– Элли, состояние вашей дочери вызывает у нас беспокойство, – слова врача звучат как приговор. У меня ком встает в горле, мешает дышать. – Не стану скрывать, пока мы не можем с точной уверенностью назвать причину заболевания. Случай не простой, но, поверьте, мы стараемся изо всех сил.
Слушаю его, пытаюсь держаться, но разве это возможно? Сознание уплывает, перед глазами начинает темнеть.
Лечу в пустоту.
– Воу-воу-воу, – сверху доносится встревоженный мужской голос, меня подхватывают сильные руки и бережно укладывают на кровать. Легкие похлопывания по щекам не позволяют скатиться в темноту.
Со стоном заставляю себя поднять веки и встречаюсь с наполненными беспокойством зелеными глазами.
– Давно передо мной так девушки в обморок не падали, – с легкой ухмылкой произносит мужчина. Затем так внимательно-внимательно смотрит на меня, аж мурашки пробегают от его взгляда. – Прекращай дурить. Мы обязательно поможем твоей дочери, – заверяет уже совершенно серьезно. Наигранная веселость и расслабленность испарились, как не бывало.
– Если бы я специально, – фыркаю. – Оно само, – виновато пожимаю плечами.
– Мда, – хмурится. – Расскажи в подробностях как все началось, – просит бережно. – Только больше не отключайся, ладно? У меня аллергия на женские обмороки. Может даже начаться анафилактический шок, – подмигивает разряжая обстановку.
Улыбаюсь.
– Постараюсь, – обещаю ему.
А сама вдруг замечаю, что мое сердце стало биться непозволительно быстро. Оно порхает.
Словно решило выскочить из груди.
– Я принес нашатырь! – в палату залетает обеспокоенный Кирилл Александрович.
Он на ходу открывает бутылочку, мочит ватку и собирается сунуть мне под нос.
– Не надо, – уворачиваюсь от ужасного запаха. – Больше не упаду, не переживайте.
– Точно? – смотрит с сомнением на меня. Не верит.
– Да, – твердо киваю. – Мужчина, – киваю на незнакомца с зелеными глазами. – Своими словами меня напугал.
– Марк, так вот как ты до обморока девушек доводишь, – Игнатов говорит с легкой иронией в голосе. – А то все “Я неотразим”, “Я неповторим”, – откровенно издевается над коллегой.
Смеюсь.
Сжимающие грудную клетку тиски куда-то делись и я могу нормально вдохнуть. Больше ничего не мешает и это прекрасно. Осталось вылечить Дашеньку и вообще тогда будет красота.
– Когда будете проводить обследование? – спрашиваю о наболевшем.
Чем быстрее врачи все решат, тем лучше.
– Завтра, – твердо отвечает Марк.
Кирилл Александрович бросает в его сторону полный недовольства взгляд, но свои мысли оставляет при себе. Комментариев не следует и я ему благодарна за это, ведь мнение Игнатова важно для меня.
Он уже однажды спас мою доченьку, а теперь ему приходится разбираться в ее болезнью снова. И если тогда все было понятно, то сейчас…
Никто до него не смог разгадать причину частых бронхитов и пневмоний.
– С четырех утра не поить и не кормить, – начинает меня наставлять. – В операционную постараемся взять ее в первых рядах.
Слово “операционная” уже не режет по ушам и не бьет вгоняя в истерику, я привыкла. А еще знаю, что операционная это не всегда про вмешательство.
Оказывается там порой проводят сложнейшие обследования, при которых должна быть стерильность. Бояться не стоит. Врачи точно знают, что делать.
– По времени не знаете во сколько? – уточняю в надежде на точное время. Порой бывают задержки на два-три часа.
– Мы постараемся взять ее как можно быстрее, – обещает Игнатов.
– Хорошо, – соглашаясь киваю. – Тогда буду ждать.
Лечащий врач моей конфеты уходит, а вот его коллега не спешит меня покидать.
– Вам нужно заполнить документы, – кладет передо мной историю болезни. – Знаете как или показать?
– Знаю, – машинально отвечаю. – Но если вы подождете пока напишу, я буду рада, – бросаю в его сторону смущенный взгляд.
Когда Марк рядом, то мне гораздо спокойнее. От него исходит уверенность и власть, которым хочется подчиниться. Невероятные ощущения, словно тебя закутали в мягкое пуховое одеяло и защитили от всего вокруг.
Никогда ничего подобного не испытывала.
– Элли, у отца Дашеньки никогда не было проблем с трахеей? – спрашивает неожиданно.
Останавливаюсь, убираю ручку от бумаги и поднимаю на Марка глаза.
– Если вы хотите исключить генетику по линии отца, то ничем не могу вам помочь, – говорю открыто и честно. – Мы не общаемся. Он даже не знает про то, что у него растет дочь.
– О как, – удивляется. Я буквально вижу как меняется его взгляд. – А у вас? Никогда подобных проблем не возникало?
– Нет, – качаю головой. – Ни у меня, ни у моих родных никогда не было подобных проблем.
– Понял, – многозначительно кивает. Хмурится и поджимает губы.
– Что-то не так? – уточняю с волнением в сердце.
– Разберемся, – спешит заверить и успокоить. – Чем сложнее случай, тем он интереснее, ведь так? – игриво приподнимает уголок рта.
Мое сердце тает.
– Кому как, – пожимаю плечами. – Ни в одной больнице не захотели разобраться с причиной болезни у Даши, – смотрю на мужчину и тону в его изумрудных глазах. Они такие выразительные и проницательные, что порой кажется будто он видит меня насквозь.
– Сказать честно, я этому рад, – своими словами удивляет меня.
– Почему? – ахаю не понимая. Как можно радоваться неразрешимой проблеме ребенка? Неужели он не видит как страдает каждая из нас?
– Потому что в противном случае мы бы не встретились, – говорит с теплой улыбкой. Кладет руку на мою и чуть крепче сжимает, не отрываясь смотрит мне в глаза. – Я разберусь, что с ней. Обещаю.
– Спасибо, – шепчу еле слышно. Я до бесконечности благодарна ему за поддержку и за попытку во всем разобраться. Буду надеяться, что при первой неудаче он не откажется от своих слов.
– Марк! Я тебя обыскался уже! – едва ли не с ноги в палату залетает… Никита. – Элли? – застывает на пороге и смотрит на меня во все глаза.