Я не двинулась с места, но Филипп даже не обернулся. Я понимала, что надо уйти: скоро откроется дверь, и меня обнаружат. Но вдруг накатили такая тоска и усталость, что я привалилась спиной к стене.
Не знаю, сколько бы так и простояла в коридоре под этой дверью, если бы меня не нашел Никита.
Он подошел, всмотрелся в мое лицо, приоткрыл дверь, возле которой меня обнаружил, а заметив внезапную заминку обернувшихся партнеров, поднял руки в извиняющемся жесте.
– Продолжайте – продолжайте! – попросил их, но так как любовники пребывали в растерянности и бездействовали, расстроенно прищелкнул языком. – Вот так всегда! Старший брат постоянно меня опережает!
Альбина, уловившая суть послания, что Филипп все видел, побывав здесь раньше Никиты, ойкнула, оттолкнула от себя голову мужчины, сдвинула ноги и обернулась.
– Красиво, – оценил мой друг ее прелести. – Благодарю за эффектное знакомство!
Я стояла чуть в стороне, и меня видно не было. Чтобы мое присутствие для растерянных любовников и дальше оставалось тайной, Никита закрыл плотно дверь, взял меня за руку и вывел на улицу. Заметив, что я поежилась от летнего ветерка, задумчиво покрутил на пальце брелок с ключами, и так же ничего не уточняя, усадил в машину и привез к себе домой.
– Зачем? – заметив из окна знакомую высотку новостроя, проявила я вялое сопротивление.
И, тем не менее, послушно шагнула из салона, когда дверь с моей стороны открылась и Никита подал мне руку.
– Затем, – дал он исчерпывающе лаконичный ответ.
Я прошла за ним по холлу, минуя службу охраны, и только в лифте, взглянув на его отражение, поинтересовалась:
– А ты сегодня один?
– Нет, – ответив на взгляд в зеркале, он щелкнул меня по любопытному носу. – С тобой. Разве не очевидно?
– А еще кто-нибудь будет? – уточнила я, прекрасно зная, что у Никиты, помимо меня, есть еще личная жизнь.
– Конечно, – ответил он, но, прежде чем я придумала повод, чтобы уйти и не мешать, пояснил: – Будем ты, я и ужин.
Едва мы вошли в квартиру, Никита быстро разулся и скрылся на кухне, выполняя данное обещание. Я слышала, как зашумела из крана вода, его размеренные шаги и мысленно даже видела, как уверенно и четко он перемещается по огромной черно-белой комнате. Ему шло быть на кухне, хотя из-за нехватки времени готовил он редко. И не для всех. Его последняя девушка была сильно удивлена, что Никита в курсе не только того, где в кухне находится плита, но и умеет ее включать.
Надо было разуться, пройти следом за Никитой, предложить свою помощь, но, зацепившись взглядом за большое зеркало в красивой раме, я долго всматривалась в свое отражение.
Рыжая, кучерявая, со все еще красными от слез глазами, с кровавыми ногтями и размазанными остатками алой помады. В черном платье, обтягивающем, как презерватив. После увиденного на злополучной вечеринке в голову пришло именно это сравнение. Мило, что и сказать. А еще на высоченных черных каблуках, придающих походке загадочную шаткость.
Отличный образ! Долго гадать не приходится, кого именно показывает мудрое зеркало. Все узнаваемо, потому что знакомо с детства.
Клоун.
Я видела клоуна!
Улыбнулась смешной пигалице, возомнившей, что встретила вторую половинку и что этой второй половинке на нее не начхать. Улыбка вышла довольно забавной и стала еще больше похоже на клоунскую.
А так?
Растянула губы во всю длину – о, прекрасно! Я бы такую страшилу выпустила зрителям на потеху.
А если попробовать так?
Рассмеялась – поначалу тихо и неуверенно, а потом как-то вошла во вкус. Недаром говорят, что смех заразителен. Ох, недаром! Взъерошив свои кудряшки, я громко расхохоталась.
– Анька! – почувствовала, как Никита трясет меня за плечи, кажется, слышала, что он говорил что-то еще, но не могла успокоиться.
Оказывается, быть клоуном – так забавно! Так весело! Так увлекательно! И я хохотала. До головокружения, до хрипа, до состояния пустоты. Хохотала и всхлипывала, сидя хоть и на полу, но в коконе из теплых знакомых рук.
– Анька, – слышался расстроенный шепот, но это было все, что дошло до моего сознания.
Устала, выдохлась, мне чудилось что-то неразборчивое, непонятное, на чужом для меня языке. Правда, ласковое, как майское солнышко. И такое… нежданное, что ли. Я качалась на карусели мужских объятий, пыталась и отдышаться, и одновременно все пояснить, а потом поняла, что говорить ничего не надо. Тому, кто рядом со мной, слова не нужны.
Он рядом.
А тот, другой…
Перед глазами мелькнула картинка, увиденная в комнате на вечеринке, – противно, неприятно, но меня это все не касалось – до того момента, как память услужливо вытащила из своих закромов расцарапанную обнаженную грудь светловолосого парня, а воображение подкинуло картинку, как именно и от кого он получил эти царапины.
– Не хочу, – подняла ладонь к глазам и с ненавистью уставилась на алые ногти, попыталась содрать ногтем, но свежий лак не поддался. – Не хочу…
– Так бы и сказала, а то устраиваешь «Шапито» на дому, отрываешь голодного мужчину от холодильника! – преувеличенно гневно возмутившись, Никита подхватил меня, поднял на ноги и заглянул в глаза. – Остаешься за хозяйку, понятно?
– С чего бы это?
– С того, что я так сказал.
Никита снова обул кроссовки, взял с полки ключи и уже был у двери, когда я вышла из странного оцепенения.
Конечно, я не раз бывала в его квартире, в том числе и с ночевкой, иногда даже задерживалась на целые выходные. Но оставаться одной на его территории мне сейчас не хотелось.
– Надолго? – потребовала точного ответа и сама от своего тона немного смутилась.
Вышло, как будто ворчливая жена заставляет мужа отчитываться. И когда Никита обернулся и окинул меня насмешливым взглядом, поняла, что эта мысль посетила не только меня.
– Не думаю, – поначалу он хотел отмахнуться, а потом все же вспомнил о моем пунктике относительно точности. – Минут за десять управлюсь. А ты пока иди на кухню и…
Он взглянул на мои руки и передумал.
– Ничего не делай. Просто подожди меня.
– Это я запросто!
– Ловлю на слове, – подарив мне хитрый взгляд, он щелкнул замком, вышел за дверь, потом заглянул обратно и обронил странную фразу: – Не так-то это и просто, между прочим. Но я надеюсь, ты справишься.
Никита вернулся раньше, чем я успела придумать, что же может быть сложного в том, чтобы дождаться его возвращения. К тому же уложился он максимум в пять минут, я только и успела что разуться, как следует умыться и занять на кухне плетеный стул на углу столика.
– Это было легко! – отчиталась я, заметив его у входа в кухню.
– Это да, – согласился он и положил передо мной плитку моего любимого шоколада. – Только после ужина, чтобы аппетит не испортить.
– Разве можно испортить аппетит шоколадом? – возмутилась я абсурдному предположению, но, взяв в руки сладость, лишь жадно вдохнула его запах и взглянула на друга. – Ты знаешь, что я тебя обожаю?
– Мне этого мало, – усмехнулся тот и распахнул окно – не за моей спиной, а в другом углу, возле плиты и, сверившись с часами, постановил: – У тебя двадцать минут. А я пока пожарю картошку.
– Двадцать минут для чего? – не поняла я.
И тогда он достал из заднего кармана джинсов и поставил передо мной на стол набор ватных дисков и жидкость для снятия лака.
– Никит… – выдохнула я потрясенно и бросилась его обнимать. – Спасибо! Вот знаешь, знаешь… Это вот единственный сюрприз от тебя, который мне пришелся по вкусу!
– Н-да, Анька, – хмыкнул Никита, уворачиваясь и морща нос от запаха моих ногтей с ацетоном. – Со вкусом у тебя еще с детства проблемы. Но ничего, я над этим неустанно работаю.
Пока я удаляла лак, лучший друг приготовил невероятную вкусноту: жареную картошку, овощной салат и дольки красных помидоров с тертым желтеньким сыром.
– Расслабимся, – поставил на стол бутылку красного вина, выждал, пока я рассмотрю этикетку и производителя, и наполнил бокалы.
Мы почти ни о чем не говорили: Никита проголодался, я ела вяло, но увлеклась обалденным вином, позволив себе два бокала. А потом шоколад. А потом, кажется, было еще вино с шоколадом. А потом Никите кто-то позвонил, он вышел, но по его раздраженному приглушенному голосу из гостиной я догадалась, что звонит его новая пассия. Хочет прийти, а он не соглашается. И злится. Сначала просто сказал, что занят, а потом уже жестко – что если она не понимает, то да, занят он для нее. И с этой минуты не только на этот вечер.
Когда Никита вновь сел напротив меня, я провела пальцем между его сдвинутых черных бровей и хмыкнула, наткнувшись на дымку недовольства в карих глазах.
– Знаешь, – сказала отчего-то непослушным языком, – а дружить с тобой куда лучше, чем быть в отношениях.
– Знаешь, – сказал он сердито и отвел от лица мою руку, – пока твои выводы строятся только на домыслах, ты не можешь знать этого наверняка.
Сейчас не помню, но уверена, что придумала вполне достойный ответ. Но из-за вина, усталости и остатков стресса вслух смогла выдавить только шедевральную фразу, которую никогда не забуду. Как и ответ Никиты.
– Я… наблюдаю, – промямлила невнятно.
– А я живу, – парировал он.
Никита продолжал спокойно есть, а я все пыталась сочинить остроумный ответ, но мысли ленились, передвигались вяло и вообще все были в поддержку тому, что сказал мой друг. Поэтому я пила вино и молчала.
А потом все стало каким-то мутным – руки Никиты на моей талии, я куда-то иду или еду, медленно опускаюсь, ощущаю огненные прикосновения и холодок и… со стоном удовольствия ныряю в теплоту, мягкость и сон.
Нырнуть – нырнула, но глубоко погрузиться не выходило. Я крутилась, поменяла сотню позиций, постоянно натыкаясь на что-то горячее в дремоте, но никак не могла ни вернуться в реальность, ни полностью отдаться Морфею. Перед глазами мелькали чьи-то худые ноги, кто-то усиленно лизал странного вида мороженое, иногда, как в детской мозаичной трубе, мелькал образ Филиппа, а сама я находилась в какой-то вате, из которой не было выхода. И я могла либо смотреть, либо участвовать. В то время как просто хотелось спать и не видеть совсем ничего.
Да, я просто хотела спать. Хотя это и странно звучит – я ведь спала. Но ощущения, что отдыхаю, не было. Я чувствовала усталость и тянущую тоску, которую хотелось унять. Хоть как-то.
Вообще чего-то хотелось…
Как-то…
И вдруг, перевернувшись на бок в очередной раз, я увидела сон. Вернее, не столько увидела из-за темного фона, сколько угадала по подсказкам Луны, а вскоре и по своим ощущениям.
Легкое, скользящее поглаживание сначала моего живота – чтобы дождаться дрожи и трепета. А потом уверенный спуск ниже, к моим раздвинутым в неспокойном сне бедрам. И не дающее времени отстраниться прикосновение к самому сокровенному – чтобы заполучить первый стон. Не сопротивления – а удивления и… приятия.
И в этот момент ощущения и образы стали четче. Я все еще не знала, кто лежит у меня за спиной, кто так близко, что его дыхание щекочет волосы на моей шее. Не видела лица, не в силах была обернуться. Но сон позволил увидеть мужскую руку и то, как она осторожно опускается еще ниже, заставляя меня прогнуться и прижаться к мужчине. Так близко, что дыхание стало единым – томным и судорожным, и замирающим, когда поглаживания возобновились.
Дернулась, когда палец мужчины, пройдясь по складочкам, опустился намного ниже, а я испугалась, что он может войти.
– Просто расслабься, – услышала едва различимый шепот.
– Я… – выдохнула, преодолев вспыхнувшее желание и смущение.
– Знаю, – заверил шепот и попросил: – Просто расслабься. Тебе надо отдохнуть.
Отдохнуть мне действительно было надо и потом, я почему-то поверила этому шепоту, поверила, что после этой ласки ничего не изменится. И послушно расслабила ноги, позволив мужскому пальцу и дальше скользить. И поглаживать, и надавливать, и тихонько пощипывать, и ускоряться, и замедляться в ответ на мой стон, и снова меня терзать.
В какой-то момент я начала хныкать от желания, чтобы это поскорее закончилось, и от страха, что это на самом деле закончится.
А что потом? А как будет дальше? Что надо делать, чтобы стало еще острее и пряней?
Я начала двигать бедрами, прижиматься к мужчине, но добилась лишь того, что он отстранился. А ведь его палец был все так же желанен. Я начала двигаться навстречу пальцу и тут же услышала поощрение:
– Правильно, вот так… уверенней, это ведь не больно… вот так, скользи, танцуй… Вот так… дико…
А когда я взялась за руку мужчины и приблизила ее плотнее к себе, чтобы ощутить не только палец, но и немного шершавую ладонь, он снова прижался сзади и прошептал:
– Наслаждайся. Ты заслужила.
Его палец стал двигаться жестко, ритмично и требовательно, а я качалась, чтобы помочь ему, чтобы меня еще больше поощрили и чтобы стало острее и так… непонятно, страшно и… восхитительно.
Я всхлипнула, выгнулась нелепой дугой, дрожа и пытаясь отдышаться, и… неожиданно взорвалась от накатившей эйфории…
Не знаю, сколько я так пролежала.
А потом в шоке открыла глаза и поняла, что испытала все эти эмоции не во сне, а на самом деле! А значит, у меня только что, буквально сию минуту случился первый в жизни оргазм!
Но с кем?!
Я четко помнила, что нахожусь в гостях у Никиты, но мы ведь… мы не могли… не мог же он… нет, я бы с ним никогда не посмела вот так развратно и сладко…
Помня, что во сне мужчина лежал позади меня, я собрала волю в кулак, чтобы обернуться, но начав двигаться, поняла, что не было никакого петтинга с лучшим другом. К счастью, его не было, хотя то, что было, не менее стыдно.
Блин.
Блин блинский!
Проведя пальцем по своим влажным трусикам и убедившись, что оргазм все-таки случился, я положила руки поверх покрывала. Все, вот пусть так и лежат. Вот тут им и место, на виду, а то…
Ничего не вижу в этом постыдного: по статистике мастурбирует каждый второй, а на практике хоть раз пробовал каждый. Я тоже пыталась, не скрою, но никогда это не было так ярко, опустошающе, и никогда не хотелось немедленно попробовать еще раз, чтобы проверить, чтобы понять, чтобы прочувствовать вновь.
Но ведь не в доме Никиты!
А если бы он увидел?!
Я напряглась, подумав, что все это время он лежит позади меня и наблюдает за тем, как я…
А-а, катастрофа!
Но падать – так падать!
Я резко обернулась, готовясь к неизбежному, и…