Внезапно осветились забытые комнаты в сумрачном доме детства. И я понял, почему я так скучал по дому, будучи у себя.
Бакминстер Фуллер, один из самых творческих людей нашего времени, любил цитировать стихотворение американского писателя и поэта Кристофера Морли о детстве:
Из всех известнейший сонет —
О том, как вырос наш поэт:
Ведь нет стихов прекрасней в мире,
Когда тебе всего четыре.
И хоть не позволяют годы
Стать частью импульса природы,
Ты друг лугов, зверей и птиц,
Герой рифмованных страниц.
Надежд и сил – все через край,
И каждый день, как новый рай,
Что требует в делах упорства
Без капли страха и притворства!
В твоих глазах нет удивленья,
Нет осознанья и сомненья:
Ты веришь в тайны, кроха нежный,
И постигаешь мир безбрежный.
И рифме жизни, в слоге этом,
Быть может, станешь ты поэтом,
Но разве можно счесть грехом,
Что раньше сам ты был стихом.
Так что же происходит с нами в самом начале пути, когда все мы являемся «самой Поэзией»? Как эти «нежные крохи» становятся убийцами, наркоманами, преступниками и сексуальными насильниками, жестокими диктаторами и морально деградирующими политиками? Как все они превращаются в «ходячую рану»? Мы видим их повсюду, они окружают нас: испуганные, сомневающиеся, встревоженные, подавленные, переполненные нереализованными желаниями. Несомненно, потеря нашего врожденного человеческого потенциала является величайшей трагедией из всех.
Чем больше мы стараемся узнать о том, как мы утратили нашу способность восхищаться и творить, тем больше мы открываем для себя возможностей и способов вернуть их. Возможно, мы даже сможем что-то изменить и не допустить, чтобы такое произошло с нашими детьми в будущем.
Человек… в тисках накопившейся боли говорит неподобающие вещи, совершает бессмысленные поступки, теряет контроль над ситуацией и переживает ужасные чувства, которые не имеют ничего общего с настоящим.
Я представить себе не мог, что когда-нибудь буду вести себя настолько по-детски. Мне было сорок, а я истерил и кричал, пока все – моя жена, моя падчерица и мой сын – не пришли в ужас. Потом я сел в машину и уехал. И вот я сидел совсем один в мотеле в разгар нашего отпуска на острове Падре в Техасе. Мне было ужасно одиноко и жутко стыдно.
Когда я попытался восстановить события, которые подтолкнули меня к этому демаршу, я ничего не мог вспомнить. Это привело меня в замешательство. Я словно пробудился от дурного сна. Больше всего на свете я мечтал о теплых, любящих и доверительных семейных отношениях. Но вот уже третий год подряд я буквально взрывался во время нашего отпуска. Я и раньше уходил эмоционально – но никогда не хлопал дверью и не уходил физически.
Было ощущение, будто я перешел в какое-то измененное состояние сознания. Боже, я себя просто ненавидел! Что вообще со мной происходило?
Инцидент на Падре-Айленд произошел в 1976 году, через год после смерти моего отца. С тех я разобрался в причинах этих цикличных приступов ярости/убегания. Главная подсказка пришла ко мне именно во время того побега на острове. Пока я сидел, одинокий и пристыженный, в убогом номере мотеля, перед глазами начали всплывать воспоминания о моем детстве. Я вспомнил один сочельник, когда мне было лет одиннадцать. Я лежал в своей темной комнате, натянув на голову одеяло и не желая разговаривать с отцом. Он вернулся домой поздно, слегка выпивший. Я хотел наказать его за то, что он испортил нам Рождество. Я не мог выразить свой гнев словами, поскольку меня всегда учили, что это один из смертных грехов и особенно неприемлемый по отношению к родителям. На протяжении многих лет мой гнев разлагался, оплетая душу плесенью. Подобно голодной собаке, запертой в подвале, он сорвался с цепи и превратился в ярость. Большую часть времени я усердно держал ее в узде. Я был хорошим. Я был самым милым папочкой, которого можно было только себе представить, – пока я больше не мог это выносить. И тогда я превращался в Ивана Грозного.
Я осознал, что такое поведение в отпуске было спонтанной регрессией во времени. Когда я бушевал и наказывал свою семью отстраненностью, я возвращался в детство, где я когда-то проглотил свой гнев, выразив его единственным доступным для ребенка способом – наказал других, не желая с ними общаться. Теперь, будучи уже взрослым, когда у меня заканчивался приступ эмоционального или физического протеста, я чувствовал себя одиноким и пристыженным маленьким мальчиком, каким был раньше.
Теперь я знаю точно, что когда развитие ребенка наталкивается на препятствие, когда он подавляет в себе чувства, особенно гнев и обиду, то он вырастает во взрослого, внутри которого продолжает жить рассерженный и обиженный ребенок. И этот ребенок, сам того не желая, будет периодически влиять на поведение взрослого человека.
Поначалу может показаться нелепым, что маленький ребенок продолжает жить во взрослом теле. Но происходит именно так. Я верю, что этот забытый, раненый внутренний ребенок прошлого является главным источником человеческих страданий. Пока мы не излечим и не защитим его, он будет продолжать контролировать нас и отравлять нашу взрослую жизнь.
Я попытаюсь объяснить, каким именно образом раненый внутренний ребенок может делать наше существование невыносимым. Ниже приведены примеры, при помощи которых он может саботировать нашу взрослую жизнь. (В конце этой главы вы найдете тест, благодаря которому сможете определить, насколько сильно ранен ваш внутренний ребенок.)
• Созависимость
• Противоправное поведение
• Нарциссические расстройства
• Проблема доверия
• Отыгрывание вовне/на себя
• Магическое мышление
• Проблема близких отношений
• Недисциплинированность
• Аддиктивное/компульсивное поведение
• Искажение мышления
• Пустота (апатия, депрессия)
Я определяю созависимость как болезнь, характеризующуюся потерей идентичности. Быть созависимым – значит быть оторванным от своих чувств, потребностей и желаний. Вот несколько примеров.
Первилия слушает, как ее молодой человек рассказывает о своих проблемах на работе. В ту же ночь она не может заснуть, потому что постоянно прокручивает в голове его проблемы. Она переживает его чувства, но не свои собственные.
Когда девушка Максимилиана решает порвать с ним после полугода отношений, он чувствует, что хочет покончить с собой. Он верит, что без ее любви он ничего не значит. У Максимилиана нет чувства самоуважения, которое шло бы изнутри, он искренне считает, что его ценность как личности зависит от других людей.
Муж Джолиши спрашивает ее, не хочет ли она куда-нибудь сходить вечером. Она немного сомневается, но в итоге говорит «да». Он спрашивает, куда бы она хотела пойти. Она отвечает, что это не имеет значения. Он ведет ее в барбекю-бар «Викинг», а затем в кино, где они смотрят «Возвращение убийцы с топором». Джолиша остается недовольна проведенным временем, обижается на мужа и не разговаривает с ним неделю. Когда он спрашивает ее: «В чем дело?», она отвечает: «Ни в чем».
Джолиша – сама «доброта». Все вокруг только и говорят о том, насколько она милая. На самом деле она только притворяется милой. Она постоянно играет роль. Милая Джолиша – это всего лишь ее ложное «Я». В действительности она не знает, что ей нужно или чего она хочет. У нее нет ни малейшего понятия о ее подлинном «Я».
Джейкоби, 52 года. Он приходит ко мне на консультацию, потому что у него уже два месяца роман с 26-летней секретаршей. Джейкоби говорит мне, что не знает, как это произошло! Джейкоби – старейшина в своей церкви и уважаемый член Комитета по вопросам морали. Он возглавил борьбу за искоренение порнографии в своем городе. На самом деле Джейкоби соблюдает религиозные «обряды». Он полностью утратил связь со своим сексуальным влечением. После многих лет активного подавления его сексуальное влечение все-таки взяло верх.
Бискейн принимает проблему избыточного веса своей жены близко к сердцу. Он сильно ограничил их социальную жизнь, потому что ему неловко появляться с супругой на людях. Бискейн понятия не имеет, где проходит граница между ним и его женой. Он верит, что о нем как о мужчине будут судить исключительно по тому, как выглядит его супруга. У его партнера по бизнесу Бигелоу есть любовница. Он периодически заставляет ее взвешиваться, чтобы убедиться, что она поддерживает свой вес. Бигелоу – еще один пример человека, у которого нет понимания собственного «Я». Он считает, что его мужские качества зависят от веса его любовницы.
Офелия Олифант требует, чтобы муж купил ей «мерседес». Она также настаивает, чтобы он сохранил их членство в загородном клубе «Ривер-Вэлли». Олифанты по уши в долгах, живут от зарплаты до зарплаты. Они тратят огромное количество сил, закрывая один кредит за другим, все ради того, чтобы создавать видимость богатой жизни. Офелия считает, что ее самооценка зависит от поддержания надлежащего имиджа. У нее нет понимания собственного «Я».
Во всех этих историях мы видим людей, которые ищут свою идентичность вовне. Это наглядные примеры проявления созависимости.
Нездоровые семейные системы являются благоприятной почвой для развития созависимости. Например, все члены семьи, где живет алкоголик, становятся созависимыми от его пагубной привычки. Поскольку употребление алкоголя угрожает благополучию каждого, они начинают приспосабливаться, проявляя бдительность (находясь в состоянии постоянного напряжения).
Адаптация к стрессу была задумана природой как временное состояние, но никак не хроническое. Со временем человек, живущий рядом с кем-то, кто страдает хронической алкогольной зависимостью, теряет связь со своими внутренними сигналами – собственными чувствами, потребностями и желаниями.
Дети нуждаются в безопасности и здоровом моделировании эмоций, чтобы понимать свои внутренние сигналы. Им также нужна помощь, чтобы научиться отделять мысли от эмоций. Когда семейная среда наполнена насилием (эмоциональным, физическим или сексуальным), ребенку приходится сосредотачивать все свое внимание исключительно на внешних факторах. Со временем он теряет способность развивать чувство собственного достоинства. Не имея здорового внутреннего стержня, человек обречен на поиски удовлетворения во внешнем мире. Он обречен на созависимость, а это явный симптом раненого внутреннего ребенка. Созависимое поведение указывает на то, что потребности человека в детстве не были удовлетворены, и это лишило его возможности открыть свое истинное «Я».
Мы склонны думать, что все люди, чей внутренний ребенок ранен, – милые, тихие и многострадальные. Но на самом деле раненый внутренний ребенок несет ответственность за большую часть насилия и жестокости в мире. Гитлера регулярно избивали и унижали в детстве. Он был вынужден справляться с токсическим чувством стыда, которое прививал ему отец – внебрачный сын еврея-домовладельца. Пережитое насилие Гитлер спроецировал в самой крайней форме жестокости на миллионы невинных людей.
Мне вспоминается мой клиент Доусон. Когда он пришел ко мне за консультацией по поводу проблем в семейной жизни, он работал вышибалой в ночном клубе. Он рассказывал мне о том, как сломал челюсть человеку в начале недели. Он страстно описывал, как тот человек вынудил его сделать это. Он разозлил Доусона своим поведением. Часто в ходе моих консультаций с Доусоном он говорил в подобной манере. Люди, преступающие черту, как правило, не считают себя виноватыми в произошедшем.
В процессе нашей совместной работы стало ясно, что в действительности Доусон был напуган. Когда он испытывал страх, в нем просыпался маленький мальчик, которым он был когда-то. Его отец был жестоким и нередко применял физическую силу по отношению к нему. Оставаться тем маленьким мальчиком, дрожащим перед лицом ярости своего отца, во взрослой жизни было небезопасно, поэтому Доусон стал отождествлять себя с личностью своего отца. Он превратился в него. Когда вокруг происходило что-то такое, что напоминало ему сцены пережитого насилия в детстве, Доусон становился своим жестоким отцом, ранившим других людей так же, как когда-то ранил своего сына.
Противоправное поведение, являющееся основным источником человеческих страданий, является результатом насилия в детстве, а также неразрешенного горя от этого жестокого обращения. Некогда беспомощный ребенок вырастает во взрослого преступника. Чтобы понять это, мы должны признать, что многие формы жестокого обращения с детьми фактически превращают ребенка в преступника. Особенно это относится к физическому, сексуальному и эмоциональному насилию. Психиатр Бруно Беттельгейм придумал термин для этого процесса: «идентификация с агрессором». Сексуальное, физическое и эмоциональное насилие настолько пугают ребенка, что он буквально не может оставаться самим собой во время акта насилия. Чтобы пережить боль, он теряет всякое чувство своей идентичности и вместо этого отождествляет себя с обидчиком. Беттельгейм проводил свои исследования в основном среди выживших в немецких концентрационных лагерях.
На одном из моих недавних семинаров терапевт из Нью-Йорка подняла руку. Она сказала, что она еврейка, а затем продолжила рассказывать нашей группе ужасные подробности о том, что пережила ее мать в нацистском концентрационном лагере. Самой поразительной частью ее истории было то, что ее мать обращалась с ней так же, как нацистские охранники обращались с ее матерью. Она плевала ей в лицо и называла еврейской свиньей, когда девочке было всего три года.
Еще большую тревогу вызывает поведение сексуальных преступников. Чаще всего они сами подвергались сексуальному насилию в детстве. И, растлевая других детей, они воспроизводят те модели жестокого поведения, которые пережили в свои детские годы.
Хотя в большинстве случаев противоправное поведение уходит корнями в детство, оно не всегда является результатом жестокого обращения. Некоторые правонарушители были попросту избалованы своими родителями, и это ощущение вседозволенности породило в них чувство превосходства над другими. Такие избалованные дети убеждаются в том, что они заслуживают особого отношения к себе со стороны окружающих и что они в принципе не могут сделать ничего плохого. Они теряют всякое чувство ответственности, полагая, что в их проблемах всегда виноват кто-то другой.
Каждый ребенок нуждается в безусловной любви – по крайней мере, в самом начале. В отсутствии беспристрастного взора со стороны родителя или опекуна ребенок не имеет возможности узнать, кто он такой. Каждый из нас был частью «мы», перед тем как превратиться в самостоятельное «Я». Нам нужно было это зеркало, которое бы отражало все части нас самих. Нам нужно было видеть, что мы значимы, что к нам относятся серьезно, любят и принимают любую нашу часть. Нам также нужно было знать, что на любовь наших опекунов можно положиться. Это были наши здоровые нарциссические потребности. И если мы не удовлетворили их, то наше понимание нас самих было серьезно искажено.
Обделенный в своих нарциссических потребностях внутренний ребенок отравляет жизнь взрослого своей ненасытной жаждой любви, внимания и привязанности. Требования ребенка будут саботировать любые отношения со взрослыми, потому что, сколько бы любви ни было, ее никогда не будет достаточно. Обделенный в своих нарциссических потребностях взрослый человек не может добиться их удовлетворения, потому что в действительности они являются потребностями ребенка. А дети все время нуждаются в своих родителях. Они нуждаются в этом по своей природе, а не по собственному выбору. Потребности ребенка – это потребности в зависимости, то есть потребности, удовлетворение которых напрямую связано с другими людьми. И только оплакивание этой потери может принести желаемое исцеление. Пока этого не будет сделано, ненасытный ребенок будет жадно искать любви и уважения, которых он или она не получили в детстве.
Потребности нарциссически обделенных взрослых детей принимают различные формы.
• Они разочаровываются в одних отношениях за другими.
• Они стремятся найти идеального любовника, который сможет удовлетворить все их потребности.
• У них развиваются зависимости. (Пристрастия – это попытка заполнить пустоту в психике. Сексуальные и любовные зависимости являются яркими примерами этого.)
• Они стремятся к обретению материальных ценностей и денег, чтобы достичь ощущения собственной значимости.
• Они выбирают для себя публичное поприще (становятся актерами и спортсменами), поскольку им нужна постоянная лесть и восхищение со стороны окружающих.
• Они используют собственных детей для удовлетворения своих нарциссических потребностей. (В их фантазиях их дети никогда не оставят их и всегда будут любить, уважать и восхищаться ими.) Они пытаются получить от своих детей любовь и особое восхищение, которого не смогли добиться от своих родителей.
Когда ребенок не находит в родителях поддержки и опоры, у него развивается глубокое чувство недоверия. Мир кажется ему опасным, враждебным и непредсказуемым местом. Это означает, что ребенок должен всегда быть начеку и следить за всем вокруг. Он приходит к убеждению: «Если я буду все контролировать, то никто не сможет застать меня врасплох и причинить мне боль».
Контроль доходит до уровня своеобразного безумия, постепенно превращаясь в зависимость. Один мой клиент так сильно боялся потерять контроль, что работал по сто часов в неделю. Он не мог никому делегировать свои полномочия, потому что никому не доверял. Он пришел ко мне, когда его язвенный колит обострился настолько, что его пришлось госпитализировать.
Другая моя клиентка впала в отчаяние, потому что ее муж только что подал на развод. Последней каплей для него стало то, что она сменила марку телефона, который он установил в ее машину. Муж пожаловался, что, что бы он ни пытался сделать для нее, все оказывалось неправильным. Ей всегда хотелось поменять и исправить все, что он делал. Иными словами, она чувствовала себя неуютно, если не могла сама все проконтролировать.
Безумный контроль приводит к серьезным проблемам в отношениях. Невозможно выстраивать близкие отношения с партнером, который вам не доверяет. Близость требует, чтобы каждый партнер принимал другого таким, какой он или она есть.
Проблема доверия иногда доходит до крайностей в отношениях с другими.
Человек либо отказывается от любого контроля и слепо доверяет другим, слишком полагаясь на них, либо погружается в изоляцию и одиночество, возводя защитные стены, сквозь которые никому не дозволяется проходить.
Как отметил специалист по лечению зависимостей Патрик Карнес, человек, который так и не научился доверять другим, путает эмоциональность с близостью, одержимость с заботой и контроль с безопасностью.
Одним из первых важных шагов в развитии является формирование базового чувства доверия. Мы должны знать, что другой человек (мама, папа, весь окружающий мир) безопасен и заслуживает доверия. Базовое чувство доверия – глубокое холистическое чувство. Если мы можем доверять миру, мы можем научиться доверять самим себе. Доверие к себе означает, что вы можете доверять своим личным силам, восприятиям, интерпретациям, чувствам и желаниям.
Дети учатся доверию у надежных опекунов. Если мама и папа последовательны и предсказуемы в своем поведении, если мама и папа доверяют себе и друг другу, ребенок будет доверять им и научится доверять себе.
Чтобы понять, как наш раненый внутренний ребенок пытается компенсировать свои неудовлетворенные детские потребности и неразрешенные травмы прошлого, мы должны понять, что основной движущей силой в нашей жизни являются эмоции. Эмоции – это топливо, которое побуждает нас защищать себя и удовлетворять наши основные потребности. (Мне нравится определять эмоции как энергию, находящуюся в движении.) Эта энергия является фундаментальной. Наш гнев толкает нас к самозащите. Когда мы злимся, мы занимаем твердую позицию и становимся «ярыми борцами». Благодаря гневу мы отстаиваем свои интересы и боремся за свои права.
Страх побуждает нас избегать опасности. Он наделяет нас проницательностью. Страх оберегает нас, давая нам знать, что опасность близка и слишком велика, чтобы противостоять ей, заставляя нас бежать и искать убежища.
Печаль заставляет нас плакать. Слезы очищают и помогают нам справиться с горем. С грустью мы скорбим о наших потерях и высвобождаем дополнительную энергию, чтобы она поддержала нас в настоящем. Без возможности оплакать наше горе мы никогда не сможем покончить с прошлым. Вся эмоциональная энергия, связанная с нашим страданием или травмой, будто замораживается внутри. Неразрешенная или невыраженная, она постоянно пытается найти выход. И поскольку она не может оплакать горе здоровым образом, она начинает проявляться в форме ненормального поведения. В психологии это называется «отыгрыванием вовне». В качестве яркого примера могу привести свою бывшую клиентку Мэгги.
Мэгги неоднократно видела, как ее отец, яростный и жестокий алкоголик, проявлял словесное и физическое насилие по отношению к ее матери. Эта сцена разыгрывалась у нее на глазах на протяжении всего ее детства. С четырехлетнего возраста Мэгги стала главной утешительницей своей матери. После того как ее избивал муж, мать приходила в комнату девочки и ложилась к ней в постель. Дрожа и постанывая, она прижималась к Мэгги. Иногда отец приходил за матерью и кричал на нее. Это жутко пугало девочку. Любой вид насилия по отношению к члену семьи приводит в ужас других ее членов. Свидетель насилия – это тоже жертва насилия.
Что было необходимо Мэгги в детстве, так это выразить свой ужас и дать выход своей печали. Но рядом не было никого, к кому она могла бы обратиться за помощью, чтобы оплакать свое невысказанное горе. По мере того как она росла, она постоянно пыталась найти для себя мужчин и женщин, которые сыграли бы для нее роль заботливых родителей. Когда она пришла ко мне, то уже пережила два тяжелых брака и множество других жестоких отношений. А что насчет ее профессии? Она работала консультантом, специализирующимся на лечении женщин, столкнувшихся с домашним насилием!
Мэгги постоянно отыгрывала вовне свою детскую травму: она заботилась о женщинах, подвергшихся жестокому обращению, и в то же время вступала в отношения с жестокими мужчинами. Она заботилась о других людях, но никто не заботился о ней. Неразрешенная эмоциональная энергия прошлого выражалась единственным возможным для нее способом – «отыгрыванием вовне».
Отыгрывание вовне, или отреагирование, – это один из самых разрушительных способов, при помощи которого раненый внутренний ребенок саботирует нашу жизнь. История Мэгги представляет собой драматический пример навязчивого желания повторить прошлое. «Может, на этот раз я смогу все сделать правильно», – говорит раненый внутренний ребенок Мэгги. «Может быть, если я буду вести себя хорошо и дам папе все, что ему нужно, я стану более значимой в его глазах и он проявит ко мне любовь и привязанность». Это магическое мышление ребенка, а не рациональное мышление взрослого. И как только мы это поймем, происходящее обретет для нас смысл. Другими примерами отыгрывающего поведения являются:
• повторение жестокого поведения в отношении других;
• поступки и слова в адрес детей, которые мы обещали больше никогда не совершать или не говорить;
• спонтанное проявление детского поведения – вспышки гнева, надувание губ и т. п.;
• дебоширское поведение;
• навязывание идеализированных правил воспитания.
Перенесение жестокого обращения из прошлого на самих себя называется отыгрыванием на себя. Мы наказываем сами себя так, как нас наказывали в детстве. Я знаю человека, который ругает себя всякий раз, когда совершает ошибку. Он насмехается над собой и критикует себя, говоря: «Ты идиот, как вообще можно быть таким тупым?» Несколько раз я видел, как он бил себя кулаком по лицу (так делала его мать, когда он был еще ребенком).
Неразрешенные эмоции прошлого нередко оборачиваются против нас самих. К примеру, Джо никогда не разрешали выражать гнев, когда он был маленьким. Он сильно злился на свою мать за то, что она никогда не позволяла ему ничего делать самостоятельно. Как только он брался за что-то, она тут же вскакивала и говорила что-то вроде: «Похоже, мама должна помочь своему маленькому копуше» или «Ты молодец, но позволь маме помочь тебе». Джо позволял, так что даже во взрослом возрасте она продолжала делать за него то, что он вполне мог сделать сам. Джо учили абсолютному послушанию и тому, что выражать свой гнев – это страшный грех. В результате Джо обратил свой гнев внутрь самого себя. Он стал подавленным, апатичным, несостоятельным и неспособным достичь своих жизненных целей.
Неразрешенная эмоциональная энергия, направленная внутрь себя, может вызывать серьезные физические проблемы, включая желудочно-кишечные расстройства, головные боли, боли в спине и шее, сильное мышечное напряжение, артрит, астму, сердечные приступы и рак. Подверженность частым несчастным случаям – это еще одна из форм отыгрывания на себя. Через несчастные случаи и всевозможные происшествия человек подвергает самого себя наказаниям.
Детство – время магии и волшебства. «Кто наступит на эту трещину, тот получит от жизни затрещину». Магия – это вера в то, что определенные слова, жесты или поступки могут изменить реальность. Неблагополучные родители нередко подпитывают магическое мышление своих детей. К примеру, если вы говорите своим детям, что их поведение оказывает прямое воздействие на чувства других людей, вы прививаете им магическое мышление. Вот лишь некоторые распространенные утверждения: «Ты убиваешь свою мать», «Посмотри, что ты наделал – теперь твоя мама расстроена», «Ты доволен тем, что разозлил отца?». Другой формой укоренения магического мышления является утверждение: «Я знаю, о чем ты думаешь».
Я помню одну клиентку, которая к 32 годам успела выйти замуж пять раз. Она думала, что брак решит все ее проблемы. Если бы она только могла найти «правильного» мужчину, то все было бы прекрасно. И это яркий пример магического мышления, при котором ей не нужно ничего менять в собственном поведении, поскольку все изменения должны были произойти сами собой благодаря появлению в ее жизни другого человека или наступлению какого-то события.
Магическое мышление является естественным для ребенка. Но если в процессе развития потребности ребенка не удовлетворяются и он получает травму, то в действительности он перестает взрослеть. Он вырастает, но при этом остается зависим от магического мышления ребенка.
Вот еще несколько примеров магических мыслей, засоряющих нашу взрослую жизнь:
• Если у меня будет много денег, у меня не будет проблем.
• Если мой любимый человек бросит меня, я никогда не справлюсь с этим или умру.
• Листок бумаги (диплом) сделает меня умнее.
• Если я буду «выкладываться по полной», мир вознаградит меня.
• Счастье придет и на печи найдет.
Маленьких девочек с детства приучают к сказкам, наполненным волшебством. Золушек учат ждать, пока на кухню заглянет парень с туфелькой подходящего размера. Белоснежкам внушают, что если они проявят достаточно терпения, то принц обязательно появится. Мы буквально учим женщин, что их судьба зависит от того, смогут ли они дождаться, пока какой-нибудь некрофил (тот самый, который любит целовать мертвых людей) не окажется мимоходом в лесу в нужное время. Согласитесь, не самая приятная картина!
Мальчиков также приучают к магическому мышлению при помощи сказок. Большинство историй сводится к тому, что в мире существует только одна-единственная принцесса, которую они должны всю жизнь искать и обязательно найти.
И в этих поисках он должен проскакать полсвета, пройти сквозь темные леса и победить опасных и страшных драконов. И когда он в конце концов отыщет ее, то узнает ее из тысячи. (Вот почему многие мужчины так волнуются, стоя у алтаря.)
Нередко судьба мужчины предопределяется волшебными вещами, такими как заколдованные бобы или чудесные мечи. Возможно, ему даже придется пожить какое-то время с лягушкой. И если смелости поцеловать ее все-таки хватит, то, возможно, она даже превратится в принцессу. (У женщин, кстати, есть своя версия этой зоологической истории.)
Для женщин волшебство заключается в том, чтобы сидеть и ждать подходящего мужчину, для мужчин – чтобы отправиться на эти бесконечные поиски подходящей женщины.
Я знаю, что сказки существуют на символическом и мифическом уровне. Они нелогичны и, подобно нашим снам, говорят с нами образами. Многие сказки являются символическим отражением поиска нашей мужской или женской идентичности. Если наш процесс развития проходит гладко, мы в конце концов уходим от буквального понимания этих историй нашим внутренним ребенком и начинаем видеть их символическое значение.
Но когда наш внутренний ребенок ранен, он продолжает заставлять нас идти по этому волшебному пути. И мы, уже взрослые дети, продолжаем ждать и/или искать тот счастливый конец, в котором все мы будем жить долго и счастливо.
Многие взрослые дети мечутся между страхом быть брошенными и страхом быть полностью поглощенными. Некоторые из них избегают каких-либо отношений, потому что боятся, что другой человек задушит или подавит их. Другие не находят в себе смелости отказаться от токсичных и разрушительных отношений из-за страха остаться в одиночестве. Большинство колеблются между этими двумя крайностями.
Херкимер, например, считает, что отношения строятся на безумной любви к женщине. Но как только они становятся достаточно близки друг к другу, он начинает постепенно отстраняться и удаляться от нее. Он делает это шаг за шагом, постепенно пополняя «список критических замечаний». Пункты в списке обычно касаются незначительных, отличающихся от его собственных привычек в поведении, из-за которых Херкимер устраивает небольшие ссоры. Его партнерша обижается на него день или два, после чего следует страстный примирительный секс и глубокое сопереживание. Это продолжается ровно до тех пор, пока Херкимер снова не почувствует себя задушенным любовью и не начнет опять дистанцироваться, затевая очередную ссору.
Афине 46 лет, и она ни с кем не встречается вот уже пятнадцать лет. Ее «единственная любовь» погибла в автокатастрофе. Как говорит она сама, когда ее молодой человек умер, она поклялась, что в память о нем больше никогда не прикоснется к другому мужчине. На самом деле Афина встречалась со своим молодым человеком всего три месяца до его трагической гибели. Она никогда не спала ни с одним мужчиной за всю ее взрослую жизнь. Ее единственным сексуальным опытом было жестокое обращение со стороны ее отчима в детстве. Афина окружила своего раненого внутреннего ребенка стальными стенами. Она решила использовать память о своем умершем молодом человеке как защиту от близости с кем-то еще.
Другая женщина, с которой я работал, на протяжении тридцати лет жила в браке, в котором не было никаких чувств. Ее муж был сексуально зависимым человеком, и она знала о шести его романах (она застала его в постели с одной из его любовниц). Когда я спросил, почему она не развелась, она ответила, что «любила» своего супруга. Эта женщина путала зависимость с любовью. Когда ей было всего два года, ее бросил отец, которого она больше никогда не видела. Ее «зависимость, выдаваемая за любовь», коренилась в глубоком страхе снова оказаться покинутой.
Во всех приведенных выше примерах корнем проблемы является раненый внутренний ребенок.
Он накладывает свой отпечаток на близость в отношениях, потому что не ощущает свое подлинное «Я». Самая страшная рана, которую может получить ребенок, – отказ от своего истинного «Я». Когда родитель оказывается неспособен поддержать чувства, потребности и желания своего ребенка, он отвергает его подлинное «Я», на месте которого возникает «Я» ложное.
Чтобы убедиться в любви к себе, ребенок начинает вести себя в манере, которая кажется ему наиболее правильной. Его ложное «Я» развивается с годами, опираясь на поддержку системы семейных потребностей и свою культурно-половую роль в ней. Постепенно человек начинает отождествлять свое ложное «Я» с самим собой. Он забывает, что оно лишь адаптация, поведение, основанное на сценарии, написанном для него кем-то другим.
Невозможно выстраивать близкие отношения с кем-то другим, если у вас нет понимания собственного «Я». Как вы можете разделять себя с кем-то другим, если не знаете, кем являетесь на самом деле? Как кто-то может узнать вас, если вы не знаете даже самого себя?
Один из способов развить сильное чувство собственного «Я» – создать вокруг себя нерушимые границы. Подобно границам государств, наши физические границы защищают наши тела и сигнализируют нам, когда кто-то подходит слишком близко или пытается дотронуться до нас в неприемлемой для нас форме. Наши сексуальные границы обеспечивают нам безопасность и комфорт в сексуальной жизни. (Люди со слабыми сексуальными границами часто занимаются сексом, когда на самом деле не хотят этого.) Наши эмоциональные границы говорят нам, где заканчиваются наши чувства и начинаются чувства других, когда наши эмоции обращены на нас самих, а когда – на окружающих. У нас также есть интеллектуальные и духовные границы, которые определяют наши убеждения и духовные ценности.
Когда ребенок получает травму из-за пренебрежения или жестокого обращения, его границы нарушаются. Это пробуждает в нем страх оказаться либо брошенным, либо поглощенным отношениями. Когда у ребенка развито чувство собственной значимости и уверенности в себе, он не боится остаться один. В отсутствии четких границ мы не можем знать, где заканчиваемся мы сами и начинаются другие. Нам трудно сказать «нет» и понять, чего мы хотим, но именно это является решающим фактором в установлении близких отношений.
Проблемы в отношениях в значительной степени усугубляются проблемами в сексуальной жизни. У детей, растущих в неблагоприятных семьях, нарушается сексуальное развитие. Это обусловливается наличием плохой модели сексуального поведения в семье, разочарованием родителей в поле своего ребенка, презрением и унижением, а также пренебрежением его потребностями в развитии.
Отца Глэдис никогда не было дома. Его одержимость работой взяла верх над его жизнью. В его отсутствие Глэдис придумала себе вымышленного отца. Сейчас она состоит уже в третьем браке. Поскольку ее представления о мужчинах нереалистичны, ни один мужчина так и не смог оправдать ее ожиданий.
Джейк постоянно слышал, как его отец оскорбляет мать. Она всегда старалась сгладить это. Джейк понятия не имел, как выстраивать близкие отношения с женщинами. Он был склонен выбирать послушных, молчаливых женщин, к которым быстро терял всякий интерес, поскольку презирал их, как свою мать. Секс доставляет ему удовольствие, только когда он мастурбирует, фантазируя при этом о женщинах, подвергшихся сексуальному унижению.
Многие дети знают о разочаровании родителей в поле своего ребенка: папа хотел мальчика, но родилась девочка, мама хотела дочку, но получила сына. Ребенок начинает стыдиться своего пола, что впоследствии может привести к проявлению различных видов патологического сексуального поведения.
Ребенок, которого презирали или унижали родители, часто склонен к садомазохизму. Мать Джулса, сама ставшая в детстве жертвой инцеста, так и не смогла справиться со своей яростью по поводу того, что с ней случилось. У нее были доверительные отношения со своим сыном, поэтому он перенял от нее эту ярость по отношению к мужчинам. Чуть позже у него развилась нездоровая сексуальная зависимость. Он собрал огромную коллекцию порнографических книг и фильмов и возбуждался, представляя себя униженным доминирующей над ним взрослой женщиной.
Детям нужны четкие ориентиры, чтобы справляться с проблемами и вызовами каждого этапа своего развития. Когда ребенок не может удовлетворить те или иные возрастные потребности, он застревает на данной стадии. Так, дети, которые не нашли удовлетворения своих потребностей в младенческом возрасте, зацикливаются на оральном удовлетворении, что с возрастом может начать проявляться в виде пристрастия к оральному сексу.
Люди, чьи потребности не удовлетворяли в раннем детском возрасте, нередко испытывают тягу к ягодицам. Влечение к тем или иным интимным частям тела называется «сексуальной объективизацией», и она ограничивает наше восприятие или отношение к другим исключительно как к объекту для собственного сексуального удовлетворения.
Сексуальная объективизация – это бич истинной близости в отношениях. Близость требует наличия двух целостных личностей, которые готовы ценить и уважать друг друга. Отношения многих пар, столкнувшихся с созависимостью, основываются именно на сексуальной объективизации и маниакальном влечении к сексу. Это единственный способ, благодаря которому их раненые внутренние дети могут находиться рядом друг с другом.
Термин «дисциплина» происходит от латинского слова disciplina, что означает «обучение». Приучая к ней детей, мы учим их жить продуктивно и с любовью. Как сказал психиатр М. Скотт Пек: «Дисциплина – это способ уменьшить жизненные страдания». Мы знаем, что когда мы говорим правду, сопротивляемся искушению немедленного удовольствия, проявляем честность и несем ответственность за самих себя, мы наполняем нашу жизнь большей радостью и удовольствием.
Дети нуждаются в родителях, которые будут не просто проповедовать, но приучать их к самодисциплине. Дети учатся, наблюдая за тем, что делают родители, а не что они говорят. Когда родители не могут стать образцом дисциплинированного поведения, ребенок начинает проявлять склонность к недисциплинированности. Когда родители проявляют излишнюю строгость в воспитании (не соблюдая при этом собственных правил), ребенок становится слишком дисциплинированным.
Недисциплинированный раненый внутренний ребенок склонен к безделью и прокрастинации, он ищет немедленного удовлетворения всех своих желаний, бунтует, проявляет своеволие и упрямство, действует импульсивно и не задумываясь. Чрезмерно дисциплинированный ребенок жесток и одержим, он послушен и легко управляем, стремится угодить людям, живет с постоянным чувством стыда и вины. Стоит отметить, что большинство из нас, в ком живет раненый внутренний ребенок, колеблются между недисциплинированным и чрезмерно дисциплинированным поведением.
Раненый внутренний ребенок является основной причиной развития зависимостей и зависимого поведения. Я стал алкоголиком в раннем возрасте. Мой отец, тоже алкоголик, бросил меня физически и эмоционально, когда я был ребенком. Я чувствовал, что для него время с бутылкой значит больше, чем я. Поскольку его никогда не было рядом, чтобы направлять мое поведение, я так и не смог привязаться к нему, так никогда и не испытал, каково это – быть любимым и значимым для другого человека. Поэтому я никогда по-настоящему не любил и не ценил себя как человека.
В раннем подростковом возрасте я спутался с другими ребятами, которые тоже росли без отца. Мы пили и распутничали, чтобы доказать свою мужественность. С пятнадцати до тридцати лет я страдал сильной зависимостью, постоянно употребляя алкоголь и наркотики. Одиннадцатого декабря 1965 года я закупорил последнюю бутылку. С моей зависимостью было покончено, но мое аддиктивное поведение так никуда и не ушло. Я курил, работал и ел, словно одержимый.
Я не сомневаюсь в том, что мой алкоголизм был обусловлен генетической наследственностью. Существует достаточно доказательств того, что алкоголизм берет свои корни в генетике. Тем не менее его нельзя списывать исключительно на генетический фактор. Если бы это было так, то все дети алкоголиков автоматически становились бы зависимыми. Очевидно, что дело не в этом. Ни мой брат, ни моя сестра алкоголизмом не страдали.
Я посвятил двадцать пять лет работе с алкоголиками и наркоманами, пятнадцать из которых я занимался подростками, злоупотребляющими наркотиками. Я ни разу не встречал человека, чья зависимость была бы чисто химической.
Хотя к некоторым химическим веществам пристраститься довольно легко: я видел, как подростки серьезно подсаживались на крэк всего за пару месяцев. Общим фактором, который я всегда определял, был раненый внутренний ребенок. Это ненасытный корень любого компульсивного/зависимого поведения. Моим доказательством был тот факт, что я ушел от алкогольной зависимости, но обратился к другим способам изменения своего настроения. Я с навязчивым пристрастием работал, ел и курил из-за неутоленных потребностей моего раненого внутреннего ребенка.
Как и все дети из семей алкоголиков, я был эмоционально брошен. А для ребенка это равняется смерти. Чтобы удовлетворить две самые основные потребности ребенка в выживании (у меня неплохие родители и я имею значение), я стал эмоциональным мужем моей мамы и отцом для своего младшего брата. Помогая ей и остальным, я чувствовал, что все в моей жизни в порядке. Мне сказали, и я поверил в то, что папа любил меня, но просто был слишком болен, чтобы выразить свою любовь, и что мама была святая. Все это затмевало собой ощущение, что я значу меньше, чем время моих родителей (отравляющее чувство стыда). Мое ядро состояло из частичных восприятий, подавленных чувств и ложных убеждений. Это стало фильтром, через который я интерпретировал все новые события и впечатления в своей жизни. Подобная примитивная адаптация позволила мне выжить в детстве, но это был паршивый фильтр для выживания во взрослой жизни. В возрасте тридцати лет из-за семнадцатилетней алкогольной зависимости я оказался в Государственной больнице Остина[4].
Обращение к раненому внутреннему ребенку как к основной причине компульсивного/зависимого поведения помогает нам увидеть зависимость в гораздо более широком контексте. Зависимость – это патологическая тяга к любой форме изменения своего эмоционального состояния, которая имеет разрушительные последствия для жизни. Пристрастие к еде является одним из самых сильных факторов, способных повлиять на изменение настроения. Алкоголь, наркотики и еда обладают присущим им химическим потенциалом изменять наше состояние. Но существует и множество других способов изменить наше настроение. Я говорю о пристрастии к чрезмерной активности, когнитивных пристрастиях, зависимостях от чувств или вещей.
К вызывающим зависимость видам деятельности можно отнести работу, шопинг, азартные игры, секс и религиозные ритуалы. На самом деле любой вид деятельности можно использовать для изменения нашего эмоционального состояния. Действия изменяют наши чувства благодаря эффекту отвлечения.
Когнитивная зависимость может стать одним из самых эффективных способов убежать от действительности. Я буквально жил в своей голове на протяжении многих лет. Я был профессором университета. Мышление дает прекрасную возможность забыть о чувствах. Любая зависимость заключает в себе мыслительный компонент, который называют одержимостью.
Чувства сами по себе также могут вызывать зависимость. Я был яростным алкоголиком в течение многих лет. Ярость, единственная знакомая мне грань, скрывала мою боль и стыд. Когда я неистовствовал, я не чувствовал себя уязвимым или слабым – я был сильным и могущественным.
Наверное, каждый знает хотя бы одного зависимого от страха человека. Подобные люди склонны к драматизму и катастрофическому мышлению. И их чрезмерная обеспокоенность не только создает проблемы в их собственной жизни, но и сводит окружающих людей с ума.
Некоторые люди начинают зависеть от грусти и/или горя. Кажется, что они не просто переживают это чувство, а превращаются в саму грусть. Для такого человека грусть становится состоянием бытия.
Но люди, которых я опасаюсь больше всего, – это наркоманы радости. Это хорошие мальчики и девочки, которых заставляли улыбаться и быть веселыми. Улыбка словно застыла на их лицах. Наркоманы радости не видят вокруг ничего плохого. Они могут улыбаться, рассказывая о том, что их мать умерла! И это жутко.
Вещи также могут вызывать зависимость. Самый распространенный тип такой зависимости – это деньги. Однако предметом зависимости может стать все, что угодно, что способно изменить эмоциональное состояние человека.
В основе большинства зависимостей, независимо от генетических предрасположенностей, скрывается раненый внутренний ребенок, который испытывает постоянную жажду и стремление удовлетворить свои потребности. Достаточно провести лишь немного времени рядом с человеком, страдающим зависимостью, чтобы разглядеть в нем эти качества.
Великий психолог в области детского развития Жан Пиаже называл детей «когнитивными инопланетянами». Они думают не так, как взрослые.
Дети – неумолимые абсолютисты. Это качество их мышления проявляется в полярности суждений – все или ничего. Если ты меня не любишь, то ты меня ненавидишь. И между этими двумя крайностями нет ничего больше. Если меня бросил мой отец, значит, все люди будут бросать меня.
Дети нелогичны. И это находит свое отражение в определении их мышления как «эмоционального рассуждения». Я чувствую себя определенным образом, следовательно, мир вокруг должен быть именно таким. Если я чувствую себя виноватым, значит, я плохой человек.
Детям необходимо иметь перед глазами здоровую модель, чтобы научиться отделять мысли от эмоций – думать о чувствах и прочувствовать мысли.
Дети мыслят эгоцентрично, что проявляется в их персонализации всего. Если у папы нет на меня времени, это означает, что я плохой, что со мной что-то не так. Большинство случаев проявления насилия по отношению к ним дети интерпретируют именно так. Эгоцентризм – это естественное состояние детства, а не признак морального эгоизма. Дети просто не способны в полной мере воспринять точку зрения другого человека.
Когда потребности человека не находят своего удовлетворения в процессе развития, уже во взрослом возрасте он перенимает образ мышления своего внутреннего ребенка. Я часто замечаю среди взрослых подобное проявление детского сознания. «Америка: правильная или неправильная»[5] – хороший пример абсолютистского мышления.
Я знаю людей, которые испытывают серьезные финансовые трудности, обусловленные эмоциональностью мышления, поскольку они думают, что желание чего-либо является достаточно веской причиной, чтобы что-то купить. Если в процессе развития дети не учатся отделять мысли от эмоций, во взрослом возрасте они используют свои мысли как способ избежать болезненных эмоций. Будто их сердце и голова живут двумя параллельными жизнями. Наиболее распространенные модели такого искаженного мышления – это обобщение и детализация.
Обобщение само по себе не является искаженной формой мышления. Любая абстрактная наука требует от нас навыков обобщения и умения мыслить абстрактно. Обобщение превращается в искажение, когда мы используем его, чтобы оно отвлекло нас от наших чувств. В мире есть огромное количество людей, которые обладают академическими знаниями, но при этом совершенно не могут справляться со своей повседневной жизнью.
В своем экстремальном проявлении обобщение называется катастрофическим мышлением. Мы приходим в ужас, строя абстрактные гипотезы о будущем. «Что, если в системе социального обеспечения не останется денег, когда я выйду на пенсию?» Это пугающая мысль, прокручивание которой в голове вызывает в нас страх. Поскольку мысль не является фактом, а представляет собой чистую гипотезу, человек в буквальном смысле слова запугивает сам себя. Раненый внутренний ребенок зачастую мыслит именно таким образом.
Как и в случае с обобщением, детализация может представлять собой важный интеллектуальный навык: нет ничего плохого в том, чтобы все тщательно обдумывать и взвешивать. Но когда такой тип мышления используется, чтобы заглушить наши болезненные эмоции, это искажает наше восприятие реальности. Компульсивный перфекционизм является хорошим примером того, как погружение в детали позволяет нам избежать ощущения несостоятельности и собственного несовершенства.
Примеры эгоцентрического мышления вы можете встретить повсюду, если начнете прислушиваться. Не так давно я подслушал разговор одной пары в самолете. Женщина листала буклет авиакомпании с предложениями направлений для отпуска. Она невинно заметила, что всегда хотела побывать в Австралии. Мужчина резко ответил ей: «Не знаю, какого черта ты еще от меня ждешь, я и так убиваюсь на работе!» Его раненый внутренний ребенок решил, что она осуждает его за финансовую несостоятельность просто потому, что она хотела поехать в Австралию.
Раненый внутренний ребенок заражает жизнь взрослого человека хронической слабовыраженной депрессией, которая проявляется в ощущении пустоты. Депрессия является результатом того, что ребенок вынужден принимать свое ложное «Я», отказываясь от «Я» истинного. Отказ от настоящего приводит к образованию внутренней пустоты. Я определяю это как феномен «дыры в душе». Когда человек теряет свое подлинное «Я», он обрывает контакт со своими истинными чувствами, нуждами и желаниями. Вместо этого он переживает чувства, навязанные ему ложным «Я». Например, стремление быть «милым и хорошим» является типичной чертой ложного «Я». «Милая женщина» никогда не будет выражать гнева или разочарования.
Принятие ложного «Я» означает необходимость постоянно играть какую-то роль. В этом процессе вы неизбежно вытесняете свое истинное «Я». Как сказал один человек, проходящий курс терапии: «Это похоже на то, будто ты стоишь на обочине и наблюдаешь, как жизнь проходит мимо тебя».
Ощущение пустоты является формой хронической депрессии, поскольку человек постоянно скорбит по своему настоящему «Я». Все взрослые дети ощущают в той или иной степени слабовыраженную хроническую депрессию.
Пустота также находит свое выражение в апатии. Как консультант я часто слышу от взрослых детей жалобы на то, что их жизнь кажется им скучной и бессмысленной. Их жизни свойственно состояние постоянной нехватки или отсутствия, и они не могут взять в толк, как другие люди могут восхищаться и увлекаться разными вещами.
Известный юнгианский аналитик Мэрион Вудман рассказывает историю о женщине, которая отправилась посмотреть на папу римского, когда он посещал Торонто. Она взяла с собой целый арсенал профессиональных фотокамер, чтобы сфотографировать папу. Она была настолько занята своей аппаратурой, что смогла сделать только один снимок папы, когда тот проходил мимо. В действительности она так и не увидела его! Когда она проявила фотографию, то человек, которого она так хотела увидеть, был там, но там не было ее. Она полностью отсутствовала в настоящем.
Когда наш внутренний ребенок ранен, мы переживаем пустоту и депрессию. Жизнь ощущается как что-то нереальное: она вокруг нас, но мы не присутствуем в ней. Эта пустота ведет к одиночеству. Поскольку мы никогда не бываем теми, кто мы есть на самом деле, мы никогда не присутствуем в реальности. Даже когда люди восхищаются нами и тянутся к нам, мы испытываем одиночество. Я чувствовал это большую часть своей жизни. Мне всегда доставалась роль лидера в любой группе, в которой я оказывался. Вокруг меня были люди, восхищавшиеся мной, хвалившие меня, однако я никогда не чувствовал себя по-настоящему близким никому из них. Я вспоминаю вечер, когда я читал лекцию в Университете святого Томаса. Моя тема была следующая: «Понимание Жаком Маритеном доктрины зла в томизме». Я был особенно красноречив и остроумен в тот вечер. Когда я уходил, аудитория встала, провожая меня овациями. Я хорошо помню свои ощущения: я хотел положить конец своей опустошенности и одиночеству. Мне хотелось совершить самоубийство!
Эти переживания также объясняют, как наш раненый внутренний ребенок заражает нас эгоцентризмом. Взрослые дети погружены в себя. Ощущение пустоты внутри сродни хронической зубной боли. И когда человек испытывает постоянную боль, он может думать только о себе. Как терапевт могу сказать, что эгоцентризм отдельных клиентов иногда бывает просто невыносим. Я нередко говорил своим коллегам-консультантам, что, даже если я буду покидать в спешке свой горящий кабинет, обязательно найдется хоть кто-нибудь, кто спросит: «Не уделите ли вы мне минутку?»
Эти виды отравляющего поведения порабощают нас в большинстве сфер нашей жизни. Я надеюсь, что вы поймете, сколь серьезное влияние продолжает оказывать на нас раненый внутренний ребенок уже во взрослом возрасте. И чтобы помочь вам оценить возможный ущерб от подобного влияния, ответьте на следующие вопросы «да» или «нет».
Вопросы в данном разделе помогут вам определить, насколько сильно ранен ваш внутренний ребенок. Во второй части мы поговорим с вами о более конкретных индексах выявления проблем для каждой стадии развития.
Если вы ответили утвердительно на десять или более вопросов, вам необходимо проделать серьезную работу. Эта книга предназначена именно для вас.
Когда-то было время: луг, лес и ручей, Земля и все, что только есть на ней, Мне представлялось в свете, льющемся с небес, Исполненной мечтой и радостью чудес. Не так, как встарь, все выглядит сейчас, В какую сторону ни посмотрю, Во мгле ночной или при свете дня, Исчезло все, что радовало глаз.
Практически все люди испытывают радость в присутствии детей. Даже самого хмурого ворчуна не может не тронуть детский смех.
Дети от природы любознательны, спонтанны и живут настоящим. В каком-то смысле их предназначение заключается в том, чтобы жить здесь и сейчас.
Предлагаю познакомиться с нашим внутренним чудо-ребенком поближе, посмотрев на каждую из его природных черт.
• Любознательность
• Оптимизм
• Наивность
• Зависимость
• Эмоции
• Жизнестойкость
• Свободная игра
• Уникальность
• Любовь
Мир в глазах ребенка выглядит интересным и увлекательным. Любознательность течет в его крови. Это проявление врожденной потребности каждого ребенка познавать, экспериментировать и исследовать, смотреть и прикасаться. Любознательность помогает ребенку познакомиться со своими руками, носом, губами, гениталиями, пальцами рук и ног, и в итоге это приводит его к открытию его самого.
Тяга к экспериментам и исследованиям может доставить ребенку и неприятности. Если родителям приходилось подавлять в себе естественное чувство любознательности в детстве, они будут стремиться сделать то же самое по отношению к собственному ребенку. Это приведет к тому, что ребенок закроется в себе, начнет бояться исследовать мир вокруг и принимать риски. Для него жизнь превратится в проблему, которую нужно постоянно решать, а не будет приключением, которое нужно прожить. Он станет мрачным, замкнутым и настороженным.
Любознательность и умение удивляться имеют решающее значение для нормального роста и адаптации. Они подталкивают ребенка к получению базовых знаний об окружающем мире и к изучению основ выживания.
Удивление и любознательность – это также жизненная энергия, которая движет нас вперед к постоянно расширяющимся горизонтам. Нам нужна эта жизненная искра – она необходима для нашего дальнейшего роста, нужна для работы поэта, художника и творческого мыслителя. Наше удивление и любознательность порождают повышенный интерес, который поселяет в нашей душе предвосхищение того, что «ждет впереди». Удивление и любознательность были присущи и Чарльзу Дарвину, и Альберту Эйнштейну, стремившимся разгадать загадки, выходящие далеко за рамки величайшей тайны мироздания.
Естественная жизненная искра ребенка помогает ему исследовать этот мир через призму оптимизма. Если родители ребенка хотя бы отчасти адекватны и предсказуемы, ребенок начинает доверять им в удовлетворении своих потребностей. Дети от природы верят в то, что мир дружелюбен, у них есть надежда, что все возможно и все впереди. Этот врожденный оптимизм и доверие составляют основную часть нашего природного дара и являются основой того, что называют «детской верой».
Именно врожденное состояние оптимизма и доверия делает детей уязвимыми перед своими опекунами. Когда ребенок полностью доверяет, он становится легкой мишенью для насилия и жестокого обращения. В отличие от других животных, у человеческого младенца нет «запрограммированной системы инстинктов», которая бы подсказывала ему, что делать. Детям нужно учиться, и их обучение зависит от опекунов. Внутренние силы и навыки детей развиваются в результате их взаимодействия со взрослыми. Замысел природы лишь делает детей готовыми к развитию на том или ином жизненном этапе.
Когда ребенка оскорбляют или стыдят, его открытость и доверие ослабевают. Связь, которая позволяла ему доверять миру и оптимистично двигаться вперед, разрывается.
Лишаясь возможности полагаться на своего опекуна, ребенок становится более бдительным и тревожным. Если разрыв этих связей повторяется, ребенок становится пессимистичным. Он теряет надежду и приходит к убеждению, что должен прибегать к манипулированию, чтобы удовлетворить свои потребности. Вместо того чтобы направлять свою энергию на прямое взаимодействие с миром, он использует ее, чтобы заставить своих опекунов сделать то, что он в действительности мог бы сделать сам для себя.
Оптимизм и доверие – это душа близких отношений. Мы должны пойти на риск и стать уязвимыми, если хотим стать по-настоящему близкими с другими людьми. Поскольку мы никогда не знаем наверняка, можем ли мы доверять кому-то абсолютно, мы должны в какой-то момент совершить этот прыжок веры. Нам также крайне нужен оптимизм, поскольку благодаря ему мы можем видеть, что жизнь по большей части приносит что-то хорошее. Оптимизм позволяет нам всегда смотреть на светлую сторону – видеть пончик, а не дырку в нем.
Детская наивность – это часть их очарования и притягательности и основа их невинности. Дети живут настоящим и ориентированы на удовольствие. Они принимают «странные загадки жизни», выражаясь словами Кристофера Морли. Их «странная божественность» берет свое начало в отсутствии у них чувства правильного или неправильного, хорошего или плохого.
Дети запрограммированы на жизнь. Поначалу их действиям не хватает направления: они заинтересованы буквально во всем, поэтому им трудно остановиться на чем-то одном.
Из-за отсутствия направления каждый ребенок попадает в запретные места, прикасается к небезопасным вещам и пробует на вкус вредные вещества. Вот почему они нуждаются в постоянном внимании и заботе и почему родители должны создавать «безопасный» дом для детей. Это требует времени и усилий, и даже самые уравновешенные и здоровые опекуны будут время от времени раздражаться. Конечно, ребенок будет удивляться и смущаться, видя, что его опекун расстроен, ведь то, что он делал, казалось до этого таким захватывающим и вкусным.
Опекуны должны быть терпеливыми и понимающими. Родитель, который не обладает такими качествами, будет всегда ожидать от ребенка слишком многого. Я сталкивался со многими случаями физического насилия, и в большинстве из них жестокий родитель считал, что ребенок намеренно плохо себя ведет. Он ожидал, что ребенок будет проявлять больше зрелости, чем это возможно для его этапа развития.
Склонность вторгаться на запретную территорию часто приводили в качестве доказательства естественной извращенности ребенка. Считалось, что эта врожденная порочность – результат первородного греха, совершенного Адамом и Евой. Доктрина первородного греха лежала в основе многих репрессивных и жестоких методов детского воспитания. Однако нет никаких клинических доказательств, подтверждающих врожденную порочность детей.
Оборотной стороной является чрезмерное стремление родителей защитить наивность и невинность ребенка, что провоцирует серьезные проблемы во взрослой жизни. Я помню одного семинариста, который за год до посвящения в сан был полностью уверен в том, что в женских гениталиях есть три отверстия! Я также знаю многих женщин, которые в детстве не имели доступа к сексуальному образованию и паниковали, когда у них начиналась менструация.
Дети могут также научиться манипулировать другими, используя поддельную невинность и наивность. Притворство – один из вариантов такого поведения. «Глупая блондинка» является классической формой демонстрации ложной наивности во взрослой жизни. Истерический плач и мольбы – излюбленный метод детей, которые боятся, что их бросят. Такое поведение позволяет ребенку не взрослеть, избежать ответственности и рисков, связанных с этим.
Наивность и невинность вашего чудо-ребенка может быть огромным преимуществом на пути вашего исцеления. Наивность – это главная составляющая послушания или способности к обучению. Оберегая и защищая своего раненого внутреннего ребенка, вы помогаете своему чудо-ребенку выйти на первый план. Вы и ваш чудо-ребенок можете идти рука об руку, создавая и расширяя собственные возможности для создания нового и удивительного опыта.
Дети по своей природе, а не по собственной прихоти зависят от других людей. В отличие от взрослого, ребенок не может удовлетворить свои потребности за счет собственных ресурсов, поэтому он вынужден зависеть от других. Ребенок даже не знает, что ему нужно или что он чувствует. К лучшему или к худшему, его жизнь с самого начала определяется способностью его основных опекунов распознавать и удовлетворять его потребности на каждом этапе развития.
Если внутри наших опекунов живет раненый внутренний ребенок, то его потребности будут мешать им удовлетворять потребности своих детей. Вместо этого они будут либо срывать злость на своих детях, либо пытаться удовлетворить собственные потребности, делая детей продолжением самих себя.
Чудо-ребенок зависим, потому что он находится в процессе развития, или «созревания». Каждая стадия развития – это отдельный шаг на пути к полноценному созреванию во взрослой жизни.
Если потребности ребенка не удовлетворяются в надлежащее время и в надлежащей последовательности, он лишается ресурсов, необходимых для прохождения следующего этапа.
Даже самая незначительная ошибка в самом начале имеет далеко идущие последствия в дальнейшем.
Здоровая человеческая жизнь характеризуется постоянным развитием. Сами характеристики детства, которые мы рассматриваем – любознательность, зависимость, восхищение и оптимизм, – имеют решающее значение для роста и процветания человеческой жизни.
В каком-то смысле мы остаемся зависимыми всю нашу жизнь. Мы постоянно нуждаемся в любви и взаимодействии. На свете нет настолько самодостаточных людей, которые не нуждались бы ни в ком другом. Зависимость нашего чудо-ребенка позволяет нам формировать привязанности и брать на себя обязательства. Чем старше мы становимся, тем острее в нас просыпается потребность быть нужными. В какой-то момент нашего здорового развития, задумываясь о продолжении рода, мы начинаем заботиться о своей жизни. Если хотите, в этом скрыто наше эволюционное призвание. На самом деле это вопрос поддержания равновесия между зависимостью и независимостью. Когда внутренний ребенок получает свою рану из-за пренебрежения его потребностями на каком-то из этапов развития, он либо замыкается в себе и изолируется ото всех, либо начинает запутываться в сетях непонятных связей.
Существует две эмоции, присущие только человеческим младенцам, – смех и плач. Антрополог Эшли Монтегю писал: «Детям естественно смеяться и видеть смешное во всех вещах, будь то реальные, воображаемые или созданные ими самими вещи. Дети наслаждаются весельем». Смех – один из наших самых первых и величайших врожденных ресурсов. Философы давно указывали на то, что только человек обладает «даром смешливости» (способностью смеяться).
Чувство юмора имеет особую ценность для выживания: когда у человека есть чувство юмора, жизнь кажется ему более приятной. Как психотерапевт я всегда отмечал тот момент, когда мои клиенты начинали выздоравливать. Исцеление приходило вместе с чувством юмора по отношению к самим себе. Они переставали относиться к себе слишком серьезно.
По словам Монтегю, чувство юмора у детей появляется примерно на 12-й неделе развития. Загляните в глаза ребенка, которого любили и о котором нежно заботились с самого рождения, и вы увидите эту естественную искорку радости. Понаблюдайте за группой детей, которые играют и резвятся вместе, и вы услышите чистый восторг в их смехе.
Счастье и радость ребенка могут быстро улетучиться. Если раненый внутренний ребенок, живущий в его родителе, подавлял свой смех долгое время, то он непременно заглушит смех и в других. Такие родители, как правило, обращаются к своим детям с подобными фразами: «Не смейся так громко», «Хватит шуметь», «Довольно резвиться», «Ты уже достаточно повеселился» и так далее. Я часто задавался вопросом, почему мне всегда было так сложно по-настоящему смеяться, танцевать и петь. Я легко это делал, когда был пьян. Но на трезвую голову мои мышцы будто парализовывало.
Дети, чей смех постоянно подавляют, со временем становятся мрачными и сдержанными. Как правило, из них вырастают чопорные родители, учителя или проповедники, которые не выносят проявлений детской радости или громкого смеха.
Оборотная сторона смеха – плач. «Твоя радость – это твое горе без маски, – сказал как-то поэт Халиль Джебран. – Ведь тот же самый колодец, из которого поднимается твой смех, часто бывал заполнен твоими слезами».
Люди – единственные животные, которые плачут. (Другие животные тоже плачут, но они не проливают слез.) По мнению Эшли Монтегю, плач выполняет такую же социальную и психологическую функцию, как и смех. Подобно тому, как смех и радость привлекают нас к другим людям, точно так же и плач пробуждает в нас заботу и сострадание. Это имеет особое значение для выживания человеческого младенца. Его радостное воркование и журчащий смех сближают нас, устанавливая симбиотическую связь, в которой нуждается каждый младенец. Его слезы – это сигнал тревоги и бедствия, которые побуждают нас помогать и утешать его.
Как эмоциональные выражения, вызывающие отклик в других людях, смех и плач, вероятно, оказали сильное влияние на развитие человеческих сообществ с течением времени. Особенно важную роль плач сыграл в эволюции нас как способных к состраданию существ. «Возможность свободно плакать, – писал Монтегю, – способствует развитию здоровой личности и углублению нашего участия в благополучии других».
Дети, которых стыдят за то, что они плачут, серьезно страдают в своем развитии. В большинстве семей запрет на плач является отражением неразрешенной печали раненого ребенка, живущего в родителе. Большинство взрослых детей просто не смогли выплакать свои слезы.
Многие родители систематически подавляют плач своих детей, полагая, что тем самым они делают их сильнее. Это вопиющая ложь. Эта книга была бы не нужна, если бы большинству из нас разрешили свободно плакать. То, что я называю работой с «первоначальной болью», представляет собой в первую очередь работу с не нашедшим своего выхода горем, и это является ключом к исцелению вашего раненого внутреннего ребенка.
Жизнестойкость – это способность восстанавливаться после стресса, вызванного воздействием окружающей среды. Дети от природы жизнестойки, и чем они моложе, тем выше уровень их жизнестойкости. Просто понаблюдайте за ребенком, который учится есть или ходить, и вы увидите, сколько выдержки он проявляет. Я наблюдал, как полуторагодовалая девочка пыталась забраться на диван. Всякий раз, когда ей практически удавалось сделать это, она падала назад. Она падала, плакала, а затем возвращалась к выполнению поставленной перед собой задачи. Пять попыток спустя она добилась своей цели. Она сидела какое-то время на диване, наслаждаясь своей победой. А когда моя большая собака вошла в комнату, она осторожно посмотрела на пса, а потом спрыгнула с дивана, чтобы изучить это странное существо. Когда она приблизилась к нему, он игриво толкнул ее носом. Это расстроило ее, и она дала ему сдачи! Перед ней стояло животное, в три раза больше ее, и она ударила его по носу! Как ни посмотри, но это мужественный поступок. Несомненно, все дети мужественны. Мы, взрослые, гиганты по сравнению с ними. И вместо того чтобы рассматривать их упрямство и настойчивость как порок или плохое поведение, мы должны расценивать это как проявление мужества. Дети жизнестойки и жизнерадостны. Они обладают открытым сердцем. Они отважные искатели приключений. Великий последователь адлерианской психологии Рудольф Дрейкурс считал, что плохое поведение у детей является отражением их разочарования. Упав духом, они верят, что им нужно манипулировать окружающими, чтобы удовлетворить свои потребности.
С жизнестойкостью тесно связана поведенческая гибкость, позволяющая ребенку вырабатывать различные варианты поведения в ответ на те модели социализации, с которыми он сталкивается. Поведенческая гибкость является отличительной чертой людей, в отличие от большинства видов животных, и рассматривается как верный признак психического здоровья.
Жизнестойкость и гибкость поведения в равной мере объясняют также нашу способность к нездоровым способам адаптации. Любое поведение, которое в прошлой главе я приписывал раненому внутреннему ребенку, является адаптивным поведением. Жизнестойкость и гибкость нашего внутреннего ребенка позволили ему пережить болезни, эмоциональные расстройства и ощущение покинутости. И это означает, что, к сожалению, нам пришлось использовать динамическую и устойчивую энергию для выживания, а не для роста и самореализации.
Поскольку жизнестойкость является одной из основных черт нашего подлинного «Я», мы сможем вернуть ее только тогда, когда исцелим и защитим нашего раненого внутреннего ребенка. Это займет какое-то время, поскольку раненый внутренний ребенок должен научиться доверять нам, как взрослым. Когда он почувствует себя комфортно и в безопасности, его природная любознательность и жизнестойкость начнут постепенно проявляться, а затем раскроются в полную силу.
От природы дети наделены чувством свободы, и когда они ощущают себя в безопасности, они проявляют больше спонтанности. Эти качества – свобода и спонтанность – формируют структуру игры. Платон видел истинную свободу в детской игре в прыжки, бросающей вызов законам гравитации. Свободная игра – это способ, благодаря которому ребенок выходит за рамки повторений привычных действий. Становясь старше, мы нередко утрачиваем этот навык и начинаем воспринимать его как нечто легкомысленное: это нормально для ребенка, но не для взрослого человека. На самом деле многие взрослые считают игру праздностью, а праздность – пресловутой «матерью всех пороков».
К сожалению, в Соединенных Штатах мы превратили свободную и спонтанную игру в агрессивное стремление к победе. Подлинная игра – это занятие, приносящее чистое удовольствие и восторг. На более поздних стадиях развития ребенок может увлекаться той или иной игрой, поскольку удовольствие, приходящее вместе с ней, находит свое выражение в проявлении его уникальных навыков или спортивного мастерства.
Свободная игра – это часть человеческой сущности. Все животные умеют играть, однако игры детей имеют более широкий диапазон. Эшли Монтегю пишет: «Детская игра – прыжок воображения, превосходящий возможности любого другого живого существа».
Воображение играет важную роль в детской игре. Я помню, насколько творческим было мое воображение в детстве. Чаще всего наши игры были подготовкой к осмысленной жизни: мы играли «по-взрослому», представляя, каково это – быть похожими на маму и папу.
Свободная игра крайне важна для детей – она закладывает фундамент для дальнейшей жизни. Возможно, если бы каждому из нас была предоставлена безопасная и комфортная среда для игр в детстве, то во взрослой жизни нам не пришлось бы придумывать для себя игры, лишенные всякого воображения. Такие игры всего лишь подменяют собой неудовлетворенные потребности ребенка и сводятся к накоплению «игрушек для взрослых». Вероятно, вы замечали различные наклейки на бамперах автомобилей с надписью вроде: «У кого будет больше всех игрушек перед смертью, тот выиграл». Подобная трансформация детской игры мешает нашему восприятию жизни как свободного и спонтанного приключения.
Если мы будем рассматривать детство как время для свободных и творческих игр, мы сможем наконец понять, что быть человеком – значит уметь радоваться и вести себя непосредственно.
Величайшие человеческие достижения – это те самые «скачки воображения», за которыми стоят грандиозные изобретения, открытия и теории. Как однажды заметил Ницше, быть зрелым – значит вернуть себе ту серьезность, которой ты обладал в детской игре.
Несмотря на свою незрелость, ребенок обладает пониманием организмического «Я», или целостности личности. Иными словами, он чувствует себя внутренне связанным и единым. Чувство целостности и завершенности – это истинное значение совершенства, и в этом смысле каждый ребенок совершенен.
Целостность – это то, что делает каждого ребенка особенным, уникальным и чудесным. Нет никого другого такого же. Эта особенность делает каждого ребенка поистине драгоценным. Драгоценный означает «редкий и значимый». Золото и бриллианты считаются драгоценными, но каждый ребенок более важен и ценен, чем все золото мира. И каждый ребенок приходит в мир с этим пониманием. Еще Фрейд писал в свое время о «его величестве ребенке».
Природное чувство ценности и значимости ребенка крайне уязвимо и требует постоянного отражения и подтверждения со стороны заботливого опекуна. И если в своих родителях ребенок не видит точного отражения того, каким он является на самом деле, он теряет ощущение собственной важности и уникальности.
Кроме этого, дети от природы духовны. В моем понимании цельность и духовность являются синонимами. Дети – это наивные мистики, несущие в себе странную божественность. Но это наивная и живущая вопреки фактам и логики духовность, которая обретает черты зрелости и рефлексии лишь во взрослом возрасте.
Духовность включает в себя самую глубинную и подлинную часть нас – наше истинное «Я». Когда мы духовны, мы соприкасаемся со своей особостью и уникальностью. Это фундаментальная сторона нашего бытия или нашего самосознания. Духовность также включает в себя чувство принадлежности к чему-то большему, чем мы сами. Вера дана детям от природы – они знают, что в мире есть нечто большее.
Я верю, что наша внутренняя целостность является основой нашей богоподобности. Когда у человека есть это чувство собственной целостности, он живет в гармонии с собой и принимает себя таким, какой он есть. Детям это дано от рождения. Посмотрите на любого здорового ребенка, и вы увидите, как всем своим существом он говорит вам: «Я тот, кто я есть». Интересно, что, взывая к Моисею из горящего куста, Бог сказал, что имя его: «Я Тот, Кто Я Есть» (Исх. 3:14). «Я есть» – глубочайший смысл человеческой духовности, который включает в себя возможность быть ценным, уникальным и особенным.
В Новом Завете мы видим Иисуса, обращающегося к «единственному»: к единственной заблудшей овце, блудному сыну, человеку, который достоин получить полную оплату даже за один час работы. «Единственный» – это тот, кто есть, кого никогда не было раньше и никогда не будет снова.
Именно духовная рана больше, чем что-либо другое, превращает нас в созависимых взрослых детей, поглощенных чувством стыда. История падения каждого мужчины и каждой женщины заключается в утрате чудесным, значимым, особенным и драгоценным ребенком чувства «Я есть тот, кто я есть».
Детям от природы присуща любовь и чувство привязанности. Но, чтобы ребенок научился любить, он должен сначала почувствовать себя любимым. Он учится любить, когда любят его. Как отмечает Монтегю: «Из всех исключительно человеческих потребностей потребность в любви является… самой основной… Именно непрерывная способность к проявлению любви пробуждает в нас человечность, делает нас людьми».
Ни один младенец не обладает способностью любить в зрелом, альтруистическом понимании этого слова. Скорее он любит в своей собственной манере, присущей его этапу развития.
Здоровый рост ребенка зависит от того, кто его любит и безоговорочно принимает. Когда эта потребность удовлетворяется, энергия любви ребенка высвобождается, чтобы он мог любить других.
Когда ребенка не любят таким, какой он есть, его понимание собственного «Я» постепенно распадается. Из-за зависимости ребенка от других людей в нем начинает зарождаться эгоцентризм, и его истинное «Я» так никогда и не раскрывается по-настоящему. То негативное влияние, которое раненый внутренний ребенок оказывает на нашу взрослую жизнь, является последствием этой эгоцентрической адаптации. Отсутствие безоговорочной любви является одним из самых страшных лишений, заставляющих ребенка глубоко страдать. Лишь слабые отголоски мира других людей способны пробиться сквозь броню лишенного любви и раненого внутреннего ребенка. Потребность в любви никогда не покидает его. Желание быть любимым никогда не утихает, и раненый внутренний ребенок пытается заполнить эту пустоту способами, о которых мы говорили выше.
Исцеляя и защищая своего внутреннего ребенка, вы дарите ему ощущение позитивного и безоговорочного принятия, в котором он так нуждается и которое помогает ему учиться признавать и любить других такими, какие они есть.
Я верю, что все раны, которые только может получить чудо-ребенок, можно свести к потере его понимания «я есть». Каждый ребенок отчаянно нуждается в том, чтобы знать, что а) его родители здоровы и способны позаботиться о нем и б) что он значим для своих родителей.
Значимость означает, что в глазах своих родителей или опекунов ребенок видит отражение своей важности для них. Значимость также измеряется количеством времени, которое они проводят вместе с ним. Дети на интуитивном уровне понимают, что взрослые люди уделяют время тому, что они любят. Родители порождают в своих детях чувство стыда за то, что у них никогда нет времени на них.
Любой ребенок из неблагополучной семьи получает в той или иной мере эту душевную рану – подрыв значимости собственного «я есть». Мать-алкоголичка и созависимый отец не могут позволить себе быть рядом с детьми. Алкоголик в семье поглощен выпивкой, созависимый супруг поглощен алкоголиком. Они не могут присутствовать в жизни детей эмоционально. То же самое происходит, когда оба родителя испытывают какие-либо хронические трудности и жизненные ограничения, включая трудоголизм, фанатичную зависимость от религии, расстройство пищевого поведения, пристрастие к контролю и перфекционизму, психические или физические заболевания. Что бы это ни было, когда родители поглощены своими собственными эмоциональными проблемами, они не могут находиться рядом со своими детьми. Психиатр Карен Хорни писала:
Но многие неблагоприятные влияния могут помешать ребенку расти в соответствии с его индивидуальными потребностями и возможностями… Подведя им итог, мы оказываемся перед фактом, что окружающие ребенка люди слишком глубоко погружены в свои собственные неврозы, чтобы любить его или хотя бы думать о нем, как об отдельной, самобытной личности.
Отсутствие возможности быть любимым и добиться принятия собственной любви со стороны других – это самая большая травма, которую может пережить ребенок. Ни один родитель в дисфункциональной семье не может дать своему ребенку то, что ему действительно нужно, поскольку они сами нуждающиеся и зависимые. На самом деле большинство детей из дисфункциональных семей получили наиболее глубокую рану в момент, когда больше всего нуждались в любви и заботе со стороны родителей. Я вспоминаю Джошуа, отец которого был алкоголиком. Уже к семи годам Джошуа понимал, что он вряд ли может рассчитывать на присутствие отца в его жизни. Когда мальчику исполнилось одиннадцать, отец бросил его эмоционально и финансово. Мальчику нужен был отец. Чтобы научиться воспринимать и любить себя как мужчину, мальчику нужно чувствовать любовь со стороны отца. Ему необходима эта близость отношений. Но Джошуа всегда был лишен этой отцовской привязанности. Большую часть времени он чувствовал себя напуганным и глубоко неуверенным в себе ребенком, лишенным всякой защиты. Эту защиту должен был олицетворять его отец. Вдобавок ко всему его мать подсознательно ненавидела всех мужчин. Она несколько раз унижала Джошуа, сидя за обеденным столом и высмеивая размер его пениса. Очевидно, она воспринимала это как шутку и стыдила его за то, что он слишком болезненно на это реагировал. Для него это была больная тема. Как бы безумно это ни звучало, но размер пениса считается символом мужественности в нашей культуре. Этот мальчик отчаянно нуждался в подтверждении своей мужественности. Будучи преданным единственным значимым родителем, который у него был, он воспитывался матерью, которая сама не оправилась от пережитого инцеста и вымещала свое глубокое презрение и ярость по отношению к мужчинам на сыне.
В момент совершения сексуального насилия взрослый использует ребенка ради получения сексуального удовольствия. Ребенок начинает думать, что проявление сексуальности – единственный возможный способ стать кем-то значимым для взрослого. В результате с возрастом у ребенка развивается убеждение, что он должен быть отличным сексуальным партнером или быть сексуально привлекательным, чтобы кто-то по-настоящему заботился о нем. Существует множество форм сексуального насилия. Нефизические формы могут быть наиболее изощренными и приводить к самым серьезным последствиям.
Чтобы разобраться, что представляет собой нефизическое, или эмоциональное сексуальное, насилие, мы должны понять, что семья – это социальная система, живущая по своим собственным законам. К наиболее важным законам семейной системы можно отнести следующие: 1) система в целом является отражением каждого ее члена в отдельности, иными словами, семью можно определить не по тому, кто входит в ее состав, а по тому, как входящие в нее люди взаимодействуют друг с другом; 2) система в целом работает по принципу поддержания равновесия, то есть если один участник начинает вносить дисбаланс, то другой выступает его противовесом. Например, пьяный и безответственный отец будет уравновешиваться непьющей, сверхответственной матерью; истеричную, скандальную жену будет компенсировать мягкий, вежливый и сдержанный муж; 3) вся система регулируется правилами. В здоровых семейных системах правила договорные и открытые, в нездоровых они носят жесткий и негибкий характер; 4) члены семейной системы играют свои роли, чтобы поддерживать баланс ее потребностей. Члены здоровых семейных систем могут делиться и обмениваться ролями друг с другом, в то время как в нездоровых семейных системах они действуют по четкому и неизменному сценарию.
Семейная система состоит из различных компонентов, главным из которых является брак. Когда доверительные, интимные отношения в браке разрушаются, в силу вступает принцип баланса и взаимодополняемости системы. Семья нуждается в здоровом браке, чтобы быть сбалансированной. Когда баланс по каким-то причинам нарушается или отсутствует, то динамическая энергия семейной системы будет подталкивать детей к тому, чтобы выступить необходимым противовесом. Если папа недоволен мамой, он может переключить свое внимание на дочь, чтобы удовлетворить свои эмоциональные потребности. Дочь может стать его «куколкой» или «маленькой принцессой». Мальчик может стать для мамы ее «любимым мужчиной», заняв место своего отца. Существует множество вариаций, не ограниченных полом ребенка или родителя. Вместо папы девочка может стать главной защитницей для мамы, мальчик может стать эмоциональной женой для своего отца. Во всех случаях устанавливается вертикальная связь, или связь через поколение. Дети начинают жить для того, чтобы заботиться о браке своих родителей, чтобы заполнить собой их пустоту и одиночество. Часто родитель проявляет сексуальную сдержанность, хотя у него присутствуют сексуальные потребности. Ребенок может чувствовать себя неловко от избыточных поцелуев или прикосновений родителя. Эмпирическое правило заключается в том, что, если ребенок начинает играть более важную роль для родителя, чем играет для него супруг, мы можем говорить о вероятном проявлении эмоционального сексуального насилия. И в этом случае речь идет о жестоком обращении, потому что родитель использует ребенка ради собственных нужд. Родители должны уделять своим детям время и внимание и направлять их, а не использовать для удовлетворения своих потребностей. Использование – это насилие.
Сексуальное насилие наносит душевную рану сильнее, чем любой другой его вид. Недавно мы пришли к новому пониманию сексуального насилия. Страшные истории о непосредственных физических действиях – это лишь верхушка айсберга. Сегодня мы многое знаем о том, какое влияние оказывает эксгибиционизм и вуайеризм в семье. Ключевым фактором жестокого обращения, по-видимому, является внутреннее состояние самих родителей: возбуждаются ли они, демонстрируя наготу своим детям или рассматривая тела своих детей.
Большинство случаев сексуального насилия в семьях происходит из-за нарушения граней дозволенного. У ребенка может попросту не оказаться места, где он мог бы чувствовать себя в уединении и безопасности. Возможно, его родители врываются в ванную, когда он пользуется туалетом. Или выспрашивают подробности и детали его сексуальной жизни. Маленьких детей могут заставлять наклоняться, якобы для того, чтобы поставить им ненужную клизму.
Сексуальное насилие также возникает из-за отсутствия нормальных сексуальных границ между родителями и детьми. Это находит свое отражение в постоянных неуместных замечаниях и комментариях. Моя клиентка Ширли часто испытывала чувство неловкости в присутствии своего отца. Он любил шлепать ее по ягодицам, говоря, какая у нее «сексуальная попка» и как бы ему хотелось оказаться в том возрасте, когда можно было бы «заполучить такую». Ширли расстраивали подобные комментарии. Во взрослом возрасте она искала для себя мужчин постарше, которых бы возбуждали ее ягодицы.
Мать Лолиты делилась с ней своей сексуальной жизнью, рассказывая, каким паршивым любовником был ее отец и какой у него маленький пенис. Сделав ее «сестрой женского сообщества», она серьезно нарушила границы своей дочери. Лолита была настолько вовлечена в сексуальную жизнь матери, что утратила собственную сексуальную идентичность. У нее было множество романов с женатыми мужчинами, но в итоге она всегда отказывала им в сексе и отвергала их. Она призналась, что, чтобы достичь оргазма, ей приходилось представлять себя собственной матерью!
Другая форма сексуального насилия связана с нежеланием давать своему ребенку какое-либо сексуальное воспитание. Родители Джун вообще не разговаривали с ней на темы секса и полового созревания. Поэтому, когда у нее начались месячные, она испугалась, что серьезно больна.
Сексуальное насилие также может исходить от старших братьев и сестер. Как правило, разница в возрасте в таких случаях составляет около двух лет. Дети схожего возраста часто занимаются исследованием собственной сексуальности, что является частью нормального развития. Однако, если один ребенок демонстрирует по отношению к ребенку того же возраста поведение, выходящее за рамки их уровня развития, это нередко считается симптомом того, что ребенок-агрессор сам столкнулся с сексуальным насилием и теперь переносит это на кого-то другого.
Возьмем для примера случай с Сэмми, который в шесть с половиной лет стал жертвой насилия со стороны своего лучшего друга одного с ним возраста. Оказалось, что его лучшего друга изнасиловал его же дядя, занявшийся с мальчиком анальным сексом. В результате друг отыграл вовне это жестокое обращение, обратив его против Сэмми.
Дети верят в своих родителей и будут всегда выстраивать в своей голове фантастические связи, поддерживающие эту веру. Я отрицал и обманывал себя до самого конца, убеждая себя в том, что мой отец-алкоголик действительно любит меня. Я выдумал историю, что я много для него значу, но он настолько болен, что у него попросту нет времени, чтобы сказать мне об этом. Никому не нравится, когда его используют.
Если во взрослом возрасте мы замечаем, что нами пользуются, мы приходим в ярость. Дети не могут знать, что их используют. Но внутренний ребенок несет в себе эту рану.
Когда мы подвергаемся сексуальному насилию, мы чувствуем, что нас не любят такими, какие мы есть, и тогда мы становимся антисексуальными или гиперсексуальными, чтобы ощутить собственную значимость.
Физическое насилие также приводит к душевным травмам. Ребенок, которого бьют, хватают за шею, которому говорят, чтобы он сам выбрал свое орудие для наказания, с трудом может поверить, что он особенный, замечательный и уникальный. Разве такое может быть, если его опекун причиняет ему физическую боль? Физическое наказание разрывает межличностную связь с родителем. Представьте, что бы вы почувствовали, если бы ваш лучший друг подошел и дал вам пощечину.
Мы понятия не имеем, сколько в мире семей, склонных к насилию. Эти статистические данные скрываются в отделениях неотложной помощи больниц, в историях семейного позора и прежде всего в страхе, что вам будет еще больнее, если вы об этом заговорите.
Физическое избиение женщин и детей – древняя и широко распространенная традиция. Мы все еще верим в телесные наказания. Всего три года назад я все еще пытался найти этому оправдание. Однако нет никаких достоверных доказательств того, что телесные наказания не имеют в долгосрочной перспективе побочных эффектов. Только в каком-то извращенном смысле ребенок может верить в то, что шлепки, удары и угрозы являются доказательством его значимости. Кроме того, жертвами насилия становятся дети, на глазах которых было совершено насилие. Я до сих пор ощущаю физическую реакцию своего тела, когда думаю о моем друге Маршалле. Я видел, как воспитательница в нашей начальной школе раз двенадцать ударила его по лицу, очевидно, потеряв над собой контроль. Маршалл был трудным ребенком и, безусловно, нуждался в воспитании. Его отец был запойным алкоголиком, постоянно избивавшим сына. Но я живо помню, как сидел там, съеживаясь все больше и больше от каждого ее удара, потому что на каком-то уровне знал, что это может произойти и со мной. Любая школа, которая допускает телесные наказания, рискует тем, что учитель может потерять контроль над собой и прибегнуть к насилию.
Я никогда не забуду ту ночь, когда тридцать лет спустя Маршалл позвонил мне из психиатрической клиники штата Вирджиния, умоляя помочь ему справиться с алкоголизмом. Куда исчез тот прекрасный ребенок, который пришел в этот мир с чувством собственной уникальности, незаменимости и значимости?
Душевную рану наносит и эмоциональное насилие. Крики и вопли в адрес ребенка разрушают его чувство самоценности. Родители, называющие своих детей «тупыми», «глупыми», «сумасшедшими», «тварями» и так далее, каждым словом глубоко их ранят. Эмоциональное насилие также проявляется в форме жестокости, перфекционизма и контроля. Перфекционизм порождает чувство отравляющего стыда. Что бы ты ни делал, ты никогда не будешь на нужном уровне. Все семейные системы, основанные на стыде, используют перфекционизм, контроль и чувство вины, чтобы манипулировать. Ничто из того, что вы говорите, думаете, чувствуете или делаете, не является нормальным. Вы не должны чувствовать то, что вы чувствуете, ваши идеи безумны, все ваши желания глупы. Вам постоянно прививают мысль о том, что вы ущербны и неполноценны.
Отравляющее чувство стыда продолжает следовать за вами, когда вы идете в школу. Вас тут же сравнивают с другими и оценивают. Вы постоянно соревнуетесь, чтобы доказать остальным, что вы значимы. Дети стоят у доски, где можно опозориться на глазах у всех. Оценка сама по себе может быть источником стыда. Недавно я утешал маленького сына своего друга, которому поставили двойку за рисунок, нарисованный в первый день в школе.
Практика унижения широко распространена в группах сверстников. Дети могут быть особенно жестоки, дразня других. Особенно постыдным считается плакать в присутствии других. Из-за унижения со стороны сверстников школа может стать ужасным испытанием для многих детей. С одной стороны, родители и учителя будут призывать их усердно трудиться и успевать в учебе, при этом остальные дети будут насмехаться над ними из-за их высоких достижений.
В школе мы знакомимся с такими вещами, как этническое происхождение и социально-экономический статус. Мои друзья-евреи рассказывали мне ужасные истории о том, сколько боли им пришлось пережить из-за преследований на национальной почве. Школа также является местом, где многим чернокожим детям говорят, что они не могут «высказывать свое мнение». Когда я ходил в школу в Техасе, мексиканских детей все еще наказывали за то, что они говорили на своем родном языке.
Я помню, какой жуткий стыд я испытывал из-за того, что у нас не было машины и мне приходилось сначала ходить в школу пешком, а потом ездить на автобусе. Это усугублял тот факт, что я ходил в школу, где большинство детей были из состоятельных семей. Дети школьного возраста очень быстро узнают о социальном статусе своих одноклассников.
Чувство отравляющего стыда ребенок может испытать также в воскресной школе или в церкви, слушая «яростные» наставления священников о наказаниях Господних. Недавно я услышал по телевизору слова одного проповедника, который сказал: «Все мы недостаточно хороши, чтобы быть принятыми в глазах Бога». Какое ужасное оскорбление в адрес Бога-Творца. Но как может ребенок понять, что за этими ядовитыми словами человек скрывал свой собственный позор? Я помню, как в начальной школе нас учили молиться святой Екатерине Генуэзской. Если мне не изменяет память, то читали мы приблизительно следующее: «Как безмерно тяжки оковы, как в оковах душа томится! Я надеюсь освободиться, но, надеясь, пуще страдаю: умирая, не умираю»[6]. Самые удивительные слова, с которых можно начать свой день! Это мистическая молитва, которая имеет смысл на самом высоком уровне духовности. Но неопытного пятиклассника она может привести в замешательство и нанести ему душевную рану.
Наша культура основана на собственной системе совершенства, которая причиняет нам душевную боль. У нас есть свои стандарты и идеалы. Есть мужчины с большими гениталиями и женщины с большой грудью и упругими ягодицами. Если у вас небольшой пенис, то вас уже считают неполноценным. Я помню, насколько некомфортно было принимать душ в школьной раздевалке после тренировки по футболу. Старшие мальчишки всегда дразнили младших и смеялись над ними. Я мог только молиться, чтобы не стать их объектом для издевок, а потом нервно посмеивался, вторя им, когда они набрасывались на кого-то другого.
Я также помню толстых или считающих себя некрасивыми детей: поход в школу был для них ежедневным кошмаром. Или неуклюжих детей, которые не занимались спортом и стыдились самих себя во время игр на переменах.
Эти времена оставляют шрамы на всю жизнь. Выросший в бедности, я все еще испытываю стыд, когда иду в загородный клуб или любое другое исключительное место. Я отдаю себе отчет в том, что мое финансовое положение намного лучше, чем у тех, кто меня там окружает, но я все равно продолжаю ощущать укол ядовитого культурного стыда.
Дети очень рано осознают, что между ними и их друзьями существуют реальные экономические и социальные различия. Они быстро учатся разбираться в стилях одежды и в преимуществах богатых районов.
Давление со стороны сверстников в таких вопросах с годами становится только сильнее. Ваша ценность всегда имеет свою меру – и чаще всего вы ей не соответствуете. Принцип прост: ты не можешь быть тем, кто ты есть. Ты должен стать таким, каким мы хотим тебя видеть.
Все эти виды жестокого обращения порождают в человеке ядовитый стыд – чувство неполноценности, ущербности и неспособности соответствовать. Ядовитый стыд намного сильнее чувства вины, и переносить его тяжелее. Если вы испытываете чувство вины из-за того, что сделали что-то не так, вы все равно можете что-то сделать с этим, исправить ситуацию. Ядовитый стыд убеждает вас в том, что это вы плохой, и с этим уже ничего не поделаешь. Он поражает внутреннего ребенка в самое сердце.
Не так давно я переработал мощную медитацию, первоначально написанную Лео Бутом, добавив к ней некоторые аспекты ядовитого стыда, которые я рассматривал в своей книге «Исцеление стыда, который связывает вас»[7].
Я уже был в момент твоего зачатия,
В адреналине стыда твоей матери.
Ты ощущал меня в водах, омывающих тебя в ее чреве.
Я впитался в тебя до того, как ты заговорил,
До того, как ты научился понимать,
До того, как ты обрел пути к знанию.
Я навалился на твои плечи, когда ты учился ходить,
Когда ты был открыт и беззащитен,
Уязвим и зависим,
Еще до того, как ты обрел свои границы.
ИМЯ МНЕ – ЯДОВИТЫЙ СТЫД.
Я проник в тебя, когда ты был чудным младенцем.
До того, как ты узнал, что я уже здесь,
Я поработил твою душу,
Пронзил ее до самой сердцевины.
Я вселил в тебя чувство
Собственной порочности, испорченности
И уродства, глупости,
Никчемности, ничтожности и неполноценности.
Породил в тебе недоверие и сомнения.
Я заставил тебя почувствовать себя другим,
Я сказал тебе, что с тобой что-то не так.
Осквернил веру в твою Божественную природу.
ИМЯ МНЕ – ЯДОВИТЫЙ СТЫД.
Я существовал, когда еще не было ни совести,
Ни вины,
Ни морали.
Я повелитель эмоций,
Я внутренний голос, нашептывающий
Слова осуждения.
Я внутренняя дрожь, пронизывающая тебя,
Когда разум к этому совсем не готов.
ИМЯ МНЕ – ЯДОВИТЫЙ СТЫД.
Я живу, скрываясь
В бездонных, сырых и мрачных пучинах
Твоей депрессии и отчаяния.
Всякий раз я подкрадываюсь к тебе,
Застаю тебя врасплох и проникаю через черный ход,
Нежданный, непрошеный,
Я всегда прихожу первым.
Я был здесь с начала времен,
С Отцом Адамом и Матерью Евой, Братом Каином.
Я видел воочию Вавилонскую башню
И Избиение младенцев.
ИМЯ МНЕ – ЯДОВИТЫЙ СТЫД.
Я порожден «бесстыдными» опекунами,
Чувством брошенности, насмешками,
Оскорблениями, насилием и пренебрежением —
Системами перфекционизма.
Мое могущество вскормлено ужасающей
Силой родительского гнева,
Жестокими колкостями братьев и сестер,
Унизительными издевками сверстников,
Твоим неуклюжим отражением в зеркале,
Обидными и пугающими прикосновениями,
Толчками, шлепками и щипками, рвущими в клочья
Твою веру в людей и доверие к миру.
Я приумножен культурой расизма и секса,
Праведным осуждением религиозных фанатиков,
Школьными страхами и перемалывающим личность процессом обучения,
Лицемерием политиков,
Стыдом всех поколений, создавших твою уродливую семейную систему.
ИМЯ МНЕ – ЯДОВИТЫЙ СТЫД.
Я могу превратить любую женщину, еврея,
Чернокожего, гея, выходца из Азии, милого ребенка в
Суку, жида, черномазого ниггера, гомика, узкоглазого китаезу,
Самовлюбленного маленького ублюдка.
Я несу неутихающую боль,
Боль, которая никогда тебя не оставит.
Я охотник, крадущийся за тобой ночью и днем,
Всегда и везде.
И нет для меня границ.
Ты пытаешься спрятаться от меня,
Но не можешь,
Потому что я живу в тебе.
Из-за меня ты живешь в отчаянии.
Это я убеждаю тебя, что выхода нет.
ИМЯ МНЕ – ЯДОВИТЫЙ СТЫД.
Боль от меня столь огромна,
Что ты должен изливать ее на других.
Через жесткий контроль, перфекционизм,
Презрение, злую критику, упреки,
Зависть, осуждение, власть и ярость.
Боль от меня так сильна,
Что ты заслоняешься от меня зависимостями,
Негибкими ролями, бесконечным повторением
Одних и тех же сцен и
Бессознательными эго-защитами.
Боль от меня столь невыносима,
Что тебе хочется оцепенеть,
Лишь бы не чувствовать меня.
Я убедил тебя, что если я уйду —
Если я больше не буду существовать —
Ты погрузишься в растерянность и пустоту.
ИМЯ МНЕ – ЯДОВИТЫЙ СТЫД.
Я стержень твоей созависимости,
Я банкротство твоей души,
Логика абсурда,
Навязчивое принуждение.
Я есть преступление, жестокость, инцест, насилие,
Я прожорливая дыра,
Которую ты пытаешься заполнить объектами
Своей зависимости.
Я ненасытность и похоть.
Я Агасфер – Вечный жид,
Летучий голландец Вагнера,
Человек из душевного подполья Достоевского,
Соблазнитель Кьеркегора, Фауст Гете.
Я искажаю то, что есть ты, превращая тебя в то,
Что ты делаешь и имеешь.
Я убиваю твою душу, а ты передаешь меня другим поколениям.
ИМЯ МНЕ – ЯДОВИТЫЙ СТЫД.
Эта медитация подводит своеобразный итог тому, как ваш замечательный внутренний ребенок получил свою травму. Потеря вашего истинного «Я» – это банкротство вашей души. Чудо-ребенка бросили, и он остался совсем один. Как пишет Алис Миллер в своей книге «Ради вашего же блага»[8], эта травма сильнее боли, пережитой узником, выжившим в концентрационном лагере:
Подвергнутые жестокому обращению заключенные концентрационного лагеря… обладают внутренней свободой в ненависти к своим мучителям. Возможность переживать чувство ненависти – тем более делиться им с другими заключенными – позволяет им не отказываться от своего собственного «Я»… Дети такой возможности лишены. Они не должны ненавидеть своего отца… они не могут ненавидеть его… Они боятся потерять его любовь в результате… Таким образом, в отличие от заключенных концлагерей, дети вынуждены противостоять мучителю, которого любят.
Ребенок продолжает жить в мучениях, пассивно страдая или активно протестуя, отыгрывая пережитый опыт вовне или проецируя его на себя, выражая себя единственным известным ему способом. Исцеление этого ребенка – первый шаг на пути нашего возвращения домой.
Давным-давно жил-был добрый маленький эльф. Это был очень счастливый эльф. Он был умен, любознателен и знал секреты жизни. Например, он знал, что любовь – это выбор, что любовь – это тяжелый труд и единственный путь в жизни. Он знал, что может создавать волшебные вещи и что его уникальная форма магии называется творчеством. Маленький эльф знал, что пока он по-настоящему творит, в мире не будет насилия. И он обладал величайшим секретом из всех – что он был кем-то, а не ничем. Он знал, что он есть и что это бытие было всем. Это был секрет, который он так и называл: «Я есть». Создателем всех эльфов был Всевышний Я ЕСТЬ. Он всегда был и всегда будет. Никто не знал, как и почему это было истиной. Просто Всевышний Я ЕСТЬ был безусловно любящим и созидающим.
Другим самым важным секретом был секрет равновесия. Секрет равновесия означал, что вся жизнь – это союз противоположностей. Нет жизни без физической смерти, нет радости без печали, нет удовольствия без боли, нет света без тьмы, нет звука без тишины, нет добра без зла.
Крепкое здоровье – это форма целостности. А целостность – это святость. Величайший секрет творчества заключался в том, чтобы уравновесить дикую и бушующую творческую энергию с формой, которая позволяет этой энергии существовать.
Однажды нашему милому эльфу, которого, кстати, звали Джони, открылся еще один секрет. И этот секрет немного напугал его. Секрет заключался в том, что он должен был исполнить одну миссию, прежде чем получить возможность творить вечно. Ему пришлось поделиться своими секретами со свирепым племенем неэльфов. Видите ли, жизнь эльфов была настолько хороша и прекрасна, что секретами своего волшебства они должны были делиться с теми, кто об этом ничего не знает. Доброта всегда хочет делиться собой. Каждой семье свирепого племени неэльфов был дан свой эльф. Неэльфийское племя называлось Келовечи. Келовечи не ведали тайн и секретов. Они часто растрачивали себя впустую. Они беспрестанно работали и, казалось, чувствовали себя живыми только тогда, когда что-то делали. Некоторые эльфы называли их Деятелями. Они также убивали друг друга и развязывали войны. Иногда на спортивных мероприятиях и музыкальных концертах они затаптывали друг друга до смерти.
В семью Келовечей Джони попал 29 июня 1933 года в 3:05 утра, не имея ни малейшего понятия о том, что его ждет. Он еще не знал, что ему придется использовать каждую частичку своего волшебства, чтобы раскрыть свои секреты.
Когда он появился на свет, Келовечи дали ему имя Фаркуар. Его мать была красивой 19-летней принцессой, которая мечтала творить. Но на ней лежало странное проклятие. Проклятием была неоновая лампочка, установленная прямо посередине ее лба. Всякий раз, когда она пыталась веселиться, играть или просто быть, лампочка тут же начинала мигать и говорить странным голосом: «Выполняй свой долг». Она не могла просто ничего не делать или жить спокойно. Отец Фаркуара был невысоким, но красивым королем. На нем тоже лежало проклятие. Его повсюду преследовала его злая мать-ведьма по имени Харриет. Она жила у него на левом плече.
Когда он пытался просто быть, она вопила изо всех сил. Харриет всегда заставляла его что-то делать.
Чтобы Фаркуар мог поделиться с родителями и другими людьми своими секретами, им нужно было замолчать и перестать делать, причем на довольно продолжительное время, чтобы увидеть и услышать его чудеса. Но они не могли сделать этого: мама из-за неоновой лампы, а папа из-за Харриет. С момента своего появления на свет Фаркуар был совсем один. Поскольку у него было тело Келовеча, то и чувства у него были тоже как у всех Келовечей. И из-за того, что все его бросили, он чувствовал ярость, глубокое разочарование и боль.
Он был прямо перед ними, добрый и маленький эльф, который знал величайший секрет Я ЕСТЬ, но никто не хотел его замечать. Он обладал животворящими тайнами, но его родители были настолько поглощены выполнением своего долга, что не могли учиться у него. На самом деле его родители были настолько сбиты с толку, что думали, что их работа – научить Фаркуара выполнять свой долг. Всякий раз, когда он не выполнял то, что они считали его долгом, они наказывали его. Иногда они игнорировали его, запирая в комнате. Иногда они его били и кричали. Фаркуар больше всего терпеть не мог крики. Он был готов вынести одиночество, он был готов перетерпеть побои, но крики и бесконечные наставления о его долге проникали настолько глубоко, что угрожали даже его нежной эльфийской душе. Сразу нужно сказать, что убить душу эльфа невозможно, потому что она является частью Всевышнего Я ЕСТЬ, но ее можно настолько глубоко ранить, что будет казаться, что ее больше не существует. Именно это и случилось с Фаркуаром. Чтобы выжить, он перестал пытаться рассказать отцу и матери о своих чудесах и секретах и вместо этого стал стараться угодить им, выполняя свой долг.
Его отец и мать были крайне несчастливыми Келовечами. (На самом деле большинство Келовечей, которым не открылись секреты эльфов, живут несчастливо.)
Отец Фаркуара был настолько измучен Харриет, что направлял всю свою энергию на поиски магического зелья, которое помогло бы ему ничего не чувствовать. Но магическое зелье вовсе не было волшебным. В действительности оно лишило его творчества. Отец Фаркуара был похож на «ходячего мертвеца». Через некоторое время он даже перестал приходить домой. Сердце Фаркуара было разбито. Понимаете ли, любому Келовечу нужна любовь как отца, так и матери, чтобы позволить эльфу, живущему в его теле, раскрыть свои секреты другим.
Фаркуар был потрясен, что отец бросил его. И, поскольку отец не мог больше помогать матери, неоновая лампочка у нее во лбу замигала еще ярче. А это означало, что на Фаркуара стали кричать и наказывать еще сильнее. Когда ему исполнилось двенадцать, он забыл, что он эльф. Несколько лет спустя он узнал о магическом зелье, которое использовал его отец, чтобы заглушить голос Харриет. В четырнадцать лет он начал пользоваться им постоянно. К тридцати годам его пришлось увезти в больницу Келовечей. Находясь в этой больнице, он услышал тоненький внутренний голосок, призывающий его очнуться. Голос, который заставил его проснуться, был «истинным» голосом его эльфийской души. Знаете ли, как бы плохо ни было, эльфийский голос всегда будет звать Келовеча, чтобы отпраздновать с ним величие его истинного «Я». Джони никогда не сдавался, он никогда не прекращал попыток спасти Фаркуара. Если вы из племени Келовечей и читаете сейчас эти строки, пожалуйста, помните следующее: в вас живет эльфийская душа, которая будет всегда пытаться вернуть вас к вашему истинному «Я».
Когда Фаркуар лежал в больнице, он наконец услышал голос Джони. И это изменило его жизнь. Но это уже начало другой, лучшей истории…