Викинг. Бог возмездия - читать онлайн

Глава 1

785 год нашей эры

Скуденесхавн, Норвегия

Ярл пробежался пальцами по хрящикам и белым костям, лежавшим на тарелке перед ним, потом поднял блестящую от жира руку к кольцам из переплетенного серебра, украшавшим его левое предплечье, и втер жир в кожу под металлом. В его бороде начала расцветать улыбка, которая стала еще шире, когда одно из колец сдвинулось настолько, что он сумел подсунуть толстый указательный палец под головы оскалившихся зверей, около года или даже больше замыкавших круг.

– Это тому, кто сумеет сбить Улафа с ног! – проревел он, стащил кольцо с руки, поднял его вверх – от него отразился мерцающий свет масляных ламп – и со стуком положил рядом со своей деревянной тарелкой. В ответ раздался оглушительный грохот ладоней по сосновым доскам стола.

– Пора нам обновить истории Хагала. Он вот уже несколько лет рассказывает нам одно и то же – и думает, что, просто изменив имена, может нас дурачить!

Все, кроме Хагала Песнь Ворона, который стал малиновым под своей аккуратной бородой и принялся не слишком рьяно защищаться, дружно рассмеялись.

– Он думает, мы не понимаем, что он раз за разом преподносит нам одни и те же объедки, – проревел Харальд, и огромная серебряная брошь у него на правом плече, удерживавшая плащ, сверкнула в свете факелов. – Но вот чего он не знает, так это что когда он пердит ртом, мы мирно спим.

Собравшиеся за столом поддержали его дружными криками и принялись стучать ладонями по скамье, а бедный скальд ударил по воздуху рукой и поднес к губам рог.

– Постарайся не сломать кому-нибудь шею, Улаф! – предупредил его Харальд, подняв вверх блестящий от жира палец и нахмурив брови.

Не поворачиваясь, чтобы посмотреть, готов ли кто-то бросить вызов – потому что таковые всегда имелись, – Улаф пожал широкими плечами и встал со скамьи, стряхивая крошки хлеба с рубахи, туго обтянувшей похожую на бочку грудь. Затем поднес рог с вином к толстым губам и осушил его до дна под громкие вопли и громоподобный стук ладоней по столу, от которого содрогнулись деревянные стены жилища ярла.

– Не спеши, Улаф! Тебе придется много лет жить с унижением, которое тебя сейчас ждет, – сказал Сорли, ухмыляясь друзьям, которые подняли рога с медом, приветствуя его похвальбу.

Мужчины и женщины сбились в дальних углах; собаки принялись рычать, сражаясь за объедки.

– Ха! – вскричал Улаф, перевернул рог над головой, показывая, что тот пуст, и тут же швырнул его темноволосой рабыне, которая, явно проделывая этот трюк не один раз, ловко его поймала.

– Очень скоро твоими друзьями станут мыши и собаки, старик, – сказал Сорли, который принялся разбрасывать ногой свежий камыш на полу и чуть не потерял равновесия. – Запомни, что сейчас произойдет, Песнь Ворона! – крикнул он скальду, скривившему губы.

Сигурд поднес собственный рог к губам и пробормотал в него проклятье. Его друг Свейн, сидевший рядом, молча покачал головой, и его толстые рыжие косы разлетелись в стороны, точно веревки на парусах.

– Твой брат спятил, – заявил он и ухмыльнулся. – Но мы отлично повеселимся.

Сигурд неохотно кивнул. У него было совсем неподходящее настроение для шуток, и все вокруг это знали. Однако он останется и будет смотреть, как его старший брат начнет выкрикивать похвальбы, частенько наполнявшие зал, точно пар от дыхания – небо.

– Тебе следует отвернуться, мальчик, – рявкнул Сорли, обращаясь к Хареку, который выделялся среди седых, громко вопящих мужчин своим безбородым лицом, но еще больше волосами, белыми, словно пена эля и гладкими, как у девушки. – Я не хочу, чтобы ты видел, как твой старый отец плюхнется на задницу на глазах у своих друзей.

Сорли нахмурился и запустил руку в густые, золотого цвета волосы, из-за которых, когда он распускал их, как сейчас, его называли Бальдр – все мужчины и женщины считали, будто он похож на самого красивого из богов. Однако Бальдр, сын Одина, славился еще и мудростью, и тут, по мнению Сигурда, сходство между ними заканчивалось.

Харек вместо того, чтобы отвернуться, кивнул и, мягко улыбнувшись, взглянул на мать, которая держала на руках его новорожденного брата; и из одеяла, точно пучки травы, торчали белые, как у самого Харека, волосы. Их мать закатила глаза, покачала головой и снова стала что-то шептать на ухо маленькому Эрику.

– Я готов, мальчик, – сказал Улаф, расталкивая мужчин, собравшихся в центре медового зала, чтобы понаблюдать за схваткой. – И никаких слез, на тебя смотрят твои отец и братья.

Улаф подмигнул Сигурду, и тот, не удержавшись, улыбнулся самому близкому другу своего отца, его брату по оружию.

«Как странно, – подумал Сигурд, забираясь на скамью, чтобы лучше все видеть, – я хочу, чтобы Улаф уложил хвастуна Сорли на тростник на полу – и одновременно, чтобы брат показал себя с лучшей стороны, может, даже удивил всех, победив Улафа».

– Не опозорь нас, братишка, – выкрикнул Торвард, подняв рог с медом, однако его волчья ухмылка не смогла скрыть серьезности слов.

Будучи старшим из братьев, Торвард относился к семейной чести гораздо серьезнее, чем любой из них, разве что за исключением отца, и Сигурд не сомневался, что, если Улаф одержит слишком быструю и легкую победу, Торвард посчитает, что его долг – бросить Улафу вызов, дабы спасти остатки семейной гордости.

– Эй, Асгот! – взревел Слагфид, и его голос прокатился по залу, точно раскаты грома, заглушив все остальные звуки. – Кто одержит победу? Что говорят твои руны?

Однако годи проигнорировал первого бойца ярла Харальда, который, возможно, единственный из присутствующих, кроме самого Харальда, позволял себе обращаться к нему подобным образом, и сидел справа от находившегося на возвышении ярла, точно черная туча, грозившая вот-вот пролиться дождем.

– Ты и Асгот – сегодня дерьмовая компания, – сказал Сигурду Свейн.

Он взял гребень из оленьего рога, висевший у него на шее, и провел зубцами по намеку на рыжую бороду, которой невероятно гордился. Сколько раз за свои семнадцать лет Сигурд слышал, как его друг хвалился родством с самим богом грома Тором?

– Неужели мешок с костями в руках нашего годи делает тебя таким же мрачным, какими бывают женщины во время плавания по кровавой реке?

Зал огласил оглушительный рев, когда Улаф и Сорли налетели друг на друга, точно самцы оленей во время брачных игр.

– Ты же прекрасно знаешь, что это не так, – ответил Сигурд.

Сорли высвободился из хватки Улафа и поднял кулак, но промахнулся, и все дружно взвыли, когда Улаф оглянулся и спросил, видели ли они, что произошло.

– У нас тоже будет возможность себя показать, – сказал Свейн. – Наш старик конунг Бифлинди позаботится о том, чтобы таких боев было больше, чем волос на мошонке Тора.

Улаф врезал кулаком в висок Сорли, и того отбросило назад, но он устоял на ногах.

– У нас с тобой будет полно времени, чтобы прославиться, – добавил Свейн и хитро улыбнулся, намекая на «мечи» у них в штанах.

– Но не завтра, – заметил Сигурд с горечью, которая грызла его, словно ржавчина железный шлем.

Он учился владеть мечом, топором и щитом с тех самых пор, как смог удерживать их в руках, однако ему придется остаться дома, в то время как три его брата и отец отправятся в сражение.

– Давай выпьем! – сказал Свейн, с такой силой стукнув своим рогом по рогу Сигурда, что мед перелился через край и на плечо его соседа, которого так поглотила схватка, что он ничего не заметил.

«Впрочем, он вряд ли стал бы связываться со Свейном», – подумал Сигурд, потому что уже сейчас его друг был сложен, как тролль.

А еще через несколько лет он превратится в великана с рыжей бородой, возможно, даже станет крупнее своего отца, Стирбьёрна, который сидел в противоположном конце зала. Его борода промокла от меда, на коленях пристроилась шлюха, и он не обращал ни малейшего внимания на схватку.

Сигурд выпил.

– Так-то лучше, – сказал Свейн.

Он вытер губы тыльной стороной ладони и так громко рыгнул, что на глаза Сигурда чудом не навернулись слезы. В этот момент Улаф поднырнул под ведущую руку Сорли, врезался левым плечом ему в грудь, ухватился за предплечье обеими руками и отжал назад кисть своего молодого соперника, которому пришлось упасть на колени, чтобы избежать перелома.

Беспомощный Сорли выкрикнул ругательство, а Улаф, который крепко его держал, вытянул вперед руку и широко зевнул.

– Проклятье! – вскричал стоявший в открытых дверях Аги, который затягивал ремень на громадном брюхе после визита в отхожее место. – Я все пропустил!

– Да не особо, – ответил кто-то из зрителей.

– Еще желающие есть? – спросил Улаф, обводя взглядом собравшихся, точно кузнец, который шевелит угли клещами.

Несколько человек отозвалось на его призыв, парочка выступила вперед, – но когда они увидели, что Торвард пробивается сквозь толпу, отошли назад, демонстрируя уважение, и не только потому, что он был сыном ярла.

– Я сражусь с тобой, дядя! – услышал собственный голос Сигурд, и кое-кто в зале рассмеялся. – И если я одержу победу, то получу завтра место на «Рейнене».

Его слова вывели Улафа из равновесия гораздо больше, чем чьи-либо, произнесенные в «Дубовом шлеме», и он посмотрел на своего ярла, однако Харальд не сводил с Сигурда сердитого взгляда. А вот скальд Хагал совсем не хмурился. Вызов Сигурда вырвал его из мрачного настроения, точно рыбу из темных морских глубин, и он взобрался на скамью, чтобы ничего не пропустить, пролив по дороге часть меда из рога.

– Сядь, мальчик! – крикнул Харальд Сигурду, взмахнув рукой с унизанными серебряными кольцами пальцами. – Я уже стал свидетелем того, как одного из моих сыновей выставили дураком, причем без малейших усилий. Я не допущу, чтобы ты тоже оказался на коленях.

– Пусть дерется! – выкрикнул кто-то.

– Я видел, как они со Свейном тренировались с копьями, он хороший боец, – добавил кто-то другой из толпы.

Улаф почесал бороду, похожую на воронье гнездо, и посмотрел на ярла Харальда.

– Я не причиню ему вреда, – сказал он. – Если малец, конечно, не станет меня щекотать. – Он широко улыбнулся Сигурду и пояснил: – Не выношу щекотки.

– Пусть попытается, отец, – вмешался Зигмунд, другой брат Сигурда, который стоял на скамье возле очага, обнимая двух красивых рабынь. И, когда он заговорил, белые зубы сверкнули в зарослях его золотистой бороды. – Если он сможет побить Улафа, значит, будет полезен во время завтрашнего похода.

Сигурд благодарно ему кивнул, и брат кивнул в ответ.

– Нет, Сигурд, – сказал Торвард, красивое лицо которого, казалось, высечено из гранита. – Продолжай страдать и дальше, это мой поединок.

«И не позорь всех нас», – услышал Сигурд в его словах.

Внутри у него пылал обжигающий огонь, и он чувствовал, что все на него смотрят – даже Вар и Вогг, две гончих его отца, уставились своими красными глазами. Он много раз просил у отца разрешения занять место в «стене щитов»[1], но в первый – в присутствии его друзей и мужчин деревни, способных держать в руках оружие. С такой же неизбежной уверенностью, с которой якорь погружается в морское дно, Сигурд знал, что если отец ему откажет, его унижение будет полным. Возможно, Харальд тоже это понимал – или посчитал, что младший сын должен получить полезный урок о том, что значит быть взрослым мужчиной; так или иначе, ярл кивнул, и для Сигурда его решение было слаще самого сладкого меда, какой ему довелось испробовать. Торвард выругался, пожал могучими плечами и, качая головой, отступил, показывая, что отказывается от поединка.

Свейн постучал пальцем по собственной голове и заявил:

– Ты спятил, Сигурд. Улаф потерпел поражение только один раз, и то когда перебрал меда и уснул прямо на ногах еще до того, как поединок начался.

– Это может случиться еще раз, – ответил Сигурд.

– И Асгот может вытащить хорошие предзнаменования из задницы быка, – возразил его друг.

Сигурд поджал губы, словно признавая, что оба предположения маловероятны.

– Ладно, иди, повеселись, – сказал Свейн и рубанул по воздуху громадной рукой. – Я буду неподалеку, чтобы помочь соскрести тебя с пола, когда все закончится.

Сигурд осушил свой рог с медом и протянул его другу, который что-то тихо пробормотал, затем повернулся и вышел на место, где его старший, более сильный и опытный брат всего несколько мгновений назад потерпел поражение.

– Ты там помягче с Улафом! – крикнул Зигмунд, перекрывая гул голосов. – В его годах трудно подниматься с пола, а нам завтра предстоит сражение.

Его слова были встречены громоподобным стуком ладоней по столам и оглушительным хохотом, подобным шуму волн, набегающих на берег, хотя все знали, что Улаф силен как бык и является могучим бойцом в самом расцвете сил. Сам Улаф не опустился до ответа. Вместо этого он подошел к Сигурду так близко, что тот уловил в его дыхании аромат меда и увидел свиной жир в бороде.

– Ты уверен, что хочешь это сделать, парень? – спросил он очень тихо, одновременно широко улыбаясь зрителям, и Сигурд приподнял одну бровь.

– Я сказал ей, что заставлю тебя скулить, как побитая собака, – заявил он, и у Улафа от удивления широко раскрылись глаза.

– Кому сказал? – Его улыбка почти спряталась в зарослях бороды.

– Ей, – ответил Сигурд и кивком показал в сторону двери «Дубового шлема».

Когда Улаф обернулся, Сигурд лягнул его по яйцам. Глаза Улафа вылезли из орбит, как у рыбы, которую вытащили из воды, и он упал, прижимая руки к паху, сначала на колени, потом на бок. Сигурд мгновение постоял, не сводя с него глаз, в то время, как все вокруг возмущались, смеялись и называли Сигурда новым первым бойцом «Дубового шлема». Они подняли такой шум, что Сигурд не слышал стонов Улафа, хотя видел, что у того открыт рот.

И неожиданно посреди этого буйства Сигурд вспомнил историю героя Беовульфа, которую так любили рассказывать скальды у очага «Дубового шлема». Так же неизбежно, как крики веселящихся в пиршественном зале конунга Хротгара, привлекли чудовище Гренделя, с наступлением рассвета на Скуденесхавн опустится тень, несмотря на то, что мужчины, пирующие сегодня вечером, пили, ели и устраивали бои так, будто им предстояло жить вечно. Сигурд окинул взглядом зал, встретился глазами с Торвардом, и тот едва заметно кивнул – высшая похвала, на которую он мог рассчитывать.

– Отец, кольцо? – выкрикнул Зигмунд, перекрывая вопли собравшихся. – Мой младший брат заслужил награду.

– Да, отдай парню приз! – поддержал его Орн Клювонос. – Он сумел свалить дядюшку с ног, а это стоит кольца… даже больше, чем кольца.

Харальд покачал головой и с силой положил большую руку на кольцо для предплечья, лежавшее перед ним.

– Только не за такое. Парень должен научиться уважению.

Все дружно с ним согласились, но Зигмунд принялся громко возмущаться, размахивая рогом для меда. Сигурд, не обращая ни на кого внимания, протянул руку, чтобы помочь Улафу подняться. Однако тот прорычал непристойное ругательство, и Сигурд, пожав плечами, отвернулся, собираясь вернуться к своей скамье, где его ждал Свейн с двумя рогами, наполненными до краев медом, и такой широкой улыбкой, что она могла бы бросить вызов дверям в медовый зал.

– Ты испортил ему все веселье, – заявил Свейн. – Сегодня Улафу будет не до шлюх.

– Зато его жена поблагодарит тебя за то, что ей, наконец, удастся выспаться, – с набитым хлебом ртом проговорил их приятель Аслак. – Если Улаф не потратит всю ночь на то, чтобы отыскать свои яйца в камыше на полу.

– В этом не было чести, Сигурд, – сказал Виги, нахмурив брови и глядя на него с неодобрением. – Вы, молокососы, своим неуважением смеетесь над богами. – Он покачал головой. – Будучи сыном ярла, ты должен знать, как следует себя вести.

Свейн и Аслак понимали, что не стоит злить старика, и замолчали, однако Сигурд не отвел глаз.

– Я знаю, как одержать победу, – сказал он. – Для Одина только это имеет значение.

Старый воин снова покачал головой и вернулся к своей тарелке, а Свейн, Аслак и Сигурд обменялись взглядами, столь характерными для молодых людей, которые прислушиваются к тому, что им говорят старшие, не больше, чем камни обращают внимание на обтекающую их воду реки.

В зале по-прежнему не стихал шум, когда мужчина по имени Альфгейр помог Улафу подняться. Слагфид, покачиваясь, вышел в круг и предложил тому, кто достаточно пьян, чтобы принять его вызов, попытаться с ним справиться. А над закопченным дымом домом, построенным из дуба и сосны, в ночном небе летали валькирии, и их присутствие чувствовали немало повидавшие на своем веку пьяные хвастуны, хотя никто из них не говорил об этом вслух. Завтра их ждало сражение. Драккар против драккара в проливе Кармсунд. Красная война.

Сигурд чувствовал, как ярость, точно атакующая змея, сворачивается у него внутри тугим клубком, но постарался прогнать ее, чтобы не привлекать всеобщего внимания к ссоре. Он спустился в гавань – назначенное место встречи, – одевшись, как подобало для войны, в толстый шерстяной плащ, доходивший до середины бедра и закрепленный ремнем на поясе, шерстяных штанах и ножных латах из полосок металла, скрепленных кожей, подаренных ему воином, которому накануне он врезал по яйцам. У него не было собственного меча – отец сказал, что он должен заслужить право на оружие, – но он взял копье, которое в любом случае лучше подходило ему для сражения на борту корабля.

Впрочем, сейчас он вряд ли смог бы его использовать.

– Я бросил вызов, и все, кто находился под этой крышей, слышали мое условие, отец, – сказал он, чувствуя, что ярость вот-вот его поглотит. – Разве я не одержал победу?

Ярл приподнял одну бровь.

– Причем исключительно благородную. – Он издал гортанный звук, пророкотавший глубоко в горле. – Тебе повезло, что Улаф не содрал с тебя заживо кожу и не отделал твоими собственными костями, – сказал он, взглянув на богатыря, который бросил на Сигурда сочувственный взгляд, продолжая завязывать ремни шлема в своей густой бороде.

– Значит, ты не собираешься сдержать свое обещание? Забьешься в лисью нору, да? – осмелился спросить Сигурд.

– Осторожнее, мальчик, – прорычал Харальд.

Хагал Песнь Ворона, который вел за уздечку пони, собираясь тоже покинуть Скуденесхавн, остановился посмотреть, что происходит.

Ярл, стоявший на причале, был похож на бога войны; алый свет восхода, падая на черную воду, точно пролитая кровь, сиял на металлических кольцах его бриньи.

– Кроме того, что скажет твоя мать?

Он кивнул, и Сигурд повернулся к Гримхильде, стоявшей на покрытых мхом камнях с его младшей сестрой Руной и остальными женщинами, на лицах которых застыло гораздо более жесткое выражение, чем у мужчин, готовившихся к сражению.

«Даже боги войны боятся своих жен», – мрачно подумал Сигурд.

– Она уже и так прожужжала мне все уши из-за того, что я беру с собой троих сыновей в одно сражение, – продолжал Харальд. – Если я возьму еще и тебя, то, что ты сделал с Улафом, покажется мне поцелуем в щеку. – Он нахмурился. – Погляди! Ее глаза впиваются в нас, точно кошачьи когти.

– Ветер благоприятный, Харальд, и люди готовы, – крикнул Улаф, стоявший на причале возле носа «Рейнена».

Ярл поднял руку и кивнул, затем прикрикнул на рабов, чтобы те погрузили все копья, которые они смогут унести из «Дубового шлема», на два драккара длиной семьдесят пять футов и более короткий корабль с тринадцатью парами весел. «Рейнен», «Северный олень», широкий и быстрый, достойный бороздить морские пути так же, как северный олень горы к востоку от Кармёя, был самым лучшим кораблем Харальда, и это имя, по всеобщему мнению, очень ему подходило. Сигурд часто представлял, как будет стоять на палубе «Рейнена», рядом с другими воинами, готовый к сражению.

– Я буду осторожен, отец, – сказал он, зная, что это все равно что плевать во время ливня.

– Ха! – Харальд едва сдержал улыбку. – Ни один из моих сыновей не знает, что это такое. – Затем добавил уже громче, чтобы его услышала Гримхильда: – Как твой ярл, я принял решение не брать тебя с нами. Как твой отец, принял решение не брать тебя с нами. Мне больше нечего сказать.

– Не волнуйся, братишка, – сказал Зигмунд, который подошел к ним и хлопнул Сигурда по плечу. Он заплел волосы в косы, приготовившись к сражению, шлем держал под мышкой, и один из немногих надел кольчугу. – Я постараюсь оставить в живых парочку сукиных сынов, чтобы ты смог их прикончить, когда наша мать, наконец, разрешит тебе покинуть гнездо, – сказал он, улыбаясь, и помахал рукой Гримхильде и Руне. – Сегодня вечером мы наберемся как следует.

Однако Сигурд смотрел на первого бойца ярла, Слагфида, который нес пару громадных оленьих рогов. Когда корабль отойдет от берега и окажется во фьорде, достаточно далеко от Скуденесхавна, чтобы не огорчить духов земли, они закрепят голову оскалившегося зверя на носу, и Слагфид установит рога по обе стороны от его глаз. Поскольку сегодня ему предстояло сражаться на носу, Слагфиду выпала честь вставить рога в железные гнезда. Приготовившись таким образом к бою, «Рейнен» и Слагфид вселят страх в сердца врага.

Сигурд почувствовал, как сильная рука сжала его плечо, повернулся и встретился глазами с отцом.

– Твое время еще придет, Сигурд, – сказал Харальд. – Воин должен воспитывать в себе терпение так же, как он осваивает мастерство владения мечом и щитом.

– Я могу оказаться вам полезен, отец, если что-то пойдет не так, – проговорил Сигурд, крепко сжимая в руках копье и не теряя надежды, что ярл изменит решение. – Асгот сказал, что тебе не следует сегодня сражаться, он видел дурные предзнаменования. Еще одно копье будет не лишним.

– Старый ворон постоянно твердит о плохих предзнаменованиях, – заявил Харальд. – Если б я прислушивался к тому, что он бормочет, бросая свои руны, то целыми днями сидел бы дома.

Ярл повернулся к воинам, стоявшим на причале и разбросанных вокруг него камнях, и тем, кто уже успел занять места на борту «Рейнена», второго драккара Харальда «Морской орел» и коротком карви, получившем имя «Олененок». Все держали в руках щиты, копья и топоры, кое у кого на головах были шлемы, но у большинства – кожаные шапочки, а у некоторых меховые шапки, исключительно защиты ради, однако очень скоро они начнут отчаянно в них потеть.

– Воины Скуденесхавна!

Мужчины, собравшиеся на берегу, не могли не услышать пронесшийся над спокойной водой гавани и накрывший скалы, точно прилив, голос Харальда, как не могли не видеть боевой топор в руках приближающегося убийцы.

– Нас призвал в сражение конунг Горм, которому мы принесли клятву верности и чей высокий трон обещали защищать. Землям Бифлинди на востоке угрожает ярл Рандвер, и нашему конунгу это не нравится. – В густой бороде Харальда сверкнули зубы. – Пес Рандвер сорвался с поводка, и его аппетиты стали ненасытными. Сегодня мы его выпорем!

Мужчины вокруг него принялись громко кричать, поддерживая своего ярла, а те, что держали в руках копья, застучали древками по щитам, и этот звук походил на эхо прозвища конунга Горма – Бифлинди, что означало «Потрясающий Щитом». Даже скальд Хагал, казалось, воспарил, точно орел, на крыльях теплого ветра, несмотря на насмешки ярла, звучавшие накануне вечером в медовом зале.

– Благодаря воинам конунга и крестьянам, которых он соберет, мы получим численное преимущество. – Харальд сплюнул на гладкую поверхность причала. – Но вам не следует недооценивать ярла Рандвера. Он из тех, кто дождется момента, когда вы отвернетесь, и укусит вас за задницу. Кроме того, вам, как и мне, хорошо известно, что крестьяне имеют обыкновение сбегать на свои фермы, как только брошено первое копье.

– Вот почему Бифлинди решил сразиться с Рандвером на море! – прорычал стоявший на носу «Рейнена» Слагфид. – Вонючим крестьянам не удастся сбежать с корабля.

Все дружно приветствовали выбранного Харальдом воина, которому предстояло сражаться на носу корабля. Слагфид не отличался остроумием и редко шутил. В этот момент Сигурду сильнее, чем прежде, хотелось находиться рядом с ними, быть братом-мечником, а не младшим сыном ярла, который должен остаться дома с женщинами, мальчишками и стариками.

– Вы видите моего сына Сигурда, – вскричал Харальд. – Сам отважный Тюр не больше него хотел бы отправиться сегодня вместе с нами в бой! – Харальд обнял могучей рукой Сигурда и прижал его к груди и гладко отполированным кольцам бриньи. – Я счастлив, что все мои сыновья – настоящие волки и жаждут крови наших врагов.

Сигурд уловил запах меда в дыхании отца. Мужчине необходимо выпить меда или эля перед сражением, так однажды сказал ему Улаф, иначе мысли о клинках, вонзающихся в плоть, сведут его с ума. Ярл отпустил сына и посмотрел на Асгота, поносившего шестерых рабов, которые тащили к воде быка на поводу. Годи был одет в звериные шкуры, в длинные седые волосы он вплел кости, и некоторые из женщин, оказавшихся рядом, сильнее прижали к себе детей, как будто боялись, что Асгот украдет их для какой-то темной цели.

– Наш общий отец Один тоже жаждет крови! – выкрикнул Харальд. – И мы дадим ему напиться!

Все смотрели на годи и его быка, жалобно мычавшего то ли потому, что он почуял запах моря, которого боялся, то ли потому – это скорее всего, – что видел острый нож в руке хозяина, и ему хватило ума сообразить, что его ждет.

Асгот поднял нож в похожей на когтистую лапу руке, указывая острием в небо.

– Один, прими эту жертву. Покажи нам свое благоволение, и мы вместе окрасим море в алый цвет, пролив в его воды кровь предателя.

С этими словами он встал за спиной одного из рабов, державших повод быка, прикрыл рукой лицо юноши, оттянул назад его голову и перерезал ему горло – во все стороны полетели алые брызги крови.

Женщины вскрикнули, когда раб упал на колени, прижимая руки к жуткой ране, из которой фонтаном била кровь, а воины принялись стучать копьями и мечами по щитам под громкий рев быка, почуявшего запах крови.

– Он был хорошим рабом, – громко сказал Зигмунд.

Мужчины вокруг него скандировали «Один», а молодой раб с широко раскрытыми глазами лежал на камнях и истекал кровью.

– Ты прав, – не стал спорить ярл Харальд, – но предзнаменования были дурными. И сегодня я предпочитаю заручиться поддержкой Одина и лишиться одного раба. Оставь животное, Асгот, – крикнул он, а затем повернулся к Сигурду: – Проследи, чтобы его убили по всем правилам, Сигурд. Мы съедим его во время пира в честь нашей победы.

– Хорошо, отец, – ответил тот, наблюдая за тем, как годи тащит мертвого раба к морю, оставляя кровавые следы на камнях.

Асгот бросил тело с разбросанными в стороны конечностями и бескровным лицом, уставившимся в небо, в набежавшие волны. Глаза мертвого были широко раскрыты, как будто он не мог справиться с удивлением от того, что умер. Асгот посмотрел на Харальда и Сигурда и провел окровавленной рукой по заплетенной в косы бороде, от чего стал выглядеть еще более диким.

– Перед сражением не следует забывать и про Ньёрда, – сказал он.

Харальд кивнул и надел свой шлем, настоящее произведение искусства, которому мог бы позавидовать сам конунг. Он был выкован из великолепной стали, с многочисленными серебряными пластинами и высоким бронзовым гребнем, спускавшимся до головы ворона, чей клюв разделял две густые бронзовые брови. Под ними находились наглазники и предличники. Когда Харальд надевал этот шлем, он становился похож на аса, сошедшего на землю из Асгарда, и Сигурд подумал, что никогда не видел ничего прекраснее.

– Тот, кто стоит сегодня рядом со мной, чтобы накормить волка и ворона, – мой брат! – выкрикнул ярл.

– Харальд! – проревел Улаф. – Харальд!

Более ста воинов подхватили его клич, громкие голоса наполнили новый день и понеслись к богам, точно призыв Гьяллархорна, возвещающего начало Рагнарёка, последней битвы. Сигурд почувствовал, как все его существо наполняет восторг сродни ветру, надувшему паруса.

– Удачи тебе, брат, – сказал Сигурд Зигмунду, который в этот момент закреплял ремень шлема под подбородком, заросшим золотистой бородой.

– Сегодня вечером я расскажу тебе о сражении, братишка, – ухмыльнувшись, ответил тот и повернулся, чтобы присоединиться к тем, кто поднимался на борт «Рейнена», «Морского Орла» и «Олененка».

Харальд и пятеро его лучших воинов заняли позиции на носу корабля, остальные уселись на свои сундучки, служившие гребными скамьями, и им тут же стали передавать дубовые весла, находившиеся до этого в специальных стойках. Причальные канаты были отвязаны, и по команде рулевого «Рейнена», Торальда, те, кто сидел у левого борта, начали отталкиваться от причала веслами.

Жены и дочери подошли поближе к воде, и зазвучал нестройный гул голосов, выкрикивавших слова прощания, пожелания удачи и просьбы быть осторожными; мужчины бормотали что-то в ответ, махали руками или просто кивали, недовольные тем, что их выделяют из числа остальных воинов.

Прошло ровно столько времени, сколько требуется, чтобы наточить нож, когда все три корабля оказались в глубоких водах и направились на восток, в сторону фьорда Скьюде и встающего солнца; весла равномерно поднимались и опускались, потому что ветра для парусов практически не было. Кроме того, Харальд считал, что перед сражением полезно занять людей делом.

Некоторое время жители Скуденесхавна наблюдали, как они исчезают из вида; многие прикасались к молоту Тора и другим амулетам и талисманам, висевшим на шеях, шепотом обращаясь к богам с просьбой вернуть домой их сыновей, мужей и отцов в целости и сохранности.

– Я с тобой, Сигурд, – сказала его сестра, оказавшаяся рядом с ним.

Сигурд стоял на причале, не сводя глаз с «Рейнена», как будто одного усилия воли хватило бы, чтобы его тело, подобно ворону, пронеслось над морем и опустилось на палубу, и тогда он смог бы встать рядом с братьями – Торвардом, Сорли и Зигмундом.

– Ты меня слышал, брат? Я иду с тобой. Хочу посмотреть, – сказала Руна.

Сигурд кивнул и повернулся к Свейну.

– Нам нужно поспешить; вдруг все закончится до того, как мы туда доберемся?

Свейн покачал головой.

– Я сказал Торварду, чтобы он не убивал жабьих задниц до тех пор, пока мы не найдем подходящее место, чтобы это увидеть.

Они услышали громкий свист и, повернувшись, увидели Аслака, стоявшего в высокой траве на уступе, нависшем над гаванью. По просьбе Сигурда он привел небольших лошадок для них и еще одну лишнюю.

– Я сказала ему, что пойду с вами, – объяснила Руна прежде, чем Сигурд успел задать вопрос.

– Я и не сомневался, что так будет, – заметил Свейн, улыбаясь.

Сигурд тоже мог бы догадаться, но он не знал, следует ли его младшей сестре наблюдать за сражением. Ей было четырнадцать, и он считал, что она еще маленькая, чтобы смотреть на такие вещи. Сигурд уже собрался сказать ей это, когда их мать, шедшая среди женщин, покидавших пристань, позвала Руну, чтобы та пошла с ней в деревню.

Гримхильда, родившая пятерых детей, причем четверо из них были мальчиками, по-прежнему оставалась невероятно красивой и притягивала взгляды мужчин, однако сейчас ее лицо окаменело от беспокойства за мужа и сыновей, отправившихся сражаться по зову конунга.

– Руна! – снова позвала она. – Идем, девочка! Нам нужно многое приготовить к возвращению мужчин.

– Я хочу пойти с Сигурдом, – крикнула в ответ Руна.

Ее золотые волосы были заплетены в длинные косы, и Сигурд знал, что она с удовольствием демонстрирует их всему миру, пока еще есть такая возможность. Через год сестра достигнет брачного возраста, и ей придется прикрывать свои шелковые локоны. Однако, несмотря на то, что ей было еще рано выходить замуж, мужчины поглядывали на нее, как на украшение из серебра.

– Ты пойдешь домой, девочка! – сказала Гримхильда, покраснев от нахальства дочери.

– Разреши ей, мама, – вмешался Сигурд, неожиданно решив, что Руна должна пойти с ними; ему надоело выслушивать указания, что ему делать. – Мы за ней присмотрим.

Гримхильда нахмурилась, и Сигурд повернулся к сестре.

– Просто не останавливайся, – прошипел он. – Она не станет устраивать скандал в присутствии подруг.

– У нас полно работы, – запротестовала Гримхильда, но Сигурд, который винил мать за то, что находился сейчас не на борту «Рейнена», увидел возможность бросить ей вызов и взял Руну за руку.

Ему не было необходимости оглядываться, чтобы увидеть гнев на лице матери, хотя она хранила молчание. Он знал, что это жалкая дерзость, за которую отец отвесил бы ему подзатыльник, будь он тут, и ему стало стыдно, когда они начали взбираться по усеянной ракушками тропинке к Аслаку и поджидавшим их лошадям.

– Спасибо, – сказала Руна, но Сигурд промолчал в ответ.

Сейчас его мысли были заняты другими вещами. Он кивнул Аслаку, и они повернули на север, в сторону прибрежной тропы, ведущей вверх, к Копервику и расположенному за ним Авальдснесу. Они найдут местечко между двумя деревнями, откуда смогут наблюдать за тем, как сойдутся два флота – конунга Горма Потрясающего Щитом и мятежного ярла Рандвера. Мужчины со щитами в руках начнут забрасывать на корабли веревки и кошки, чтобы начать сражение и нести смерть.