Я скинула сорочку вслед за платьем и с легкого разбега окунулась в тёплую воду чистого озера, ныряя с головой. Гуща воды сомкнулась сверху, оплела обнажённую кожу со всех сторон, играя на ней мелкими пузырями воздуха; приятно остудила босые ступни, которые немного устали от долгого перехода и освежила голову, макушку которой успело нагреть горячее солнце.
Лето – моё самое любимое время года.
Озеро Нэ – моё самое любимое место во всей Дхэлле, пусть я и не была нигде дальше близлежащего города и фермы на краю деревни, в доме которой живу. В любом случае, сменить своё мнение мне вряд ли уже удастся.
Название озеру я дала сама. В честь себя. Не потому, что я тщеславна или самолюбива. Всё намного проще – мною найдено, мною и названо. Очень справедливо, на мой взгляд.
– Нэсса! – окликнула меня Глива, когда я вынырнула из воды. Дочка свинопаса являлась одной из немногих, с кем я, не боясь, проводила своё время. – Ты уверена, что здесь для тебя безопасно?
– Совершенно, Глива! Иди ко мне – вода восхитительная!
Мы уже несколько дней маялись от безделия в тени подлеска, близ наших домов, что я, наконец, решила показать ей своё озеро. К тому же, после моих красочных рассказов, она давно хотела на нём побывать.
Только здесь, на озере Нэ, я могла быть самой собой, не опасаясь, что кто-то лишний увидит мою необычную внешность. Озеро так далеко от нашей деревни – полдня пешего хода, впрочем, так же далеко, как от любого другого поселения или дорог – что забрести сюда может лишь очень упорный, заплутавший путник. Но даже ему не придёт в голову сунуться вглубь непроходимой чащи леса. Намного проще отыскать товарную колею и идти вдоль неё, в надежде выйти к какому-нибудь поселению, где озлобленный житель рявкнет название деревни, куда путник пришёл. А дальше, сориентироваться и держать путь туда, куда изначально направлялся.
Ох, буду надеяться, что путник больше не заплутает.
Слышишь, путник, я верю, что ты найдёшь свою дорогу и достигнешь цели.
Не дожидаясь Гливы, я вновь нырнула с головой в воду, а через пару минут вынырнув и глотнув свежего, с привкусом прелой на солнце листвы и травы, воздуха, рассмеялась своим мыслям и поплыла к Камню.
– Что тебя рассмешило? – услышала я всплеск воды позади себя.
– Не что, а кто, – рассмеялась я, рассекая руками гущу воды. – Путник.
– Что? – взвизгнула она. – Ты кого-то видишь?
– Нет, успокойся, – улыбалась я, глядя, как она взволновано крутит головой, стоя по пояс в воде и прикрываясь руками. – Он всего лишь плод моего воображения.
Вот встретил бы ты меня, путник, я бы не стала на тебя кричать. Я добрая, если сравнивать меня с соседями. Впрочем, как и с любым жителем Дхэллы, за исключением немногих. Я бы с радостью указала тебе направление и, возможно, если бы позволили мама и отец, дала бы тебе в дорогу козьего молока и булочек, тесто которого замешанного на нём же. О, уверяю, вкуснее этих булочек ты не ел ничего на свете! У мамы особенный рецепт. Даже соседи приходят к нам в дом, чтобы что-нибудь на них обменять.
Ох, путник, путник, но не дано тебе отведать невероятных булочек и уж тем более встретить меня. Не моя вина. Это всё Природа-мать.
Я забралась на Камень, по пояс выбираясь из воды и взяла в свои руки два камешка поменьше, сразу приступая к "стирке" правой стороны волос. Она у меня от рождения пепельно-белая, но уголь, истолчённый в воде делает её чёрной, почти похожей на иссиня-чёрную левую сторону. После угля отличия можно увидеть, если только специально приглядываться.
Но сегодня, здесь, я могу быть собой.
Казалось бы, почему тогда и не встретить путника, если волосы при помощи угля не выдают моей сущности? Как бы печально для тебя, путник, это не звучало, но её выдают мои глаза. И хватит настаивать! Нам не дано встретиться, смирись!
Я улыбнулась своему кристальному отражению на водной глади и подмигнула глазом с белого цвета роговицей, всматриваясь в блеск чёрного.
Именно – мои глаза разделены по цветам точно так же, как волосы.
Белый и чёрный. Чёрный и белый. Мои природные цвета.
Но, если волосы имеют цвета абсолютные, то роговицам глаз повезло больше. Их разбавляют золотистые вкрапления – цвет моей магии – и моя собственная жизнерадостность.
– Ну как тебе здесь? – улыбнулась я подруге, наблюдая за тем, как она довольно морщится, плавая туда-сюда не далеко от берега.
– Чудесно, Нэсса. Спасибо, что взяла меня с собой!
Повезло, что не смотря на скрытый образ жизни я вполне себе неунывающий человек. Может, и встретимся однажды, путник, даже может статься так, что ты и не подумаешь сжигать меня на костре, а то и хуже – доложить о моём существовании Дракону.
Закончив с волосами, я поднялась на Камне во весь рост и с восторженным криком вновь сиганула в воду, вызывая весёлый смех подруги.
Люблю воду. Это самое цельное вещество на всём белом свете. Она могущественна, когда разбивается тяжёлой волной о скалы у замка Дракона. Она быстра, когда спускается вниз по реке с холма. Она спокойна, когда блестит на солнце в застое озера. И она целебна, когда путник устал от жары.
Вот мы и снова вернулись к тебе, путник… Похоже, ты стал пленником моих сегодняшних мыслей.
Так о чём это я? Вода. Её не нужно исцелять, она сама по себе лекарство.
Мы с Гливой провели на озере Нэ ещё какое-то время, наслаждаясь лучами горячего солнца, резвясь и купаясь. Но яркий, огромный шар на небе стал опасно клониться к западу, а это значило, что пора возвращаться домой.
Как следует обсохнув, мы начали собираться: я одела сорочку, льняное платье серого цвета и опоясалась шерстяной верёвкой с узорами маленьких солнц – подарок мамы на мой восемнадцатый день рождения. Глива предпочитала белый цвет в одежде.
Прошли мы три четверти пути по дороге к дому, когда меня позвала Она. Моя магия. Зов был такой тихий и слабый, что я наверняка бы не услышала, не прислушивайся специально. Лес – моя стихия. Он – сама природа. А я создана, чтобы исцелять природу. Ну, таково моё собственное объяснение дару, с которым я была рождена. Всё, что обладает жизнью, но по тем или иным причинам, сломано, расколото, разделено и не цельно, я могу восстановить.
– Стой, Гли, – замерла я на месте. – Я слышу зов.
– О-о… Я, наконец, увижу, как ты это делаешь? Пожалуйста-пожалуйста!
– Хорошо, – улыбнулась я. – Только помолчи.
Глива, бесшумно хлопая в ладоши, запрыгала на месте, а я заглянула в себя, пытаясь нащупать тонкую ниточку зова о помощи, чтобы пройти по её следу. Несколько шагов на север, и передо мной предстало огромное дерево, ширина ствола которого выходила примерно в два широко-плечных, взрослых мужчины. Но нет, помощь нужна не дереву, оно как раз пышет здоровьем, своей аурой затмевая тоненький голосок ауры поменьше. Намного меньше. Я пригляделась – ничего, кроме высокой травы. Но пострадавший здесь, я чувствую. Тогда я обратилась к внутреннему взору, и вот же! Золотисто-коричневые, блестящие, тонюсенькие, не больше волоска, нити. Тянуться ко мне, зовут. Я опустилась коленями на мягкую траву и руками раздвинула особенно густой пучок, обнаружив за ним крохотного воробья. Он взмахнул одним крылом в попытке отскочить, но, почувствовав мою магию, мгновенно успокоился. Сломанное крыло. Несчастный малыш. Я протянула ладонь, а второй рукой аккуратно помогла ему устроиться в ней удобней. Зафиксировала пальцы левой руки в миллиметре от сломанного крыла и позволила магии литься из моих ладоней золотистым свечением.
И вот я уже лечу высоко в небе, ветер бьёт меня в грудь, взрыхляет перья, обволакивает меня со всех сторон. А я рассекаю воздух, мчусь к высокому дереву, потому что чувствую голод. Опасность! Солнце загородила мощная фигура. Я чувствую кончики острых когтей, рассекающих оперение, когда я подаюсь резко вниз. И я падаю. Кручусь в воздухе, всё ниже, и ниже к земле. Опасность миновала, но на пути другая. Я путаюсь в ветках, бью крыльями и до боли ударяю одно из них. Падаю на землю. Пытаюсь взлететь. Но нет, мне больше не летать.
– Конечно, ты будешь летать, малыш, – шепнула я воробью, как только действие магии закончилось.
Я поднялась с колен и увидела восторженное лицо подруги, стоявшей недалеко от нас, улыбнулась ей и отошла от дерева на несколько шагов, убрав одну руку:
– Давай, малыш, лети!
Воробей, сначала мелко захлопал крыльями, а после, встрепенувшись всей тушкой, взлетел. Сделал круг над моей головой, вызывая у меня и Гливы радостный смех и помчался вдаль и ввысь.
Я бы тоже хотела уметь летать… Рассекать воздух, чувствовать ветер в волосах и парить близко к солнцу…
Люблю свой дар уже за то, что он позволяет мне взмывать вверх хотя бы так.
– Твой дар самое настоящее чудо, – обняла меня за плечи со спины Глива. – Не понимаю, почему тебя должны бояться. Как и не понимаю, почему ты и твоя семья боитесь, что о нём узнает Правитель.
Моя магия, моя внешность, в общем, сама я – исключение из правил нашего мира. В Дхэлле не рождаются девочки с магией, с ней рождаются исключительно мальчики, и строго раз в десять лет.
– Я в последнюю очередь хочу, чтобы меня забрали в замок Дракона, Глива, – немного раздражённо проговорила я, потому что меня злило, что так поступают с магами-мальчиками. Лишить ребёнка родительской любви – что может быть хуже? Конечно же, среди людей я не найду тех, кто бы осмелился вслух согласиться со мной. Мы, дхеллцы, народ преданный, и против Правителя даже не пикнем. – Плюс ко всему, меня просто на просто могут убить.
Я – исключение из правил. А такие исключения либо уничтожают, дабы оно не противоречило тысячелетнему устройству нашего мира, либо изучают, не заботясь о душевном и физическом здоровье подопытного. Для меня не приемлем любой из вариантов, как и для моих родителей. Потому они меня и прячут ото всех.
– Да, о Драконе ходят ужасные слухи. Я и сама люблю их приукрашивать, – хихикнула подруга. – Но ведь твоя магия несёт в себе добро! Вдруг, тебя бы тоже взяли на службу к Верховному Магу? Представь, сколько бы нового ты узнала о магии…
О, я бы с удовольствием познакомилась с Верховным Магом. Узнала бы у него что-нибудь о магии в принципе, и о своём даре, в частности, да и, вообще, почему я случилась. Что я? Ошибка Природы-матери или её подарок своим детям?
Но встречаться с Эзрием-Ях, впрочем, как вообще с кем-либо встречаться, опасно в первую очередь для моей жизни. Так считают мама и папа. Так считаю я сама.
– Нет, Глива. Если о моём даре станет известно сейчас, спустя столько лет, в первую очередь пострадают мои родители. Да и знакомым лучше помалкивать о том, что видели мою магию в действии, – повела я бровью, вызывая испуг на её лице. – Так, что забудь об этих мыслях и пошли домой.
Подруга кивнула, а я вернулась к опасным размышлениям, которые иногда меня посещали.
Родители меня оберегают, даже не задумываясь о том, чем это может обернуться для них самих, если о моей магии станет известно Правителю-Дракону.
Зато об этом задумывалась я. Какое наказание придумает "о, великий и ужасный Властелин-Дракон" Раднар Днарх для простого овцевода и его жены, которые любят своё дитя и скрывают его ото всех – от него! – вот уже восемнадцать лет? Публичная казнь? Отправит к ним наёмников, которые тёмной ночью перережут им глотки? Или он решит задействовать свою магию, спалив их живьём, дотла? Хотя, никто из живших и не видел, как Дракон использует свой огонь, но вдруг он не устоит от соблазна испытать его на моих любимых? Бр-р-р. Даже представлять страшно.
Не знаю, как именно он захочет их наказать, но милосердным точно не будет. Время милосердных Драконов кануло в лету. Всё последующие и нынешний, наверняка, даже не слышали когда-либо слово "милосердие", а если и слышали, по отношению к себе не применяли.