Утро выдалось облачным и серым, точно спящее вокруг Кармёя море. Мелкий дождь, который почти не чувствовался на коже, тем не менее промочил плащи, штаны и смазанные жиром древки копий к тому моменту, когда отряд прошел семь рёстов до Снёртеланда. Еще через четыре рёста они войдут в деревню Копервик, а оттуда всего пять рёстов до крепости конунга Горма Авальдснеса, стоящей на холме, откуда короли всегда контролировали торговлю и корабли, направляющиеся на север через пролив Кармсунд.
Сигурд чувствовал легкую дрожь в крови, подобно воде, переливающейся через скамьи на корме корабля, когда подняты паруса и дует благоприятный ветер; страха, однако, не испытывал. Несмотря на заверения конунга Горма, что тот верен своей клятве, и его обещание ярлу Харальду заплатить серебром за воинов, убитых мятежниками, двадцать мужчин из Скуденесхавна приготовились к войне. У каждого имелись копье и щит, на головах – кожаные шапки, а у некоторых – железные шлемы. Каждый надел толстый шерстяной плащ, какие носят только зимой, и теперь они промокли от дождя снаружи и пота изнутри – зато могли до некоторой степени защититься от удара мечом.
Одни взяли с собой колчаны с остроконечными стрелами, другие засунули за пояса топорики, которые отлично справлялись с дровами или могли разрубить деревянную дверь дома, но главное, в «стене щитов» были намного полезнее мечей. Третьи вооружились двуручными боевыми секирами с длинной рукоятью, исключительно эффективными против щита и шлема. Именно благодаря таким топорам могучий воин Харальда Слагфид и отец Свейна Стирбьёрн завоевали славу неустрашимых бойцов, убивая врагов с одного удара и сея вокруг себя ужас. Но сегодня с ними не было Слагфида и Стирбьёрна. Сигурд жалел, что рядом нет Свейна, но его друг вместе с Улафом и тремя другими воинами отправился на лодке через Тюсвар.
Только двое в отряде были в бриньях, многочисленные переплетенные кольца которых блестели от дождя – такого же опасного врага, как стрела: от первого они начинали ржаветь, вторая могла ее пробить. И тем не менее каждый мужчина мечтал иметь бринью – это означало, что он богат и силен, или прикончил богатого и могучего воина и забрал его кольчугу. А еще – что его трудно убить, потому что бринья спасает от удара мечом или топором, и сейчас ярл Харальд и Сорли напоминали богов войны в своих железных плащах и сверкающих шлемах, с украшенными золотом и серебром рукоятями мечей и наручными кольцами из крученого серебра.
Они двигались, выстроившись в одну линию и, наверное, казались асам из Асгарда смертоносной змеей, ползущей на север через Кармёй. Ярл Харальд, Сорли и Сигурд шагали впереди.
Сигурд чувствовал себя Тюром, богом сражений, – очень подходящее сравнение, по его мнению, потому что Тюр вложил правую руку в глотку волка Фенрира, совсем как они сейчас, направлялись в пасть конунга, которому больше не доверяли. За свою храбрость Тюр навсегда остался одноруким, но его имя стало означать победу.
«Интересно, что нам приготовил конунг Горм?» – размышлял Сигурд.
Поверх шерстяной рубахи он надел кожаный плащ, принадлежавший Зигмунду, – брат носил его до того, как получил право на собственную бринью; ноги Сигурда защищали наголенники, и полоски железа, отполированные до блеска, казались особенно яркими на фоне темной кожи, к которой крепились. Как и у большинства, у Сигурда был скрамасакс, длинный нож с односторонней заточкой, исключительно удобный для того, чтобы добить раненого врага; но в отличие от многих, на левом бедре у него висел меч – совсем простой, без серебряной нити вокруг рукояти или других украшений. Но он был прямым и обоюдоострым, и на то, чтобы его выковать, ушел целый лунный цикл. Оружие не из тех, что привлекает завистливые взгляды, но, вне всякого сомнения, способное снести врагу голову. Кузнец, который его сделал, выгравировал рунами имя «Серп Тролля» на клинке в том месте, где он соединяется с гардой, и Сигурд считал, что эта надпись лучше любых украшений из золота и серебра. Надежные деревянные ножны с железными пластинами на концах защищал кожаный футляр, внутренняя поверхность была отделана овечьей шерстью с направленным вверх ворсом, чтобы легче доставать меч. Жир в шерсти оберегал оружие от ржавчины, а завитки плотно удерживали его в ножнах. Ощущая тяжесть оружия на боку, Сигурд чувствовал себя на фут выше.
– Теперь ты мой второй сын и должен выглядеть, как воин, который уже убивал врагов по моему приказу, – сказал его отец утром, когда вручил Сигурду меч, который достал из огромного сундука с боевым снаряжением. – Но не забывай, что сегодня ты будешь находиться среди моих лучших воинов. Бойцов, мужественно стоявших в скьялдборге и отвечавших смертоносными ударами на удары неприятеля. У многих нет даже такого меча, и кто-то станет завидовать тебе из-за того, что ты владеешь тем, что не заслужил.
– Пусть они скажут мне это в лицо, – ответил Сигурд, не сомневаясь, что его слова вызовут гнев отца, но Харальд мимолетно улыбнулся, и юноша увидел в его улыбке своего старшего брата Торварда.
– Давай покажем Бифлинди, что у нас еще есть зубы, – сказал ярл и сжал плечо сына.
Сигурд вытащил меч, и перед его глазами возник диковинный рисунок, шедший по всей длине клинка, точно дыхание дракона, – знаки, такие же уникальные для этого оружия, как мечты, наполнявшие его душу.
– Если конунг предаст тебя, отец, я его убью, – сказал Сигурд, убирая меч в ножны.
От этих слов на лице ярла появилась волчья ухмылка.
– Если он предаст меня, он будет мертв, – заявил Харальд.
– Смотрите, – сказал Орн Клювонос, глядя на бледный желток солнца, пытавшегося пробиться сквозь тучи.
– Уже и так тепло, – заявил Фроти, надувая щеки и, видимо, жалея, что не взял только копье, прихватив еще и боевой топор с огромным клинком в форме полумесяца.
– Зато мы получим мед и женщин, – сказал Финн Ингварссон, хромавший из-за старой раны.
Они поднимались по Салефьелль, высшей точке острова Кармёй, что никому не доставляло удовольствия, учитывая, что они были в полном боевом облачении. Но Харальд решил не рисковать и отказался от более легкого пути вдоль побережья на «Олененке», где им помогал бы ветер, потому что, если б корабли ярла Рандвера поймали их в проливе, все они погибли бы еще раньше, чем успели бы проклясть норн и печальную судьбу, которую они для них сплели.
– После того, как конунг повел себя с нами во время сражения, боюсь, любая женщина, которую он к нам отправит, будет переодетым троллем со столовым ножом в руке, направленным на наши яйца, – сказал Асбьёрн, и кое-кто фыркнул в ответ.
– Думаю, по сравнению с тем, что ждет тебя дома, тролль – самое то, – заявил Орн Клювонос, и все дружно расхохотались, когда Асбьёрн ткнул концом своего копья в его щит, висевший на спине.
– Лично мне хватит меда, – перебил их Агнар, и его слова были встречены одобрительным ворчанием. – И серебра, которое конунг нам должен за наших братьев по оружию, – добавил он.
Все замолчали, когда у них в памяти, точно тухлая вода, заливающая лодку, всплыли лица друзей, которых им не суждено было увидеть живыми.
Чайки пронзительно кричали, солнце грозилось вот-вот выйти из-за туч, а рука Сигурда то и дело касалась рукояти меча – ведь после стольких лет тренировок владения смертоносным оружием он стал членом отряда воинов Севера, наконец получил шанс испытать себя, доказать отцу и брату, что достоин крови, текущей в его венах.
Когда они вошли в сосновый лес, спускавшийся с вершины горы, точно темно-зеленый плащ, соскользнувший с плеча великана, раздались раскаты грома, и тут же начался сильный ливень.
– Проклятье! – проворчал Фроти и, следуя примеру товарищей, поднял над головой щит из дерева липы, когда дождь превратился в град, который отскакивал от поверхности и металлических умбонов.
– Очень вовремя, – прокричал Ульфар, мужчина с толстой шеей, когда они вошли под сосны, чьи густые верхние ветки защитили их от ливня.
В обычных обстоятельствах они пошли бы по прибрежной тропе до самого Авальдснеса, но никто не возражал против решения ярла пройти этот участок пути лесом. Никто в отряде не хотел сейчас видеть пролив Кармсунд, чтобы в памяти снова всплыли картины страшного поражения или крики умирающих друзей. Рана была еще слишком свежей, а вода в море – красной от крови их братьев.
Глядя вокруг, Сигурд вернулся в детство, когда примерно десять лет назад отец по приглашению конунга Горма взял его на охоту в этот лес. Оба мужчины, в те времена близкие, точно братья, много смеялись и обменялись серебряными кольцами и дорогими клинками. Они говорили о строительстве кораблей, рейдах на север и запад, и Сигурда буквально распирало от гордости из-за того, каким уважением пользовался его отец у конунга. И не имело никакого значения, что они не убили лося в тот день.
В конце дня они пировали в великолепном медовом зале, и Сигурд стал свидетелем того, как его отец объявил перед всеми собравшимися, что его меч принадлежит конунгу, что он и его люди будут сражаться за Авальдснес, когда у конунга Горма возникнет в них нужда. В ответ конунг будет охранять земли Харальда и позволит ему оставлять себе любую добычу, которую тот захватит во время рейдов на земли общих врагов. Конунг также подарил ярлу Харальду корабль – тот самый «Рейнен». Чтобы скрепить клятву, Потрясающий Щитом надел на шею Харальда великолепный серебряный торк, хотя теперь Харальд редко его доставал.
– Ха, дело не в том, что он тяжелый, а в обязательствах, которые накладывает, – прошептал Улаф на ухо Сигурду как-то вечером в «Дубовом шлеме», когда мед развязал ему язык. – Никому не нравится находиться под чужой пятой, даже если она принадлежит конунгу.
– Тогда почему мой отец не станет конунгом? – спросил Сигурд с юношеской непосредственностью и незамутненным жизненным опытом взглядом на мир.
Улаф рассмеялся и ответил:
– Возможно, когда-нибудь станет. И тогда другой ярл будет извиваться под его пятой, верно?
И вот теперь они направлялись в Авальдснес, чтобы узнать, что сталось с клятвой, принесенной десять лет назад, и что их там ждет – дружеская рука или ладонь, сжимающая рукоять меча.
Лесная тропинка была усыпана сухими сосновыми иголками, и пряный смолистый аромат деревьев и неожиданная тишина окутали Сигурда. Большинство нижних веток были чахлыми и голыми, коричневыми и хрупкими, ломавшимися при малейшем прикосновении края щита или древка копья. А над ними со стволов свисали зеленые и серебристые лишайники самых разных форм и очертаний – оленьих рогов и костей, обломков кораблей и старых тряпок. Сигурд почувствовал магию этого места, и волосы у него на затылке зашевелились.
Они шли по старой тропе между деревьями, вскоре ветви у них над головами полностью закрыли серый день, и вокруг стало темнее, чем летней ночью на лугу. Тишину нарушал только звук их шагов, шорох сухих иголок да время от времени капли дождя, которым удавалось просочиться сквозь густые листья у них над головами.
– Странно, что не видно птиц, – сказал Сигурд брату.
Тот нахмурился и принялся оглядываться по сторонам, чтобы убедиться, что Сигурд не ошибся.
– Итак, братишка, ты видишь предзнаменования в присутствии птиц, а теперь говоришь о других – когда их нет? – Сорли улыбнулся. – Ты не лучше Асгота.
– Но птиц нет, – настаивал Сигурд.
Сорли посмотрел вверх на тяжелые ветки, а через несколько шагов поднял копье и показал куда-то вдаль.
– Я вижу птицу, – сказал он. – Что еще это может быть?
Сигурд разглядел высоко на дереве серую ворону, чья грудка цвета холодного пепла в очаге выделялась на фоне темно-зеленой хвои. Он кивнул, неожиданно почувствовав облегчение, хотя не сумел сдержаться и сказал брату, что одна птица, возможно, хуже, чем ни одной…
Его слова еще висели в воздухе, словно круги от камня, брошенного в воду, когда из-за деревьев вылетела первая стрела. Она отскочила от шлема Финна Ингварссона; тот вскрикнул от неожиданности и наверняка покраснел от стыда за это.
– Щиты! – взревел ярл Харальд, и колонна содрогнулась, когда его воины выставили щиты и, сделав шаг вперед левой ногой, подняли копья к правому уху, приготовившись сделать бросок.
Из теней вылетели еще две стрелы, одна из которых угодила в чей-то щит.
– Сомкнуться! – рявкнул Харальд; колонна зашевелилась, словно натянутая веревка, и быстро перестроилась в прямоугольник со сторонами в пять человек и щитами, перекрывающими друг друга. – Покажись! – крикнул он, когда его люди, прячась за щитами, принялись перешептываться про предательство и то, каким куском дерьма оказался конунг. – Я – ярл Харальд из Скуденесхавна и направляюсь в Авальдснес по приглашению конунга.
Наступила тишина, потом под ногами захрустели ветки.
– Я знаю, кто ты, ярл Харальд! – прогремел голос сверху.
– Вонючий козлиный член, – прорычал Сорли, узнав голос конунга, который наполняло высокомерие властителя.
– Покажись, клятвопреступник! – крикнул Харальд, опуская щит и уперев конец копья в землю – смелый поступок, достойный ярла, однако Сигурд и все остальные держали щиты поднятыми и копья наготове. – Я хочу собственными глазами увидеть того, кто меня предал.
Еще одна стрела вылетела из-за деревьев и ударила в умбон на щите.
– Вон он! – крикнул Агнар.
– Я его вижу, – прорычал Асбьёрн.
Конунг Горм не ответил, и в лесу воцарилась тишина, которую нарушало лишь тяжелое дыхание людей Харальда и слова, обращенные к Одину и Тору. Сигурд почувствовал, как по его спине между лопатками начал стекать пот, и сердце отчаянно заколотилось в груди. Он подумал о погибших братьях Торварде и Зигмунде, пытаясь мысленно заставить воинов конунга Горма выйти из теней, чтобы прикончить их.
Кто-то громко пукнул, нарушая тишину, и вокруг послышались смешки.
– Чего они ждут? – спросил Орн Клювонос.
– Чем быстрее они выйдут, тем скорее мы разберемся с ними и сможем вернуться домой. Меня мучает жажда, вроде той, что вечно нападала на Стирбьёрна после того, как тот кувыркался в соломе с темноволосой красоткой, которую привез из Фёрдесфьордена.
– Они ждут тех, кого оставили следить за прибрежной дорогой, – ответил ярл Харальд, и Сигурд понял, что он прав. Конунг Горм разделил свои силы, потому что не знал, какую дорогу выберет Харальд.
– Значит, нам нужно атаковать их прямо сейчас, – сказал Клювонос, сплюнув на землю, усеянную иголками.
– Только после тебя, Орн, – сказал Харальд, но тот остался неподвижен, как скала.
– Траханый идиот, – проворчал кто-то в сторону Орна, и он тихонько выругался.
Даже если Бифлинди и ждал подкрепления, наверняка он привел сюда более чем достаточно людей, чтобы разобраться с двадцатью воинами из Скуденесхавна, и все это знали. И тем не менее Харальд не хотел разрушать «стену щитов», особенно учитывая, что они так и не увидели тех, кто пришел их убить.
– Ты устраивал рейды на людей, которых я поклялся защищать, ярл Харальд, – прозвучал обвиняющий голос конунга Горма, и его слова пронеслись по лесу, каким-то непостижимым образом заполнив его.
Это было неправдой, или те люди заключили с конунгом союз, о котором он забыл сообщить Харальду. Впрочем, правда сейчас не имела значения, Бифлинди требовался повод, чтобы оправдать то, что он нарушил клятву, данную ими друг другу.
– Ты лжешь! – крикнул ярл Харальд, который по-прежнему стоял, гордо выпрямившись и расправив плечи, квадратные, словно красный парус «Рейнена», подставив грудь под стрелу, если кто-то осмелится ее выпустить. – Ты и ярл Рандвер – змеи из одного гнезда. Мне интересно, ты используешь его как женщину или он – тебя?
Более страшного оскорбления, которое один мужчина бросал в лицо другому, просто не было, и в лесу воцарилась гробовая тишина – все ждали, что будет дальше.
– Мы заключили с Рандвером договор, – заговорил наконец конунг. – Он стал силен. И дал мне достаточно причин, чтобы я согласился быть его союзником.
– Ты хочешь сказать, он дал тебе серебро, – уточнил Харальд. – А в благодарность ты собираешься отдать ему мои земли. И мое серебро.
Справа послышался звон оружия и перекрикивающиеся голоса впереди.
– Сукиных сынов уже отлично видно, – прорычал Сорли, показав копьем на воинов, выстроившихся в линию и направлявшихся прямо к ним.
Их было около тридцати, и они, точно волки, крались между деревьями, не особо поддерживая строй.
– И вон там. – Сигурд показал копьем вперед и налево, где появился еще один отряд, прикрывавшийся щитами.
– Волосатые яйца Тора, схватка будет нелегкой, – сказал Фроти, почесывая нос грубой внутренней поверхностью щита.
– Я знаю, что мне не суждено умереть здесь, – пробормотал воин по имени Орлиг. – Я встречу свою смерть в морском сражении или вообще останусь в живых.
– Ему так сказал старый священник, который пришел в Скуденесхавн прошлой зимой, – пояснил Финн, – и ты глупец, если ему поверил, Орлиг, потому что мне он предсказал, что я разбогатею, когда прилетят стаи красных птиц. Я видел больше куликов, бекасов и красных мородунок, чем за всю свою жизнь, но серебра у меня не прибавилось.
– Старый дерьмовец сказал, что зуб у меня перестанет болеть к тому времени, когда он доберется до Копервика и ему нальют там первую кружку эля, – сказал Орн. – Даже собачье дерьмо делает предсказания лучше.
– А почему, ты думаешь, он ходит из деревни в деревню, а не служит какому-нибудь ярлу или конунгу? Вы – полные дураки, – заявил Сорли.
– И все же, я тут не умру. Это точно, – настаивал на своем Орлиг.
– Идут! – выкрикнул Сорли.
– Горм! – позвал Харальд, когда люди конунга вышли из-за деревьев и оказались на расстоянии броска копья. – Ты меня слышишь, клятвопреступник? Давай разрешим наши проблемы древним способом. Мой герой против твоего!
Раздался крик, «стена щитов», наступавшая слева, остановилась, и воины, составлявшие ее, уперли концы копий в землю. Потом они расступились, и в открывшуюся брешь проехал громадный воин, сидевший на лошади, кольчуга, шлем, ремни и ножны которого сияли от золотых украшений, и Сигурд невольно восхитился конунгом, который явился лично, чтобы их убить.
– Твоим героем был Слагфид, но его тело лежит на скамье в моем медовом зале, чтобы мои люди могли на него посмотреть, хотя сомневаюсь, что сейчас ты узнал бы его, – сказал Горм. – Мой годи захотел выколоть ему глаза, чтобы он не смог увидеть чертоги погибших героев, однако я ему не позволил. Слагфид был великим воином. – Конунг наклонился и сплюнул на землю, усыпанную сосновыми иголками. – Но твои сыновья такой чести не удостоились.
– Ты – ничтожество, лишенное члена! – завопил Сорли, от которого исходили волны ярости, подобные дыму погребального костра.
Внутри у Сигурда все сжалось, когда он представил, как какой-то годи вырезает глаза у Торварда и Зигмунда, и его поглотило такое сильное желание убить конунга Горма, что он начал задыхаться.
Однако ярл Харальд напоминал скалу, холодную и равнодушную; он не собирался доставлять удовольствие врагу, реагируя на его слова.
– Мой герой против твоего, клятвопреступник, – повторил он.
Конунг Горм похлопал лошадку рукой в браслетах, обдумывая предложение Харальда, и Сигурд заметил, что среди серых колец его бриньи сверкает несколько золотых.
– Почему бы и нет! – объявил конунг. – Мой отец любил повторять, что нельзя спешить с хорошим пиром. Пусть выйдет твой герой, и я назначу своего.
– Отец, – заговорил Сорли, – я требую этого права, как твой старший сын.
Ярл Харальд повернулся к Сорли, и улыбка, промелькнувшая в его бороде, напомнила Сигурду прежние времена.
– Нет, сын мой. Ты – хороший воин, но тебе еще есть чему учиться.
С этими словами Харальд вытащил булавку из серебряной броши на правом плече и снял голубой плащ, позволив ему упасть на землю. Затем отдал тяжелую брошь Сигурду, подмигнул ему, повернулся, подняв вверх копье и щит, и, сделав шаг вперед, громко спросил:
– И кого я должен убить?
Его люди громко приветствовали своего ярла и принялись выкрикивать проклятия в адрес тех, кто стоял перед ними.
Это было серьезное оскорбление со стороны Харальда, потому что все в Скуденесхавне знали, кто является первым бойцом конунга, и произнесенные Харальдом пять слов поставили под сомнение его репутацию.
Тэны Горма принялись стучать копьями, мечами и топорами по щитам и скандировать:
– Молдоф! Молдоф!
Воин вышел из строя и направился к ярлу Харальду, поворачивая голову из стороны в сторону, чтобы размять мышцы шеи.
– Сиськи Фригг, я бы не пригласил этого урода к себе домой на ужин, – проворчал Асбьёрн.
Все согласно забормотали, потому что Молдоф был огромен, под стать погибшему отцу Свейна Стирбьёрну. Одно дело – знать о репутации воина и даже видеть, как он расправляется с общими врагами, и совсем другое – увидеть его во плоти, понимая, что он стал твоим противником.
– Он всего на голову выше Харальда – сказал кто-то.
«И совсем немного шире в плечах», – подумал Сигурд.
– Но сильно уродливее, – добавил Орн Клювонос, что из его уст означало немало.
Харальд наставил свое громадное копье на Молдофа.
– Твой бык будет визжать так громко, что разбудит наших дедов, когда я выпущу ему кишки, – сказал он. – Однако он гораздо меньше, чем мне помнится. Неужели ты его совсем не кормишь, Горм?
Молдоф злобно ухмыльнулся. Не вызывало сомнений, что за свою жизнь он выслушал немало самых разных оскорблений. То, что он все еще был жив, чтобы насладиться ими, означало, что они стали последними словами в жизни его противников.
– Я помочился на трупы твоих сыновей, – сказал Молдоф Харальду с равнодушным выражением на лице – насколько такое возможно при его уродстве, – и это оскорбление было самым страшным, какое один человек может произнести в адрес другого.
– Когда Молдоф убьет тебя, ярл Харальд, – заявил Горм, буквально выплюнув слово «ярл», – мои люди прикончат твоих. А потом расправятся с сыновьями. – Он посмотрел на Сигурда, и тот почувствовал, как его глаза наполнил обжигающий, точно яд, огонь. – А ты вырос, мальчик, – продолжил конунг. – Но ты не такой красавчик, как твой брат.
– Я убью тебя, червяк, – прорычал Сигурд.
– Ты мне всегда нравился, мальчик, – улыбнувшись, заявил конунг и, повернувшись, посмотрел на Харальда. – Сегодня твоей кровной линии придет конец, Харальд.
Сигурду не требовалось смотреть на отца, чтобы увидеть волчью ухмылку, появившуюся у него на губах.
– Возможно, – ответил он. – Мы подождем тебя в чертогах Всеотца, клятвопреступник.
Новое имя, которым Харальд заменил прозвище Горма «Потрясающий Щитом», услышали все, вне зависимости от того, на какой они сражались стороне. Такие клички обычно пристают к человеку, точно дерьмо к овцам.
– Не разочаруй меня, Молдоф, – сквозь стиснутые зубы прошипел конунг.
Поединщик ударил древком копья по щиту, а соратники принялись громко подбадривать его, когда он вышел вперед, расправив огромные плечи, и кольца его бриньи зашевелились, словно воды серого моря.
– Распори ему живот, отец! – крикнул Сорли, который вытянулся вперед, точно волк на цепи, зная при этом, что у него нет выбора, что он должен стоять на месте и наблюдать за происходящим. – Этот бык быстро устанет, – сказал он Сигурду. – Кроме того, ему не хватит ума, чтобы победить отца. Такие громилы обычно не развивают мозги, они им просто не нужны.
– То же самое можно сказать и про красавчиков, – вмешался Асбьёрн и ухмыльнулся Сорли, который тут же назвал его криворуким сыном кобылы.
– Прикончи его! – проревел Фроти.
– Бей по проклятым голеням, – прорычал Орн Клювонос. – Он не сможет наклониться так сильно, чтобы помешать тебе.
– Ага, помочись на его корешки, пока он на них не смотрит, – добавил Финн.
Первый боец конунга стоял, словно вековой дуб, и, несмотря на советы, которые выкрикивали его люди, Харальд понимал, что найти его слабое место будет непросто.
Держа высоко щит, ярл сделал выпад копьем, такой сильный, что лезвие распороло бы живот любому другому воину. Однако Молдоф выставил щит и атаковал Харальда копьем сверху; тот втянул голову в плечи, и острие прошло по широкой дуге. Противники начали кружить около друг друга, выискивая слабые места; мышцы и сухожилия натянуты, точно струны, оба готовы в любой момент нанести удар.
Харальд поднял щит и сделал низкий выпад, но Молдоф отразил его копьем, а в следующее мгновение сила и мастерство обоих воинов расцвели пышным цветом. Все увидели, что они используют копья, как мечи, нанося сокрушительные режущие удары, отражая атаки противника, вращая ими, чтобы поразить соперника концом древка. Сигурд представил огонь, наполнявший их руки и плечи, обжигающий болью из-за того, что они держали копья в одной руке, но ни тот, ни другой не подавали виду, что происходит нечто необычное.
Затем Харальд сумел предугадать очередной выпад, выставил щит, который ударил по древку копья Молдофа, отбил его в сторону, бросился вперед и краем щита с силой врезал противнику по лицу. Великан отшатнулся, выплюнул кровь и зубы, и мужчины, окружавшие Сигурда, радостно завопили, когда Молдоф отхаркнулся, направив сгусток крови в Харальда. Ярл сделал шаг вперед и сделал выпад в лицо Молдофа, а когда поединщик конунга поднял щит, резко присел, его копье разорвало кольца бриньи на левом бедре великана, и они полетели во все стороны.
Молдоф взревел. Харальд размахнулся, нацелившись ему в горло, но великан успел вовремя поднять щит, и удар ярла, такой сильный, что у него наверняка чудом не сломалась кость, оказался бесполезным. Молдоф пустил в ход свое копье, оно ударило по древку копья Харальда, которое вонзилось острием в землю. В следующее мгновение великан поднял вверх колено и тут же опустил его, сломав оружие Харальда, но ярл взмахнул обломком и вонзил его в висок Молдофа – удар получился такой мощный, что свалил бы быка.
Затем Харальд сделал шаг назад и швырнул сломанное древко в щит Молдофа. Оба противника задохнулись, и Сигурд обратил молитву к Одину, надеясь, что тот наблюдает за схваткой.
– И это твой первый боец, клятвопреступник? – крикнул Харальд, обращаясь к Горму.
Двое или трое воинов конунга принялись подбадривать своего поединщика, требуя, чтобы он не тянул и отрубил ярлу голову, но большинство помалкивали – наверное, не привыкли к тому, что Молдофу потребовалось столько времени, чтобы расправиться с противником. Лицо конунга напоминало грозовую тучу.
– Ты нанес мне оскорбление, – продолжал Харальд, вытащив меч, и рисунок на его клинке, изображавший дыхание дракона, засиял в диковинных полутенях леса, точно спинка макрели на глубине в десять футов. – Любой из моих сыновей может легко справиться с лепешкой коровьего дерьма, которого ты зовешь своим первым бойцом.
Он произнес это с каменным лицом, но, судя по всему, надеялся, что его слова разозлят Молдофа, тот совершит глупость, и у него появится шанс прикончить великана. Однако первый боец конунга был не так глуп, как казалось. Он снова расправил громадные плечи и ухмыльнулся, потому что держал в руке копье, в то время как ярлу предстояло сражаться мечом и скрамасаксом.
Копье, точно молния, метнулось вперед и ударило в деревянный щит, в то время как Харальд продолжал двигаться, заставив великана вертеться на месте, чтобы тот потерял ориентацию, – единственное, что он мог сделать, поскольку его оружие было короче. Острие копья скользнуло по его шлему, потом левому плечу, Молдоф взревел, вскинул копье над головой, шагнул вперед и, вложив всю свою силу в удар, вонзил его в щит Харальда; тот треснул, и копье намертво застряло между планками. Харальд дернул щит назад, вырвав копье из руки Молдофа, и швырнул все это на землю. Копье сломалось – и в щите остался его кусок длиной в фут, – а Харальд снова выпрямился во весь свой рост.
Пронзить щит копьем, зажатым в одной руке, – подвиг, достойный прославления в саге, и все это знали. У Сигурда по спине побежали мурашки, потому что боги любят такие деяния. И, будто чтобы забить гвоздь еще глубже, Молдоф взял свой щит обеими руками, повернулся, отклонился назад и подбросил его высоко в воздух, где тот несколько раз перевернулся, а затем ударил в Финна Ингварссона, сбив его с ног. Тэны конунга обезумели от демонстрации столь могучей силы и принялись оглушительно вопить, когда Ингварссон, радуясь тому, что борода скрыла его покрасневшие щеки, поднялся на ноги.
– Проклятье, Финн! Ты что, не мог удержаться на ногах? – взревел Асбьёрн, на что Ингварссон спросил, что стал бы делать он сам, учитывая, что у него не было щита.
– Он разрубил бы тебя на две половины, – ответил Финн за Асбьёрна, – так что закрой пасть, криволапый!
– Ладно вам, девочки, – сказал Сорли, когда Молдоф пошел на Харальда, с кряхтением нанося удары огромным мечом по щиту с торчавшим из него древком копья с такой силой, что во все стороны летели обломки.
У Харальда не оставалось выбора, как отступить. Тут на его щит обрушился удар сверху, и клинок застрял в одной из планок. Молдоф именно этого и добивался; он рванул щит на себя, Харальд потерял равновесие, и великан врезал правым кулаком в лицо ярла. Сигурд услышал, как затрещали кости, но каким-то непостижимым образом его отец не выпустил щит и сделал шаг назад. Молдоф, размахивая мечом, пошел на него и отрубил нижнюю треть щита. Следующая атака позволила ему отхватить еще кусок, и когда Харальд отбросил его, Сигурд увидел, что клинок Молдофа поразил еще и руку, и на рубахе в том месте, где заканчивалась бринья, начало расползаться алое пятно.
– Прикончи его, отец! – крикнул Сорли.
Сигурд видел, как отец поджал губы, и понял, что он испытывает сильную боль. Молдоф тоже это почувствовал – так волк понимает, что его соперник ранен. Он метнулся к ярлу и принялся без передышки, точно кузнец по наковальне, наносить удары по поднятому мечу, не сомневаясь, что если какой-то из клинков и сломается, то не его. Единственное, что мог сделать ярл, это укрыться от смертоносной бури своим мечом; его рука принимала на себя могучие атаки. Оглушительный звон наполнил уши людей и, возможно, богов.
Неожиданно Молдоф нанес удар вниз и сбоку. Харальд не успел среагировать; клинок вонзился ему между ребер и разрубил бы пополам, если б не кольчуга.
Ярл взревел от боли, и Сорли громко выругался. Все знали, что у Харальда сломаны ребра, хотя сказать это наверняка было невозможно, потому что он выпрямился, левой рукой вытащил скрамасакс и принялся размахивать им перед лицом Молдофа, чтобы выиграть время и немного отдышаться.
Молдоф сделал выпад мечом, и Харальд отбил его более коротким клинком, затем сделал шаг и врезал рукоятью меча Молдофу в лицо. Тот взвыл, вцепился в пояс Харальда и, потянув его на себя, ударил головой в шлеме в лицо. Когда они отошли на шаг друг от друга, лица обоих покрывала кровь, которая капала на землю с бород.
Харальд метнул свой скрамасакс. Сигурд множество раз видел, как отец поражал им цель, но, возможно, кровь застилала ему глаза, потому что клинок пролетел мимо Молдофа, не причинив тому никакого вреда, и он бросился на Харальда, точно разъяренный бык, нанося удары в ноги. Вот он попал ярлу в бедро, и тот опустился на одно колено.
Вокруг Сигурда раздались стоны, а Харальд опустил голову, и кровь начала капать с его бороды на бринью, когда на страшном лице Молдофа появилась ухмылка, и он поднял меч, собираясь нанести ярлу смертельный удар.
Сигурд опустил руку со щитом и прикоснулся к серебряной броши отца, которую закрепил у себя на ремне.
– Он собирается разрубить Харальда, точно бревно, – пробормотал Агнар.
Меч Молдофа начал опускаться, но ярлу каким-то непостижимым образом удалось увернуться, и клинок вонзился в землю рядом, а в следующее мгновение Харальд издал яростный крик и, размахнувшись мечом, рубанул Молдофа по предплечью, полностью отхватив ему руку.
Великан взвыл и отступил назад, оставив свою руку, продолжавшую сжимать меч, на усыпанной сосновыми иголками земле и размахивая перед собой окровавленным обрубком.
– Убейте их! – взревел конунг Горм.
– Две «стены щитов»! – приказал Харальд, который вскочил на ноги и начал пятиться к своим людям, которые перестроились в два скьялдборга в форме стрелы, с ярлом на наконечнике и двумя его сыновьями рядом с ним. – О́дин! – издал Харальд яростный боевой клич. – Один!
Но боги уже наблюдали за схваткой, и Сигурд чувствовал их присутствие. Валькирии летали между ними, невидимые, выбирающие тех, кому суждено было умереть.
«Стена щитов» в форме стрелы – хорошая тактика, когда нужно помешать врагу атаковать с флангов, но Сигурд понимал, что здесь она не сработает. Даже если часть людей конунга продолжала наблюдать за побережьем и еще один отряд он оставил охранять Авальдснес, в двух скьялдборгах было достаточно воинов, чтобы одержать победу и отнять жизнь у его бывшего союзника.
– Скоро мы будем пировать с Зигмундом и Торвардом, братишка, – сказал Сорли, улыбнувшись Сигурду. – Но еще не сейчас. Сначала мы прикончим половину сукиных сынов, предавших нас!
Стрела вонзилась в щит Сигурда, и он увидел лучника справа от себя, который ухмылялся, явно получая удовольствие от происходящего.
– Я горжусь вами, парни, – проговорил их отец сквозь стиснутые зубы. – Ни у кого нет сыновей лучше.
Сорли кивнул, и Сигурд вслед за ним; он знал, что в этой жизни ему не суждено снова посмотреть в глаза брата.
– Итак, воины Скуденесхавна, – сказал их отец, обернувшись через плечо, – пусть они думают, что мы пустили тут корни, что поклялись Всеотцу удерживать этот клочок земли до самого Рагнарёка.
– А потом? – спросил покрытый потом воин по имени Хопп, который быстро снял кожаную шапочку, чтобы стереть предплечьем жир с лысой головы.
– А потом жди, что тебе прикажет ярл, тупица, – ответил Сорли.
– Потом мы прикончим вонючих свиней, – пояснил Асбьёрн.
Сигурд смотрел, как приближаются две «стены щитов», по тридцать человек в каждой, и почувствовал, что внутри у него все сжалось. Ну, вот, началось, – подумал он, взглянув на темные ветви сосен. – Здесь я прославлюсь. Не дорога китов[2], но и тут можно себя показать.
– Я же вам сказал, что не умру здесь, – заявил Орлиг и ударил древком копья по щиту. – Так что приглашаю желающих надраться до потери сознания сегодня вечером, когда мы покончим с ублюдками.
Его слова были встречены дружными криками – больше никто не сомневался в предсказанной ему судьбе. Орлиг шагнул вперед, покинув строй, расправил плечи, отвел назад руку с копьем и с силой швырнул его. Оно пролетело между деревьями, пронзило щит одного из людей конунга и пригвоздило его руку к груди. Люди ярла Харальда ликующе закричали. Не жалко было потерять копье ради того, чтобы увидеть, как воин Горма с пронзительным стоном покинул скьялдборг, прижимая к груди диковинную конструкцию и не имея представления, что с ней делать.
– Эй, Потрясающий Щитом, познакомься с Пробивающим Щиты! – завопил Фроти; кто-то принялся стучать по щиту, и к нему присоединились остальные люди Харальда, настраиваясь на предстоящую бойню.
Выглядывая из-за кромки щита, Сигурд смотрел на врагов, которые приближались, собираясь их убить, видел серебряные кольца в бородах и волосах, читал их мысли так же, как некоторые люди умеют читать руны. «Они напуганы, – подумал он. – Даже несмотря на количество и злобные крики, они боятся того, что может сделать меч с человеческой плотью. Они боятся меня. И правильно делают, потому что в руках у меня копье, а в жилах течет кровь ярла».
– Приготовиться! – прорычал через плечо его отец. – Остановите их, парни из Скуденесхавна!
Мышцы Сигурда дрожали от напряжения, кровь бурлила в руках и ногах; украшенное рунами копье нашептывало, подталкивало, требовало позволить принять участие в кровавой бойне.
В этот момент конунг Горм отдал приказ, которого ждал Харальд, и два длинных скьялдборга остановились, точно волна, налетевшая на скалистый берег. Линии перестроились: щиты, мечи или топоры в первом ряду, копья, готовые полететь сквозь бреши в головы противника – сзади. Но в течение нескольких мгновений скьялдборг не будет единым целым со щитами, перекрывающими друг друга и плотно стоящими на земле ногами. Ярл Харальд знал, что в эти несколько мгновений воины конунга покинут свои места, чтобы занять новые позиции.
– Вперед! – выкрикнул он; его люди яростно взревели и помчались на врагов, которые даже подумать не могли, что их могут атаковать. – Убивайте их! – заорал Харальд, разрубил мечом щит ближайшего врага и обратным движением снес ему голову.
Один из людей конунга поднял щит, чтобы блокировать копье Сигурда, но тот сдвинулся влево, пригнулся и сбоку вонзил копье в пах неприятеля, который дико закричал, точно раненая лисица. Сорли впечатал щит в щит врага с такой силой, что тот повалился на своих товарищей, затем вонзил ему в живот копье, и он превратился в кровавое месиво прежде, чем успел восстановить равновесие.
– Держитесь! Держитесь! – кричал кто-то, возможно, конунг, и, хотя они не побежали, люди Авальдснеса напоминали команду корабля, налетевшего на скалы – в эти первые мгновения схватки они умирали под разящими ударами мечей.
Один из врагов замахнулся на Сигурда мечом, но тот отскочил от кожаной куртки, и юноша расправился с неприятелем, вонзив копье ему в шею. Когда он его вытащил, во все стороны полетели брызги крови и обнажилась плоть. В следующее мгновение Сигурд увидел, как из груди Агнара вырвалось острие копья, и понял, что люди конунга пошли в наступление. Оглушительный шум наполнил его мир – Сигурд, который отражал щитом удар за ударом и делал выпады копьем, слышал только рев крови в ушах.
Краем глаза он увидел, как Сорли вонзил меч в рот врага, и, повернув, вытащил его в фонтане крови и костей, а потом отразил атаку, которая могла лишить его руки. Упал Орн, потрясенный тем, что случилось, когда воин конунга отрубил ему половину лица ниже носа. Хоппу две стрелы угодили в спину и еще одна в грудь. Орлиг яростно взревел, бросая вызов судьбе и проклиная двоих врагов, которые рубили его мечами на части, и в это короткое мгновение Сигурд представил, как он найдет старого прорицателя в Вальхалле и свернет ему шею. Вокруг юноши умирали люди из Скуденесхавна, но их товарищи сомкнули щиты и отчаянно сражались, призвав на помощь весь свой опыт и ярость, чтобы пожить еще немного.
– Ярл! – крикнул кто-то.
Оглянувшись, Сигурд увидел, что его отец распорол живот одного из врагов, не обращая внимания на то, что его окружили еще трое. Они атаковали его копьями; по великолепной бринье потоком текла кровь.
– Уходи, брат! – крикнул Сорли, стоявший плечом к плечу рядом с Сигурдом, отбил неприятельский меч и зарубил напавшего на него воина. – Ты должен бежать! Прямо сейчас!
– Нет!
Сигурд потерял свое копье, и Серп Тролля был покрыт кровью, но он еще не утолил своей жажды.
– Кто отомстит за нас, если не ты? – прорычал Сорли. – Уходи!
– Нет, брат!
Щит Сигурда был в трещинах и стал бесполезен; он отбросил его, отразил удар клинка мечом, отбив его в сторону, и вонзил Серп Тролля в бородатое лицо, обдавшее его водопадом горячей крови.
Рядом с ними упал Фроти, которому в череп вонзился топор.
– Беги, брат. Отомсти за нас!
В их сторону понеслось копье, но Сорли сбил его на землю на расстоянии ширины ладони от груди Сигурда.
– Увидимся в чертогах Одина. – Брат ухмыльнулся. – Клятвопреступник! – взревел он, и в бушующем хаосе Сигурд увидел конунга Горма, который сидел на своей лошади, держа копье на коленях.
Он увидел, как Горм поднял голову и встретился глазами с Сорли. В следующее мгновение Сорли, Финн и Асбьёрн помчались к конунгу. Воины из Авальдснеса начали стягиваться к нему, точно кулак вокруг рукояти меча. Сорли получил удар мечом в шею, споткнулся, но продолжал бежать вперед, выкрикивая проклятья и обещая смерть предателю.
Сигурд повернулся, упал на одно колено, и Серп Тролля отхватил атаковавшему его врагу ногу у самого бедра. Тот упал, пронзительно крича, а Сигурд вскочил и, перехватив меч двумя руками, разрубил неприятеля пополам. И вдруг обнаружил, что рядом нет ни одного воина Горма – лишь деревья и окутанный мраком лес. И тогда он побежал.