Лето подходило к концу, и на Москву неумолимо опускалась осень. Это означало сразу несколько вещей. Во-первых, начинался последний год в магистратуре, и дальше мне предстояло уходить в свободное плавание. Был вариант остаться в аспирантуре и написать никому не нужную диссертацию, но, если честно, не хотелось. И так уже хлебнула лишку с этим корееведением.
На табло наконец-то поменялся статус нужного рейса, и я подмигнула Маринке: мол, как договаривались. Ты рассказываешь о красотах города, я слежу, чтобы ни один студент по обмену не отбился от группы. А уж если есть симпатичные, то пусть смерть рассудит нас. Маринка мотнула головой и снова уставилась в телефон. Универсальный жест “отстань, не до тебя сейчас”. Я вздохнула, засекла время и пошла за кофе. Затормозила, не зная, что выбрать, потом махнула рукой и зашла в первую попавшуюся кафешку. Около аэроэкспресса имелся “Старбакс”, и мне как раз не хватало одной звездочки до бесплатного напитка, но это же пока дойдешь… А бойкие корейцы могли успеть просочиться, с этим багажом никогда не знаешь, вовремя он приедет, раньше, позже, не приедет вообще. Я хмыкнула, сделала глоток из стаканчика и стала вглядываться в толпу, шедшую по зеленому коридору.
– Да кого ты там высматриваешь? Ким Чжечжуна? – насмешливо протянула Маринка, и я не отказала себе в удовольствии заехать ей в бок локтем.
– Ай! Ну еще скажи, ты не из-за него на факультет пошла.
Я помотала головой и с деланной обидой отвернулась.
– Между прочим, – сказала Маринка, наконец-то убирая телефон в сумку, – у нас есть некто Ким Чжаён, если верить списку. Вдруг красавчик? А ты дальше играй в молчанку, отличный способ знакомиться с людьми.
– Марин, слушай, мы же договорились, я произвожу впечатление эффектного тупого овоща, а ты общаешься. Всех корейских двадцатилеток оставляю тебе.
Маринка фыркнула и достала из сумочки зеркало:
– Да перестань вообще. На наш век русских ребят не осталось, пора это признать. Вон, Машка за шведа выходит, Женька из Австралии никак не вернется. Не повезло нам, Нин. Но с твоей стороны я вижу только упадничество.
Мимо пробежала группка русских туристов, возвращавшихся из Турции, и я со вздохом признала Маринкину правоту. Но не с двадцатилетними же по этому поводу встречаться, в самом деле. Возраст не тот, четверть века на носу.
– И смотри сюда, овощ, Чжаёну как раз аккурат двадцать два вчера исполнилось. Не такая уж и большая разница.
– Да что ты на этом Чжаёне зациклилась? – Легкое волнение Маринки передалось по воздуху, настала моя очередь лезть в сумочку за зеркалом. – Больше ребят нет?
– С красивыми именами – зеро.
Я рассмеялась и открыла пудреницу. В этом была вся Маринка, нелогичная, веселая, пробивная. Идеально подходила моей привычке отсидеться за чьей-нибудь спиной.
Зеркало на этот раз даже не говорило особенных гадостей. Наверное, смилостивилось, нельзя же сразу падать в грязь лицом.
– Так. На исходную, должны выйти уже. – Маринка достала табличку и бодро направилась в зону встречающих.
Я, даром, что выше, едва за ней угналась. Вчиталась в слова и расшибла лицо фейспалмом.
– Ты как универ написала?
Маринка перечитала творение рук своих, ойкнула и растерянно уставилась на меня. Ну да, пробиваться – это к ней. А вот устранять последствия в виде поломанных кирпичных стен – обычно моя прерогатива.
– Может, ручкой исправим?
Я бросила взгляд на очередную группу прилетевших, размышляя над предложением. Помотала головой:
– Сама знаешь их менталитет. Кто курсач писал про особенности, Пушкин? Давай лучше вообще без таблички. Увидим группу…
Закончить я не успела. По проходу грохотали чемоданами самых разных расцветок человек восемь корейцев. Судя по коротким юбкам, модным кедам (корееведы мы или где!) и общему виду шестнадцатилетних школьников, контингент был наш.
– Вперед! – прошипела я, надевая на лицо широкую улыбку и выдирая у Маринки неудавшийся плакат.
Маринка подлетела к шедшему первым парню (высоченному даже по нашим меркам) и затараторила с невыносимой скоростью. Вот что стажировки животворящие делают.
Изображая красивый тупой овощ, я вслушалась в разговор. Дети были наши, все без исключения, главным в группе и правда оказался Ким Чжаён (умеет же Маринка выхватывать нужную информацию), они вовсе не устали, все счастливы познакомиться, а вот еще если прямо сейчас сделать селку, корейский аналог селфи, так вообще будет замечательно.
Позади наших корейцев уже начала скапливаться небольшая пробка из рассерженных американцев. Пробормотав себе под нос: “Разделяй и властвуй”, – я шмыгнула к концу очереди и – наиболее простыми выражениями – попросила девчонок на выход. Маринка, кажется, подхватила мое начинание, в результате, корейцев мы увели на безопасное расстояние, отбили у таксистов, а на грубое замечание одного из американцев я проорала вслед что-то, в свою очередь, не вполне вежливое. Чжаён уставился на меня слегка шокированно, я пожала плечами и отправилась расставлять миленьких кореянок подальше от туристических троп. Сначала нужно было объяснить, что мы сейчас делаем, куда едем, как держимся в городе и вообще.
Пока Маринка экспрессивно размахивала руками, я украдкой бросила взгляд на Чжаёна. Красавчик, ничего не скажешь: высоченный, наверное, за сто восемьдесят, длинноногий, глаза жгучие… Вполне во вкусе Маринки. Я покачала головой. Оставшиеся двое ребят подобных эмоций не вызывали даже близко, стандартные, как везде, а этому – хоть в модельное агентство или айдолы, состоять в суперпопулярной группе и сводить девчонок по всему миру с ума. Нет, зачем-то изучает Россию. Тоже мне, умник нашелся.
Я вспомнила, как нечто подобное высказывала мне сама Маринка, и прыснула в кулак. Тогда, на втором курсе, мы с ней друг друга недолюбливали, подружились значительно позже. И слава богу – со своей привычкой сидеть в тени я довольно долго не могла найти никого близкого. Родители остались во Владивостоке, школьные друзья разъехались кто куда, да и Москву сложно было назвать гостеприимным городом. Пускай у меня и имелась собственная крошечная квартирка на окраине, а родители исправно присылали деньги.
– Что с общежитием? – спросили по-корейски, и я отвлеклась от мыслей.
Реплика принадлежала Чжаёну, а Маринка суетилась где-то у другого конца нашей стройной линии с огромными чемоданами.
Я пожала плечами. Нет, говорила я по-корейски отлично, все-таки и сама на стажировки каталась, да и поначалу была здорово увлечена идеей выучить язык и выйти замуж если не за айдола, то за красивого корейского парня. Самая лучшая мотивация для нарабатывания вокабуляра. Но сейчас лезть на рожон мне не хотелось. Схватят, припашут, и вот ты уже активист, гордость магистратуры и обязана ехать встречать студентов по обмену. Кстати, к вопросу о том, куда приводят мечты.
Чжаён повторил вопрос помедленнее. Я отчаянно посмотрела на Маринку. Так и есть, мастерство одновременной селки с пятью участниками. А ввязываться в разговор с Чжаёном было никак нельзя. Я сделала лицо попроще (в моем понимании – это разгладить все морщинки и умиротворенно похлопать глазами) и пролопотала, старательно подделывая акцент под русский:
– Не знаю, вот сейчас Марина все расскажет. Я тут больше за… компанию.
Чжаён нахмурился и вытащил из кармана джинсов огромный телефон. Конечно, родной “Самсунг”, зачем поддерживать другие компании. Ответом он меня не удостоил, и я отошла на два шага в сторону, немного задетая. Если я говорю по-корейски так себе, можно и не общаться? Ужасные все-таки снобы.
Но своей цели я все-таки добилась. Маринка наконец объяснилась, удовлетворенно щелкнула своим телефоном (наверняка успела все пять селок запостить с другого ракурса, звезда наша) и командным голосом велела следовать за ней. Я с облегчением засеменила сзади. До аэроэкспресса еще дойти надо было, а с размерами этих чемоданов… В общем, быстро не получалось.
Пересчитала макушки (расцветки от блонда через розовый до иссиня-черного), вздохнула. Чжаён довольно ловко обогнал всех и пошел рядом с Маринкой, о чем-то ее расспрашивая. Маринка раза два оглянулась на меня (такое впечатление, рукой помахать хотела), покачала головой и стала ему что-то втолковывать. Надо бы узнать, кем прикидываться впоследствии, а то наплетет, знаю я ее, придется про синдром Аспергера гуглить.
Больше проблем никаких не возникло, под щелчки воображаемых затворов на вполне реальных телефонах мы добрались до Москвы, пересели на метро и довольно быстро оказались, собственно, у общежития. Тут усталость, видимо, взяла вверх, девчонки сразу взялись распаковываться, ребята запрыгнули на кровати, а Маринка принялась звонить нашему замдекана.
Я стояла в коридоре и думала, что сейчас скучно поеду в свою скучную квартиру, и никто не скрасит мне остатки дня. Да что там, в общем, и остатки жизни тоже. Все девчонки с курса давным-давно определились с планами. Если они не включали в себя симпатичного шведа или улетного австралийца, то обязательно – какую-нибудь неплохую компанию с какой-нибудь неплохой зарплатой. Работать в офисе я никогда не стремилась, неплохая зарплата требовала неплохих усилий, надо понимать; подтягивать двоечников мне казалось скучным. В общем, хотелось, чтобы явился кто-нибудь и рассказал, как жить дальше и не чувствовать себя при этом насквозь потерянной.
В коридоре появилась Маринка.
– Все? – одними губами поинтересовалась я.
Она пожала плечами в ответ и снова нервно унеслась. Я подавила вздох. Чего доброго, кому-нибудь что-нибудь понадобится…
– Почему ты со мной не говоришь? – спросил невесть откуда нарисовавшийся Чжаён, и я почти что подпрыгнула.
В сером, хоть и неплохо отремонтированном, коридоре с небольшими комнатками по правую и по левую руку, он смотрелся так же чуждо, как какая-нибудь ламборгини на заводе Автоваза. Кроме того, наглел и хамил. Тоже мне, двадцать два, а уже без обращения по старшинству. Придурок мелкий.
– Корейский. Плохо очень, – издевательски выдала я.
С другого конца коридора летела Маринка, а значит, я была спасена.
– Неправда, – обиженно заявил было Чжаён, но я уже раскланивалась и махала рукой девчонкам.
Маринка схватила меня за локоть и выволокла на улицу, успев прощебетать что-то на прощание.