Рыбалка нахлыстом начинается со внимания. Дело в том, что нужно быть хорошим наблюдателем.
Мия сидела на скамейке на живописной смотровой площадке на границе с Уоткинс-Милл. Этот клочок земли находился прямо на съезде узкой дороги, откуда открывался захватывающий вид на горы. Небо было безоблачным, и можно было даже увидеть океан, где на острове Джонс жила ее сестра Мадлин. Она удачно вышла замуж за Дона, который преподавал в колледже, у них росли дети-подростки: сын и дочь. Мия всегда думала, что Мадлин следовало бы иметь больше детей. Это отвлекло бы Мадди от беспокойства о ней. Сестра была старше на шесть лет, и, скорее, была ей матерью после того, как их мама умерла от рака груди, когда Мие было всего тринадцать. Когда у Мии обнаружили рак, Мадди практически не отпускала ее ни на шаг.
Именно сестра, а не муж, отпрашивалась с работы, чтобы ходить с Мией на все сеансы химиотерапии. Именно Мадди, а не Чарльз, держала ее за руку в тоскливой, окрашенной в зеленый цвет больничной палате, когда сиделка делала ей укол в вену. Мадди выслушивала жалобы Мии, а потом отвела ее в первоклассный магазин, чтобы купить парик, когда у нее выпали волосы. Ее старшая сестра Мадди присматривала за ней, взрослой женщиной, больной раком, так же, как она присматривала за ней тогда, когда она была ребенком и обдирала коленку. Мадди всегда была рядом.
Мия откинулась на спинку скрипучей деревянной скамейки и набрала номер, который помнила наизусть. Она наспех прочитала молитву об утешении, радуясь, что работает телефонная связь.
– Мия! – воскликнула Мадлин, с облегчением услышав в телефоне голос Мии. – О Боже мой, где ты? Я так беспокоилась!
– Со мной все в порядке, – ответила Мия, чувствуя вину за то, что заставила сестру волноваться. – Я в Северной Каролине. Я вернулась домой после отдыха, но снова возвратилась, когда… Точнее, я сразу уехала назад. – Она помолчала, а потом выпалила: – Мадди, я увидела Чарльза в постели с другой женщиной.
Потрясенная Мадди выдала длинную тираду, ругая Чарльза и себя за то, что не могла поверить, что такое ничтожество и подонок может быть еще и таким бессердечным обманщиком. Мия дала ей выговориться, испытывая порочное удовольствие от того, что так поносят ее мужа.
– Где ты сейчас? – поинтересовалась Мадди.
– Я остановилась в хижине своей подруги.
– Я понимаю, что тебе захотелось сбежать, но безопасно ли прятаться там слишком долго? Когда ты возвращаешься?
– Не знаю.
– Что значит, не знаю? – В голосе сестры сквозило беспокойство, эту интонацию Мия слышала уже много раз.
– Просто не знаю, – повторила Мия. – Знаю только, что сейчас вернуться не могу.
– Ладно, хорошо. – Мадди помолчала. – Я приеду к тебе.
– Нет, пожалуйста, не надо.
– Почему? Ты не хочешь, чтобы я приехала?
– Не сейчас. Мне просто нужно немного побыть одной.
– Ох. – Сестру, видимо, задел отказ Мии.
– Мадди…
– Просто мне кажется, что сейчас ты нуждаешься в друзьях.
– В друзьях? Каких друзьях? Большинство из них исчезло в ту же минуту, когда до них дошел слух о том, что у меня рак.
– Ты несправедлива. Они всего лишь испугались.
– Чего испугались? Меня?
– Нет. Некоторые не знают, что делать, когда кто-то из тех, кто им дорог, заболевает раком. Но наблюдая, как ты справляешься с болезнью, многие меняются в лучшую сторону. Ведь то, что случилось с тобой, может случиться и с ними.
– Знаешь, как в оздоровительном центре пережившие рак называли подобных друзей? Тапперуэровские[7] друзья.
– Не понимаю.
– Когда они узнают, что у тебя рак, они готовят вкусную еду и приносят тебе ее в пластмассовом контейнере. Пока ты ешь, моешь контейнер и пытаешься вернуть его, они, оказывается, давно испарились, и ты их больше никогда не увидишь.
– Надеюсь, меня ты к ним не причисляла.
– Никогда, Мадди. Ни одного раза. Ты всегда нужна мне. Ты – моя сестра.
– Мне нужно тебе кое-что сказать. Иногда мне кажется, что ты отворачиваешься и от меня тоже.
– Неужели?
– Ты не доверяешь мне.
– Нет, доверяю. Всегда.
– Может, это так, когда дело касается мелочей, но не в тех случаях, когда речь идет о важных вещах. Мия, ты мне не веришь?
Мия помолчала, признавая, что сестра права.
– Не то чтобы я не верила тебе…
– Тогда почему?
Мия залюбовалась видом за каменной оградой, окружавшей смотровую площадку. Ее взгляд скользнул к линии горизонта с зубчатыми, поросшими лесом, горами.
– Мадди, дело не в тебе. Дело во мне. Как бы я ни старалась объяснить, я знаю, что ты никогда не сможешь понять, что я переживаю. Я знаю, что ты любишь меня, но ты не в состоянии все исправить. Когда я была в оздоровительном центре вместе с другими женщинами, я поняла, что только я сама могу наладить свою жизнь. – Она тихо засмеялась. – Хотя мне хотелось бы, чтобы ты все устроила и исправила. Но я все-таки попытаюсь справиться сама. Просто дай мне немного времени, прошу тебя.
Мадди расстроилась, но настаивала на своем:
– То, что этот осел, твой муж, возомнил себя половым гигантом, не означает, что тебе следует бежать, порвав свою жизнь в клочья. Пусть он рвет когти и живет в горах. Только он во всем виноват. Господи, он бросил тебя, когда ты лечишься от рака и…
– Мадди, я считаю это своим первым шагом к тому, чтобы вырваться из мрака. Мне просто нужно время, чтобы подумать. – Мия замолчала и вытянула ноги на траве. – Знаешь, я давно не думала о… ну, ни о чем. Я просто, спотыкаясь, брела от несчастья к несчастью. Я винила в этом химиотерапию, но, по правде сказать, я просто не могла посмотреть в лицо происходящему. Пребывание в центре помогло мне остановиться и задуматься. Кстати, спасибо и тебе.
– За что?
– За то, что устроила мне эту поездку.
– То есть за то, что изводила тебя и силой заставила туда поехать.
– У тебя это отлично получается. – Усмехнувшись про себя, Мия продолжила: – Это было гораздо больше, чем просто рыбалка. Мы говорили обо всем, что придет в голову. Как случилось, что мы заболели раком, каково нам приходилось потом, в ходе выздоровления. Некоторые женщины вообще никогда не прибегали к консультации психолога. Никогда не говорили о медицинских проблемах. – Мия умолкла, пробегая мысленным взором по лицам сидящих кружком утомленных, но разрумянившихся от удовольствия после целого дня рыбалки женщин, ощущавших, что река связала их прочными узами.
– Но что больше всего меня поразило – я имею в виду по-настоящему глубоко смутило меня, – это когда женщины говорили о том, как вели себя их мужья после постановки диагноза, и здесь намечалось две крайности. Первая крайность – это когда супруг вел себя как герой. Надежный парень, который не отпускает тебя ни на шаг, любит тебя независимо ни от чего, каждый день называет красавицей. Эти женщины, которые были так благодарны, так безумно любили своих мужей, краснели, как девушки. – Она помолчала. – Вторая крайность, это когда муж, не дожидаясь того, что будет дальше, говорит «прощай». К сожалению, Чарльз относится ко второй категории. Просто я отказывалась в это верить. Я была слабой.
– Нет, ты была больной.
Видит Бог, Мадди всегда была ее лучшей защитницей.
– Ладно, пусть будет и то и другое. Каково?
– Тебе как будто безразлично, что случилось в твоей семье, – негодующе заявила Мадди. – Ты должна была бы злиться, как черт.
– Злиться? – Мия вздохнула и посмотрела на свое обручальное кольцо, бриллианты которого сияли в солнечном свете. – Я не столько зла, сколько изранена. Глубоко ранена его изменой. Меня как будто ударили ногой в живот, когда я и так уже растянулась на полу.
– Не переоценивай себя. Здесь, дома, тебя много кто ждет. Мы тревожимся о тебе. Многие из твоих коллег, которые уважают тебя, как специалиста, тоже беспокоятся о твоем здоровье. Они ждут, когда ты вернешься к своей работе или, возможно, займешься чем-то еще, что принесет тебе радость и удовлетворение.
Мия содрогнулась, снова придя в смущение оттого, что потеряла работу: «Чем-то еще?»
– Ты могла бы попробовать себя в другой области. Ты еще молода.
– Не так уж молода, Мадди, – ответила Мия, чувствуя себя старухой. – Я думала об этом. Моя жизнь в Чарльстоне была тесно связана с Чарльзом. Меня волновали его положение и его цели. Его будущее было моим будущим. Даже моя работа в отделе по связям с общественностью в очень большой мере была связана с тем, что я налаживала контакты для него. Теперь все изменилось. У меня нет работы. У меня нет мужа. Женщины, которой я привыкла быть, больше нет.
– Неважно, я все равно люблю эту женщину.
– Я тоже люблю ее. Но мне нужно понять, кто я теперь.
– Не могла бы ты искать себя дома?
Мия снова перевела взгляд на долину, распростертую у подножия Голубого хребта[8]. Мысль вернуться в Чарльстон, где подробности ее постыдной истории, вероятно, не сходят с языка у ее знакомых, была невыносима. Еще одна печальная глава в трагической жизни Мии Лэндан. Если бы она теперь вернулась в Чарльстон, ей пришлось бы опять сносить сострадательные взгляды и слушать, как знакомые из лучших побуждений нашептывают ей соболезнования.
– Мадди, то, что я пережила, было слишком сокровенным. Я посмотрела в лицо смерти. Я больше никогда не смогу стать прежней. Это мой шанс понять, для чего я живу, чего я в самом деле хочу в жизни. Независимо от того, будет ли она длинной или короткой.
– О Мия… – На линии воцарилась продолжительная тишина, Мадди пыталась побороть волнение. Потом она заговорила уже гораздо более мягким тоном: – Итак, ты собираешься провести время в полном одиночестве?
Лицо Мии осветилось беззаботной улыбкой.
– В одиночестве, это я могу тебе обещать. Здесь нет телевизора, только радио в моей машине. Хочешь верь, хочешь не верь. Я могу воспользоваться телефоном только здесь, в городе. Но это приятное одиночество, если ты понимаешь, что я имею в виду. Я буду сюда приезжать от случая к случаю, но я обязательно позвоню тебе.
– Подумай. Как следует.
Мия засмеялась:
– На самом деле я в конечном счете не совсем одна. Кажется, в хижине живут привидения.
– Что?
– Я только что узнала, что она принадлежала одной старой затворнице по имени Кейт Уоткинс. С ней связана какая-то скандальная история. Говорят, что она убила своего любовника.
– О потрясающе. Ты меня успокоила.
– Это случилось несколько десятилетий тому назад. Как бы то ни было, она много лет жила в этой хижине одна, почти ни с кем не общаясь. У нее был ребенок, девочка, которая сбежала, как только подросла и собралась замуж. Кейт же осталась в хижине. Она стала настоящей отшельницей. После ее смерти хижину заперли, и с тех пор в ней никто не останавливался.
– Видимо, веселенькое местечко.
– Да нет, здесь довольно мрачно. По правде сказать, убого, все совершенно заброшено. Думаю, что понимаю, почему Белла никогда не приезжала сюда.
– Можно ли ее винить? Это довольно грязная семейная история. Как ты можешь оставаться там одна?
– Довольно странно, но мне здесь нравится. Как бы мало я ни знала о Кейт, но она мне тоже почему-то нравится. И то, что она убила своего любовника, вовсе не отталкивает меня от нее. Я каким-то образом способна переступить через это.
Мадлин засмеялась, но потом заговорила серьезно:
– Правда, Мия, как долго ты собираешься пробыть там?
– Я решила провести здесь несколько недель. В любое время я могу вернуться домой. Но наверняка не позднее сентября. Белла хочет сдать дом в аренду.
– А как ты собираешься вести себя с Чарльзом?
– Никак. Путь сам решает.
– Ты хочешь, чтобы я сообщила ему, где ты?
Мия на мгновенье задумалась. Что ей больше всего было необходимо, так это держаться подальше от Чарльза.
– Нет.
– Судья может это истолковать так, будто это ты оставила его.
Мия горько усмехнулась.
– Забавно. – А потом со смирением в голосе произнесла: – Какое это имеет значение? У нас не хватит денег, чтобы поговорить об этом.
– Это мой следующий вопрос.
– Скажу только, что сегодня, сняв несколько сотен долларов в банкомате, я практически обнулила счет. Больничные счета продолжают нас разорять.
– О господи, Мия! Как ты будешь жить? Тебе нужны деньги? Я могу послать немного. – Потом, внезапно разволновавшись, сестра воскликнула: – Приезжай домой. Оставайся у нас столько, сколько тебе потребуется для того, чтобы привести в порядок свою жизнь.
– Мадди, именно этим я и занимаюсь, – ответила Мия, сама поверив в то, что говорит. – Но не все сразу.
Перед тем как покинуть смотровую площадку, Мия сделала еще один телефонный звонок. У нее дрожали руки, когда она набирала свой домашний номер в Чарльстоне. Она знала, что Чарльз должен быть в офисе. Раздалось четыре гудка, пока не сняли трубку. Звук его голоса на автоответчике причинил ей острую боль, словно ей дали пощечину. Она затаила дыхание, а затем попыталась говорить как можно спокойнее:
– Чарльз, это Мия. Со мной все в порядке. Я в горах. Я не хочу сейчас с тобой разговаривать. Не беспокойся и не докучай Мадди. Я позвоню еще раз, когда буду способна поговорить с тобой.
Мия выключила телефон и опустила руку на колени. Она откинулась на спинку скамейки, в глубине души переживая разрыв их отношений. Она скрестила руки, а ее взгляд бесцельно блуждал по покрытым зеленью горам и синему горизонту.
Потеплело, и когда в полдень она вернулась в хижину, светило солнце. Мия собрала свои покупки, словно генерал, собирающий армию и готовящийся к атаке. Потом она взялась за работу.
Она вытащила на улицу ковры и вытряхнула их, пустив по ветру скопившуюся за десятилетия пыль. Она вымела залежи пыли на полу, потом до блеска отмыла полы с зеленым мылом. Ее рвало, когда она вычищала из шкафчиков трупики мышей, экскременты животных и высушенные скелеты насекомых. Затем, вскипятив воду на плите, она отмыла дерево дезинфицирующим средством. Она еще нагрела воды, а потом вымыла крохотную газовую плиту, холодильник и все кастрюли и тарелки, и поставила их обратно в пахнущие свежестью шкафчики. Ей не удалось отскрести застарелые пятна в туалете и в ванне, но она была довольна и тем, что они стали чистыми настолько, насколько это было возможно.
Она получала удовольствие, убираясь в хижине. Ей казалось, что хижина принадлежит ей. Дом становился ближе при взгляде на продукты в холодильнике, цветы на столе и собственные вещицы, разбросанные повсюду. На ее губах появилась натянутая улыбка, когда она подумала о том, что невероятно дорогие клюшки для гольфа Чарльза оказались в конечном счете стоящим вложением. Мия воспользовалась пятью железными клюшками для того, чтобы сбить покинутые ласточкины гнезда с карниза крыльца, и шестью клюшками для того, чтобы прибить пауков. Короткая клюшка послужила как вполне приемлемая подставка для дров, чтобы развести огонь в камине. У нее не было топора, но она обнаружила, что, если хорошенько прицелиться, драйвером[9] можно было забить гвоздь в дерево. Она была уверена, что найдет, как еще использовать другие клюшки, и поставила их в угол у двери, чтобы они были под рукой. В конце концов, на всякий случай, всегда полезно иметь поблизости тяжелый металлический предмет.
Вытирая пыль с удивительно изящного резного шкафа красного дерева и полируя его, Мия подумала о том, какие воспоминания пробуждали в Кейт эти старые вещи. Она подергала за красивые медные ручки, но дверцы не сдвинулись с места. Она дернула еще раз, но шкаф был крепко заперт.
Мия внимательно осмотрела комнату, пытаясь представить, куда можно было бы спрятать ключ. Словно ребенок, который играет в охоту за сокровищами, она открывала по очереди все выдвижные ящики на кухне и осматривала все шкафчики и чуланы. Затем она прошлась по выдвижным ящикам в спальне, вытаскивая каждый и передвигая свои вещи на тот случай, если не заметила ключ, когда распаковывала чемодан. Оглядывая комнату, она барабанила пальцами по ногам. Когда ее взгляд упал на маленькое бюро у окна, она увидела узкий выдвижной ящик прямо под столешницей, который не заметила прежде. Она направилась прямо к бюро и дернула за ручку ящика. Дерево слегка отсырело, и ей пришлось дернуть посильнее, но ящик все-таки открылся. Внутри лежал латунный ключик.
Чувствуя себя Алисой в Стране Чудес, Мия взяла ключ и поспешно подошла к шкафу. Ключ легко проскользнул в замочную скважину, и после одного поворота сундук с сокровищами открылся.
Мия открыла от удивления рот, глядя на спрятанные в шкафу наряды. Казалось, будто из мира, где не было почти никаких удобств, она перенеслась в мир, который, по сравнению с первым, был просто роскошным. Вытянув руку, она взяла фарфоровую тарелку с высокой стопки, где их было не меньше дюжины. Она сдула слой пыли и осмотрела тарелку. Середина была изящно украшена узором из листьев венериных башмачков, а кремовый фарфор был настолько тонким, что пропускал свет. Рассмотрев остальные тарелки, она обнаружила, что все они были расписаны вручную, причем рисунок из полевых цветов ни разу не повторялся. Мия выросла в доме, где званые обеды были привычным делом. Ее наметанный глаз не ошибался, фарфор был бесценным. Так же, как и тяжелое столовое серебро высшей пробы с четкой монограммой КУ на каждом предмете. Элегантное, старомодное вечернее платье из тафты ярко-голубого цвета висело рядом с длинным шелковым галстуком, из тех, что благородные и обеспеченные мужчины когда-то надевали на званые обеды или в театр. И этот предмет одежды тоже едва ли годился для жизни в горах. За платьем были спрятаны две бамбуковые удочки, изношенная плетеная рыболовная корзина с растрескавшимися от времени кожаными ремешками и старый рыболовный кошель. Коричневая кожа была очень мягкой и упругой, а открыв его, она нашла там дюжину самодельных искусственных мушек.
В задумчивости Мия закрыла дверцы шкафа и погладила дерево рукой. Да это ведь вместилище воспоминаний! В ее голове начал складываться образ некогда жившей в этом доме женщины. Очевидно, что для своего времени она была не обычной жительницей гор, эта женщина была образованной и из обеспеченной семьи. Все, что сначала показалось ей столь неуместным в грубой хижине, теперь воспринималось как собрание самых ценных вещей, принадлежавших той особе. Их несомненно привезли из другого жилища. Немного личных вещей, без которых она не могла – или не хотела – жить. Неужели она вышла замуж за того, кто был ниже ее по социальному статусу?
В помещении не было никаких фотографий в серебряных рамках, ни альбомов с семейными портретами, никаких подсказок, которые говорили бы о ее характере. Почему женщина, любившая резную мебель и фарфор, не сохранила ни одной фотографии мужа… дочери… внучки? В замешательстве Мия покачала головой. Эта женщина была загадкой.
Белле наверняка было о ней известно больше, но Мие вспомнилась ее сдержанность, даже отвращение, которое явно ощущалось при упоминании о бабушке. Все же знала ли Белла о хранившихся здесь сокровищах? Если бы Белла продала их, она смогла бы с лихвой оплатить ремонт, который собиралась сделать в хижине.
Вечерело, и на маленькую хижину опустилась тьма. Стрекот насекомых на улице стал громче. Переходя от окна к окну, Мия плотно закрывала каждое и задергивала потрепанные занавески, как будто окружая себя безопасным коконом. Она съела свой скудный ужин, состоявший из жареного цыпленка, купленного в магазине Родейла, и нескольких веточек сельдерея. Слишком изнуренная, она была не в состоянии нагреть воду на плите для того, чтобы помыться. Мия села на край ванны и протерла тело полотенцем, смочив его холодной водой.
Когда в этот вечер она легла спать, то свернулась калачиком между полотняных простыней и, обессиленная, сразу же заснула.
Под утро она видела длинный сон, который, открыв глаза, не могла вспомнить. Она проснулась на мятых простынях и переполненная сильным желанием, которому не могла дать названия. Она медленно прошла по скрипящему полу на кухню и сделала себе чашку кофе в кофеварке, рассчитанной на четыре чашки, которую она купила в городке. Такие кофеварки встречались в любом мотеле, но кофе был крепким и сотворил настоящее чудо, как только она сделала первый глоток.
Мия зачесала вспотевшие волосы назад, с удивлением обнаружив на лбу капли пота. В хижине с закрытыми окнами было душно и жарко. При свете дня она пожалела, что закрыла их так плотно, но знала, что на следующую ночь сделает то же самое. Она вышла на веранду и стояла, вдыхая прохладный утренний воздух, допивая кофе и лениво глядя на глубокое голубое озеро. Она чувствовала усталость и слабость. В голове, как беспардонно и громко жужжащий комар, пронеслись обрывки сна.
Она была в лесу, заблудилась и шла по неровной тропинке, углубляясь в чащобу. Мия брела с вытянутыми вперед руками. В своем сне она случайно наткнулась на другую фигуру, эта женщина, как показалось Мие, была она сама, только она была целой и невредимой, вполне довольной собой. Женщина посмотрела на нее, потом улыбнулась, помахала рукой и пошла прочь. Мия попыталась пойти за ней, но опять заблудилась. Не было ни луны, ни гальки, по которым она могла бы сориентироваться. Она ползла на четвереньках, изо всех сил цепляясь за траву, подражая про себя звукам леса.
Мия не могла сказать, как долго она стояла, глядя на воду, спокойно стекающую каскадом с нагромождения белых скал, но наконец у нее заныло тело, а кофейная чашка опустела. Она встряхнулась, надела джинсы и розовую майку с надписью «Оздоровительная рыбалка нахлыстом», взяла резиновые перчатки и подошла к чугунной плите.
Это было грозное, мерзкое, бездушное чудовище, и она приняла боевую стойку, прежде чем вооружиться мылом, горячей водой и тряпками. Затаив дыхание Мия осторожно открыла металлическую дверцу духовки. Это был похожий на пещеру короб, долгие годы служивший домом для мышей и других вредителей. Но она была рада и тому, что они, по крайней мере, как будто покинули свое обиталище. Взяв метлу и противень, она принялась за работу. Ничего необычного. Только помет, пыль и немного ржавчины. Она отмыла и отскребла духовку, потом вытерла тряпкой шесть горелок, некоторые из которых заржавели, но были не так уж плохи, учитывая возраст старушки. Чтобы отмыть керамику, пришлось изрядно потрудиться. Она вспотела и ругалась на чем свет, а закончив и смахнув пряди волос с лица, бросила тряпку в ведро.
Огромный зверь из стали и керамики был укрощен. Она легонько погладила его, довольная своей работой. «Недешево ей пришлось заплатить», – подумала она, массируя руками поясницу и стараясь утихомирить проклятую боль. Бедные ее руки. Она поднесла их к лицу. Они были в ссадинах и царапинах. Но ее внимание привлек вид обручального кольца с бриллиантом на левой руке.
Она потянула золотое кольцо с пальца. Палец опух, но она послюнявила его и стала крутить кольцо до тех пор, пока оно не соскользнуло. Мия подошла к входной двери, рывком открыла ее и выбросила вперед руку. Ею овладело искушение бросить его в темноту, но, подчиняясь здравому смыслу, она вовремя убрала руку. Вместо этого она пошла в спальню и засунула кольцо в верхний ящик, гадая, сколько можно получить за драгоценность, продав ее на сайте eBay.
Позднее, когда зашло солнце, она разожгла огонь, и хижина засияла блеском отчищенной мебели. Воздух наполнился запахом горящих дров, хвойного мыла и масла. На окнах висели поношенные и жесткие после сушки на солнце занавески. «Теперь хижина больше похожа на дом», – думала она. Свежесть воздуха пробудила в ней ощущение, будто для нее все начиналось заново. Мия улыбнулась и впервые почувствовала, что ей здесь уже не так и страшно.
«Раз уж я отчистила хижину, – подумала Мия, – пора позаботиться и о теле». Ее бедной коже и костям досталось за последние дни, поэтому она решила последовать совету Беллы и побаловать себя. В этот вечер она заслуживала поощрения. Пока грелась вода на плите, она принесла привезенные Беллой свечи, зажгла пять из них и расставила по периметру крохотной ванной. При сияющих отсветах пламени ванная комната казалась не такой жалкой. Она пошла на кухню, налила в бокал охлажденного белого вина и поставила его рядом с ванной. Наконец, она принесла горячую воду с плиты в ванную, вылила ее и закрыла дверь.
При тусклом свете она сбросила с тела грязную одежду и заколола непослушные волосы. Постепенно Мия расслабилась, лежа в горячей воде и насколько возможно вытянув ноги и упершись ими в фарфоровую стенку. Потом, дотянувшись до куска мыла, она поднесла его к носу и понюхала. Ах, это было лавандовое мыло. Ее любимое. «Храни тебя Бог, Белла», – проговорила она, нежно натирая тело душистым мылом и смывая дневную грязь тепловатой водой. Тихо застонав от удовольствия, она перегнулась через край старинной ванны, взяла бокал и отхлебнула вина. Свечи сверкали в темноте желтым и синим светом. Стояла полная тишина. Мия глубоко вздохнула и сказала себе: «Ты можешь это сделать». Маленькая хижина станет ее убежищем. Живя здесь, она будет заботиться о своем разбитом теле и раненой душе, пока они снова не окрепнут.
Она отпила еще глоток вина и поставила бокал рядом. В оздоровительном центре психотерапевт говорил им, что нужно взглянуть в лицо своим страхам. Это был первый шаг к исцелению. Ее сердце забилось чаще. «Ты можешь это сделать», – повторила она, собирая все свое мужество. Она нерешительно склонила голову, чтобы посмотреть на свою грудь. Там, где раньше у нее была левая грудь, теперь протянулся широкий белый шов, похожий на рубец, схваченный неровными стежками. Она глубоко вздохнула, потом осторожно поднесла к нему пальцы и потрогала его. Медленным движением она провела горизонтальную линию по груди, чувствуя кончики своих пальцев, но не грудь.
Это было ее тело. Она понимала, что ей нужно забыть о своем прежнем представлении о себе и примириться с тем телом, которое было у нее теперь. Хотя она все еще чувствовала, что оно предало ее так же, как предал Чарльз. Может быть, даже больше. Глядя на шов, она не могла избавиться от тревоги, не осталась ли малюсенькая раковая клетка там, внутри. Доктора просто выдали ей справку о том, что она здорова, и отпустили домой, сказав, что она должна показаться через три месяца. За это время вполне могла вырасти злокачественная опухоль. Рак мог вернуться.
Даже теперь у нее болели плечи, и, хотя здравый смысл подсказывал, что тело ноет после уборки, где-то в подсознании зловещий голос нашептывал – не может ли эта слабость быть симптомом рака? Тайный страх страшной болезни маячил у края любой боли и страдания. Ей казалось, что теперь ее тело стало ходячей бомбой замедленного действия.
Мия потерла мочалкой хрупкие плечи. Остывшая вода струйкой стекала с ее тела в ванну. Дернув с усилием, она открыла затычку. Вода устремилась в сток, образуя маленький водоворот. Мия закрыла глаза и произнесла короткую молитву, прося у Бога силы. Ей нужно было, чтобы ее страх рака пошел ко дну вместе с грязной водой. Чтобы жить полной жизнью, ей нужно было поверить, что она будет жить.