15 февраля 2010 г.
Лиза из здания суда сразу поехала в школу, где работала Елена Александровна Семенова. По телефону она выяснила, что допрос ее подзащитной назначен на три часа, значит, есть еще два часа, чтобы опросить одноклассников Милы Казанцевой и Тамары Шляпкиной. Что скажет ей при личной встрече Лена, она и так знала: ничего не понимаю, с девочками никаких конфликтов не было, я не знаю, что произошло… Даже если предположить, что жизнь превратила добросердечную и справедливую Лену Семенову в садистку или неврастеничку, в любом случае та никогда не сознается и будет отрицать свою причастность к самоубийству ученицы. Поэтому, решила Лиза, самое важное сейчас, на этом этапе, когда нет результатов экспертиз, – опросить свидетелей.
Войдя под своды новенькой школы, Лиза неожиданно для себя испытала трепет ученицы, легкую нервозность, свойственную отличницам, для которых главным в их молодой жизни является пока еще только учеба. А это значит – постоянная зубрежка и желание понравиться учителям. Тем более когда идешь на золотую медаль. Вероятно, примерно так же чувствовала себя и Мила Казанцева, каждый день переступая порог школы.
Судя по тишине, в школе шел урок.
Лизу остановил охранник. Она предъявила удостоверение.
– Вы, наверное, по поводу Семеновой, – порозовел молоденький парень в форме.
Лиза молча кивнула.
– Да уж… Не каждый день такое случается. И ведь что главное – я ее знал, очень хорошо запомнил… Такая красивая, спокойная, не суетливая и скромная девчонка…
– Это вы о ком?
– Да о Миле, конечно. Вот сразу видишь человека – из нее получилась бы какая-нибудь бизнес-леди. Вы бы видели, как она ходила по школе – с гордо поднятой головой…
– Послушайте, может, поговорим где-нибудь, не на ходу?
– Да вот, садитесь, пожалуйста, на лавочку… До конца урока еще пятнадцать минут, нам никто не помешает.
Лиза нисколько не удивилась тому, что простой охранник готов поделиться информацией по делу, которое взбудоражило уже всю школу. К тому же он здесь, на своем рабочем месте, наверняка маялся от скуки, а появление в школе адвоката, собирающего сведения обо всем, что могло бы касаться покойницы, развлекло его и прибавило ощущения собственной полезности.
– Расскажите мне, пожалуйста, все, что помните. – Лиза сразу приступила к делу.
– Девчонка, как я уже говорил, серьезная, знающая себе цену и, я бы даже сказал, рано повзрослевшая.
– Поконкретнее. Она что, так сильно отличалась от остальных своих сверстниц?
– Да. У многих ветер в голове, им бы покурить, погулять, провести время с мальчиками, а Казанцева – нет. Это не про нее. Конечно, когда весь класс прогуливал урок, она тоже не оставалась, не закладывала никого, то есть не была предательницей, но и особого кайфа не получала. Сидела где-нибудь на подоконнике, читала книжку, пока ее подружки кружили вокруг школы, бегали по посадкам…
– Посадкам?
– Вокруг школы – посадки… Весной там сирени много, воздух кружит голову, учиться никому неохота… Вот и срываются целыми классами – носиться по посадкам, курить…
– Что еще? Вы точно знаете, что у нее не было мальчика?
– Я никогда не видел, чтобы она с кем-то шла под руку или чтобы ее кто-то провожал. Так-то она была общительная, со всеми держалась ровно, доброжелательно… Но я же не учился с ней.
– Она сама добиралась до дома? Я имею в виду, вы не видели, за ней никто не приезжал?
– Лично я не видел, поэтому не могу ничего утверждать.
– Вы вот говорите, что она здесь ни с кем из мальчиков не общалась, не встречалась, иначе это было бы видно. Но она могла бы, к примеру, встречаться с каким-нибудь взрослым парнем, не учеником вашей школы…
– Могла бы, конечно, ну… не знаю… У нее был вид очень целеустремленного человека…
– А по-вашему, у целеустремленной положительной девочки не может быть влюбленности, переживаний и такого же целеустремленного парня?
– Да, вы правы, конечно. Но я говорю только то, что видел.
– А в последнее время вы не замечали, может, она была особенно задумчива или расстроена?
Задавая этот вопрос, Лиза подумала, что сильно увлеклась, тратя столько времени на разговор с охранником, который вообще мало что знает, поскольку стоит внизу, в холле, и следит за порядком. Однако охранник ответил:
– Нет, она не была расстроенная. Напротив, у нее был вид человека, у которого все получается в жизни. Чего нельзя, например, сказать о ее подружке – Тине Неустроевой.
– В смысле?
– Понимаете, я же здесь целыми днями, от нечего делать наблюдаю за ребятами, составляю психологические портреты… Так вот, мне никогда не было понятно, что может связывать, к примеру, такую вот девочку, как Мила, из благополучной семьи, умную, красивую, я не знаю… Словом, такую хорошую девочку с Тиной Неустроевой… Полная противоположность. Тина курит как сапожник. Постоянно меняет парней. Учится плохо и, если бы Мила не разрешала списывать, вообще непонятно, как бы добралась до одиннадцатого класса. Если Мила одевалась… как бы это сказать… сдержанно, что ли, дорого, но скромно, то Тина – просто кошмар какой-то… Свитера вытянутые, джинсы с дырами на коленях или короткие юбки… Ярко-розовые, к примеру, колготки или желтого цвета… Ногти – черные, в красную крапинку… Дурдом, одним словом. И видно, что ничего путного из нее не выйдет.
– Они дружили?
– Да. Тина все время вилась рядом с Милой…
Лиза поняла, кого будет расспрашивать после словоохотливого охранника, большого специалиста по психологическим портретам.
– Хорошо, Тину я расспрошу…
– Но я же знаю, зачем вы пришли… Хотите выяснить, на самом ли деле Семенова могла довести Милу до самоубийства? Нет, нет и нет. Это вам любой в школе скажет. И записку, думаю, написала не Мила. Наша Елена Александровна – чудесный человек. Очень вежливая, приятная!.. Хотя, признаться, у нас есть учителя, которые могли бы довести до самоубийства… Одна, к примеру, учительница по географии, которая одним своим видом может отвратить человека от школы… Мрачная такая тетка, обожает ставить двойки. Просто так. Вот изводит какого-нибудь ученика, заставляет оставаться после уроков, читать вслух учебник… Это мне ребята рассказывали. Еще одна есть, по истории… Она требует, чтобы дети читали дополнительную литературу. Просто целые тома по истории… Словом, со сдвигом баба… ой, извините, женщина. Но все равно, они какие-то комические персонажи. А вот Елена Александровна – нет. Она серьезная и добрая. И если уж поставит двойку, значит, за дело. И не конфликтная.
– Вам бы психологом работать, – улыбнулась Лиза.
В это время прозвенел звонок. Лиза вдруг почувствовала, как забилось сердце. Да, конечно, как же иначе, ведь и она тоже была когда-то ученицей, и этот громкий, пронизывающий звук заставлял ее трепетать, нервничать и куда-то спешить. Монстр по имени «школа» больно схватил за сердце, но тотчас отпустил, когда она сказала себе, что все осталось в далеком прошлом и здесь она совсем по другому поводу. Повод чрезвычайно важный – выяснить, что послужило мотивом самоубийства семнадцатилетней девочки. К тому же в прессе в последнее время то и дело появлялись сообщения о самоубийствах подростков в школах, интернатах. Еще вспомнился случай, который произошел в одном маленьком провинциальном городе, где школьницы засняли на телефон сцену избиения своей одноклассницы… Лиза подумала еще тогда, что вот в их школе, в то время, когда она училась (а это было не так давно, кстати), никогда бы такого не произошло. И она не помнит случая, чтобы девчонки вообще дрались или выясняли отношения таким вот способом. Так что же произошло в мире, что так сильно изменилось? Почему дети становятся такими жестокими?
Как следствие этих размышлений появилась версия причастности сверстников Милы к ее смерти…
Не без помощи разговорчивого охранника ей удалось вовремя появиться неподалеку от кабинета, откуда выпорхнула стайка учеников одиннадцатого «Б». Вернее, выпорхнули-то девочки, молодые люди выходили по-мужски неторопливо, перебрасываясь фразами и посматривая по сторонам. Следом вышла средних лет женщина в строгом черно-белом костюме, отряхивая ладони от мела.
Лиза подошла к ней, представилась, сказала, что хотела бы поговорить с классом. Это крайне важно. Нельзя ли каким-то образом организовать беседу? Как только она сказала это, вокруг них столпился весь класс, словно Лиза оповестила всю школу с помощью мощного микрофона.
– Да-да, я все понимаю, – проговорила учительница, представившись Галиной Семеновной, преподавателем литературы. – Я непременно поговорю с завучем и объясню ситуацию. Думаю, самым удобным было бы во время следующего урока приглашать по очереди ребят и спокойно беседовать с каждым. Господи, как же все это ужасно! Две девочки из одного класса! И знаете, хоть вы меня еще и не спросили, но я скажу: Леночка, то есть Елена Александровна, ни при чем! Это чей-то злой умысел! Хотя ума не приложу, кто мог до такого додуматься! Может, все-таки несчастный случай? Если бы только Мила, но ведь еще и Томочка! Словом, очень сложно… Непонятно. У нас вся школа взбудоражена и все как один недоумевают по поводу Семеновой. Она у нас, можно сказать, любимица. Такая молодая учительница, но талантливая, и к своей работе относится творчески. Детей очень любит. А двойка… Так кто ж из нас не получал двойки?..
– Послушайте, Галина Семеновна, вы наверняка знаете ребят. Пожалуйста, сделайте так, чтобы у меня была возможность поговорить со всеми друзьями Милы и Тамары, понимаете? Быть может, у этих девочек были подруги в других классах.
– Хорошо, я все поняла, помогу вам.
Через четверть часа Лиза уже сидела в небольшом уютном кабинете школьного психолога и беседовала с одноклассницами погибших. Самого психолога, как нарочно, в этот день не было – она уехала в командировку в Москву.
Так случилось, что в личной практике было очень мало дел, связанных с детьми. И всегда, конечно, они становились жертвами взрослых. Похищения, инвалидность, полученная ребенком вследствие побоев (этот случай Лиза вообще не хотела вспоминать, настолько болезненно он отозвался в ее душе), исчезновение (побег из дома подростка, решившего посвятить себя музыке, подавшегося в Москву самостоятельно, в возрасте четырнадцати лет)… Случаи все какие-то тяжелые, трудные. И, например, этот сбежавший мальчик рос в благополучной семье. Тем не менее Лиза во всем винила родителей. Значит, не рассмотрели в сыне творческую личность, сами не отвезли, не показали профессионалам, не помогли сыну с оценкой его способностей, не выслушали, наконец. Разве не слышали, что он целыми днями поет, стучит, изображая ударную установку, по кастрюлям, подражая известным эстрадным певцам?
Сейчас же, когда даже предсмертная записка девочки напрямую указывает на виновника ее самоубийства, Лиза почему-то считала, что источник трагедии кроется в отношениях самих подростков. И что дело будет довольно сложным и долгим. И что в жизни юной Милы Казанцевой произошло нечто из ряда вон выходящее. Возможно, групповое изнасилование. Причем не обязательно недавно. Ведь девочку нашли дома, да и видимых внешних следов насилия не обнаружили. Она была в чистой домашней одежде, на теле – ни ссадин, ни кровоподтеков, ни ран, ни следов крови или других следов биологического происхождения…
Однако надо бы дождаться результатов экспертизы.
Первая девочка, которая села на стул напротив Лизы, назвалась Олей Николаевой. Она расплакалась и сказала, что очень любила Милу, что ее в классе любили все. Она была неконфликтным и милым человеком («Ей на редкость подходило ее имя!»), всем давала списывать, помогала с учебой, иногда даже, если у девчонок возникали какие-то проблемы, могла дать денег взаймы. И у нее не было врагов. Никто про нее не сплетничал, все относились доброжелательно, хотя, быть может, в чем-то и завидовали. Как-никак, она была красива, росла в хорошей семье, могла позволить себе дорогую одежду, золотые украшения, которые очень любила.
– Оля, с кем она дружила? Она не могла дружить со всем классом.
– Она дружила с Тиной. Вы бы видели сейчас Тину… На ней лица нет. Просто опухла от слез.
– Насколько мне известно, Тина – ее полная противоположность.
– Да, это так. У нас все тоже так считают. Но, может быть, именно поэтому им и было интересно вместе. Тина в какой-то мере просвещала Милу, ведь она куда более развита, что ли, в некоторых вопросах. Думаю, водила Милу на какие-нибудь тусовки, вечеринки, где та, быть может, и чувствовала себя не в своей тарелке, но все-таки удовлетворяла свое любопытство. Со своей же стороны Мила открыла ей двери своего дома, где Тина могла увидеть жизнь нормальной семьи, понимаете? Ведь у Тины дома, по-моему, настоящий кошмар.
Лиза слушала, не перебивая.
– Понимаете, мать Тины умерла еще давно, отец долгое время жил один, вернее, они жили с Тиной, он несколько раз пытался жениться, но у него что-то не ладилось… Думаю, что все дело в Тине, которая не принимала подружек отца… А вот потом в их доме появилась Лариса. Я видела ее, очень красивая молодая женщина. Вот она-то Тину быстро поставила на место, въехала в их квартиру и теперь живет на правах жены. Я не знаю точно, расписаны они или нет.
Лиза и здесь решила не перебивать, поскольку, быть может, именно Тина, близкая подруга Милы, и сможет в конечном итоге помочь следствию. Но для того чтобы быть готовой к разговору, совсем даже неплохо побольше узнать о ее семье.
– Так вот. С тех пор как в квартире Тины поселилась ее мачеха, жизнь самой Тины сильно изменилась. Она стала нервная, очень много курит. Думаю, не обходится и без алкоголя. Но это вне школы. На уроках я ее пьяной не видела ни разу.
– Послушайте, но это действительно разительный контраст – Мила и Тина. Думаете, Мила училась у Тины выпивать за углом? И покуривать?
– Покуривать – это вряд ли. Если кто и мог ее приохотить к курению, так это Тамарка Шляпкина, соседка… Господи, как подумаю, что ни той, ни другой уже нет в живых, нехорошо становится… Вернее, до меня это еще просто не дошло!
– И все-таки… Какого рода отношения были между Тиной и Милой?
– Они дружили. Думаю, что Мила жалела ее, подкармливала, ссужала деньгами. Знаю точно, что покупала ей сигареты и пиво. Сама видела. Что же касается каких-то отношений вне школы, то затрудняюсь ответить…
– Оля, мы подошли к очень важной теме – мальчики. У Милы был друг?
– Нет, что вы! Она была такая… Как бы это сказать?.. Понимаете, если бы у нее кто-то и появился, то значительно старше и умнее ее. А так… Думаю, нашим парням она была не по зубам. Они ее обожали, уважали и так далее… Но не могу представить себе ни одного из наших рядом с нею… Все как-то понимали, что если уж она и станет с кем-то встречаться, это будет какой-нибудь ботаник-студент, и тоже из хорошей семьи. Видно было, что она еще не встретила своего парня.
– А что с Тиной? Ее личная жизнь… – осторожно спросила Лиза, понимая, что провоцирует девочку на то, чтобы та, в сущности, опустилась до сплетни.
– А… У Тины? Думаю, у таких с личной жизнью все всегда в порядке. До определенного момента…
– До какого?
– До серьезного, конечно, – пожала плечами девочка. – С такими, как Тина, гуляют, а на таких, как Мила, женятся. Хотя та же самая Лариса, к примеру, мачеха Тины. Вот ведь вышла же замуж. Правда, муж – так себе…
Лиза поймала себя на том, что разговаривает с Олей Николаевой, как со взрослым человеком. Во всяком случае, воспринимает ее именно так.
– Вы слышали когда-нибудь, чтобы Тина как-то дурно отзывалась о Миле?
– Никогда. Это вам любой скажет.
– Хорошо. Вы, я думаю, знаете о существовании предсмертной записки Милы. Что первое пришло вам в голову после того, как вы услышали об этом?
– Что физичка ни при чем. Да, она поставила Миле двойку. Но двойки получил почти весь класс. Там было какое-то нереально трудное задание. Думаю, Елена Александровна просто поставила эксперимент, устроив эту самостоятельную работу. Я тоже, кстати, получила двойку. И Тина, и многие другие… Но никто, скажу вам, особо не расстроился. Тем более что до конца года еще далеко, и эта двойка ну никак не отразилась бы на общей картине успеваемости.
– А Тамара? В каких отношениях она была с Милой? Или Мила с Тамарой?
– Они были соседками. И прекрасно ладили. Не дружили, нет… Хотя Тамара куда больше сгодилась бы на роль ее подруги. Конечно, у нее неполная семья, но очень хорошая мать. Жаль, конечно, что у нее жизнь личная не устроена. Но в целом этот факт ни на что не влиял.
– Оля, вас послушать, так в вашем классе очень хороший климат, и вы практически обходитесь без конфликтов. Однако сериал «Школа»…
– В «Школе» – все правда, – с готовностью выпалила Оля. – Но бывают разные классы, так подбираются… Да и люди тоже разные. Думаю, это зависит все-таки в большей степени от того, в какой семье кто воспитывается. Наш класс на самом деле какой-то спокойный.
– Задам такой вопрос: как вы думаете, Оля, кто мог бы желать смерти Миле? Или Тамаре?
– Понятия не имею. Думаю, произошло какое-то чудовищное недоразумение. У нас все так в классе думают. Вы будете опрашивать сейчас всех – вам никто другого не скажет.
Оля оказалась права. Практически все одноклассники погибших девочек (в том числе и Тина, которую Лиза пока что решила не выделять) говорили одно и то же. Либо, думала Лиза, они сговорились молчать и не рассказывать правду, либо в этом классе на самом деле никаких видимых драм не было.
Девочки, однако, оказались намного разговорчивее ребят.
Что же касалось отношения класса к Елене Александровне, то и здесь чувствовалось единодушие – все как будто уважали физичку, высказывались о ней, как о чуть ли не самой любимой учительнице. Тем более непонятна эта предсмертная записка…
У Лизы промелькнула мысль и вовсе невероятная: а что, если у Лены Семеновой в школе была своего рода соперница, тоже учительница, которая завидовала ей? Может, как-нибудь на педсовете директор поставила Лену в пример этой сопернице. Чем не повод разозлить амбициозную коллегу, да к тому же еще старательную, трудолюбивую?
Был разговор и с директором школы в типично строгом костюме, немолодой, с усталым лицом. Та сказала только, что в школе говорят о самоубийствах. Почему о самоубийствах? Потому что так всем спокойнее? Или наоборот – неспокойнее, ведь теперь надо искать причины. И все как один удивляются выбранной мишени.
Сказать, что беседы с одноклассниками ничего не дали, значит, слукавить. Конечно, дали. Прежде всего ощущение, что все о чем-то умалчивают.