Когда Арида полностью исчезает из вида, а моя кожа пропитывается запахом морской соли, я наконец-то осознаю, что это происходит на самом деле.
Яростный ветер треплет мои волосы, пока я привыкаю к сырому воздуху. Закутавшись в свой плащ, я не свожу глаз с яркого буйка. Он качается на волнах далеко позади нас, и моя грудь наполняется забытым, но таким желанным чувством – свободой. Я больше не заперта на Ариде. Сейчас я здесь, в открытом море, плыву навстречу новым приключениям.
Моя команда отдыхает на палубе: Касем и Бастиан прокладывают курс, Шанти постоянно меняет цвет своих ногтей, категорично отвергая каждый новый оттенок, а Ватея греется в лучах тусклого солнца. Время от времени русалка с аппетитом забрасывает в рот маринованную селедку, пока Феррик ерзает на месте, не решаясь с ней заговорить.
Ватея ловит его взгляд, и с игривой улыбкой протягивает моему главному советнику банку селедки.
– Селедки? – Когда очередной скользкий плавник исчезает у нее во рту, мой желудок закручивается узлом, а к горлу подступает тошнота. Русалка стонет от удовольствия и снова запускает пальцы в банку.
– Да, спасибо, – прочистив горло, Феррик принимает предложенное угощение и без промедления откусывает целый кусок. В этот же момент его тело содрогается от отвращения, и он притворяется, будто кашляет в рукав. – Восхитительно, – хрипит он, запихивая в рот остатки селедки. – Просто немного…пересолено.
Давясь смехом, я хватаю горсть сушеного мяса и отправляюсь на нос корабля, чтобы оставить их наедине. «Смертная казнь» – настоящий борец. Она отчаянно врезается в ледяные волны, сотрясаясь с такой силой, что мне с трудом удается устоять на ногах. Схватившись за фальшборт, я смотрю вдаль, на линию горизонта.
– Однажды мы с тобой отправимся в путешествие, – как-то сказал мой отец, выпроваживая меня с первого корабля, на котором я пыталась сбежать. – Я покажу тебе все королевство. Я покажу тебе каждое сокровище и каждый секрет Визидии.
Я закрываю глаза, пытаясь вспомнить, каково это – прижиматься к его груди. С каждым днем я все чаще пытаюсь угнаться за его тенью, ухватиться за мимолетные воспоминания о его улыбке или звуке его голоса, которые почему-то всегда ускользают от меня. Чем дольше я пытаюсь удержать в памяти его образ, тем больше он искажается. Алая кровь просачивается сквозь его королевское облачение и заливает мои руки. Он отпускает меня, и кровь начинает капать у него изо рта, пока из пустых глазниц валит черный дым, застилающий его лицо. За его спиной поднимается море мертвых жителей Визидии. Они, не мигая, смотрят на меня, и я узнаю тех, кто погиб в резне, случившейся прошлым летом. На месте их глаз остались темные дыры, из которых тонкими струйками стекает кровь.
Я тянусь к отцу, пытаясь выбраться из этого моря крови, но мертвецы утягивают его за собой. Их ярость сотрясает мои кости, а голова раскалывается от пронзительной боли.
Они знают, что натворила семья Монтара и что отец лгал своему народу. Они знают, что все это – наша вина.
Последнее, что я вижу – как одной рукой отец хватается за живот, а другую протягивает ко мне, но мертвецы уже облепили его со всех сторон. Я что есть силы рвусь к нему, но толпа мертвецов поглощает его тело, и с моих губ слетает отчаянный крик.
Это я виновата в его смерти.
Я виновата в смертях всех этих людей. Я виновата…
– Амора?
Образ отца исчезает, словно испугавшись звука голоса, и я открываю глаза. Мои пальцы крепко сжимают борт корабля, руки дрожат от напряжения, а ногти впиваются в деревянные доски. Я вздрагиваю, услышав сдавленный вздох, и не сразу понимаю, что он исходит из моего горла. Кто-то кладет одну руку мне на спину, а другую – на плечо.
– О боги! Эй, тебе нужно вдохнуть, хорошо? Попытайся дышать, – над моим ухом раздается женский голос, но он не настолько мелодичен, чтобы принадлежать Ватее. Хотя мне едва удается сосредоточиться, я изо всех сил стараюсь делать то, что говорит Шанти. – Хорошо. Слушай мой голос.
Я жду, что наемница снова велит мне дышать, но, на мое удивление, она больше не говорит, а поет. Мелодия звучит очень тихо, и мне приходится сосредоточиться, чтобы разобрать слова популярной матросской песни.
Ее голос совсем не похож на голос Ватеи. Фальшивый напев Шанти напоминает корабль, который вытащили из воды и тащат по песку, но знакомый ритм уже проник в мое сознание, и я покорно следую за ним.
Когда Шанти заканчивает петь, мое зрение возвращается в норму, и наемница ослабляет свою хватку. Вероятно, я все еще держусь на ногах только благодаря ей.
– Спасибо, – ухитряюсь сказать я между ровными вдохами, пока соленый морской запах убаюкивает мое взбудораженное сознание. Медленно, но верно боль от воспоминаний отступает; она все еще здесь, и, может, я никогда не смогу от нее избавиться, но теперь я хотя бы могу ее контролировать.
Шанти встает рядом со мной, опираясь на борт.
– Не стоит благодарности. Я знаю, сейчас тебе так не кажется, но… Со временем становится легче. Может, не в ближайшем будущем, и, может, старые раны никогда не затянутся до конца, но тебе станет лучше.
Я замираю, не решаясь задать вопрос, который вертится на языке.
– С тобой такое случалось?
Она оглядывается назад, но все слишком заняты своими делами и не обращают внимания на наш разговор.
– Думаю, у каждой из нас своя причина, – шепчет Шанти. – Но иногда боль кажется просто невыносимой. Мне знакомо это удушающее чувство. Сейчас мне гораздо легче, но, если становится совсем плохо, я ищу спасения в музыке. Обычно я напеваю знакомую песенку и сосредотачиваюсь на словах, а не на воспоминаниях. Когда мысли становятся слишком мрачными, я пытаюсь обмануть собственное сознание, думая о чем-то хорошем.
К моему удивлению, наемница выглядит спокойной и расслабленной. Я была уверена, что поначалу Шанти будет не по себе, но, кажется, она быстро освоилась на борту корабля. Даже сейчас я никак не могу ее разгадать. Я знаю, что она согласилась на это путешествие не по доброте душевной, а потому, что помогать королеве – очень выгодное занятие. И все же в этот момент мне не кажется, что у нее есть какой-то скрытый мотив. Думаю, она бы поддержала любого, кто оказался в той же ситуации, что и я.
Для меня Шанти всегда была человеком, которого стоит опасаться. Человеком, которого ничто не может сломить. Но, как оказалось, у нас с ней много общего.
– Я не думала, что ты отправишься с нами, – я стараюсь говорить как можно громче, но мой дрожащий голос почти не слышно из-за ветра. – Барракуды справятся без тебя?
– Барракуды могут о себе позаботиться, – говорит она. – Это просто работа, ничем не хуже прочих. Они знают, что я вернусь с полными карманами золота.
Я кладу руки на фальшборт и опускаю голову на сложенные ладони.
– Пожалуйста, не рассказывай никому о том, что случилось. Они не поймут.
Шанти не отвечает, и, если бы я не чувствовала ее присутствие, мне бы показалось, что она ушла. Наконец она говорит:
– Ты сама хозяйка своим секретам. Но твои друзья могут понять гораздо больше, чем тебе кажется.
– Ты сказала, что тебе стало легче. – Оглянувшись, я ловлю на себе несколько любопытных взглядов, но ревущий ветер надежно скрывает наш разговор от чужих ушей. – Когда?
– Когда я перестала убегать, – она произносит эти слова с теплотой в голосе. – Мне помогли мои барракуды. Когда я устала бежать от своего прошлого, они помогли мне его принять.
Я снова напрягаюсь. По спине пробегают мурашки, и я вздрагиваю, притворившись, что это всего лишь ветер.
– Что скажешь насчет завтрака? – спрашивает Шанти. – Касем как раз передает сообщение от твоей матери. Что-то насчет того, как впечатлить женихов и как развлекать гостей на приемах. Поверь, тебе стоит его послушать.
– Я сейчас приду, – говорю я. – Дай мне минуту.
– Конечно. – Перед уходом она слегка сжимает мое плечо. Это движение слишком явственно напоминает об отце, и у меня перехватывает дыхание.
Оставшись одна, я обдумываю слова наемницы.
Мне помогли мои барракуды.
А у меня есть моя команда, но Шанти ошибается. Они слишком разочарованы моим поведением, и поэтому мне придется самостоятельно разобраться со своим проклятием. Они никогда меня не поймут.
Я перестала убегать.
Но для меня это не вариант. На моих руках кровь всех погибших во время нападения Кавена. Как и кровь моего отца.
Если я перестану убегать, это будет значить, что я приняла их смерть вместе со своим проклятием. Это будет значить, что я согласна жить с половиной души и что магия рода Монтара больше никогда не будет принадлежать ни мне, ни Визидии.
Я не остановлюсь, пока не найду артефакт и не отплачу Визидии за весь причиненный мной ущерб. Я ничего не забуду и никого не прощу.
Поэтому я должна бежать дальше, не останавливаясь ни на секунду.