В тот день должен был прилететь Сэм, который собирался остаться здесь до вечера понедельника. Он забронировал нам номер в отеле в нескольких кварталах от Таймс-сквер. Памятуя о словах Агнес, что разлука отдаляет влюбленных, я отпросилась у нее на вторую половину дня. Она сказала «может быть», и по ее тону я поняла, что ответ будет скорее положительным, хотя внутренний голос подсказывал мне, что новость о приезде Сэма на уик-энд ее не слишком обрадовала. И все же я шла, пританцовывая, с дорожной сумкой в руках, на Пенсильванский вокзал, чтобы сесть на аэроэкспресс до аэропорта имени Джона Кеннеди. К тому времени, как я добралась до аэропорта, у меня внутри все дрожало от нетерпения.
На табло прилета было указано, что самолет приземлился. Значит, сейчас Сэм ждет багаж, поэтому я поспешила в дамскую комнату привести в порядок прическу и макияж. Чувствуя себя слегка вспотевшей и растрепанной после битком набитого поезда, я подкрасила ресницы и губы, затем прошлась щеткой по волосам. В честь такого случая я надела юбку-брюки из бирюзового шелка, черную футболку поло и высокие черные ботинки. Мне хотелось больше походить на себя прежнюю и в то же время показать, что я как-то неуловимо изменилась, возможно, стала чуть-чуть более загадочной. Дав дорогу какой-то измученной тетке с огромным чемоданом на колесиках, я подушилась и посмотрелась в зеркало, примеряя на себя роль женщины, встречающей любовника в международном аэропорту.
Из дамской комнаты я вышла с отчаянно бьющимся сердцем, а когда посмотрела на табло, то поняла, что жутко нервничаю, хотя наша разлука длилась всего четыре недели. Этот мужчина видел меня в самом неприглядном виде: разбитой, испуганной, печальной, противоречивой – и тем не менее продолжал меня любить. Он был все тем же Сэмом, уговаривала я себя. Моим Сэмом. Ведь ничего не изменилось с тех пор, как он позвонил в мою дверь и через переговорное устройство, смущаясь, пригласил на свидание.
На табло по-прежнему было написано: «Ожидание багажа».
Я заняла выгодную позицию у барьера, в очередной раз проверила прическу и устремила взгляд на раздвижные двери, непроизвольно улыбаясь при виде счастливых парочек, встречающихся после долгой разлуки. И сразу подумала: «Еще минута – и мы будем на их месте». После чего я сделала глубокий вдох, внезапно почувствовав, что у меня начинают потеть ладони. Через раздвижные двери уже начали просачиваться тонкими струйками прибывшие пассажиры, и мое слегка безумное лицо невольно стало смахивать на маску предвкушения: с открытым от волнения ртом и восторженно поднятыми бровями, совсем как у политического деятеля, заметившего, якобы случайно, кого-то в толпе.
Порывшись в сумке в поисках носового платка, я еще раз оглядела прибывших пассажиров. В нескольких ярдах от меня стоял Сэм, его голова заметно возвышалась над людским морем. Сэм, точно так же как я, сканировал взглядом толпу. Пробормотав «простите» стоявшему рядом человеку, я поднырнула под барьер и кинулась к Сэму. Он резко повернулся, больно стукнув меня сумкой по ноге.
– Вот черт! Ты в порядке? Лу? Лу?
Я потерла ногу, с трудом сдержавшись, чтобы не выругаться. На глаза навернулись слезы, и я, преодолевая боль, проговорила сквозь стиснутые от боли зубы:
– Там было написано, что твой багаж еще не прибыл! Поверить не могу, что прошляпила наше великое воссоединение! Я была в туалете!
– У меня только ручная кладь. – Он положил руку мне на плечо. – Как нога? Не болит?
– Но я ведь все так хорошо распланировала! Даже табличку сделала и все такое! – Я достала из-под куртки заламинированную картонку и выпрямилась, стараясь не обращать внимания на пульсирующую боль в ноге. «Самый красивый парамедик в мире». – Это должно было стать одним из определяющих моментов наших отношений! Одним из тех, к которым вы то и дело возвращаетесь: «А помнишь, как я встречала тебя в аэропорту Джона Кеннеди?»
– Но это так или иначе прекрасный момент, – с надеждой произнес он. – Я очень рад тебя видеть.
– Рад меня видеть?
– Счастлив. Счастлив тебя видеть. Прости. Я что-то торможу. Совсем не спал.
Я снова потерла ногу. Минуту-другую мы молча смотрели друг на друга.
– Нет, так не годится! – заявила я. – Тебе придется вернуться.
– Вернуться?
– К барьеру. И потом я сделаю все, как запланировано, то есть подниму табличку, подбегу к тебе и мы поцелуемся. Вот тогда все будет правильно.
– Ты серьезно? – вытаращился на меня Сэм.
– Это стоит того. Ну давай иди! Пожалуйста.
Поняв наконец, что я не шучу, Сэм направился навстречу потоку прибывших пассажиров. Люди смотрели на него с удивлением, некоторые осуждающе качали головой.
– Стой! – Я попыталась перекричать стоящий кругом гвалт. – Достаточно!
Но Сэм меня не слышал. Он продолжал идти в сторону раздвижных дверей – и мне вдруг стало страшно, что он сядет на самолет и улетит обратно.
– Сэм! – завопила я. – СТОЙ!
Все дружно посмотрели в мою сторону. Он повернулся и увидел меня. И пока он разворачивался, я снова поднырнула под барьер.
– Сюда! Сэм! Это я! – Я помахала табличкой, и он пошел навстречу, невольно улыбаясь этой дурацкой затее.
Уронив табличку, я бросилась к нему, и на сей раз он не стал бить меня сумкой по ноге, а бросил сумку на пол и поднял меня вверх, и мы поцеловались, совсем как в кино – страстно, самозабвенно и восторженно, не смущаясь и не думая о запахе кофе изо рта. По крайней мере, мне так показалось. Потому что после того, как Сэм оторвал меня от земли, я забыла обо всем: о наших сумках, о людях кругом, о любопытных взглядах. Обо всем, кроме его крепких рук и нежных губ. Мне не хотелось отпускать Сэма. Я прижалась к нему, такому сильному и надежному, и вдохнула знакомый аромат кожи, и уткнулась носом в его шею, буквально до боли чувствуя, как каждая клеточка моего тела истосковалась по нему.
– Ну что, ненормальная, теперь лучше? – спросил Сэм, слегка отстранившись, чтобы получше меня разглядеть.
Я подумала, что наверняка помада размазалась по лицу, волосы взъерошились, а вдобавок от его медвежьих объятий побаливали ребра.
– О да, – сказала я, улыбаясь как последняя идиотка. – Намного.
Мы договорились забросить вещи в отель, и по дороге я усиленно сдерживалась, чтобы не трещать без умолку от возбуждения. Я молола чепуху, обрушивая на Сэма неотфильтрованный поток сознания. Он смотрел на меня, как смотрят на не в меру разрезвившуюся собачку: с некоторым изумлением и легкой тревогой. Но когда за нами закрылись двери лифта, он притянул меня к себе, взял мое лицо в ладони и снова поцеловал.
– Ты это специально, чтобы я заткнулась? – поинтересовалась я.
– Нет. Потому что мне этого не хватало все четыре бесконечные недели, и теперь я собираюсь это делать столько раз, сколько получится, до самого отъезда.
– Мне нравится ход твоих мыслей.
– Всю дорогу готовился.
Я смотрела, как он вставляет ключ-карточку и, наверное, в пятисотый раз изумлялась своему везению. Ведь я нашла такого мужчину именно в тот момент, когда и не надеялась кого-то полюбить. И сейчас я чувствовала себя такой порывистой, непредсказуемой и романтичной, совсем как героиня воскресного кино.
– Ну вот и все.
Мы остановились на пороге. Номер отеля оказался меньше моей комнаты у Гупников, на полу ковролин в коричневую клетку, а постель не роскошное ложе с эксклюзивным итальянским бельем, как я рисовала в своих фантазиях, а продавленная двуспальная кровать, застеленная покрывалом в бордово-оранжевую клетку. Я старалась не думать о том, когда его в последний раз отдавали в химчистку. Сэм закрыл за нами дверь, и я бочком обошла кровать, чтобы заглянуть в ванную комнату. Только душевая кабина и никакой ванны, а когда я включила свет, вентилятор завыл дурным голосом, словно капризный малыш у кассы супермаркета. В комнате пахло застарелым табаком и промышленным освежителем воздуха.
– Тебе не нравится. – Сэм напряженно вглядывался в мое лицо.
– Нет! Все идеально!
– Конечно не идеально. Прости. Я забронировал его через Интернет, вернувшись после ночного дежурства. Может, спуститься вниз и попросить другой номер?
– Дама на ресепшн говорила, что отель забит под завязку. Брось, все замечательно! Кровать, душ, отель в самом центре Нью-Йорка, и вообще, тут есть ты. А значит, все будет замечательно!
– Брехня! Мне следовало посоветоваться с тобой.
Я никогда не умела врать. Сэм протянул руку, и я нежно сжала его ладонь.
– Все чудесно. Честное слово!
Мы, не сговариваясь, бросили взгляд в сторону кровати. И я прижала руку к губам, понимая, что не могу сказать то, что вертелось у меня на языке.
– Возможно, нам стоит проверить кровать на предмет клопов.
– Ты серьезно?
– Если верить Иларии, то здесь, в Нью-Йорке, просто нашествие клопов. – (У Сэма понуро поникли плечи.) – Даже в самых шикарных отелях бывают клопы. – Я подошла к кровати и, резким движением сдернув покрывало, принялась обследовать белую простыню, после чего наклонилась, чтобы проверить край матраса.
– Ничего! Итак, все замечательно! Мы в отеле, где нет клопов! – Я подняла большие пальцы вверх. – Ура!
В комнате вдруг стало тихо.
– Пойдем прогуляемся, – сказал Сэм.
И мы пошли прогуляться. По крайней мере, отель находился в отличном месте. Мы прошли шесть кварталов по Шестой авеню и вернулись на Пятую, петляя и идя куда глаза глядят. Я пыталась не болтать без умолку о себе или о Нью-Йорке, что оказалось труднее, чем я думала. Сэм же в основном молчал. Он взял меня за руку, я прислонилась к его плечу, стараясь не пожирать Сэма глазами. Было нечто странное в том, что он здесь. Я поймала себя на том, что ловлю буквально мельчайшие детали его внешности – царапину на руке, слегка отросшие волосы – в нелепой попытке воссоздать любимый образ в своем воображении.
– Ты перестал хромать, – заметила я, когда мы остановились посмотреть в окно Музея современного искусства.
Я нервничала, поскольку Сэм упорно молчал, словно этот жуткий номер отеля все испортил.
– И ты тоже.
– Я начала бегать! – сообщила я. – Ты только прикинь! Каждое утро мы с Агнес и Джорджем, ее тренером, совершаем пробежку по Центральному парку. Вот, потрогай мои ноги! – Я подняла ногу, Сэм сжал мое бедро, и это явно произвело на него впечатление. Увидев, что на нас начинают оборачиваться, я поспешно добавила: – Ладно, теперь можешь отпустить.
– Извини, – сказал он. – Просто давным-давно забытое ощущение.
Я совсем запамятовала, что Сэм всегда предпочитал слушать, нежели говорить. Поэтому он не сразу сообщил, что у него новый напарник. После двух фальстартов – парня, в результате решившего, что не хочет быть парамедиком, и Тима, профсоюзного деятеля средних лет, который, очевидно, ненавидел все человечество (образ мыслей, совершенно неподходящий для этой работы), – Сэму дали в напарники женщину со станции скорой помощи Северного Кенсингтона, которая недавно переехала и хотела найти работу поближе к дому.
– А какая она из себя?
– Она, конечно, не Донна, – ответил Сэм. – Но вполне нормальная. Она хотя бы знает, что делает.
За неделю до этого Сэм встретился с Донной за чашкой кофе. Химиотерапия не помогла отцу Донны, но она всячески старалась замаскировать мрачное настроение едким сарказмом и шутками, впрочем, как обычно.
– Я хотел сказать ей, что нет нужды в напускной браваде. Ведь она знает, что я прошел все это со своей сестрой. Однако мы все так или иначе научились по-своему справляться с подобными вещами.
Джейк, рассказал Сэм, вполне прилично успевает в колледже и просил передать привет. Его отец, свояк Сэма, бросил лечение у психотерапевта, поскольку, по его словам, это было не для него, хотя он и оставил маниакальную привычку тащить в постель каждую встречную незнакомую женщину.
– Теперь он научился справляться со своими чувствами, – вздохнул Сэм. – После твоего отъезда он, можно сказать, кремень.
– А ты?
– Я справляюсь, – как-то обыденно бросил Сэм, но у меня от его слов защемило сердце.
– Но это ведь не навсегда, – сказала я, когда мы остановились.
– Знаю.
– А пока ты здесь, предлагаю оттянуться на полную катушку.
– Ну и какие у тебя планы?
– Хм, в первую очередь я хочу, чтобы ты разделся догола. Затем ужин. После этого ты снова разденешься догола. Возможно, прогулка по Центральному парку, ну и банальная туристская программа вроде парома на Стейтен-Айленд, Таймс-сквер, шопинг в Ист-Виллидж и, наконец, немножко реально хорошей еды, после чего ты опять разденешься догола.
– А ты сама-то собираешься раздеться? – ухмыльнулся Сэм.
– Ну конечно, два по цене одного. – Я прислонилась к его плечу. – А если серьезно, я рада, что ты приехал и своими глазами увидел, где я работаю. Возможно, я познакомлю тебя с Натаном, и с Ашоком, и со всеми людьми, с которыми мне приходится иметь дело. Мистера и миссис Гупник не будет в городе, так что тебе вряд ли удастся с ними встретиться, но, по крайней мере, ты сможешь получить общее представление.
Сэм остановился и развернул меня к себе лицом:
– Лу, на самом деле мне глубоко наплевать, чем мы будем заниматься. Лишь бы быть вместе с тобой. – Он даже слегка покраснел, словно и сам не ожидал от себя такого.
– Что ж, мистер Филдинг, очень романтично.
– Я тебе вот что скажу. Мне срочно нужно хоть что-нибудь поесть, если ты хочешь воплотить в жизнь ту часть плана, где я должен разделся догола. Где мы можем перекусить?
Мы как раз шли мимо Радио-Сити, окруженного громадными офисными зданиями.
– Здесь есть кофейня, – сказала я.
– Ой, нет! – хлопнул в ладоши Сэм. – Вот он, мой дорогой. Настоящий нью-йоркский фургончик с едой. – Он показал на один из обычных фургончиков с едой, предлагающий разнообразные бурито: «Мы приготовим любые по вашему желанию».
Последовав за Сэмом, я терпеливо ждала, пока он заказывал нечто размером с колесо, пахнущее горячим сыром и жирным мясом неясного происхождения.
– У нас ведь на сегодня не запланирован поход в ресторан? – с набитым ртом спросил Сэм.
Я не выдержала и расхохоталась:
– Все, что угодно, лишь бы ты продержался и не заснул. Хотя у меня есть нехорошее подозрение, что это доведет тебя до пищевой комы.
– Боже, как вкусно! Хочешь кусочек?
Конечно да. Но я надела реально шикарное нижнее белье, и мне не хотелось, чтобы резинки впились в мясистые части тела. Поэтому я подождала, пока Сэм доест, шумно оближет пальцы и выбросит салфетку в урну.
– Ладно. – Сэм взял меня за руку, и, к счастью, все снова стало нормально. – Как насчет раздевания догола?
На обратной дороге в отель мы молчали. У меня больше не было сосущего ощущения, будто разлука создала невидимый барьер между нами. Сейчас мне уже не хотелось разговаривать. Хотелось поскорее прижаться к его обнаженному телу. Хотелось принадлежать ему полностью, покориться, забыться в его объятиях. Мы пошли вниз по Шестой авеню, мимо Рокфеллеровского центра, и я больше не замечала путающихся под ногами туристов. Я будто оказалась заперта в невидимом пузыре, и все мои чувства сейчас были настроены на теплую ладонь, сжимавшую мои пальцы, на тяжелую руку на моем плече. Все его движения были пронизаны желанием, от которого у меня перехватывало дыхание. Да, можно смириться с разлукой, подумала я, если наши встречи после расставания будут столь же сладостными, как эта.
Не успели мы войти в лифт, как Сэм страстно прижал меня к себе. Мы поцеловались, и я растаяла, сомлела от близости его тела, а кровь стучала в висках так, что я практически не услышала, как остановился лифт. Не размыкая объятий, мы вывалились наружу.
– Эта штука для открывания дверей. – Сэм нервно ощупывал карманы. – Штука для открывания! Куда я ее положил?
– Она у меня, – успокоила я Сэма, пытаясь залезть в задний карман брюк.
– Слава богу! – с облегчением вздохнул он, ногой прикрыв за собой дверь. – Ты даже не представляешь, как долго я об этом мечтал!
Две минуты спустя я лежала, вся в липком поту, на Бордовом Покрывале Судьбы и думала, как бы незаметно дотянуться до трусиков. Несмотря на проведенный ранее тщательный осмотр кровати, было в этом покрывале нечто такое, что невольно вызывало желание поставить преграду между ним и моим обнаженным телом.
Голос Сэма повис в воздухе где-то рядом со мной.
– Прости, – прошептал он. – Я знал, что буду счастлив тебя видеть. Но не ожидал, что настолько.
– Все нормально. – Я повернулась к нему лицом.
Он обладал удивительной способностью обволакивать меня и словно возносить к облакам. Раньше я никогда не понимала женщин, утверждавших, будто наличие мужчины создает у них чувство защищенности, но именно так я чувствовала себя в присутствии Сэма. Правда, сейчас, судя по отяжелевшим векам, он явно боролся со сном, ведь, по моим прикидкам, в Англии было около трех утра.
– Дай мне двадцать минут, и я снова буду в строю, – поцеловав меня в нос, сказал Сэм.
Пробежавшись кончиками пальцев по его губам, я закинула на него ногу, чтобы прижаться к нему всем телом. Сэм накрыл нас одеялом, и я вдруг почувствовала, что снова воспламеняюсь. Уж не знаю, что такого было в Сэме, но с ним я становилась сама не своя – свободной от предрассудков и ненасытной. И я знала, стоит только прикоснуться к нему, как во мне сразу просыпается вожделение. Его плечи, мощные руки, мягкий, как у ребенка, пушок на шее у линии волос – все это будило желание.
– Я люблю тебя, Луиза Кларк, – нежно произнес он.
– Двадцать минут, да? – улыбнулась я, еще сильнее прижимаясь к нему.
Но он уже заснул, словно провалившись в сон. С минуту я смотрела на Сэма, напряженно гадая, стоит ли будить его и что придется для этого сделать, но затем вспомнила, какой измученной и потерянной я была сразу после прилета в Нью-Йорк. И еще подумала, что он пахал всю неделю по двенадцать часов в день. Да и вообще, это всего лишь несколько часов, а у нас еще целых три дня впереди. Я отпустила Сэма и с грустным вздохом перекатилась на спину. Тем временем за окном уже совсем стемнело, в притихший номер вдруг проник далекий шум транспорта. Мою душу раздирали противоречивые чувства, и, что самое неприятное, одним из них было разочарование.
«Прекрати!» – строго приказала я себе. Мои ожидания оказались слишком высокими, словно суфле, опадающее под воздействием окружающей атмосферы. Он был здесь, и мы были вместе, и через несколько часов он снова проснется. «Давай-ка лучше спать, Кларк». Я положила на себя тяжелую руку Сэма, вдохнула запах его теплой кожи. И закрыла глаза.
Полтора часа спустя я лежала на краю кровати, изучала на экране телефона мамину страничку в «Фейсбуке», удивляясь ее нездоровому пристрастию к мотивационным цитатам, а также к фотографиям Тома в школьной форме. Часы показывали половину одиннадцатого, и, естественно, сна не было ни в одном глазу. Тогда я встала с кровати и прошлепала в ванную. Я специально не стала включать свет, чтобы звук воющего вентилятора, не дай бог, не разбудил Сэма. Если честно, я не слишком рвалась ложиться обратно в кровать. Сэм скатился на середину продавленного матраса, и мне оставалось или примоститься на крошечном кусочке с самого краю, или взгромоздиться на Сэма. Да и вообще, может, этих полутора часов сна ему уже более чем достаточно? Тогда я залезла в постель, прижалась к Сэму и после секундного колебания поцеловала его.
Тело Сэма откликнулось на ласку раньше его самого. Он притянул меня к себе, большая ладонь гладила мое тело, губы осыпали мою спину сонными, нежными поцелуями, заставляя меня выгибаться дугой. Я сменила положение с тем, чтобы он оказался сверху, нашла его руку, наши пальцы переплелись, из моей груди вырвался страстный вздох. Сэм явно хотел меня. Он открыл глаза, и я, изнемогая от страсти, утонула в их сумрачной глубине, но тут с удивлением заметила, что его вдруг прошиб пот.
Он окинул меня долгим взглядом.
– Привет, красавчик, – прошептала я.
Сэм явно попытался что-то сказать, но слова, похоже, застряли у него в горле. Он смущенно посмотрел в сторону. И внезапно скатился с меня.
– Что? – удивилась я. – Что я такого сказала?
– Прости, – ответил Сэм. – Подожди, я сейчас.
Он рванул в ванную, с силой захлопнув за собой дверь. До меня донеслось: «Господи!» – а затем жуткие звуки, которые, к счастью, частично заглушил вой вытяжного вентилятора.
Оцепеневшая, я сидела на кровати, затем встала и натянула футболку:
– Сэм?
Я прижалась ухом к двери, после чего внезапно отпрянула. Звуковые эффекты безжалостно нарушали интимность происходящего в ванной.
– Сэм? Ты в порядке?
– Все нормально, – послышался сдавленный голос.
Но все было далеко не нормально.
– Что случилось?
Напряженная тишина. Звук сливаемой воды.
– Я… Э-э-э… Похоже, у меня пищевое отравление.
– Ты серьезно? Я могу тебе чем-то помочь?
– Нет. Просто… просто не входи сюда. Хорошо? – Затем последовали звуки неукротимой рвоты и приглушенное чертыханье. – Не входи сюда.
Примерно в таком же духе прошли еще два часа: Сэм из последних сил боролся со своими внутренними органами по одну сторону запертой двери, а я, в одной футболке, сидела, терзаемая тревогой, по другую. Сэм категорически отказывался впустить меня внутрь. Думаю, ему не позволяла гордость.
Мужчина, который наконец вышел из ванной около часа ночи, был цвета шпаклевки. Я поспешно вскочила на ноги, когда дверь ванной наконец открылась. Сэм перешагнул через порог и слегка отшатнулся, словно не ожидал меня здесь увидеть. Я инстинктивно протянула ему руку, явно не в силах удержать человека его комплекции:
– Что мне делать? Может, стоит вызвать врача?
– Нет. Мне просто нужно… чтобы это улеглось. – Схватившись за живот, Сэм плюхнулся на постель. Под его запавшими глазами залегли черные тени, взгляд был устремлен в пустоту. – В прямом смысле.
– Я дам тебе попить. И вообще, я сейчас сбегаю в аптеку и куплю тебе диоралит или что там у них есть от расстройства желудка.
Но Сэм был не в состоянии говорить. Мокрый от пота, он лежал на боку, глядя прямо перед собой.
Я купила нужное лекарство, мысленно благодаря Город, Который Не Только Никогда Не Спит, Но И Предлагает Регидрат. Сэм жадно выпил порошок, после чего, извинившись, снова исчез в ванной. Что до меня, то время от времени я просовывала в дверную щель бутылку с водой, но в конце концов сдалась и уселась пред телевизором.
– Прости, – пробормотал Сэм, когда где-то около четырех, шатаясь, вышел из ванной.
Рухнув на Бордовое Покрывало Судьбы, он забылся коротким беспокойным сном.
Я тоже пару часов поспала, накрывшись гостиничным халатом, а когда проснулась, то обнаружила, что Сэм до сих пор спит. Приняв душ и одевшись, я тихонько закрыла за собой дверь, чтобы выпить кофе в холле отеля. Меня буквально шатало от усталости. Ничего, успокаивала я себя, у нас еще два дня впереди.
Но когда я вернулась в номер, Сэм снова был в ванной.
– Мне ужасно жаль. – Сэм наконец вышел из ванной. Я раздвинула шторы, и при свете дня его лицо, на фоне несвежей простыни, казалось особенно серым. – Сомневаюсь, что сегодня от меня будет много проку.
– Все отлично! – бодро откликнулась я.
– Но к обеду, может, и оклемаюсь.
– Отлично!
– Хотя поездка на пароме, возможно, пока исключается. Не уверен, что могу позволить себе места с…
– …общественными туалетами. Я поняла.
Сэм печально вздохнул:
– Да уж, я отнюдь не так представлял себе сегодняшний день.
– Все отлично! – Я прилегла к нему на кровать.
– Может, прекратишь твердить как попугай «все отлично»! – раздраженно оборвал меня Сэм.
Секунду-другую я обиженно молчала, после чего ледяным тоном проронила:
– Отлично!
Сэм осторожно посмотрел на меня краешком глаза:
– Извини.
– Перестань все время извиняться.
Мы сидели на кровати, глядя перед собой невидящими глазами. Внезапно он накрыл мою руку своей:
– Послушай, я, вероятно, застряну тут еще на пару часов. Тебе необходимо набраться сил. А не торчать здесь со мной. Лучше прошвырнись по магазинам или типа того.
– Но ты ведь приехал только до понедельника. И без тебя мне вообще ничего не хочется делать.
– Лу, я сейчас ни на что не гожусь. – Сэм, казалось, был готов треснуть кулаком по стене, если, конечно, у него хватило бы сил сжать руку в кулак.
Я прошла два квартала к газетному киоску, где накупила кипу газет и журналов. А еще купила себе нормального кофе, кекс и простой белый рогалик на случай, если Сэм, проснувшись, захочет есть.
– Припасы, – заявила я, свалив все это добро на край кровати. – Теперь можно здесь окопаться.
Именно так мы и провели день. Я прочла «Нью-Йорк таймс» от корки до корки, включая обзор бейсбольных матчей. Повесила на дверь табличку «Не беспокоить», пока он дремал, и принялась ждать, когда к его лицу вернутся краски.
Может, ему станет лучше, и мы еще успеем прогуляться, пока не стемнело.
Может, мы еще сможем пропустить по стаканчику в баре отеля. Может, ему будет полезно принять сидячее положение.
Ладно, может, завтра ему все же будет лучше.
Без четверти десять, когда я выключила телевизионное ток-шоу, спихнула с кровати газеты и забралась под одеяло, единственной частью моего тела, которая касалась Сэма, были кончики пальцев, переплетенные с его.
В воскресенье он проснулся повеселевшим. Думаю, к этому времени в его организме уже просто не осталось лишней жидкости, способной выйти наружу. Я принесла ему немного бульона, он осторожно поел и заявил, что чувствует себя вполне здоровым, чтобы пойти прогуляться. Двадцать минут спустя мы бегом вернулись в номер, и он снова заперся в туалете. И вот тут-то он уже не на шутку разозлился. Я попыталась ему сказать, что все в порядке, но в результате только еще больше разозлила его. Ведь нет ничего более жалкого, чем громадный мужчина ростом почти шесть футов четыре дюйма, не способный поднять стакан с водой.
Не в силах более скрывать своего разочарования, я даже решила на какое-то время оставить Сэма. Мне срочно нужно было пройтись по улицам и убедить себя в том, что это не было дурным знаком и, собственно, ничего не значило; да и вообще, немудрено растерять весь свой природный оптимизм, если ты вот уже две ночи толком не спишь и целых сорок восемь часов сидишь взаперти в номере с отвратительной звукоизоляцией в ванной комнате, где прочно засел мужчина, павший в неравной борьбе с острым гастроэнтеритом.
И действительно, тот факт, что сегодня воскресенье, буквально разбивал мне сердце. Ведь завтра мне уже пора возвращаться на работу. А он ничего не успел сделать из всего того, что я запланировала. Мы не сходили на бейсбол, не проехались на пароме до Стейтен-Айленда. Не поднялись на крышу Эмпайр-стейт-билдинга, не прошлись рука об руку по парку Хай-Лайн. В тот вечер мы сидели в кровати, он ел вареный рис, купленный мной в суши-баре, а я жевала безвкусный сэндвич с цыпленком-гриль.
– Ну все, теперь я на верном пути, – пробормотал Сэм, когда я накрыла его одеялом.
– Здорово, – отозвалась я, но он уже заснул.
Я была не способна еще одну ночь прокручивать экран телефона, поэтому тихонько встала с постели и, оставив Сэму записку, покинула номер. Черт, я чувствовала себя глубоко несчастной и обиженной на жизнь! Почему ему понадобилось есть какую-то гадость, которая повлекла за собой пищевое отравление? Почему он так медленно идет на поправку? Ведь он как-никак парамедик. Почему он не смог выбрать отель получше? Я пошла вниз по Шестой авеню – руки сердито засунуты в карманы, уши заложены от рева непрерывного потока транспорта – и вскоре обнаружила, что направляюсь прямиком к дому.
Дом.
Неожиданно для себя я поняла, что теперь именно так думаю о «Лавери».
Ашок под навесом болтал с другим швейцаром, который при моем появлении тотчас же отошел в сторону.
– Привет, мисс Луиза. Разве вы сейчас не должны быть со своим бойфрендом?
– Он заболел, – ответила я. – Пищевое отравление.
– Вы, наверное, меня разыгрываете. И где он сейчас?
– Спит. Я просто… не выдержу, если мне придется еще двенадцать часов просидеть с ним в номере.
Я внезапно почувствовала, что вот-вот разревусь. Думаю, Ашок это тоже заметил, потому что махнул мне рукой, предложив поскорее войти внутрь. Он вскипятил чайник в своей каморке и заварил чай с мятой. Я сидела за его письменным столом, прихлебывая горячий чай, Ашок тем временем выглядывал в вестибюль проверить, не появилась ли поблизости миссис Де Витт с обвинениями в том, что он манкирует своими обязанностями.
– Ну ладно, – сказала я. – Почему ты сегодня дежуришь? Мне казалось, сегодня очередь ночного консьержа.
– Он тоже приболел. И в данный момент моя жена зла на меня, как сто чертей. Она собиралась пойти в библиотеку на собрание книголюбов, но нам не с кем оставить детей. Так вот, она пригрозила, что еще одно внеплановое дежурство в мой выходной день – и она самолично потолкует с мистером Овицем. А это уже совсем лишнее. – Ашок покачал головой. – Мисс Луиза, моя жена – страшная женщина. И я никому не советую расстраивать мою жену.
– Я бы с удовольствием помогла, но мне, пожалуй, стоит вернуться в отель, проверить, как там Сэм.
– Вы там с ним поласковей, – сказал Ашок, когда я вернула ему кружку. – Ведь он проделал неблизкий путь, чтобы повидаться с вами. И ручаюсь, ему куда тяжелее, чем вам сейчас.
Когда я вернулась в номер отеля, Сэм уже не спал. Откинувшись на подушки, он смотрел на зернистый экран телевизора. Не успела я открыть дверь, как он поднял на меня глаза.
– Я только… вышла немного прогуляться. Я… я…
– Скажи честно, что ты просто больше не могла ни минуты оставаться со мной. – Я замерла на пороге. Голова Сэма печально поникла. Он выглядел бледным и глубоко несчастным. – Лу, если бы ты знала, как я казню себя…
– Все отлич… – Я вовремя осеклась. – Нет, правда. У нас все хорошо.
Я включила душ, заставила Сэма забраться в душевую кабину, вымыла ему голову, выдавив остатки шампуня из крошечной бутылочки, а затем смотрела, как грязная пена стекает по его широченным плечам. Сэм молча взял мою руку и нежно поцеловал запястье поцелуем раскаяния. Набросив ему на плечи полотенце, я помогла вернуться в комнату. С тяжелым вздохом он лег обратно в кровать. Я разделась и прилегла рядом с ним, чувствуя себя полностью опустошенной.
– Расскажи что-нибудь о себе. То, чего я еще не знаю.
Я повернулась к нему:
– Ты знаешь обо мне все. Ведь я для тебя как открытая книга.
– Ну давай! Побалуй меня. – Его дыхание щекотало мое ухо, но в голове у меня было пусто.
Я по-прежнему чувствовала странное раздражение из-за испорченного уик-энда, хотя прекрасно понимала, как это несправедливо.
Увидев, что я словно воды в рот набрала, Сэм сказал:
– Ладно, тогда начну я. С этого дня перехожу исключительно на тосты из белого хлеба.
– Очень смешно.
Сэм вгляделся в мое лицо. Когда он снова заговорил, голос его звучал непривычно тихо:
– Да и дома дела идут далеко не блестяще.
– Ты о чем?
Сэм слегка замялся, явно сомневаясь, стоит ли начинать.
– Я о работе. Понимаешь, до того как меня подстрелили, я вообще ничего не боялся. Мог за себя постоять. Наверное, считал себя крутым парнем. А теперь тот случай не выходит у меня из головы. – Я попыталась скрыть удивление, а Сэм растерянно потер лицо и продолжил: – С тех пор как я вернулся на работу, я постоянно ловлю себя на том, что совсем иначе оцениваю ситуации, в которые попадаю… пытаюсь найти пути отхода, потенциальные источники угрозы. Даже когда для этого нет особых оснований.