полегчало. На лбу огромное красное пятно, и уже не понятно: от холода или от подоконника?
– А? – не расслышала она из своего тумана и переспросила соседку.
Та, вытягиваясь на носочках липла к окну, с восторгом куда-то глядя и бубня.
– Охренеть, говорю. Он реально по трубе сейчас поползёт. Это к тебе, что ли?
– Ко мне… … – ответила она и зависла, – Чегоооо?!! Как ползёт? Куда ползёт?
Тут же прильнула к окну – уже никого не видно. Тогда она влезла на подоконник и открыла форточку, высовывая голову в зиму, из тёплой и уютной комнаты.
– Каааапец!!! – подвела она итог увиденному, закрывая окно плотными шторами, – Чё делать то теперь? Реально ползёт…
Соседка посмотрела на неё и спросила:
– Это тот?
– Агааа! – сказала она соседке и прикрыла руками рот, осознавая, что происходит…
Соседка и подруга, по совместительству, окинула её оценивающим взглядом. Сверху вниз. Снизу вверх.
– Да уж, красотка-канешна…
Красотка метнулась из комнаты, спотыкаясь и не вписываясь в дверной проём. Но, как-то, всё же, оказалась в коридоре, затем она обернулась и спросила, кто сегодня на вахте.
– Василич сегодня, спит уже, наверное. Не просечёт.
– Когда будет на четвёртом, кринке мне и иди к Ирке, она сегодня одна…
Подруга состроила недовольную гримасу, руки в боки, но её уже никто не видел. В душевых что-то загремело и донёсся странный крик, походивший на полоумное пение – подружка решила побрить ноги.
– Чёт не особо-то наших студентов установка берёт, – заметил Николай Валере, глядя, как разгорается пламень на мониторе.
– Нууу, – резюмировал коллега, – Может других поищем? Пока все три установки не синхронизировались, импульс не особо бьёт, видимо… и если человек не один.
– Ну так чё, поехали тогда? – поинтересовался Николай, уже почёсывая руки и предвкушая гонки по промозглым скользким и пустым улицам.
И они поехали… Охотники. Рыбаки, с новой, высокотехнологичной удочкой. Но, что уж там, они, как и все, кто был до них, как и все, кто тщетно пытался остановить любовь и эволюцию, не понимали. Не понимали, что всё это похоже на попытку изменить необъятную реку, вытягивая из неё рыбку. Река остаётся рекой.
Он уже на третьем.
Навстречу свободе, в безграничном космосе, в живом океане любви… Я уже рядом. Я иду искать