Что же произошло?
Когда аппарат пересекал границу притяжения Венеры, то направление силы тяжести изменилось в обратную сторону, и путешественники, находившиеся на полу каюты, обращенном к Луне, были переброшены к потолку, обращенному к Венере. В то же время движениями рычагов купол был отделен от остальной камеры. Увлекаемый вперед двойным действием инерции и силы тяжести, он опередил летевший аппарат и при этом увлек за собой соединенное с ним при помощи прочных канатов селеновое кольцо, прежде помещавшееся вокруг экватора аппарата. Словом, все случилось именно так, как рассчитывал изобретатель парашюта, Вячеслав Сломка.
Не теряя времени, все принялись очищать свою новую резиденцию от обломков и приводить в порядок уцелевшие вещи. Почти вся мебель и большинство инструментов оказались разбитыми, но подзорная труба, к величайшей радости старого ученого, каким-то чудом уцелела.
Покончив с уборкой, Михаил Васильевич соединил разговорную трубку своего аппарата с трубкой Фламмариона.
– Ну, вот мы и на прямой дороге к Венере, – довольным голосом произнес он.
– А сколько времени нам еще лететь до этой планеты?
– Я думаю, часов пятьдесят.
– Пятьдесят? – протянул Гонтран. – Но за это время я успею умереть с голоду!
– Зачем умирать? С нами пищевой экстракт. Можете закусить им.
– Гм… – пробормотал Фламмарион, которому экстракт не очень нравился. – А нельзя ли как-нибудь ускорить наш полет?
– Найдите средство.
– Если бы, например, уменьшить поверхность парашюта…
– Что вы говорите?! – воскликнул старый ученый, удивленный таким невежеством. – Ведь мы падаем в пустоте, а в пустоте все тела падают с одинаковой скоростью!
Спохватившись в своем промахе, Гонтран поспешил прервать разговор с профессором и, подойдя к борту, стал разглядывать окружающее пространство. Интересного, однако, оказалось так мало, что уже через пять минут Гонтран почувствовал сильнейшую зевоту и позыв ко сну.
– А что, Вячеслав, – обратился он к своему приятелю, – можно здесь вздремнуть?
– Отчего же? Вот посмотри на Фаренгейта! – отвечал инженер.
Американец, растянувшись на матраце, крепко спал, не стесненный своим костюмом.
– Ну, так разбуди меня, когда мы станем приближаться к Венере – попросил приятеля Фламмарион и улегся возле американца.
Сломка направился к профессору, который сидел с подзорной трубой в руках.
– Что нового? – осведомился он, соединяя разговорные трубки.
– Пока ничего. Наблюдаю атмосферу Венеры. Вам, вероятно, известно, – пояснил старик слегка презрительным тоном, – что на Венере есть атмосфера.
– Как же, – внутренне смеясь, заметил Сломка.
– Ну вот. Но важнее всего то, что эта атмосфера содержит в себе водяные пары и вообще имеет состав очень сходный с тем, какой имеет земная атмосфера: этот факт с несомненностью установлен спектральными исследованиями двух астрономов.
– Не Таккини ли и Фогеля?
Старый ученый удивленно взглянул на своего собеседника, которого он привык считать круглым невеждой в астрономии.
– Да, – отвечал он. – Откуда вы знаете?
– Мне сказал Гонтран, – произнес, едва сдерживая смех, Сломка.
– Ага…
Поговорив несколько минут, инженер счел за лучшее последовать примеру Гонтрана; усталость взяла свое и, едва улегшись, он мгновенно заснул.
Сколько времени он спал? Наверное, порядочно, так как, пробудившись от энергичного прикосновения чьей-то руки, инженер с удивлением увидел перед собой профессора, который уже снял скафандр и держал его в руках.
– Как! – закричал он, вскакивая и сбрасывая с головы селеновый футляр. – Неужели мы уже в атмосфере Венеры?!
– Могу вас в этом уверить, – с улыбкой отвечал старый ученый.
– Долгонько же я спал! – слегка конфузясь, произнес инженер. – Это все оттого, что солнышком пригрело, – прибавил он в свое оправдание. Затем, приставив губы к трубке аппарата Гонтрана, который, вместе с Фаренгейтом, продолжал еще спать мертвым сном, Сломка громовым голосом крикнул: – Пора вставать! Приехали!
Фламмарион опрометью вскочил со своей постели. За ним поднялся и американец. Удивлению обоих, когда они увидели своих спутников без скафандров, не было конца. Потом они сами поспешили сбросить с себя предохранительные костюмы и начали полной грудью вдыхать свежий, чистый воздух.
– Можно подумать, что мы на Земле, – пробормотал Гонтран.
– Настоящий воздух американских прерий, – заметил Фаренгейт.
– А что показывает термометр? – обратился инженер к профессору.
– 30 градусов по Цельсию, а барометр – 780 миллиметров.
– Ого, значит, мы весьма недалеко от Венеры!
– Да, но чтобы пролететь это расстояние, нам нужно несколько часов.
– А знаете, профессор, – перебил ученого американец, закутываясь в одеяло, – после той адской жары, которую мы перенесли раньше, здесь немного холодновато.
– Да-да, – подтвердил Гонтран, накидывая себе на плечи другое одеяло.
– Это зависит от плотности здешней атмосферы, которая играет роль как бы покрывала, предохраняющего поверхность Венеры от чрезмерного зноя, – объяснил старый ученый.
С этими словами он вооружился трубой и уселся у борта, сгорая от нетерпения поскорее увидеть новый мир.
– Вы напрасно будете лишь портить глаза, Михаил Васильевич, – заметил ему Сломка, пожимая плечами, – внизу все закрыто обломками.
Не успел, однако, инженер окончить своей фразы, как серая пелена, стлавшаяся глубоко внизу, под ногами путешественников, заколыхалась, облака разошлись, и красавица-Венера открыла свое девственное лицо взорам земных посетителей.
– Наконец-то! – радостно прошептал профессор, весь превращаясь в зрение.
Его спутники при виде развернувшейся пред ними громадной панорамы не могли удержаться от восторженных криков.
– Меня удивляет одно, – заметил Гонтран, не отрывая глаз от чудной картины, – что мы спускаемся очень медленно. А между тем притяжение Венеры почти такое же, как притяжение Земли.
– Но вы забыли, – возразил ему профессор, – что мы летим на парашюте, и что плотность атмосферы здесь вдвое больше земной. Оттого-то мы и можем безнаказанно дышать на высоте вдвое большей, чем та, где погибли Кроче-Спинелли и Сивель.
– А двойное атмосферное давление на поверхности Венеры не будет для нас опасным? – тихо спросил своего приятеля Гонтран.
– Конечно, нет, – отвечал тот. – Водолазам и работникам, которые работают в кессонах, приходится выносить давление еще большее, в четыре-пять атмосфер, и все-таки ничего. А наши легкие имеют время постепенно привыкнуть к увеличенному давлению, так что не беспокойся.
– О, я не за себя боюсь, – заметил Фламмарион.
– За кого же?
– За Елену… Ее нежный организм…
– Твоей невесте воздух Венеры может быть только полезен.