Россия. Дальний Восток – Китай. Корея. 1951 г.
Сергею повезло. Его оставили служить в Ростовской области. Такая удача выпадает не каждому. Служить поблизости со своим городом, иногда навещать мать, которая не могла нарадоваться коротким приездам сына. Закрутил Сергея водоворот солдатских будней, быстро пролетело время. За год службы он получил права и стал водителем-автомехаником. Служить бы так и дальше, если бы однажды осенним тёплым утром не прозвучала тревога.
Солдату не положено рассуждать. Приказано с вещмешками в строй и по машинам, а куда и зачем, неведомо. Уже к вечеру по тряской дороге их доставили на железнодорожный вокзал Ростова. Ещё через почти полтора суток стало понятно, и то только потому, что кто-то из ребят узнал Казанский вокзал, что прибыли они в Москву. Ночью их перевезли опять на какой-то вокзал и погрузили в пульмановские вагоны с нарами.
Долгая дорога, длинные мысли. А дорога казалась бесконечной. Куда их везут в течение почти двух месяцев пути и для чего? Спрашивать у сопровождающих их офицеров было бесполезно. Ответ на вопрос, заданный солдатами в начале поездки, был лаконично краток – не ваше дело. Устав слушать солдатские байки, Сергей лежал на жёстких нарах, укрывшись шинелью, и старался отогнать от себя мысли о голоде и холоде, сковавшем всё тело. Буржуйка, установленная в вагоне, только пыхтела и сжирала своей жаркой пастью лимитированный уголь, даже не пытаясь обогреть солдат. Всё равно всё тепло, которое она могла подарить молодым парням, уходило в щели стареньких вагонов. Заглушая урчание желудка, постоянно просящего его наполнения, Сергей старался свои мысли унести далеко от этих чужих мест.
Мама. Она всегда стояла в его воображении, стоило только закрыть глаза. Сильно постаревшая за войну, в которой потеряла мужа и старшего сына, она чуть не лишилась рассудка, когда во время первой оккупации города он одиннадцатилетним мальчишкой помог подселенному к ним в квартиру румыну лишиться пальца на одной руке.
– Гадом был этот румын, – вспоминал Сергей, – надо было ему в ружьё натолкать больше пороха, чтобы он не только пальца, но и головы лишился. Но тогда я ещё мальцом был. Хорошо, что в тот час бегал на улице с ребятами, те и предупредили о том, что меня разыскивают. Пришлось на Левом берегу Дона скрываться, пока наши войска фашистов не попёрли из города.
Во вторую оккупацию немец с нами жил. Молодой совсем. Вроде тоже фашист. А приходил, матери и мне продукты приносил, шоколад. Вытащит из кармана кителя свою семейную карточку и всё нам с мамой её показывает, что-то рассказывает, а у самого слёзы текут. Я даже имя его запомнил. Робертом его звали. Очки протирает платком и всё говорит: – Найн, войне. Война плохо.
Конечно, плохо. Вот и сейчас везут. Куда, зачем? Потому что проехали Байкал, можно догадаться, что мы чешем прямиком на Дальний Восток. Так война с Японией закончена. Может на границу? Так мы не погранвойска. Стерегут нас как пленных. И не спросить, не объяснить нам обстановку. А как хочется домой. Сейчас у нас ещё тепло, каштаны падают. Интересно, как там Лариска не выскочила замуж за Жорика? Да ну её. А Вера? Что Вера? Ещё до женихов не доросла. Как там мой город? Сейчас бы в Дону ополоснуться.
Любил Сергей бродить по улицам города. Старался везде успеть ногами. Да и то ими, ножками родными успевал везде. Транспорта не дождаться. А дождёшься, толку мало опоздаешь на работу. То провод оборвётся на троллейбусной линии, то ток отключат. А на заводе с опозданием строго. Первый раз опоздал, получай выговор, а значит, лишишься квартальной премии. Второй раз опоздал, не получишь тринадцатую зарплату в конце года. Третий раз, увольнение по статье. Считай, не трудовая книжка, а волчий билет. Поэтому, к первому заводскому гудку, Сергей всегда был на ногах.
С утра жизнь в городе кипела, двигалась, спешила. Ещё не совсем проснувшийся народ, а поэтому молчаливый, если хорошая погода, весёлый, а в ненастье угрюмый, раздражительный, расходился по своим рабочим местам. Следом, чуть позже, домохозяйки и старушки разбредались по магазинам или базарам. За ними учащиеся и студенты разбегались по учебным заведениям.
Но ближе к полдню движение городского люда почти замирало до вечера. Магазины пустели, давая продавцам, разомлевшим на жарком южном солнце, передохнуть от набега вечерних покупателей. Ближе к пяти вечера городская жизнь оживала.
Первыми начинали своё шествие по обратному маршруту многолюдные толпы уставших заводских и фабричных рабочих. Из заводской проходной «Ростсельмаша» они выходили небольшими группами и с шумом и громкими возгласами брали на абордаж каждый подходивший троллейбус. Многие не желали возвращаться домой упакованными, как килька в банке в «рогатой кряхтелке».
Тем более, прежде чем войти в это средство передвижения, уставшим рабочим обоего пола надо было ещё выстоять длинную очередь. Да и ждать троллейбус приходилось часами. Поэтому более молодые и имеющие крепкие ноги люди шли домой пешим ходом. Мужчины, по дороге останавливаясь у бочек с пивом. Женщины спешили забрать из детских садиков, яслей и школ малышню, дома их ждала вторая смена работы. Успеть к приходу мужа сделать ещё кучу дел. Но с заходом солнца город, овеянный вечерней прохладой, оживал и начинал свою следующую жизнь.
Сладостные, берущие за душу воспоминания Сергея о доме прервал возглас сопровождающего офицера покинуть с вещами вагон и строиться на перекличку. Обрадованные, уставшие от обездвижения солдаты вскоре оказались в казармах на какой-то станции, как потом выяснилось вблизи китайской границы. С каждым из солдат был проведён строгий инструктаж.
– Спичек не зажигать, не курить! После бани и горячей еды всем прибывшим поменять советскую форму на китайскую. Теперь вы считаетесь китайскими добровольцами.
– Значит, всё-таки война, – подумал Сергей, надевая форменную одежду китайских солдат, зелёную куртку и синие брюки.
– Колобов на инструктаж!
Сергей с несколькими парнями зашёл в небольшую комнату, где за столом сидели двое мужчин, тоже в китайской форме. По тому, что на них была надета такая же форма, но только из сукна с обшлагом на рукавах, Сергей догадался, что это офицеры.
– Значит так, – устало говорил один, пока другой что-то записывал в журнале, – о том, что вы увидите и услышите, в чём вам предстоит участвовать, вы должны забыть лет на двадцать.
А лучше навсегда запомните: вражеская разведка прилагает огромные усилия, чтобы взять в плен русского языка для подтверждения нашего присутствия в Корейской Народной Республике. Поэтому вы должны чётко усвоить, что живым в плен не сдаваться. Вам всё понятно? Вопросы будут? Вопросов не должно быть. Расписывайтесь вот здесь о неразглашении. В случае невыполнения подписки, – он окинул ребят внимательным и строгим взглядом, но потом опустил глаза и устало произнёс, – сами понимаете? Понятно, вы всё понимаете, – тихо добавил он. Давайте, кто там по списку следующие?
Через несколько дней после подписки о неразглашении всех прибывших ночью опять погрузили в эшелон и доставили в Харбин. Сергей получил американский МАК, их американцы поставляли Советской Армии ещё в годы войны, и колона автомашин выдвинулась своим ходом к границе с Кореей.
Туда же своим ходом по извилистой дороге перегонялись солдаты китайской армии. Сергею странно было наблюдать за нескончаемым потоком человеческих тел с небольшими рюкзачками за спиной. По двое в ряд они бежали день и ночь, и только получив приказ, присаживались на привале для короткого перекуса и отдыха, чтобы опять бежать и беспрекословно, по приказу командиров, оставлять свои жизни вдали от родных мест.
– Интересно, а знают они куда, зачем бегут? А я знаю? Кто может знать, где и когда настигнет его смерть? Почему она меня должна настигнуть именно здесь? А главное, ради чего? Или кого?
Сергея оставили служить при штабе. Прошло более полугода сложной и опасной службы в Корее. Как-то его вызвал начальник политотдела дивизии.
– Усвой! Со служащими китайцами у нас не общаться. Ночью фар на территории гарнизона не включать. Сейчас заберёшь нашего переводчика и отвезёшь его, он скажет куда. Там, чётко исполняя все инструкции, действуй по его указаниям.
– Су Жонг, – представился он, по-русски протягивая в приветствии руку Сергею.
– Сергей, – ответил он крепким рукопожатием, – куда едем, Су.
– Прямо, – указав рукой дорогу, показал китаец. Он вытащил планшет и на карте показал, куда надо ехать, – Су, это фамилия. При знакомстве у нас принято сначала фамилию называть, потом имя. А зовут меня Жонг, – улыбаясь, объяснял китаец.
– Извини, товарищ, я не знал, – засмущался Сергей, заводя автомобиль, –
Ну, Жонг, приказано, поедем прямо, – и легковушка выехала из ворот гарнизона.
Первым заговорил китаец. С заметным акцентом он спросил Сергея.
– Ты из Москвы?
– Нет, – коротко ответил он, думая, стоит ли ему говорить, откуда он призывался.
– А я из этих мест. А учился в Ленинграде. Красивый город, хотел бы ещё там побывать.
– Поэтому так хорошо говорите по-русски?
– Учителя у меня были хорошие и жена отличная. Она русская, учились вместе. Так что практика отличная. Она у меня как это по-русски? Не замолкает.
– Болтушка, значит? – Сергей улыбнулся.
– Точно, точно, – они оба засмеялись.
Вдруг послышался гул самолётов.
– Смотри, смотри! – закричал Сергей.
– Американец его в море затягивает, – прокомментировал увиденное Жонг.
– Как в море?
– Чтобы ООН узнали о присутствии советских войск в Корее, им надо подбить самолёт в воздушном пространстве над морем. Смотри, истребитель пристроился к нашему.
– Подбил! Дотянет лётчик до границы?
– Дотянул.
Сергей и Жонг увидели, как в горящем самолёте сработала катапульта. Американский истребитель дал очередь по парашютисту.
– Заводи, езжай быстрее, – приказал Жонг Сергею.
Автомобиль рванул с места, но тут же послышались выстрелы. Сергей маневрировал автомобилем, стараясь избежать попадания автоматных очередей.
– Гоминдановцы! Быстрее Сергей, жми! – кричал Жонг, – нельзя, чтобы лётчика схватили гоминдановцы.
– А если его убили?
– Всё равно! Надо забрать его, жми друг, жми!
Вдруг резкая боль пронзила плечо Сергея, но он, не замечая боли, продолжал держать машину на скорости.
– Тебя ранило! Держись, Сергей!
Только проскочив опасный район, он остановил машину. Жонг разрезал его окровавленный рукав и перетянул раненную руку.
– Тебе в больницу надо, заводи мотор! – Видно было, как переживал Жонг.
– Нет, едем в район приземления парашютиста, вдруг гоминдановцы опередят нас.
– Ты же кровь потеряешь!
Но Сергей, превозмогая боль, повёл машину в сторону падения лётчика.
Когда автомобиль влетел на всей скорости в деревню, где он приземлился, около лётчика уже собралась толпа местных жителей. С их помощью им удалось быстро сложить парашют и уложить тяжелораненого лётчика в машину.
– Едем сюда, – Жонг показал Сергею маршрут по карте.
Въехав во двор госпиталя, облокотившись на руль, Сергей потерял сознание.
Очнулся он, лёжа в кровати с перебинтованной рукой. Наклонившись к нему, стояла девушка в белом халате. Её волосы прикрывал белый медицинский платок. Она промокала его лицо от испарины.
– Пить, – прошептал Сергей, почувствовав жар по всему телу и страшную сухость во рту.
Девушка что-то ответила ему на своём языке и быстро вышла из палаты. Вскоре она вернулась с мужчиной, русским врачом.
– Ну, что герой? Очнулся? – спросил он Сергея.
– Пить… Дайте воды, – одними губами прошептал он.
Врач попросил девушку принести ему воды. Она поднесла к пересохшим губам больного похожий на маленький фарфоровый чайник сосуд и медленно, придерживая белобрысую голову, напоила Сергея, от чего ему стало немного легче.
– Что со мной? – спросил он врача.
– Пуля застряла в кости, но не переживай, теперь всё хорошо, до свадьбы всё заживёт.
Он осмотрел его рану, померил пульс и, собравшись уходить, кивнув головой в сторону девушки, сказал.
– Её благодари. Теперь вы одной крови с ней.
– Это как? – не понял Сергей.
– А вот так. Она рядом оказалась, когда тебе нужно было переливание. Ты много крови потерял, пока ехал. Её кровь спасла тебе жизнь.
По заинтересованному взгляду Сергея, девушка поняла, что врач рассказал ему о том, что произошло с ним.
– Лежи. Тебе ещё рано двигаться. Хорошо, что температура спала.
Отдав распоряжения медсестре, врач вышел из палаты.
– Как тебя звать? – здоровой рукой Сергей придержал засмущавшуюся девушку, – а она симпатичная, – подумал он. Девушка не поняла вопроса и пыталась освободить свою руку, что-то пролепетав по-китайски.
– Я Сергей. Се-рё-жа, – слабо ткнув себя пальцем в грудь, сказал он ей.
– Я, Занг Нинг, – проговорила она, – я – Се-рё-жа, – показав на него миниатюрной ладошкой с изящными пальцами.
– Ты – Нинг? Правильно? – медсестра утвердительно закивала головой, –
по-нашему значит, Нина, – тихо добавил он.
– Ни-на? Нинг, Нинг, – ответила она, но потом, наверное, уловив созвучие имён, что-то для себя решив, сказала, – Нина, Нина.
– Ну, спасибо тебе, Нина-Нинг, – еле проговорил Сергей и опять забылся в беспамятстве.
Только через несколько дней у него наступило улучшение. Все эти беспокойные дни Нинг не отходила от сгорающего от жара Сергея.
– Се-рё-жа, Се-рё-жа, – тихо говорила Нинг, с расстановкой произнося имя раненного парня, пытаясь вытащить его сознание из небытия.
Вскоре под утро, то ли от усердных забот медсестры, то ли благодаря крепкому здоровью, Сергею стало лучше. Нинг все дни старалась не покидать палаты Сергея, и не потому, что никого больше кроме врача в палату не допускали. Уж очень понравился тонкой, как тростник, китаянке этот сильный, красивый парень, в жилах которого теперь текла и её кровь.
Девушка сидела рядом с кроватью раненного и думала, что вот ему она отдала бы не только свою кровь, всю жизнь подарила бы. Но это невозможно. Глядя на лицо, чуть улыбающееся во сне парня, Нинг положила голову рядом со здоровой рукой Сергея, да так и заснула крепким девичьим, летающим в мечтах сном.
На очнувшегося Сергея от спящей в неудобной позе девушки повеяло чем-то родным и знакомым. Домом. Он заметил, что сейчас почему-то совсем не слышно грохота взрывов и рева, взлетающих и идущих на посадку самолетов, словно война решила дать отдохнуть молодому организму, забыться хотя бы на короткое время сна в грёзах о любви и счастье.
Сергей засмотрелся на спящее милое лицо. Боясь потревожить своим прикосновением. Он, нежно еле касаясь, провёл пальцем по-детски чуть пухлым губам по щекам, охваченным румянцем, улыбаясь, гладил по шелковистым, чёрным как смоль волосам, выбившимся из медицинской косынки. Но девушка сквозь сон только мило улыбалась.
Но вот её ресницы колыхнулись, она открыла глаза и, не в силах пошевелиться, тоже смотрела на Сергея. Так они некоторое время смотрели друг на друга, пока Сергей не поманил её пальцем ближе к себе. Нинг не поняла этого жеста. Но Сергей приложил палец к губам и сделал ей знак, чтобы она молчала, и опять поманил пальцем к себе.
Ничего не подозревая, Нинг привстала, нагнув лицо ближе к его губам, думая, что он что-то тихо скажет ей на ухо, но Сергей ловко, одной рукой приобнял девушку и поцеловал в щёку. Немного помедлив, она увернулась от объятий и, зардевшись, стала поправлять свой халатик и прятать волосы под косынку.
– Се-рё-жа так делать не надо, – говорила она по-китайски, – меня сразу заменят другой медсестрой. С ней ты тоже так будешь?
Сергей, конечно же, не знал китайского языка, но влюблённость делает людей полиглотами. Он улыбался, понимая, что Нинг ругает его за несдержанность. И ещё он почувствовал, как любовь к этой миниатюрной, словно сошедшей с китайских гравюр девушке тёплой волной накрывает его сердце.
Наконец Нинг, погрозив ему пальцем, вышла из палаты.
– Какая строгая. Хорошая девушка. Мне бы такую жену. Маленькая, как фарфоровая статуэтка, нежная. Забрал бы я её с собой домой, детишек бы мне нарожала.
Через некоторое время Нинг вернулась в палату и протянула Сергею свою ладонь, в которой лежала пуля, извлечённая из его раны. Нинг опять ему что-то говорила по-китайски, а Сергей, ничего не понимая, просто любовался милым лицом девушки и наслаждался её тихим красивым голосом.
Скоро Нина, как стал называть её Сергей, пропала на несколько дней. И от того, что он постоянно ждал встречи с Нинг, и ему очень хотелось слышать приятный, словно бархат, её голос, видеть милую улыбку, Сергей понял, что к нему в сердце вошло то, чего он давно ждал у себя на Родине. В его сердце поселилась любовь.
– Серёжа, вставай, – сквозь сон Сергею показалось, что это мама будит его на работу. Он почувствовал ласковое прикосновение чьей-то руки к щеке, открыл глаза и обрадовано привстал с постели. Рядом с ним была Нинг. Она провела ладонью по его отросшей щетине и что-то сказала, показав на металлический прибор для бритья. Улыбаясь, повторила выученную фразу по-русски, – Серёжа, вставай, пора умываться. Нинг помогала Сергею ходить по длинному коридору. Там они находили потаённые от глаз персонала и больных уголки и целовались жарко и упоённо, мечтая о времени, когда они будут всегда вместе.
– Нина, возьми. Жаль, мне нечего тебе подарить, – как-то Сергей протянул Нинг расплющенную пулю, на которой нацарапал: Колобов Сергей, Ростов-на-Дону, СССР.
Он поцеловал её ладошку и вложил в неё свой талисман. На следующий день Нинг показала его подарок, который в виде медальона на тонком шнуре висел на её тонкой шее.
– Колобов Серёжа. Ростов-на-Дону, СССР, – тихо произнесла она, поцеловав пулю.
Нинг достала из кармана халата небольшую деревянную коробочку, на дне которой лежал красивый раскладной металлический прибор для безопасной бритвы, по ручке которого извивался дракон. Она приподняла шёлковую прокладку со дна коробочки и показала Сергею свою маленькое фото со своим изображением с написанными на обороте иероглифами.
– Зонг Нинг, – сказала она. Рядом по-русски было выведено – Нина.
Весна набирала обороты. Молодая кровь бурлила в сильном, соскучившимся по любви теле Сергея. Однажды, уединившись, они оба не устояли, и страсть взяла верх над самообладанием и разумом. Они не смогли оторваться друг от друга, словно чувствовали, что это счастье, чувство первой искренней, безрассудной любви больше не повторится в их жизни никогда. Так и останется в памяти до конца их дней красивой картинкой.
Как не старались влюблённые спрятать от посторонних глаз свои отношения, у них ничего не получилось. Сколько раз предупреждал их Чапай, так за глаза называли наполовину русского врача Василия Ивановича, прибывшего из Харбина.
– Ты уедешь, подумай о Нинг. Ты сейчас многого не понимаешь.
– Я Нину люблю и заберу с собой, – отвечал Сергей.
Несколько раз он встречался с Жонгом, который так же предупреждал его, чтобы друг не терял голову. Но влюблённость, что весенний тёплый ветер в голове закружит, закружит, раздавая надежды, а молодость придаёт уверенность в себе, ложно успокаивая, что всё получится, потому что по-другому и получиться не может. И у Сергея, и у Нинг и музыка в душе играла, и слова любви лились рекой, и страсть, переполняя молодые тела, бушевала, и не давали покоя безумные и нереальные мечты.
– Серёга, ты подумай. Кто вам даст разрешение жениться? Тем более Нинг никогда не выпустят из Китая. Ваша операция участия в войне секретная. Ты же подписку давал. Смотри, твоя любовь может закончиться арестом, – пытался привести в чувства Сергея Жонг.
Всё закончилось без прелюдий. Нинг, стоя у окна госпиталя, увидела, как за Сергеем приехала машина. Пока офицер курил, стоя у автомобиля и беседуя с подошедшим к нему врачом Чапаем, Жонг поднялся к Сергею.
– Сергей, ты был неосторожен. Тебя хотели наградить за спасение лётчика, но потом отменили приказ. Все уже знают о твоей связи с медсестрой.
– Жонг, помоги. Где она сейчас?
– Не могу помочь. Дела не очень хорошие даже для меня. А Нинг ты больше не увидишь.
Сергей в сопровождении Жонга и офицера, постоянно оглядываясь на окна здания, покинул госпиталь, так и не увидев рыдающую Нинг.
– Проститься хотя бы дайте, навсегда ведь уезжаю, – просил Сергей.
– Не положено, – безразлично отвечал сопровождающий.
Всю дорогу Сергей сидел молча на заднем сидении автомобиля, делая вид, что слушает наставления офицера и его байки. А в голове крутился мотив и слова любимой песни, которую он напевал Нине.
– «К старым гнездам над рекою вновь вернутся журавли. Только их встречать весною ты придешь к реке с другой. Как же так случилось с нами, нам гнезда с тобой не свить».
– Се-рё-жа, – шептала Нинг, наблюдая из окна пустой палаты, как машина с любимым выезжает из госпиталя. Слёзы лились из её глаз.
– Забудь, – говорил, успокаивая её Чапай.
– Не смогу никогда забыть, – рыдая на его груди, отвечала она.
– Иди, работай, и всё забудется, всё встанет на свои места.
Время шло. Нинг работала, как всегда усердно, но тяжёлая работа не могла заглушить любовь и стереть воспоминания о русском парне. В голове всё крутились слова Сергея. Перед глазами стоял любимый образ. Глаза не переставали опухать от постоянно появляющихся слёз.
– Не плачьте, – Нинг вздрогнула, услышав тихий шёпот очнувшегося от долгого небытия израненного китайского лётчика.
Быстро утерев слёзы, девушка кинулась к тяжелораненому.
– Очнулся, очнулся, – Нинг выбежала из палаты за врачом.
Нинг жила повседневными рабочими буднями. Она относилась к своей работе ответственно, но теперь делала всё машинально. Девушка стала ещё более молчаливой, менее общительной, чем прежде. Казалось, в минуты короткого отдыха своими мыслями она уходила глубоко в себя. И это было правдой. Она при любой возможности старалась закрыть глаза для того, чтобы в её воображении встал облик Сергея. Она очень боялась забыть его лицо. Его глубокие, искрящиеся синевой глаза, непослушный русый чуб. Находя минутку, другую отдыха, прикрыв веки, она постоянно представляла любимого. Ощущала его прикосновения.
Как-то уставшая от беспокойного ночного дежурства, она вошла в палату недавно пришедшего в себя лётчика. Наконец он перестал стонать после сделанного ею укола и забылся в глубоком сне. Нинг обессилено присела рядом с ним на стуле. Усталость взяла свое, и минуты затишья ей хватило, чтобы погрузиться в сон. Воспоминания унесли уставшую женщину в мир сладких грёз. Как наяву она почувствовала сильные руки Сергея.
– Не переживай так, не плачь, – говорил он ей, гладя её по руке.
– Серёжа, – вслух произнесла она и очнулась от сна. На её руке лежала ладонь лётчика.
– Не плачьте, – тихо говорил он.
Нинг убрала свою руку и вытерла покатившиеся слёзы из её глаз.
Прошло четыре года после расставания с Сергеем. Нинг с мужем, к тому времени получившему звание генерал майора, находилась в Шанхае. Она спешила по своим делам, когда на улице среди идущих навстречу людей, увидела знакомое лицо.
– Жонг! – узнала она одетого в штатский костюм друга Сергея. Мужчина удивлённо обернулся и внимательно посмотрел на женщину.
– Вы меня не узнали? Я Нинг, вы тогда увезли Сергея из больницы.
Жонг поспешно взял Нинг за руку, и они свернули с шумной улицы в переулок.
– Вы очень изменились, – сказал он ей.
– Вам ничего не известно о Сергее? – встревожено спросила она.
– Нет. Его вскоре отправили в Россию. Как ты? Теперь здесь живёшь?
– Я вышла замуж. Мой муж тоже был тогда ранен. Его наградили и повысили в должности. Он сейчас генерал-майор и нас скоро переведут в Пекин.
– Нинг, тогда нам не стоит долго вести беседу. Это может быть для тебя опасно. Мы с женой покидаем Китай. Не тебе объяснять, какое сейчас время. У меня теперь австралийское гражданство.
– У тебя жена русская, и вы не хотите вернуться в Россию?
– Нет. Во всяком случае, не сейчас. Я рад, что у тебя всё хорошо сложилось. Пора прощаться.
– Жонг вдруг всё-таки вы или ваша жена попадёте в Россию, вдруг вы встретитесь с Серёжей передайте ему, что у него растёт сын. Его зовут Джиан. Запишите адрес Сергея, я его помню наизусть.
– Я отлично помню его адрес. С трудом верится, что мы встретимся с ним, но я запомню, что ты мне сказала.
Как призрачное облако, Жонг исчез из её вида. Нинг ещё долго была окутана воспоминаниями. Только дома она пришла в себя. Вечером её ждал серьёзный разговор с мужем.
– Ты забыла о нашем уговоре? – строго спросил он её.
Нинг хорошо помнила и уговор, и разговор четырёхлетней давности. Она помнила ту растерянность и смятение, которое её охватило, когда она поняла, что внутри неё живёт маленькая частица её Серёжи. Она была этому очень рада, но не понимала, что ей делать дальше, как ей жить дальше. Что будет с ней и с ребёнком потом, после его рождения. Она часто плакала. Русский врач, как мог, утешал её. Но вскоре он приставил её ухаживать за тяжело раненным героем лётчиком Шеном.
Выздоровление не делало Шена счастливее. Нинг видела, как часто с ним беседовал русский врач. Она стала замечать, что Шен присматривается к ней, потом и вовсе он стал ухаживать за Нинг. Ещё задолго до выписки он предложил ей обсудить один вопрос.
– Нинг, я знаю твою историю от русского врача. Знаю, что у тебя вскоре появится ребёнок. Ты отлично понимаешь, что потом ждёт тебя и его. А у меня на взлёте военная карьера. Меня представили к награде и к очередному званию. Ты, наверное, в курсе моего ранения. Тебе не надо объяснять, что я не смогу иметь детей. Я предлагаю тебе стать моей женой. Давай мы с тобой договоримся. Я признаю ребёнка своим, ты забудешь о моей беде. Мы с тобой современные люди. И я, как офицер, обещаю, что никогда не обижу тебя. Тем более, ты мне очень нравишься.
Долго думать Нинг не пришлось, дело шло к выписке и переводе Шена в другой город. Думая о благополучии и безопасности ребёнка, Нинг дала своё согласие.
Русский врач, увидев их вместе, обрадовано пожал руку Шену.
– Молодцы ребята, – сказал он, – живите в мире и радости. Хотя радостного, я так думаю, будет маловато, но вы держитесь.
Вскоре все русские врачи исчезли из госпиталя. Как и из города.
Шен обрадовался, когда родился мальчик. Ещё больше обрадовался тому, что он родился похожим на мать. Чёрные волосики торчали на его маленькой головке, как иголки у ёжика, только были мягкими, а сам малыш часто хмурил брови, делая забавные рожицы.
Шен полюбил мальчика, как если бы это был его кровный сын. Да и к Нинг он относился совсем не так, как с давних времён привыкли относиться к своим жёнам китайские мужья, основываясь на догмах Конфуцианства. Новое время, новые отношения. Да и Мао учит другому. И Нинг не забыла об уговоре. Она стала Шену честной и верной женой. Она была ему очень благодарна за отношение к сыну. К сыну Сергея.
– Ты не понимаешь, один неосторожный шаг и моя карьера… А ты разговариваешь с подданным чужого государства. Хорошо, что мне удалось выкрутиться из этого положения и только потому, что нас уже ждут в Пекине.
В Пекине Шена ждало не только повышение по службе, но в скором времени, в начале «Культурной революции», арест и снятие всех воинских званий. И только после долгих тяжёлых лет мытарства по стране и унижений, после осуждения и признания ошибочными результатов проведения этой странной и жестокой революции, названной «культурной» его восстановили в звании и вернули все награды. К этому времени Джиану исполнилось тринадцать лет. Только благодаря наставлениям и воспитанию отца Джиан не примкнул к «красной молодёжи» – хунвейбинскому движению, которое отличалось крайним пренебрежением к традиционной культуре, жестокостью по отношению к людям и неуважением к правам личности. Как ему самому, к тому времени преподавателю военной академии, удалось избежать издевательств разбушевавшейся молодёжи, Шен сам удивлялся.
Джиан слышал, как однажды в шестьдесят седьмом году, отец зачитывал речь нового министра общественной безопасности.
– Нинг, ты только послушай, что он заявляет перед собранием сотрудников милиции. «Мы не можем зависеть от рутинного судопроизводства и от уголовного кодекса. Ошибается тот, кто арестовывает человека за то, что он избил другого… Стоит ли арестовывать хунвейбинов за то, что они убивают? Я думаю так: убил, так убил, не наше дело… Мне не нравится, когда люди убивают, но если народные массы так ненавидят кого-то что их гнев нельзя сдержать, мы не будем им мешать… Народная милиция должна быть на стороне хунвейбинов, объединиться с ними, сочувствовать им, информировать их…». Нет, это что творится вокруг?
– Я боюсь выходить на улицу, Шен. В прошлый раз я видела, как издевались над одной женщиной. Они раскрасили её лицо чёрными чернилами, заставляли лаять по-собачьи. Потом приказали ей идти, нагнувшись. А потом ползти по улице.
– Они разобрали часть Китайской стены на свинарники! Что с народом случилось? Что с нашей молодёжью происходит?
И только к шестьдесят девятому году в стране стали происходить перемены, но Шен уже не мог ни работать, ни преподавать. Сказались осложнения после тяжёлых ранений. Шен с достоинством ждал своего часа. Он решил не уносить их с Нинг тайну с собой.
– Нинг, мы с тобой прожили тяжёлую, но счастливую жизнь. Я старался исполнить данное тебе обещание. Я, как мог, оберегал вас с сыном от беды, нагрянувшей на нашу страну. Я решил, что Джиан должен знать всю правду о своём рождении и не хочу оставлять тебя одни на один с недосказанностью. Наверное, твой Сергей был хорошим человеком, раз у нас с тобой вырос такой замечательный сын. Времена меняются, кто знает, что вас будет ждать в будущем.
– Шен, зачем ворошить прошлое? Ты стал достойным отцом, и я тебе очень благодарна за воспитание Джиана. Да и Джиан может по другому отнестись к такому сообщению.
– Поэтому позови сына и оставь нас одних.
После долгого разговора с сыном, так и оставшегося тайной для Нинг, ночью, Шен спокойно заснул, чтобы уже никогда не пробудиться на рассвете.