Маро отложил перо и с хрустом потянулся. Потом он потянулся еще раз и неожиданно для себя с силой ударил по столу, опрокинув тем самым одну из горевших свечей и чернильницу.
– Чертова тварь! – рассерженно прошептал Маро, торопливо поднимая дневник над расползавшейся кляксой. – Чертова… тварь… с чертова… холма!..
Переложив дневник на колени, Маро раздраженно поставил свечу обратно и торопливо набросил на расплывавшиеся чернила свой капитанский китель. Глядя, как сквозь рукава кителя проступают фиолетовые кляксы, Маро мрачно закинул в бутылку с виски несколько мятных леденцов.
– Ничего, Кохт, у тебя и у нашего великого будущего – разные дорожки!.. – пробормотал Маро, усиленно тряся бутылку. – И уж я постараюсь, чтобы ты на своей шею себе свернул! – угрюмо пообещал он.
Маро хлебнул получившееся освежающее пойло, довольно поморщился, после чего обмакнул конец пера в капавшие на пол чернила и вернулся к последним строчкам дневника.
«Я единолично ответственен за это звериное решение, и я приму любую уготованную Богом или Дьяволом кару – даже если меня, прикованного к позорному столбу1, трижды вспашет жеребец Гаррисона!
Но это не изменит того, что на этот раз – на этом непокоренном материке! – мы сами выберем себе пастыря и грех по вкусу. И в этот прокля́тый день я истинно обреку и возвеличу всякого мужчину и всякую женщину, что сошли со мной на этот берег, а также каждого, кто произойдет из наших чресел или примкнет к нам!
Наши земли будут омываться океанами, наши богатства – слезами зависти, а весь прочий мир – осадками из неудач! В этом наше предначертание и наша судьба – быть богоизбранными!
Сегодня я еще раз испытаю себя перед уродствами нашего нового бога. А после – я найду способ заколоть и изрубить его, словно вскормленную на молоке свинью! Я вырву наши проданные души обратно – пусть даже и через чертовы века! Если нам удастся получить всё при жизни, то что помешает нам не расплачиваться за это после смерти?
Так что хватайте свое и рвите чужое, потомки! И пусть тень греха за содеянное падет на других!
Капитан "Каннибала" Даллас Маро.
13 ноября 1607 года. Джеймстаун».
Маро смурно перечитал написанное, после чего встал и надел пояс с пистолетом и новой офицерской саблей, взамен той, что он в запале испортил об Гаррисона. Привычно проверив, как ходит клинок в ножнах, Маро накинул дорожный камзол и подхватил дневник.
– Пора попотчевать себя грядущим! – ухмыльнулся Маро, направляясь к двери.
Однако затем Маро решил, что сперва всё же стоит попотчевать себя виски. Он вернулся к столу, взял бутылку и влил в себя не менее ее трети. Поймав остатки мятного леденца, Маро шумно выдохнул, хищно укусил подушку на кровати, завороженно полюбовался на следы собственных зубов на ней и, наконец, вышел наружу.
Внутренний двор форта был погружен в обрывки ночной мглы. Возле факелов уныло прохаживались часовые, бренно неся службу и початки заслуженного на ней геморроя.
Маро закашлялся от легкого морозца и подошел к углу бревенчатого дома. В его тенях дремал неприметный мужчина. Маро швырнул ему дневник, и мужчина, не открывая глаз, по-кошачьи ловко поймал его.
– Через сутки назначу за твою голову награду и отправлю по следу людей, чтобы узнать, как ты справился! – предупредил его Маро. – Найдут тебя или это, – недвусмысленно покосился он на дневник, – лично тебе углей в пасть затолкаю. Компренде?2
Мужчина лениво открыл глаза, бесстрастно кивнул и растворился в темноте.
Насвистывая незатейливый мотивчик, Маро направился к открытым воротам форта. Там уже толпился отряд солдат, проверявших ружья, и одухотворенно прогуливался капеллан Гаррисон. Рядом с ними стояло несколько запряженных лошадьми крытых повозок, из которых доносились неясные мычания и стоны, словно кто-то против воли принимал участие в крайне тоскливой оргии.
Заметив Маро, солдаты тут же втянули животы и выпятили челюсти. Маро на это лишь безразлично отмахнулся.
– Капитан, вашими устами, как всегда, насвистывал сам Дьявол, – сдержанно кивнул Гаррисон Маро, когда тот подошел.
– Тогда он сегодня что-то фальшивил, – критично заметил Маро, разгрызая последний кусочек леденца. – Как наши приготовления? Мы готовы?
– Можем отправляться – хоть во тьму, хоть во грех, – любезно ответил Гаррисон и приглашающе показал на дорогу, ведущую через ночной лес к холму.
– Гаррисон, избавь меня от этих своих взмахов хоть на минутку, пока у меня голова не лопнула! – поморщился Маро и, шагнув в темноту, громко крикнул: – Пошли уже! И запомните: если какая-то часть «груза» отправится встречать рассвет в лесу, виновные в этом тоже его встретят – в яме с трупами! – И он обозленно добавил: – Мне тут кривотолки не нужны! Так что «угощенье» Кохту пополню из тех вас, кто останется!
Солдаты, вздрогнув, еще плотнее оцепили повозки и отправились следом за Маро, под шаг которого тут же самодовольно подстроился капеллан.
– Люди снова начинают поговаривать о летающих огнях над холмом, – доверительно сообщил Гаррисон капитану. – Некоторые даже молят о возвращении в Англию. Хотя после последнего твоего внушения многие просто молятся – за выздоровление…
– Мало им было… – процедил Маро и на ходу обернулся к солдатам: – А вы, чертовы дети, тоже боитесь каких-то огней над холмом?!
– Нам-то что, сэр? – сыто удивился солдат, несший факел. – Да пусть там хоть девки козла в зад целуют! Нам лишь бы жалованье исправно платили – да девки чтобы за него наш зад иногда с козьим путали! – И он довольно расхохотался.
Его хохот тотчас подхватили остальные.
– А дьявола, что те огни пускает, не страшитесь? – поинтересовался Маро, вглядываясь в приближавшийся холм, над которым пока всё было спокойно.
– Нет дьявола страшнее вас, сэр, – серьезно ответил тот же солдат с факелом. – А уж мы-то повидали…
– Значит, вы по верхам лишь хлебнули, – пренебрежительно заключил Маро и погладил рукоять сабли.
После этого все умолкли, проделав оставшийся путь до вершины холма в зловещем молчании, нарушаемом лишь редкими стонами из повозок. Когда до места, где должна была состояться встреча, остались считанные метры, Маро окинул всех тяжелым взглядом. Его глаза в неверном свете факелов были полны пьянящей злобы, решимости – и энергии после леденцов.
– Каждый из нас берет исток из Дьявола и его свиты! – вдруг зычно воскликнул Гаррисон, потрясая молитвенником. – Каждый из нас сейчас его кровник и сподвижник! Но придет время, и мы возвысимся! И узрят все град на холме3, что мы воздвигнем! И назовут наши действия – божьим провидением! И почитать нас будут – как богов!
– Аминь, брат, – сплюнул Маро и, оголив саблю, шагнул на поросшую вершину холма.
– Здравствуй, человек по имени Даллас, – раздался щелкающий шепот.
В темноте стояло странное существо, отдаленно напоминавшее человека. Существо было крайне высоким и худым. Оно куталось в длинный плащ из темных чешуек, тускло отражавших сияние звезд. Помимо этого, у существа была несколько угловатая голова – со светящейся точкой во лбу и с нежно-голубыми глазами, мягко сверкавшими в ночи.
– Здравствуй, Кохт, – желчно поздоровался в ответ Маро.
– Тебя что-то смущает? – поинтересовался Кохт, странно дернув головой. – Лелеешь мысль о чрезмерности нашей сделки?
– Солдаты! – властно крикнул Маро, показав на свободное место на холме, очищенное от кустов и веток еще днем.
Солдаты тотчас начали вываливать из повозок небольшие клетки. В каждой из них находилось по обессиленному мужчине или такой же оголенной женщине. Они беспомощно разевали рты и умоляюще смотрели на Маро. Затем клетки стали поочередно открывать, а их пленников – привязывать к кольям в земле.
– Кто это? – лукаво полюбопытствовал Кохт.
– К чему это плутовство? – поморщился Маро. – Сам знаешь: это – исчезнувшие колонисты.
Гаррисон ободряюще сжал плечо Маро и почтительно поклонился Кохту. Кохт проигнорировал поклон капеллана и со стрекотом втянул воздух.
– Да, это твои люди, – заявил Кохт через мгновение. – Почему они безмолвны?
– А ты что, хотел, чтобы они тебе напоследок спели? – мрачно улыбнулся Маро. – Мне вот их вопли были ни к чему. – И он с тихим свистом провел саблей у своего рта.
– Понимаю, – проникновенно произнес Кохт. – А теперь – вкусите!
Кохт откинул плащ и швырнул из-под него к ногам Маро и его людей комья чего-то светящегося. Это были кусочки мяса, напоминавшие своим желтовато-тошнотворным сиянием слипшихся светлячков. В ноздри Маро ударил медово-приторный аромат, и он узнал в этих комках то, что он так усердно скармливал привезенным пленникам последние две недели.
«Плоть Кохта, – с отвращением подумал Маро. – Небось со срамных мест для нас нарвал!»
– Я… я не буду это есть… – вдруг испуганно пролепетал один из солдат. – Я… П-прости, сэр, но я…
Маро с понимающей улыбкой подошел к нему, подобрал комок мяса и мягко засунул его растерявшемуся солдату прямо в рот. Выпучив глаза, солдат попытался было сопротивляться, но Маро воспользовался эфесом сабли – чтобы вдавить комок мяса еще глубже. Солдат упал и, скрипя осколками зубов, начал медленно пережевывать плоть Кохта.
– А теперь остальные! Живо! – озлобленно скомандовал Маро и, взяв себе один из комков, вернулся к Кохту.
Солдаты переглянулись – и с отвращением на лицах выполнили приказ. Между тем к упавшему солдату приблизился Гаррисон и бережно вытер его лицо платком. После этого Гаррисон распрямился и с наслаждением попробовал брошенное Кохтом мясо.
Смерив подчиненных требовательным взглядом, Маро стойко проглотил свою порцию. Плоть Кохта оказалась слегка солоноватой, и Маро от нее сразу же затошнило.
– Преклонитесь же и признайте меня – как вашего единственного властителя и хозяина! – непреклонно потребовал Кохт.
– А вот я хочу еще разок услышать, что мы получим, – прервал его Маро, подавляя усилием воли бунт в желудке. – Видишь ли, хочу вновь попытаться понять, как это будет работать!
– За мое возвышение над вами и вашей службой на меня после смерти вы получите покровительство – на божественном уровне, – мягко прощелкал Кохт в ответ.
– Но ты не пахнешь фимиамом и не взираешь с небес на твои дома, где по воскресеньям лапают прихожанок! – цинично возразил Маро. – Значит, ты не Бог!
– Истинно так, человек по имени Даллас, – благосклонно согласился Кохт. – Но отныне я ваш единственный небожитель, перед которым вы будете склоняться. Ваши краткие жизни, переменчивая удача, чудачества и даже ваши томящиеся в водовороте годов потомки – всё впредь в моей воле и в моей власти.
Устав спорить, Маро всё-таки встал на колени. Его примеру незамедлительно последовали Гаррисон и солдаты. Кохт подался вперед и пошел в сторону капитана. Маро почувствовал наркотическое действие съеденной плоти Кохта.
Когда Кохт навис над ним, Маро неохотно отложил саблю и против воли зажмурился. Вдруг его правую руку пронзило болезненным жжением. Маро вскинул голову, чтобы дерзко взглянуть на Кохта, но с облегчением обнаружил, что Кохт уже подходил к Гаррисону. Поднеся щипавшую руку к лицу, Маро с изумлением обнаружил на ней ожог, похожий на родимое пятно.
– Метка… – раздраженно прошептал Маро, поднимаясь с саблей с колен. – Видимо, и нам для тебя надо было кое-что захватить – раскаленное клеймо для скота! Что теперь?
– А теперь – убей своих соплеменников, напитанных моей плотью, – равнодушно повелел Кохт, продолжая обходить остальных.
– А разве ты сам не способен на такую малость? – желчно осведомился Маро, показав жестом, чтобы свободные солдаты приготовили оружие.
– Такова моя воля и таковы обычаи моего мира, – глубокомысленно изрек Кохт, возвращаясь на свое место. – Всё имеет свое значение – даже мое имя.
– Даже твое имя? – подозрительно переспросил Маро. – И что же оно значит, черт побери?
– Мое имя значит – желудок, – со вкусом ответил Кохт и напомнил: – Я жду, человек по имени Даллас.
Маро хладнокровно взмахнул рукой – и солдаты молча перебили мычавших пленников.
– Сделка заключена! – торжественно объявил Кохт и довольно поежился.
Маро отстраненно взглянул на убитых:
– Это станет началом новой эпохи…
– Да будет так, человек, – согласно прощелкал Кохт. – А теперь я должен забрать причитающееся мне – моих первых слуг. Иди и не забывай благодарить меня. И помни: отныне и всегда – я рядом!
Маро кивнул солдатам, и они все вместе, забрав повозки, стали медленно спускаться с холма, стараясь при этом не оглядываться и не бежать. Вскоре им вслед донеслись противные звуки треска, словно где-то поблизости пума разрывала тугие барабаны – набитые мясом… Одновременно с этим на черные верхушки деревьев лег голубоватый свет, шедший с вершины холма.
– Viva Америка, – с благоговением пробормотал Гаррисон и отшвырнул молитвенник.
– Продано, – одержимо отозвался Маро.
Маро почувствовал, что эта ночь навсегда изменила не только его самого, но и весь мир. Он вдруг ясно осознал, что отныне всем им и всему его роду уготованы лучшие места в амфитеатре жизни, тогда как за каждое из этих мест суждено расплачиваться кому-то другому – своими исковерканными судьбами, своими разрушенными домами, своим украденным благополучием…
– Продано! – крикнул во весь голос Маро и исступленно рассмеялся.
И его крик, напоенный жгучим безумием, рваным эхом разлетелся по ночному лесу, суля миру грядущее, полное войн, лжи и разочарований.