Когда в выходные в девять утра раздается звонок с работы, то он, как правило, не означает ничего хорошего. Что такого я могла вчера сделать, из-за чего мне может звонить Катя с самого утра? Окна закрыла, компьютер выключила, заявки раскидала…
– Алло, – как можно приветливее пропела я.
Коллеге не обязательно слышать мое недовольство. Раз она звонит, значит, на то есть свои причины.
– Оля, прости, я тебя разбудила, но тут такое.., – раздались в трубку всхлипы.
– Что случилось?
Я села на кровати, с меня моментально слетели остатки сна.
– Нинуша… Наша Нина Лапина… Ее сбила машина!
– О, господи! – закричала я. – Как? Когда?
Катя не отвечала, только всхлипывала в трубку.
– Она жива? В какой больнице? Что-то нужно передать? – не успокаивалась я. – Давай я приеду?
Катя пошвыркала носом и, наконец, смогла ответить сдавленным голосом:
– Вчера еще сбила, а нашли только сегодня. Водитель скрылся…
– Катюша, что с ней? Ну? – закричала я, уже зная ответ.
Когда я приехала, Катя уже успокоилась, и только опухшие глаза, да покрасневший нос без слов говорили о том, что она ревела.
– Может быть, тебя подменить? – предложила я.
Катя покачала головой и совершенно ровным голосом ответила:
– Я справлюсь. Я уже выпила пару таблеток пустырника, он хорошо мне помогает. Ты представляешь, ее нашли в арке между нашим и соседним корпусом.
– Там же никто не ездит? Если я не ошибаюсь, эта арка никуда не ведет. Раньше вела на дорогу, а теперь там тупик и даже припарковаться негде. Я пару недель назад хотела туда проехать припарковаться, но чуть не врезалась в бетонный блок, а в самой арке вставать опасно, потому что могут подпереть так, что не выедешь.
– Потому ее и нашли не сразу! Туда никто не ездит. А обзор скрывают мусорные баки эти долбанные, с картонками! Мусоровоз за ними в половину девятого приехал, выгружать стали и увидели ее. Если бы ее увидели еще вчера, то может и спасли бы, но кто ж туда пойдет?
– А Нину туда чего понесло? – удивилась я.
Катя помялась, но потом решилась:
– Вообще, это только между нами. Курить она туда ходила!
– Я думала, она не курит, – немного удивилась я.
– Все так думали, поэтому она и бегала в арку. Вроде, взрослая женщина, а стеснялась. Она не очень часто выходила. Во-первых, телефон надолго не бросишь, а с собой таскать тоже то еще удовольствие. Во-вторых, она старалась бросить, терпела, сколько могла. Господи, ну почему она не бросила?!
Катюша снова начала плакать.
Я обняла ее:
– Ну-ну, успокойся.
На самом деле, я абсолютно не представляла, что нужно говорить в таких случаях. Выражать соболезнования? Но как?
Сказать, что все наладится? А что может наладиться для Нинуши?
Сказать, что она в раю? Или что она в лучшем мире? Глупости какие-то! Вот если бы она была старенькой и больной, то это могло бы сработать.
Мне и самой стало горько и страшно. Нина знала, что курение убивает, но она и предположить не могла, что все повернется именно так. Знала ли она, что это ее последняя сигарета?
Катя выглядела потерянной и отстраненной, она бестолково перекладывала бумажки с места на место, и я не выдержала:
– Езжай домой, напейся чаю с мелиссой и постарайся уснуть. Тебе надо привести нервы в порядок, а то на тебя смотреть страшно.
– Я справлюсь, – замогильным голосом на автомате ответила Королева.
– Я знаю, – кивнула я. – Только в этом нет никакой необходимости. Я подежурю за тебя.
Катя криво усмехнулась, не справилась с эмоцией и снова разрыдалась. Я обняла ее:
– Ну, все, все, давай я вызову такси? У меня не было никаких планов, так что, ты меня совершенно не напряжешь.
Я проводила Катюшу и села за стол. Мне жаль Нину, но я знала ее совсем недолго, поэтому боли потери не ощущаю. Катюше, которая проработала с ней бок о бок не один год, сейчас намного тяжелее. А насчет планов я почти не соврала – срочных и неотложных дел у меня не было.
***
Когда умирает человек – это всегда горе. Но, когда умирает молодая, здоровая, красивая девушка, то это – страшная трагедия. Удел молодых – жить, радоваться, создавать семьи, строить будущее.
Даже природа в день похорон, казалось, горевала. Небо с самого утра заволокли тяжелые серые тучи, из которых иногда начинал накрапывать противный дождик со снегом. Я поежилась и попыталась поглубже зарыться в воротник куртки, но сделала только хуже – мокрая ткань прилипла к шее, и мне стало сыро и холодно.
На кладбище собралось не так много народу – мы, коллеги, несколько родственников, несколько девушек нашего возраста. Думаю, это были одноклассницы или кто-то из института.
Катя уже совсем пришла в себя и шепотом просвещала меня:
– Вот этот мужик – это ее отец…
– А мама кто?
– Мамы нет, но я подробностей не знаю. Нина никогда не рассказывала о ней, вроде, та умерла очень давно.
Я посмотрела на двоих заплаканных женщин, подходящего для матери возраста:
– Я думала, кто-то из этих двоих…
– Нет, это тетки, сестры отца. Но они были очень близки. Вон тот паренек – двоюродный брат, сын кого-то из теток…
Все вели себя очень тихо. Казалось, горе можно было пощупать. Оно наполнило воздух в зале прощаний, и мне было тяжело дышать.
В моей жизни было не так много утрат, и я всего один раз в жизни была на поминках – умерла сестра бабушки.
Они были абсолютно другими – собралась целая толпа народу! Сначала несколько человек покликушествовали на кладбище, потом кто-то упал в обморок прямо в автобусе, следом было несколько патетических выступлений на поминальном обеде, а апофеозом всего стали русские народные в исполнении подвыпивших родственников.
Я сидела в уголке, тихо выпучивала глаза и пыталась слиться с обстановкой. Ко мне пару раз подходили какие-то троюродные родственники, которых я знаю только по фото, и предлагали выпить за упокой, за встречу и знакомство, и за нашу прекрасную большую дружную семью.
Мне было страшно и противно, поэтому я постаралась под шумок улизнуть, но возле моей машины курил кто-то из приглашенных, поэтому меня вернули обратно и даже налили штрафную, которую я лихо вылила в салат, пока остальные радостно чокались. Было немного стыдно, но пить за рулем хотелось не больше, чем объясняться с разгоряченной «родней».
Здесь же все было по-иному. Может быть, дело в людях. А может, в том, что смерть старой бабушки мало кого удивила, поэтому ее поминки стали лишь поводом собрать родных, а внезапная гибель молодой женщины стала шоком, оправиться от которого они смогут еще нескоро.
После поминок я вызвалась отвезти Катю домой, и мы пошли к машине.
– Ой, Оленька, спасибо тебе большое. Честно говоря, у меня так разболелась голова, – принялась благодарить Катюша. – Давление, наверное, подскочило. Ой!
Катя резко присела на корточки перед машиной.
– Что такое? – испугалась я. – Тебе плохо? Голова закружилась?
– Да нет… Тебя стукнули что ли? Номер погнулся или у меня уже в глазах плывет?
Я присела рядом с ней перед капотом осмотреть номер и язык моментально прилип к небу – в рамке застрял длинный темный волос! Самая рамка была треснута, хотя в глаза это не бросалось.
В долю секунды у меня перед глазами пролетели последние несколько дней – вот я сажусь в машину, удивляюсь показаниям одометра, ливень, мойка, Нина, номер, пыль, что-то не так…
С большим трудом взяв себя в руки, я абсолютно ровным голосом произнесла:
– Да нет вроде, так и было. Поехали!
Всю дорогу я больше всего боялась, что Катя поймет, как я психую, поэтому я старалась молчать. Но ей, кажется, было совсем не до меня. Она бессильно полулежала на сиденье, бледная и молчаливая.
Когда она скрылась в подъезде, я трясущимися руками набрала самый знакомый номер:
– Ты дома? Я сейчас подъеду, это очень срочно.
– Жду! – коротко отрезал Макс.
Жизнь свела нас еще во времена моего студенчества. Я тогда сидела в приемной комиссии нашего вуза, а Макс пришел туда поступать. Абитуриенты шли непрерывным потоком, и к обеду моя голова стала напоминать шар для боулинга – тяжелая и, в тот период времени, абсолютно бесполезная.
Симпатичный невысокий юноша подошел к моему столу как раз в час дня:
– Здравствуйте, – робко пробормотал он и положил передо мной анкету. – Котов Максим Николаевич.
– Здравствуйте, Максим Николаевич, добро пожаловать к нам в вуз, – гневно прорычала я, с завистью глядя на уходящих обедать коллег. Выгнать парня не было никакой возможности – за такое могли и по шапке надавать. – Давайте ваши документы.
– А давайте лучше я вас обедом угощу? – неожиданно неадекватно отреагировал парнишка и широко улыбнулся. Он сразу стал похож на ангелочка с картинки – ямочки на щеках, белокурые вихры и длинные реснички.
Я подняла одну бровь – кавалер младше меня на три года, сущий, по моим меркам, ребятенок. Может, издевается? Или извращенец? Но в его глазах не было ни намека на издевку или похоть. Скорей уж, там было сочувствие. Ненавижу, когда меня жалеют, поэтому я слишком резко рявкнула:
– Я не голодна!
Он вздохнул и молча вышел, а мне стало стыдно. Человек, может быть, из лучших побуждений мне покушать предложил. До этого никого не интересовало сыта ли я, не мучает ли меня жажда, не оглохла ли я от гомонливых будущих студентов. Покачав головой, я заперла дверь кабинета и направилась в кафетерий.
Там, как и обычно в это время, колыхалась толпа народу. Нечего было и мечтать о свободном столике. Все говорило о том, что даже в очереди я буду стоять не меньше получаса, и вряд ли мне достанется что-нибудь вкусненькое.
– А говорила, что не голодна, – весело заорали над ухом.
Я повернулась в сторону шума и увидела отвергнутого абитуриента. Неизвестно почему, мне захотелось оправдаться:
– Да я просто решила выпить чаю, так-то я еще не успела проголодаться…
Он улыбнулся:
– Вот, я так и думал, что меня неправильно поймут! У вас, красивых девушек, всегда одно на уме: если парень приглашает пообедать, то он озабоченный павиан, надо держаться от него подальше.
Я промолчала, но за ненавязчивый комплимент мысленно нарисовала парнишке плюс.
– Будешь и дальше пожирать глазами пирожки, делая равнодушный вид, или я все же угощу тебя обедом, а ты меня сразу после обеда без очереди с документами примешь?
– Не заметила, как мы перешли на «ты», – проворчала я, недовольная тем, что он прочитал все эмоции на моем лице и бестактно их озвучил.
Есть мне хотелось еще час назад. Сейчас я хотела жрать.
– Пока ты тут с местоимениями разбираешься, мой тайный агент отстоял всю очередь. У нас есть исключительная возможность прямо сейчас определиться с обедом. Решайся уже, а то оба с голоду опухнем.
– Ай, – махнула я рукой. – Угощай, джентльмен!
Вот так и началась наша дружба, которая длится уже второй десяток лет. Макс, кстати, к нам так и не поступил – выбрал другую специальность и стал превосходным программистом. Однако, несмотря на то, что мы совершенно разные, мы понимаем друг друга с полуслова.
Вот и сейчас, не задавая лишних вопросов, он готов прийти на помощь. А помощь мне ой как нужна!
– Значит, ты думаешь, что кто-то воспользовался твоей машиной, чтобы сбить Нину? – озадаченно протянул он, когда я, путаясь и заикаясь, изложила ему свои догадки. – Ты понимаешь, как это звучит?
– Понимаю, Макс, понимаю! И в полицию не пойти – кто мне поверит? Но я тебе точно говорю – номер погнулся, рамка треснула и волосок прилип!
– Волосок надо спрятать в пакетик, это улика.
– Да знаю я, доктор Ватсон! Что теперь мне делать? Меня посадят, Макс, меня посадят! – паниковала я.
Он прищурил глаза:
– Ты уверена, что на ней кто-то ездил? Может быть, она просто стояла, а кто-то шел мимо, споткнулся, упал и головой об номер – бабах! Такой вариант тебе нравится?
– А показания одометра?
– Ты никак не можешь вернуться в тот день и проверить.
– Ты чем слушаешь? Я с утра запомнила показания, там было число Зверя! А вечером, когда я собралась домой, там точно были другие цифры.
– Какие? – снова прищурился Макс.
– Не знаю, – вздохнула я. – Но точно другие, потому что я на что-то обратила внимание, а на что – не помню. Были бы там шестерки – я бы снова на них поудивлялась!
Макс похрустел пальцами.
– Ну, если ты права, то нам ничего не остается кроме как найти того, кто это сделал.