Жмыхов любил свой родной город. Пускай тот был не слишком велик и знаменит, но в нем прошла молодость Андрея, там у него случилась первая любовь, там он постигал азы оперативного мастерства, завел семью и схоронил родителей. Много друзей там осталось, из родственников кое-кто, не говоря уже о сослуживцах. Конечно, служба в Зеленодольске была более перспективна, да и привык к новому месту Жмыхов быстро, однако теплое чувство к родному Перекопску, воспоминания о лучших годах грели его сердце. На родину Андрей не выбирался уже года четыре, соскучился, конечно, но ехал теперь туда с тяжелым сердцем. Слишком необычны были обстоятельства и причины этого путешествия. Ввязался майор в дело не слишком красивое и опасное, обещавшее немалую прибыль, но вот только никаких гарантий на этот счет никто ему не давал. Слова Орешина не в счет. Этот человек привык на своей должности обещать. Слова слетают с его языка так же легко, как пушинки с одуванчика.
Жмыхов в глубине души уже пожалел, что согласился на эту аферу с наследством. А как было не согласиться? В тех обстоятельствах это означало записать Орешина в свои личные враги со всеми вытекающими. Остаться у разбитого корыта вообще безо всякой вины? Это уж совсем глупо. Жаль только жене пришлось врать. Андрей не любил врать. А она, узнав, что на работе ему вдруг дали отпуск, обрадовалась и сгоряча предложила:
– Если уж ты выбрался в кои веки в отпуск, то почему бы нам не съездить на море? Я уж забыла, какого оно цвета, море…
– Синего, – буркнул он тогда в ответ. – Только море отменяется, Мариша. Прокопенко мне дал неделю с тем условием, что я попутно одно дельце проверну. В Перекопске. Как говорится, приятное с полезным. Нужно с тамошними коллегами договориться о совместной операции. Артист один объявился на горизонте, вроде видели его несколько раз в Перекопске. А мы его два года пасли, понимаешь…
Мариша сделала вид, что понимает, и Андрей был ей за это благодарен. Если бы она вдруг начала копаться, да ловить его на нестыковках… Ему и без того хватало проблем. Если уж взялся за гуж, то тащи, не шарахайся. Будешь шарахаться – в самый раз окажешься в канаве. Да, все нужно было делать как можно быстрее и так, чтобы комар носа не подточил. Даже плохое дело нужно делать хорошо – так учил когда-то молодого Жмыхова его начальник – веселый майор Левитин. Где-то он сейчас? Вряд ли живой. Много лет прошло. А вот совет его врезался в память.
На последней встрече с Орешиным выработали план-минимум: Андрей представляет кандидата на роль Томилина, Орешин по своим каналам готовит на него документы, удостоверяющие личность, затем они предъявляют «новоиспеченного» Томилина нотариусу и уже вплотную занимаются наследством. Во вторую очередь организуют поиски настоящего Томилина, чтобы, как выразился Орешин, «исключить любую возможность сбоя программы».
И вот эта последняя часть плана была главной головной болью Жмыхова, потому что ответственность за нее Орешин не мудрствуя лукаво возложил именно на него. «Ты с разным контингентом работаешь, – пояснил он. – Опыт у тебя, психологию ты знаешь. Наверняка есть такие личности, которыми ты на манер кукол управлять можешь. За ниточки, за ниточки их!.. Ну и, конечно, смотри по обстоятельствам. Никаких проколов, никаких следов! Любой ценой. Будет форс-мажор – поможем. Главное, не упустить темп. Нам важно, чтобы на свете остался один Томилин. Наш. В этом плане мы задействовали все каналы. Например, могу тебя обрадовать – все материалы по тому старому делу из архива исчезли. Куда исчезли, каким таким образом – никому не известно. Несчастный, можно сказать, случай. Да и кто будет интересоваться этим хламом? Если все сделаем чисто, никто никаких претензий не предъявит. А там по мере возможности осторожненько перераспределим все наследство. В соответствии со вкладом каждого».
Жмыхов, конечно, приветствовал пропажу архивных материалов, наверняка не случайную. В конце концов, это было всегда: и улики пропадали, и свидетели чудесным образом растворялись в пространстве, и даже целые дела летели в топку. Ничего необычного в этом не было. А уж старое дело, осужденные по которому люди давно вышли из любой земной игры, действительно вряд ли кого заинтересует. Все так, но имелось одно маленькое «но»… А, пожалуй, и не такое уж маленькое, потому что на решение этого вопроса Орешин бросил одного своего родственничка, тоже служившего в полиции, Виталия Лоскутова, сержанта из вневедомственной охраны, которому Прокопенко лично, как и Жмыхову, выписал отпуск.
К Лоскутову Андрей испытывал ярко выраженную неприязнь. Да и не он один. Был Лоскутов заносчив не по чину, груб и нахален. Особыми талантами не обладал, но бывал настырен и, как рассказывали, весьма отважен и жесток в рукопашной. Авторитет для него был один – Орешин, и только его Лоскутов слушался по-настоящему. Прочим он как бы оказывал снисхождение. Орешин же откровенно опекал своего родственника и редко когда давал в обиду. Наверняка Лоскутов оказывал Орешину какие-то услуги в щекотливых обстоятельствах. Вот и теперь он должен был выполнить не самое простое поручение. Юрист покойного Томилина Маевский, который теперь тоже вился вокруг Орешина (Жмыхов подозревал, что план распила наследства первоначально зародился именно в его голове), сообщил, что в контору нотариуса Самойловой заходил ее бывший муж Дроздов.
– Они долго беседовали, – объяснил Маевский. – А потом он у себя в конторе взял отпуск. Чует мое сердце, что подрядился Дроздов доставить в город Томилина. Наняла его бывшая благоверная, черт бы ее побрал! Опередить его надо, а то все наши старания коту под хвост.
Орешин отнесся к этому предположению серьезно и сразу отправил по следам Дроздова своего родственника. Полномочия он ему дал, похоже, самые широкие. Что это означает – майор не хотел даже думать. У него хватало своих дел.
Родной город встретил его жарой, порывистым ветром и грозовыми раскатами. Дождя не было, но он мог грянуть в любую минуту. Назревающая буря показалась Андрею плохим предзнаменованием, но отступать ему было некуда. С вокзала он сразу поехал в тот район, где жил человек, на которого Жмыхов возлагал большие надежды.
В старом районе мало что изменилось. Неблагоустроенный двор был пуст. Жаркий ветер гонял по асфальту пыль и мелкий мусор. Андрей нашел нужную пятиэтажку. Возле подъезда стояла покосившаяся скамейка, на которой, свесив хмельную голову на грудь, спал какой-то гражданин.
Домофона в подъезде не было. Жмыхов беспрепятственно поднялся по грязной вонючей лестнице на верхний пятый этаж и позвонил в квартиру номер пятнадцать. Через минуту щелкнул дверной замок, и на пороге возник хозяин квартиры – хмурый поджарый мужчина в замасленном фартуке, повязанном поверх одежды. Коротко стриженные волосы его были тронуты сединой, закатанные рукава рубашки обнажали мускулистые руки. В квартире пахло подгоревшим маслом.
– Здравствуй, Гриша! – негромко сказал Андрей.
Хозяин всмотрелся в его лицо, сначала с недоверием, а потом со все нарастающей растерянностью.
– Жмыхов, что ли? – наконец спросил он настороженно. – Какими судьбами?
– Я к тебе, – просто сказал Андрей. – Разговор есть.
– Разговор? Ко мне? Не понял. Сколько мы лет не виделись? Десять-то уж точно будет.
– Так что, поговорим? – перебил его Жмыхов. – Разговор серьезный. На миллион. Пойдем, посидим где-нибудь. Я угощаю.
– Исключено. Закодировался, – отрезал хозяин. – Да и некогда мне, если честно. Сейчас вот с готовкой закончу, и на смену. Я на двух работах, да еще калымлю кое-где, когда повезет. Так что извини. Многое изменилось, Андрей. Может, я в чем и провинился перед богом и людьми, но зато уж и наказан, по-моему, за двоих…
– Вот об этом я и хотел поговорить, – бесстрастно сообщил Жмыхов. – Наслышан о твоей беде, наслышан, Гриша.
– О чем ты наслышан? – враждебно спросил хозяин. – С тех пор как меня из полиции поперли, ты и не зашел ко мне ни разу, да и вообще из города уехал. Говорят, ты в Зеленодольске процветаешь. Ну а я в полной заднице, понятно? Жена тяжело больна, на операцию четыреста тысяч надо, а я еле на сиделку зарабатываю. Сам-то сидеть не могу – тогда мы вообще с голоду сдохнем. Сторожем работаю в магазине через две ночи, а днями в охранном агентстве – там уж куда пошлют… Сегодня вот выходной, но мне уже на смену в магазин пора. Так что некогда мне с тобой собственные кости перемывать. Найди себе другого земляка для воспоминаний!
Он почти выкрикивал наболевшее, меняясь в лице. Андрею не понравился его настрой. Вести дела он предпочитал с людьми, не склонными к истерикам. Григорий Широков, впрочем, никогда раньше не был замечен в чем-то подобном, даже когда злоупотреблял спиртным. Конечно, жизненные ухабы кого угодно укачают, да и все равно лучшего кандидата для дела у Жмыхова на примете не было.
– Гриша, – сказал он проникновенно. – Я помочь тебе пришел. Именно потому, что все про тебя знаю. Есть шанс заработать на операцию для жены. Реальный шанс. Ну?
Широков выглядел озадаченным. Он машинально вытер руки фартуком, оглянулся назад в полутьму прихожей.
– Ты что, серьезно? – сдавленным голосом спросил он. – Я, знаешь, шуток теперь не понимаю.
– Я за триста километров не шутить ехал, – сухо ответил Жмыхов. – Только разговор это конфиденциальный. Здесь я его вести не намерен.
– Понимаю, понимаю, – забормотал, засуетился Широков. – Да, и у меня дома обстановка не та, конечно… Подмениться я уже не успею… Слушай, а давай так – я заступлю на смену, а ты подъезжай на Водопьянова, там в старые времена, может быть, помнишь, магазин школьных товаров был, а теперь автозапчастями торгуют. Вот я и сторожу железки, резину… Вообще там тихо, так что нам никто не помешает. А ты откуда про жену знаешь?
В глазах его, сделавшихся неожиданно беспомощными, светилась такая надежда, что Жмыхову стало не по себе.
– Земля слухом полнится, – буркнул он. – Я ведь не на другую планету улетел. Заезжал в Перекопск, да и земляков встречал. Извини, зай-ти все недосуг было. Сам знаешь, как это бывает. А сейчас вот взаимный интерес возник, я и пришел.
– Ну понятно, – кивнул Широков. – Жизнь есть жизнь. Так ты подгребай на Водопьянова часам к восьми. Зайди через двор к черному ходу. Там еще лампочка красная горит, и кнопка звонка сбоку. Ты позвони, а я открою.
Андрей ушел от Широкова в мрачных раздумьях. У него пропал аппетит, но он все-таки заставил себя зайти в кафе и съесть пережаренный бифштекс. Были опасения, что в кафе попадутся знакомые, но никого, кроме полупьяной молодежи, он там не встретил и к восьми часам отправился на улицу Водопьянова. Небо отгромыхало, так и не разразившись дождем, и гроза перебралась куда-то за город, посверкивая зарницами. Видимо, это было временное отступление, потому что в городе к вечеру вновь стояла духота, от которой разламывалась голова и нечем было дышать.
Весь взмокший и злой, Жмыхов добрался до места. Широков ждал его и сразу провел к себе в подсобку, где стоял топчан и стол со следами скудного ужина – электрический чайник, коробка с заваркой в пакетиках и хлебные крошки.
– Чаю хочешь? – поинтересовался Широков, приглашая гостя присесть на топчан.
Жмыхов от угощения отказался и, вытирая вспотевший лоб платком, приступил к делу. Он рассказал Широкову все, избегая лишь озвучивать настоящие фамилии. Пока это было ни к чему. Но подробности плана по отжиму наследства изложил полностью и в циничной форме. Ему хотелось, чтобы Широков не питал никаких иллюзий насчет своей роли. Закончив, Андрей снова отер лоб. Он был весь в поту, будто все это время перетаскивал тяжести.
– Вот такие дела, Гриша! – закончил он. – Не знаю, как ты на это посмотришь, но это реальные деньги. Такую сумму тебе вовек не заработать. А так и жене поможешь, и самому останется. Хорошо сыграешь роль, в обиде не останешься.
Широков в ответ долго молчал, уставившись в пол. Потом поднял голову и с усмешкой спросил:
– А если откажусь? Что ж ты не предупредил, что будет со мной, если откажусь? Взять с меня нечего, значит, убьете?
Жмыхов поморщился.
– Что ты, ей-богу!.. Как будто в тылу врага, а кругом немцы… Я вроде на убийцу не похож. Да и потом, какой тебе смысл отказываться? Будешь дальше горбатиться да клясть себя, что не согласился? Ты же умный мужик. Я потому про тебя и подумал…
– Ты потому подумал, что про мое безнадежное положение узнал, – жестко сказал Широков. – Этот никуда не денется, так ты подумал, верно ведь?
– Ну, допустим, – кивнул Жмыхов. – Но это же логика, Гриша. Благополучный человек в авантюры неохотно пускается, сам понимаешь. К тому же ты с тем племянником ровесник и внешностью похожи. Это на случай, если кто-то из старых знакомых любопытствовать начнет. Только это вряд ли. Тот человек не слишком популярен в городе. А мы тебя обреем наголо, сам черт не разберет кто есть кто. Главное, уверенность. А тебе уверенности не занимать. Я помню, какой ты был…
– Был да сплыл, – хмуро отозвался Широков. – Значит, говоришь, с фальшивыми документами на чужой каравай?..
– Документы, кстати, оформят тебе по первому разряду, – веско сказал Жмыхов. – На подлинных бланках. А что касаемо чужого… Знаешь, я на это проще теперь стал смотреть. Один подонок сколотил капитал, другому подонку его оставил… Кого это волнует? А ты не думал, что к этому богатству и наши с тобой денежки прилипли? Откуда все эти капиталы? Если в одном месте прибавилось, значит, в другом каком-то убавилось – это наука, Гриша!
– Может, и наши, конечно, – согласился Широков. – Только ведь не одни наши, а? Да не смотри на меня так! Мне ведь на самом деле наплевать, чьи это деньги. Мне главное, чтобы Анна поправилась. Если честно, я сейчас ради денег не только на мошенничество, я на убийство пойду!
– Ну нет, убийства нам не надо! – замотал головой Андрей. – Не дай бог!
Широков пристально посмотрел на него.
– Не дай бог, говоришь? – усмехнулся он невесело. – А как же быть с настоящим? Он что, так просто все отдаст?
Жмыхов вздохнул.
– Да он пока не знает, – объяснил он. – Может, и не узнает. Во всяком случае, думать об этом пока рано. Давайте переживать неприятности по мере их поступления, так, кажется, Жванецкий сказал? И тут я с ним полностью солидарен. Чего кровь заранее портить? А тебя эта тема вообще не касается. Тебе-то рук марать не придется.
– Кто знает? – пожал плечами Широков. – Чистым в таких делах вряд ли останешься… Но, допустим, все так и будет, как ты обещаешь. Сколько, говоришь, я получу за работу? Впритык на операцию?
– Я уполномочен предложить тебе восемьсот тысяч, – медленно произнес Жмыхов. – Мне кажется, в твоих обстоятельствах этого достаточно. Однако если ты не согласен, я попробую договориться на бо́льшую сумму. Просто прикинь реально, получится ли у тебя достать такую сумму еще где-то…
На самом деле он был уполномочен предложить кандидату на роль наследника ровно миллион. Но решил, что торг будет плодотворнее, если он начнет с меньшей суммы.
Широков размышлял недолго. Взгляд его серых глаз казался совершенно спокойным.
– Хорошо, я согласен, – сказал он. – Но мне нужны деньги на расходы. Мне ведь придется оставить на время жену, верно?
– Никаких проблем, – кивнул Жмыхов и достал из бумажника увесистую пачку денег. – Вот тебе еще сто тысяч. К основному гонорару это не относится. Тебе ведь придется взять отпуск. Было бы, конечно, лучше, чтобы ты уволился, но тут я настаивать не буду. Короче, это тебе на расходы. На проезд, еду, дорогу… Завтра пойдем с утра в фотомастерскую, сделаем фотографии, а когда документы будут готовы, я тебе позвоню, и потом встречу на вокзале в Зеленодольске. На месте обсудим последние детали, а дальше уже будешь действовать самостоятельно. В свободном плавании, как говорится… Естественно, мы всегда будем рядом, но по известным причинам до поры до времени никто об этом не должен знать. Ни одна живая душа. А когда все закончится, осядешь в своем Перекопске и все забудешь. Владимир Томилин исчезнет навсегда.
– Значит, меня зовут Владимир Томилин?
– Владимир Анатольевич Томилин, – уточнил Жмыхов и опять полез в карман. – Это тебе для общего образования. Здесь биография этого хлюста. И еще план Зеленодольска. Рекомендую выучить. Кто знает, какие вопросы могут возникнуть. А так хоть будешь ориентироваться в собственных памятных датах. Названия улиц будешь знать. Где кладбище, то-се… Ну и потренируйся рисовать подпись, это очень важно. Вот образец подлинной. В общем, подойди к делу серьезно. Слишком многое сейчас на кону.
– Не бойся, не подведу, – серьезно сказал Широков, аккуратно складывая бумаги и пряча их за пазухой. – Я ведь тоже сделал ставку.