На пологом берегу неширокой реки, метрах в тридцати от проселочной дороги, в самый разгар рабочего дня вели беседу двое мужчин явно городского вида. День выдался необыкновенно жарким – даже лес по ту сторону реки казался будто высохшим и присыпанным пылью. Солнце жгло немилосердно. В такую погоду одежда беседующих выглядела странновато – оба были облачены в строгие черные костюмы и рубашки с галстуками. На самом же деле ничего странного в том не было, поскольку явились они сюда прямо с похорон. Чуть поодаль на дороге их ожидала машина – того класса, что безусловно предусматривает кондиционер в салоне. Водитель, солидный, средних лет, с сединой в волосах, похожий на провинциального актера, играющего благородных отцов, не спеша прогуливался вокруг автомобиля, дожидаясь пассажиров. Его хозяин, Дмитрий Николаевич Орешин, занимал в городе завидную должность, обладал немалыми возможностями и сейчас, используя свое служебное положение, вел тайные переговоры.
– Я тебя неспроста, Андрей Васильич, сюда притащил, – объяснял он своему собеседнику, отирая пот с лица обширным носовым платком с голубыми полосками. – Береженого, как говорится… В городе новые люди ожидаются, как метла пометет, никто пока не знает… Сюрпризов, скорее всего, не предвидится, но уж больно дело у нас…
Орешин зачем-то оглянулся по сторонам, однако никого не увидел и снова принялся водить платком по рыхлым румяным щекам.
– Черт знает какая жара! – пожаловался он, искоса посматривая на собеседника и прикидывая, какое впечатление на того произвели вступительные слова. – А тут еще этот дресс-код!.. Но ничего не поделаешь! Смерть приходится уважать – она, хе-хе, за каждым присматривает… Не приведи господь!
Орешин был крупным, пышущим здоровьем мужчиной, широким в кости, с грубым голосом и насмешливым взглядом, который, однако, в нужный момент исчезал в тени густых бровей.
– Да уж, – сдержанно сказал тот, к кому обращался Орешин. – Этого нам не надо. А пиджак, пожалуй, лучше снять…
Он стащил с плеч пиджак и со вздохом облегчения перекинул через локоть.
– А вы не хотите? – почтительно поинтересовался он, поднимая глаза на Орешина.
Андрей Васильевич Жмыхов всего лишь возглавлял отдел в местном УВД и к первому заместителю главы городской администрации относился с подчеркнутым пиететом. Предстоящий разговор слегка напрягал его – не так уж часто доводилось ему накоротке общаться с Орешиным. Что ему Жмыхов! Совсем другой уровень. Он с губернатором за ручку… Что-то тут не то. Действительно, неспроста выдернул его с похорон Орешин. Но что ему надо? Про какое такое дело упоминал он?
– Ты хорошо знал покойного? – вдруг деловито спросил Орешин, словно угадав мысли Жмыхова.
Полицейский пожал плечами.
– Как сказать, – осторожно проговорил он. – Приходилось, конечно, встречаться. На каких-то мероприятиях. В полицию он заходил… Но чтобы близко – нет. Я ведь нездешний. Да и возраст у нас разный. Вячеслав Сергеич намного старше был.
– Да-а, Вячеслав старой закалки зубр! – соглашаясь, кивнул Орешин, и глаза его затуманились от воспоминаний. – Кремень-мужик! Теперь таких нет. Характер, конечно, непростой, но на таких должностях без характера нельзя. Он ведь какой был – коммунист, боец! И депутатом бывал, в те еще старые времена, и прокурором города был. Таким прокурором – любого в трепет вгонял! А уж позже и в бизнес впрягся как ломовая лошадь. Ну и результат был, сам знаешь!
Орешин на секунду замолк, а потом повторил с какой-то загадочной интонацией:
– Да, результат… А вот теперь давай о главном, майор! – он быстро взглянул на Жмыхова. – Как раз о результате. Разговор будет серьезный. Мне про тебя Прокопенко говорил, что ты человек надежный, без закидонов, на жизнь смотришь реально, да и профессионал хороший… Ты оперативной работой давно занимаешься?
– Десять лет, – сказал Жмыхов. – Даже чуть поболе.
– Вот и отлично! Самое то, – одобрил Орешин. – Но главное, что ты – человек ответственный, умеешь держать язык за зубами. Ну и вообще… Входишь в наш пул. Красный пул – так я это называю.
– Красный пул?
– Ну да, – хохотнул Орешин. – Ты ж знаешь, как зэки говорят – «красная зона»… Так и у нас – красный пул. Кто в него входит, тот от работы не отлынивает, сотрудничает с администрацией, ну, активная жизненная позиция, само собой, и тому подобное… Что ни в коем случае не исключает материальные блага, – назидательно закончил он.
– И все-таки я не совсем понимаю, – хмурясь, сказал Жмыхов.
– Да все ты понимаешь! – неожиданно сердито выкрикнул Орешин, сверля собеседника взглядом. – Чего тут понимать? Мне нужна твоя помощь. Мне твоя, тебе – моя. Мы – одна команда.
– Согласен, – кивнул Жмыхов. В его планы никак не входила ссора с Орешиным. – Я всегда готов помочь, Дмитрий Николаевич, но хотелось бы поконкретнее…
– Будет тебе и поконкретнее, – пообещал Орешин. – Исчерпывающая будет тебе информация. Только и ты головой немного работай, если хочешь в сути разобраться. А суть такова, что после смерти нашего дорогого Вячеслава Сергеича Томилина осталось более чем приличное наследство.
– Да уж, наверное, осталось, – сказал Жмыхов.
– Не наверное, а точно! – отрезал Орешин. – Сеть продовольственных магазинов, два дома, три автомобиля, ценные бумаги, счета в банках. Вот так вот! Томилин хватал добычу как бульдог, как акула! Зато и куш оставил завидный!
– Да, повезло наследникам, – неопределенно протянул Жмыхов, который все еще ничего не понимал.
– А вот наследников-то как раз и нема! – вдруг объявил Орешин. – Один Томилин как перст. Никого у него здесь нет. Ни-ко-го! Бабенка у него коммерческим директором на предприятии числилась – вот она ему самый близкий человек в последние годы была. Любовница, правая рука – как хочешь назови… Адвокат его личный, юрист, доверенное лицо – тоже с носом остался. Грех так говорить, но в последние годы Томилин невыносимым стал, возомнил о себе, переругался со всеми, так держался, будто секрет бессмертия знал. А какой там секрет – с собой на тот свет ничего не заберешь. Эх!
Жмыхов с сомнением посмотрел на отвернувшегося Орешина. Как-то не замечалось раньше за матерым чиновником особой сентиментальности. Нынешняя обида за оставшихся с носом любовницу Томилина и его юриста тоже не выглядела искренней. Однако судьба чужого наследства волновала Орешина не на шутку – и вот в этом сомнений не было ни малейших. Жмыхов постепенно начинал прозревать и настраиваться на нужную волну, чувствуя запах больших денег.
– Ну что же, раз наследников нет, значит, велика вероятность, что все отойдет государству, – намеренно отстраненно произнес он.
– Ты, майор, даже не представляешь, насколько она велика! – горячо подхватил Орешин. – Мы, конечно, любим свое государство, но не до такой же степени. Мы тут все работали бок о бок с Вячеславом Сергеевичем, помогали его становлению как бизнесмена, образно говоря, в этих материальных ценностях есть частица и нашего труда…
При этих словах он испытующе глянул на майора, но тот даже глазом не моргнул.
– Однако не очень представляю себе, какой тут может быть выход, – рассудительно заметил он. – Наследников нет, завещания, как я понял, тоже нет. Что же остается?
Жмыхов догадывался что, но предпочитал, чтобы ключевое слово произнес все-таки Орешин. Но Дмитрий Николаевич опять удивил его.
– Не совсем так, не совсем, – досадливо поморщившись, сказал заместитель мэра. – На самом деле есть и наследник и завещание. Юрист Томилина – Маевский все разнюхал. Ну еще бы, такой кусок из-под носа уводят – будешь носом шевелить, и не только носом…
– Вот как? – хмыкнул Жмыхов. – Значит, есть наследник?
– И это самая главная сейчас головная боль, майор! – скривился, точно от настоящей боли, Орешин. – Томилин и тут поступил по-своему, всем назло сделал, показал характер! Вредный все-таки был мужик, хоть и не следует так о покойнике, да чего уж там, правду не утаишь…
– Серьезный наследник? – деловито поинтересовался Жмыхов.
– Как бы не так! Бездельник, пьянь, подонок без чести и совести! – в крайнем раздражении проговорил Орешин. Его полное лицо налилось кровью. – Ты не здешний, не знал его. Владимир Анатольевич Томилин, племянник Томилина. Единственный и неповторимый. Больше родственников нет. Да и этот, похоже, отдал уже богу душу. Ни слуху ни духу. На зонах подолгу не живут. А тот у нас в Зеленодольске по молодости накуролесил дай бог. Золотая молодежь, как говорится! Рестораны, пьянки, драки, а дальше и кое-что посерьезнее. Связался с компанией, а дружки организовали нападение на обменный пункт валюты, убили охранника… Ну, Томилин тогда сумел его отмазать, прошел парень как свидетель. А чтобы страсти улеглись, спровадил племянничка в армию. Тот было на дыбы, но Томилин жестко повернул – или армия, или тюрьма. Ну, отбарабанил этот два года – в серьезных войсках, то ли десантником, то ли морпехом, лось-то здоровый. Потом приезжал в город, но как-то быстро уехал и уж больше не появлялся лет тринадцать-пятнадцать. Его уж все забыли, кому такой разгильдяй нужен. Подельники его практически все уже на том свете – я наводил справки. Ему, если жив, тридцать семь лет сейчас. А вот это его старые фотографии… Больше ничего найти не удалось, сам понимаешь…
Орешин достал из бумажника три фотографии с надорванными краями и передал Жмыхову. Тот мельком на них взглянул. Улыбающееся лицо вихрастого парня на любительском снимке ничего ему не говорило.
– Оставь, оставь себе! – предупредительно сказал Орешин, когда Жмыхов попытался вернуть фотографии. – Они тебе пригодятся.
Взгляды их встретились. В глазах Жмыхова стоял немой вопрос.
– Да. Найди нам Томилина! Хоть из-под земли, – жестко сказал Орешин. – Даже если схоронили уже. Но нам он живой нужен. Факт смерти не должен всплыть ни в коем случае! Или он, или кто-то за него, все ясно, надеюсь? А по большому счету, только второй вариант и нужен. Томилин – дерьмо. Непредсказуемый и неуправляемый человек. Заставить его делиться будет проблематично. Нам тут нужен человек покладистый! – с нажимом уточнил он. – Покладистый и внешне на Томилина похожий. Сумеешь найти такого?
– Подумать нужно, – уклончиво сказал Жмыхов.
– Думай – только быстрее, – отрезал Орешин. – Про тебя говорят, что ты человек способный. И еще у тебя одно преимущество – ты из другого города родом. И было бы очень кстати, если бы наш Томилин прибыл из другого города. Чтобы никто в нем случайно вдруг не признал Петю Иванова с нашей улицы Советской, понимаешь меня?
– А документы?
– Тебя учить, что ли? Документы сделаем по высшему разряду! На подлинных бланках. Ты человека найди. А вот настоящего Владимира Томилина, если он жив, из игры выводить надо. Чтобы он, не дай бог, не пронюхал, какая его тут малина ждет.
– Но… – с сомнением качнул головой Жмыхов.
– Никаких но! – повысил голос Орешин и нервно оглянулся на загорающего возле раскаленной машины шофера. – Я тебя не за так прошу. Все получат свое. Тебе обещаю пятнадцать процентов от общей суммы вкладов Томилина и повышение по службе. Главой УВД не обещаю, а вот должность первого зама – пробью. Будешь состоятельным человеком и с перспективой служебного роста. Только сделай все так, чтобы комар носа не подточил. У тебя получится.
– Может, и получится, – протянул Жмыхов, пристально наблюдая за Орешиным. – Но уж больно дело наклевывается неаппетитное, а пятнадцать процентов – это мне ни о чем не говорит. Я бухгалтерских книг у Томилина не вел.
– Будешь доволен! – резко сказал Орешин. – Ты что, мне не веришь, что ли? Ради пустяков я мараться не стал бы и в неаппетитное, как ты выражаешься, дело не влез бы! И заруби себе на носу – я тебе доверился, и у тебя теперь пути назад нет! Или вперед к богатству, или… А впрочем, что мы собачимся? – Заместитель мэра широким жестом приобнял Жмыхова и похлопал его потной ладонью по плечу. – Это все жара, мозги плавятся, черт! А у нас, я верю, все получится. Ты в нашем пуле, Андрей Васильевич! Мы одна команда. И приз нас ждет почище мирового кубка. Футбол любишь? Я раньше заядлым болельщиком был, ни одного матча не пропускал. А сейчас хоть разорвись – времени ни на что не хватает. Время сейчас бежит, как эти новые поезда – «Сапсан», что ли? Не успеешь оглянуться, а тебя уже к лицу Всевышнего представили, а? Вон тебе пример – Томилин. Тоже умирать не собирался небось. Да там не спрашивают, какие у кого планы. Человек предполагает, а Господь располагает, как говорится…
«Эка тебя на лирику потянуло! – с раздражением подумал Жмыхов, душа которого разрывалась между радужными надеждами и неприятными предчувствиями. – Ясно, можно комедию ломать, когда все самое грязное чужими руками делается, а тебе только сливки снять и остается. Тут хоть стихи пиши, романы!»
Между тем практический ум Жмыхова уже включился в поиски решения той необычной задачи, которую подбросил ему энергичный заместитель мэра. Расплывчатый образ молодого человека с фотографии проходил в мозгу Жмыхова сверку с сотнями, с тысячами виденных им лиц. Он механически, как вычислительная машина, перебирал их, надеясь вычленить схожие черты. Закавыка была в том, что нужно было подобрать не только подходящую внешность. Требовалась внутренняя сущность человека, сложное сочетание алчности и умеренности, нахальства и сдержанности. Одним словом, кандидат должен был сыграть роль наследника за умеренное вознаграждение, быть покладистым и при этом молчать как рыба. Из опыта Жмыхов знал, что подобный набор добродетелей и пороков крайне редок. Но все-таки заняться этим делом стоило – слишком уж аппетитный куш маячил впереди.
– Ну, в общих чертах я тебя просветил, – деловито, забывая про лирику, объявил Орешин. – И поскольку время, как было сказано, не ждет, сроку тебе на размышление минимум. Завтра жду тебя с конкретными предложениями. Только рисоваться у меня в кабинете не стоит. Встретимся в сквере около театра. Труппа на гастролях, место не людное, там все и обсудим.
Они медленно, расслабленной походкой двинулись к автомобилю. Водитель, заметив их движение, нырнул в кабину, запустил мотор. Он привык на своей работе к чему угодно, но пребывание под горячим солнцем энтузиазма не вызывало.
В пяти шагах от автомобиля Орешин вдруг остановился и придержал Жмыхова за локоть.
– Ты только не думай, что у нас все уже в кармане, – проникновенно сказал он, глядя прямо в глаза майору. – Нотариус, которая завещанием занимается, упертая баба, с амбициями. Она ведь тоже сейчас розыски наследника ведет. С ней договориться вряд ли получится. Да ты, наверное, ее знаешь – Самойлова Марина Константиновна. Она одно время под руководством Маевского работала. Опыта набиралась, так сказать. Потом на вольные хлеба ушла. У нее еще муж следователем в прокуратуре какое-то время служил. Потом тоже все бросил. Где сейчас, не знаю. Может, это и неважно. Но ты все должен выяснить. Мы всех должны опередить.
– Должны – опередим, – буркнул Жмыхов.
Садясь в машину, он машинально окинул взглядом пейзаж. Горячий воздух струился над линией горизонта, вычерчивая в синеве какие-то странные зыбкие фигуры, золотистые ускользающие тени, скудные миражи российского лета.
«Но мы-то ведь не за миражами пустились, – подумал он со смутной тревогой. – Дело верное. Орешин за другое и не возьмется. Только сперва нужно прикинуть, как и что с наследством. Что это за пятнадцать процентов. За идею я ишачить не буду. При всем уважении. Стрелка компаса должна быть позолоченной. Такой у меня принцип, Дмитрий Николаевич!»
Орешин не мог прочитать мыслей полицейского, но почему-то именно в этот момент усмехнулся так, словно видел Жмыхова насквозь.