Глава 6
Я провожала Мэддокса взглядом, пока он, уверенно шагая, не исчез внутри обшарпанного фермерского домика. Его приятели-байкеры наверняка приветствовали его как короля после моего похищения. Я придвинулась ближе к клетке, пытаясь игнорировать рычание собаки по соседству и то, как ускорился мой пульс из-за этого. Должно быть, недавно прошел дождь, потому что от запаха мокрой шерсти и мочи у меня скрутило живот. Влажность и затяжная жара только усугубляли ситуацию. Я старалась не думать о том, с чем соприкасались мои ноги на грязной земле. Забравшись на будку, я сморщилась от боли, когда щепки необработанной древесины вонзились в ладонь, и прижалась к неровному камню в стене. На улице темнело, и мое положение казалось еще более отчаянным. По привычке я потянулась за телефоном к заднему карману, но похитители, конечно, избавились от него.
Папа всегда предупреждал меня об опасностях нашей жизни, но ни он, ни я никогда не думали, что мы по-настоящему столкнемся с этим. Что меня на самом деле похитят.
Меня затрясло. Это было похоже на кошмар.
Я не знала, сколько было времени. Видимо, я потеряла часы, как и одну из своих туфель, но прошло минимум несколько часов после моего похищения. Мысль о том, что я была без сознания столько времени, вызвала ледяную дрожь по всему телу и заставила задуматься, что делали собаки все это время.
Отец наверняка уже узнал о случившимся. Мне было интересно, сообщил ли он маме. Он предпочитал утаивать от нас с ней некоторые мрачные моменты своей работы, но мы не были глупыми и знали больше, чем он думал. И все же я хотела, чтобы был способ скрыть эту новость от мамы. Если она узнает, это ее сломает. Мама не была создана для мира мафиози.
А что касается Амо? Наверняка он сделает нечто особенно глупое, еще более глупое, чем обычно. Я улыбнулась, но вскоре мои глаза наполнились слезами. Я быстро заморгала, отгоняя их. Я не заплачу. Вместо этого я упорно смотрела на лес, окружающий территорию, пытаясь уловить звуки дороги или людей. Но, кроме редкого пения птиц, прощающихся с заходящим солнцем, и шелеста деревьев, я ничего не услышала – ничего, кроме шума, раздававшегося из клуба.
Наступила ночь, и пение птиц стихло. Гул, доносящийся с байкерской вечеринки, становился громче, и время от времени к нему добавлялся звук бьющегося стекла. Мной овладела усталость, больше эмоциональная, чем физическая, но столь же сильная. Но я не засну до тех пор, пока мое тело окончательно не устанет. Не с этими животными – собаками и байкерами – рядом.
Захрустела галька. Я напряглась и выпрямилась. Парень лет двадцати, спотыкаясь, направлялся ко мне. Он был пьян и даже не мог идти ровно, но его взгляд был устремлен прямо на меня. Он врезался в решетку, затем вцепился в нее, прислонившись лбом к щели между прутьев, словно хотел пролезть через них. Мои глаза метнулись к двери, которая была заперта. Но что, если у него имелись ключи?
Он широко улыбнулся мне.
– Вот она, здес-с-сь, – прошипел он, как змея. – Прекрасная принцесса. – Он раздевал меня жадными, полузакрытыми глазами.
Мои руки задрожали еще сильнее, и я вцепилась в колени. Взгляд парня метнулся к двери клетки. Я молилась, чтобы у него не было ключей. Возможно, он достаточно напился, чтобы я смогла справиться с ним и убежать, а может, нет, но он однозначно был сильнее меня. Шатаясь, он подошел к двери и дернул ее, сначала слабо, потом сильнее. Я вздохнула с облегчением, когда его яростная тряска решетки ни к чему не привела.
– Жаль. Возможно, в следующий раз, – сказал он, глупо усмехнувшись. Затем начал расстегивать ремень. Ему потребовалось две попытки, чтобы расстегнуть ширинку, и я с отвращением отвернулась. Он собирался дрочить у меня на глазах?
Но вскоре звук жидкости, ударяющейся о стенку будки, эхом раздался в тишине. Несколько теплых капель попали мне на руку, и я издала крик отвращения, еще сильнее прижимаясь к стене.
– Ты – животное!
Раздались шаги.
– Денвер, ты мудак! – прокричал Мэддокс и толкнул мужчину в грудь так сильно, что тот упал и рассмеялся спьяну, а затем замолчал.
Мэддокс был в своих мешковатых джинсах с низкой посадкой, но без футболки, шнурки его ботинок тащились по земле. В мягком свете крыльца я рассмотрела несколько татуировок на его груди, и одна из них была с изображением черепа, извергающего пламя. Тени подчеркивали рельеф его мускулистого пресса вплоть до косых мышц внизу живота.
– Черт, – прорычал Мэддокс и пнул неподвижного Денвера, чья голова склонилась вбок. – Этот мудак вырубился и обоссал все вокруг себя. – Он повернулся ко мне, прищурив глаза. – Ты в порядке?
– Тебе-то какое дело? Ты запер меня в собачьей конуре. – Мой голос стал гнусавым, я боролась со слезами. Держа руку подальше от себя, я думала, как мне избавиться от мочи. От одной мысли об этом желудок сжался.
– Не знаю, – холодно ответил Мэддокс и развернулся, чтобы уйти. – Спокойной ночи.
– Он помочился на будку, и его моча попала на мою руку, – поспешила сказать я, ненавидя жалобные нотки в своем голосе. Я никогда не была в таком отчаянии, по крайней мере не перед незнакомцами.
– Безмозглый придурок, – рявкнул Мэддокс на своего приятеля-байкера, который определенно его не слышал, а после сказал мне: – Я принесу полотенце.
Он развернулся и зашагал по усыпанной галькой дорожке, ведущей к клубу.
Я перевела взгляд на отключившегося парня, он не шевелился. Спустя несколько минут вернулся Мэддокс с полотенцем в руках. Он протянул его мне через решетку. Я спрыгнула с будки, убедившись, что не приземлюсь в лужу мочи, и схватила полотенце. Оно было холодным и мокрым. Я понюхала его, не доверяя никому здесь, но уловила лишь слабый намек на моющее средство.
– Это вода и мыло, или ты ожидала, что я дам тебе полотенце, пропитанное мочой? – сказал Мэддокс. Он и вправду казался оскорбленным. Какое право он имел обижаться? Разве это он был заперт в конуре?
Я вытерла руки, бормоча.
– Откуда мне знать? Этот парень захотел помочиться на меня, и ты, наверняка, считаешь, что я этого заслуживаю, потому что я дочь своего отца.
Папа вызывал ненависть у многих людей, и ко мне относились так же, просто потому что я была его плотью и кровью. Власть отца защищала меня от жестокости людей, их страх всегда был больше неприязни. Теперь я осталась без защиты.
– Нет. То, что ты пленница, не значит, что с тобой надо обращаться как с грязью.
Я продолжала вытирать руки полотенцем, но вонь мочи от пола конуры забила нос, поэтому я все еще чувствовала себя грязной.
– Значит, собачья клетка – это твой способ не обращаться со мной как с грязью?
– Это было решение клуба.
Я с любопытством склонила голову.
– И где бы ты меня держал?
– У нас в подвале.
– Звучит роскошно. – Я протянула полотенце.
Мэддокс покачал головой, посмотрев на меня так, что это показалось мне чем-то личным.
– Оставь себе.
Я кивнула, затем обошла лужу мочи и забралась обратно на будку.
– Я попрошу кого-нибудь убраться тут утром, ну, или днем, в зависимости от того, когда все протрезвеют. – У него был едва заметный акцент, нетипичный для людей из этих мест, и я не могла понять, откуда он родом, но определенно с юга.
– Ты же понимаешь, что моему отцу не составило бы труда разобраться с вами, если бы он напал сейчас.
– Так и есть, но твой старик не имеет ни малейшего представления, где ты находишься. Мы только недавно переехали в это место.
– И где же мы? – небрежно спросила я.
Мэддокс внимательно и медленно разглядывал меня, его лицо расплылось в улыбке, показывая ямочку на правой щеке.
– Почему-то я думаю, что будет ошибкой рассказывать тебе слишком много.
– Мэддокс! – позвал высокий женский голос.
Мэддокс вздохнул, глядя на окно, откуда голая девушка махала ему рукой.
– Твоя девушка ждет, когда ты развлечешь ее, – пробормотала я.
– Она не моя девушка, но я должен идти, – сказал Мэддокс. Затем поднял парня, валяющегося на земле, и понес его.
Как только он оказался вне поля зрения и пределов слышимости, я судорожно вздохнула. Слезы навернулись на глаза. Мне не хватило сил, чтобы сдержать их.
Пока я сидела в кромешной темноте, слушая стоны, гул и лай собак вокруг, тихие слезы скатывались по моим щекам. Было не холодно, но я не могла унять дрожь. Я всегда знала, что папин бизнес опасен, однако это была лишь отдаленная опасность, несмотря на то, что телохранители следили за каждым моим шагом. Теперь они были мертвы. Либо байкеры убили их, либо отец сделал это в тот момент, когда узнал, что они позволили похитить меня. Я не винила их. Джованни так сильно разозлил меня, поэтому я приказала им отойти, чтобы поговорить наедине, попросить оставить меня в покое. Но папа не стал бы рассматривать такой вариант событий. В гневе он бы обвинил моих телохранителей, а меня не было рядом, чтобы убедить его в обратном и взять всю вину на себя.
В конце концов я вытерла слезы и просто смотрела в темноту, время от времени слушая крики байкеров, пока они напивались еще больше. Огромная собака в клетке слева начала расхаживать, навострив уши. Она порыла землю, а затем свернулась калачиком. Я боялась собак, но мне было их жаль, ведь они проводили всю свою жизнь запертыми в маленькой клетке.
Как долго я пробуду здесь? Возможно, папа и Маттео были уже в пути, чтобы меня спасти. Я молилась, чтобы это было так. Мне не хотелось знать, что эти байкеры планировали со мной сделать. Мэддокс мог бы спасти меня от желающих помочиться на мою руку и сделать вид, что ко мне относятся достойно, но пока все свидетельствовало о другом.
Всю жизнь красота была моим оружием, тем, что отпугивало других лучше пистолетов или кулаков, но теперь она стала бременем. Уже в раннем подростковом возрасте я поняла, как выгляжу в глазах мужчин, и быстро научилась использовать внешность в своих интересах, но сейчас…
Выплакавшись, я пообещала себе быть сильной, чтобы выбраться отсюда живой. Папа сделает все, чтобы спасти меня, но мне нужно было убедиться, что они с Маттео не умрут из-за меня. Я должна была найти способ облегчить им задачу или даже выбраться отсюда. Эти байкеры умом не отличались. Мне нужно было придумать, как обмануть их и сбежать.