Пролог
775 год нашей эры
Авальдснес, Норвегия
В лесу царила тишина, которую нарушали лишь мужчины, медленно и осторожно шагавшие по тропе. Они не делали резких движений – головы втянуты в мощные, как у волков, плечи, глаза полуприкрыты, чтобы их не выдали белки́. И все же то и дело кто-то наступал на ветку, и та с треском ломалась; тут и там раздавался шорох сосновых иголок под ногами, – и тогда виновный безмолвно проклинал себя за неловкость, замирал, превращаясь в неподвижную скалу и пытаясь понять, не бросился ли самец лося спасаться бегством.
По крайней мере, пока животное, шкуру которого пятнали золотистые крапинки утреннего солнца, пробивавшегося сквозь ветви деревьев, находилось против ветра и не подозревало об опасности.
От группы отделились охотники – двое мужчин и мальчик. Все трое держали в руках копья, и то, что нес мальчик, было в полтора раза больше его самого, с таким толстым древком, что тот едва с ним справлялся. Впрочем, за целый день он ни разу не выпустил его из рук. К своим семи годам мальчик уже твердо знал, что в лесу, где можно встретить кабана, расставаться с копьем нельзя ни в коем случае. И уж, конечно, не когда рядом отец, а еще конунг; и не важно, как сильно побелели костяшки пальцев или как отчаянно они болят.
Наверное, им стоило подождать лучников и собак. Но правители нетерпеливы, и конунг, чья медного цвета борода топорщилась на ветру, повернулся, улыбнулся мальчику, приложив толстый палец к губам, и жестом показал его отцу, чтобы тот двинулся направо, вдоль края прогалины. Мальчик знал, что это огромная честь, и в его груди расцвела горячая гордость. Как только конунг соберется бросить копье, лось это почувствует и побежит на восток. Вот тут-то ярл Харальд и поразит его метким броском.
Мальчик замер на месте, чувствуя, как сердце отчаянно колотится в груди, и от волнения внутри у него все сжимается. Он бы скорее умер, чем стал тем, кто сейчас испугает зверя и испортит охоту.
Думая о том, что самец великолепен, мальчик одновременно старался сохранять максимальную неподвижность, как учили его братья, медленно, едва слышно вдыхая сладковатый, насыщенный запах древесной коры, сосновой смолы и мха, заползшего на нижнюю часть стволов. В окружавшем его кустарнике шевелились тени, по древней звериной тропе неподалеку пробежало какое-то животное, далеко за спиной у них отражался от деревьев лай собак, но мальчик не спускал глаз с лося, надеясь одним взглядом удержать его на месте, как будто его глаза могли превратиться в Глейпнир, выкованную гномами цепь, которая пленила могучего волка Фенрира.
Затем, пряча руку за собственным телом, конунг знаком показал мальчику, стоявшему за ним, что тот должен бросить первое копье. Мальчик моргнул и с трудом сглотнул. Они вышли на охоту еще до рассвета, это была первая достойная дичь, которую им удалось встретить, – и вот ему оказана честь сделать первый бросок. К семи годам он твердо знал еще одно: когда человек, чью шею украшает торк толщиной с твое запястье, велит бросить копье, ты не имеешь права промахнуться. Мальчик каждый день тренировался с мечом и щитом, но не учился обращаться с копьем, таким толстым, что ему едва удавалось удерживать его в руках.
Мальчик кивнул конунгу, и тот коротко кивнул в ответ. Он хотел бы посмотреть, где находится его отец, но не мог позволить себе отвлечься от мыслей о лосе.
«Перед тем, как бросить копье, мысленно представь, что оно летит прямо в цель, – говорил ему брат Сорли, которого, вне всякого сомнения, учил Зигмунд, а того – Торвард, как принято у братьев. – Ты должен увидеть, как копье проходит сквозь плоть зверя и вонзается в его сердце. И только после того, как эта картина появится перед твоим мысленным взором, делай бросок».
И мальчик, выставив вперед одну ногу и приготовившись вложить в движение силу всех своих семи лет, представил, как острие пронзает сердце лося.
Однако самец, проживший на свете гораздо больше лет, чем мальчик, неожиданно пошевелился и принюхался. Он был настоящим великаном, более семи футов, с громадной головой и рогами, расстояние между которыми превышало рост мальчика. Шерсть лося встала дыбом, он опустил великолепную голову и прижал уши. Мальчик находился совсем рядом – он мог даже разглядеть мух, вившихся около его морды, и услышать хруст, когда зубы лося вгрызались в жесткие растения.
Пора!
Мальчик сделал три быстрых шага, а на четвертом бросил копье. Оно полетело по небольшой дуге и ударило в правую заднюю ногу лося, но недостаточно сильно, чтобы пронзить плоть. Сохатый взревел, повернулся и помчался сквозь деревья в сторону отца мальчика.
Харальд издал оглушительный вопль, под стать реву лося, и бросил свое копье; наконечник сверкнул в лучах солнца, точно вспыхнула молния, но каким-то непостижимым образом лось оказался невероятно быстрым для своих размеров – копье ярла оставило алую полосу у него на шее и улетело в гущу деревьев.
– Задница Тора! – завопил Харальд, когда лось помчался прочь, не разбирая пути, ломая ветки и разбрасывая в стороны хвою, и скрылся в чаще леса.
Однако конунг, положив руки на колени и воткнув свое копье в землю рядом, оглушительно хохотал, и его смех отражался от деревьев.
– Что тут смешного? – крикнул отец мальчика, чье лицо под золотистой бородой покраснело от ярости: он промахнулся, что было само по себе плохо, а теперь еще его хозяин смеялся над ним.
Продолжая хохотать, конунг выпрямился, подошел к мальчику и обнял его за плечи. Тот сразу же выпрямил спину и выпятил грудь, попытавшись за одно короткое мгновение стать старше на год.
– Твой мальчишка, Харальд! – сказал конунг. – Клянусь богами, у него талант, он отлично бросает копье. Можешь не сомневаться, гордый лось обделался, когда увидел лицо малыша Сигурда.
Мальчик не мог понять, смеется над ним правитель или хвалит, и попытался улыбнуться, но почувствовал, что у него ничего не получается. И тут его отец тоже рассмеялся, и громоподобный хохот двух мужчин напомнил мальчику грохот морского прибоя.
– Не хотел бы я быть твоим врагом, малыш! – сказал конунг и с такой силой стукнул мальчика по плечу, что у того на мгновение помутилось в голове.
Однако он продолжал размышлять про самца лося и о том, что не сумел его убить. И в конце концов дал себе слово, что в следующий раз пронзит копьем плоть зверя. В следующий раз он будет сильнее.
– Не знаю, как ты, Харальд, но меня мучает жажда, – заявил конунг, вытаскивая копье из земли.
– Я постоянно страдаю от жажды, – ответил ярл, когда под оглушительный лай собак, почувствовавших запах лося, к ним начали подходить остальные члены отряда, старавшиеся поскорее оказаться рядом со своими лордами.
Сигурд поднял копье, и Харальд показал на его наконечник.
– Видишь кровь, малыш? – спросил он. – Это был хороший бросок. Лучше моего.
После этого они повернули на север, чтобы вернуться в дом конунга Горма, где их ждала медовуха.
И теперь копье больше не казалось мальчику таким тяжелым, как прежде.