Ирина очнулась в незнакомой и пропахшей сыростью комнате. Сквозь решетчатое окно она заметила последние отблески дня и вспомнила все, что с ней произошло. На улице также беззаботно хозяйничало лето и никому на свете не было дела до Ирины. Она вдруг впервые в жизни ощутила дикую боль и отчаяние.
«Вот так наверное и Игорю было плохо», – вдруг сквозь слезы подумала она. Даже и в горе она никак не могла стереть из памяти до боли родной облик брата. Ей было стыдно не за то, что она осуждена за несовершенный грех, а за то, что никто этому не поверит и это позорное пятно ляжет на всю ее семью на многие-многие лета.
«Так и заканчивается моя жизнь!» – подумала она с грустью. Ночью пришел инок и сказал, что с ней хотят поговорить родственники.
– Я никого не хочу видеть! – отрезала она. За окном садилось солнце, а Ирина становилась с каждым часом сильнее и мудрее. Все происходящее было до такой степени страшным и невероятным, но реальным, что она решила принять эту действительность таковой, какая она есть на самом деле.
«Никто мне не поверит ни сейчас ни потом, зачем же искать поддержки у людей которые любят тебя, но не могут тебе помочь. Это только расстроит и унизит их больше, а меня еще сильнее».
Она решила покориться своей судьбе. Она согласна была принять это с одной только надеждой, что когда-нибудь ей придеться увидеть в таком же состоянии ее злейшего врага – Алену Климову.
«Я буду каждый день проклинать имя твое в своих молитвах и когда-нибудь молитва достигнет своего апогея и заставит тебя страдать также!»
И поздно ночью Ирину Волкову перевезли в Спасо-Андрониевский монастырь и еще через полмесяца она приняла постриг под именем Елены и стала монахиней. Самой красивой и самой кроткой.
– Господи! Ну скажи ему, что не смогу я с ним сегодня увидеться! – уговаривала Наташу Алена. Игорь уже около месяца караулил Алену и никак не мог ее встретить, – Наташа, ты же знаешь у нас сегодня в гостях Кротовы.
Папенька будет обсуждать с Василием Васильевичем дела при которых мы с Сергеем должны присутствовать. Речь идет о нашем наследстве, так и передай Игорю!
В действительности же было это правдой. Один кожевенный завод по сути принадлежал двум хозяевам – Климову Анисиму и Кротову Василию. Каждый год они собирались для обсуждения текущих дел на заводе и в мастерских.
Документ говорил, что после смерти настоящих владельцев предприятия должны перейти их детям.
Они давно уже судились, кому достанется завод, а кому деньги. Раньше все было заранее оговорено: дети поженятся и завод будет принадлежать семье.
Теперь же происходило по-иному. Кротов-младший не хотел женится на Алене. Она в свою очередь молчала. Но призадумалась, как бы выгоднее отсудить имущество отца и ничего кроме брака с Сереем на ум не приходило. Может не приходило и потому, что не хотело приходить. Алена не теряла надежды женить на себе этого парня.
«Пусть немного успокоится и забудет Ирину, а потом начнем потихоньку действовать», – думала Алена, кидая томные взгляды на своего соседа.
Вечерело. Сегодня в резиденции Зимнего дворца собрание в честь приезда младшего французского посланника – Марселя Ориньяка. Алена вспомнила об их последней ночи и трепет желания пробежал у нее по телу. Она во что бы то ни стала хотела опять завлечь его сегодня в свою спальню. Она мечтательно думала о нем, когда в дверь постучала Наташа.
– Ну что еще? Только не говори, что пришел опять этот бледый мертвяк! – сказала Алена.
– Господь с вами, Алена! Это верно он, но болезнь его вы постоянно подогреваете своим безразличием и холодностью, – она осуждающе посмотрела на Алену.
– Ладно, ладно! Я приму его сегодня. Наташа, ты случаем не знаешь какого-нибудь знахаря? – спросила Алена, – только чтоб далече был, – она наморщила нос.
– Вот, вот я и хотела вам сказать, в Новодевичьем монастыре, что в Москве есть один колдун сильный. Может вы скажете Игорю, вас-то он послушает, – Наташа с недавних пор стала звать хозяйку свою на «вы» по ее приказу. Не понятно было горничной, из-за чего такая перемена сделалась с Аленой, но и вникать не хотела. Боялась она гнева Алены, который часто и без повода пугал всех домашних.
– Ага, – думала вслух Алена, – значит в слободе, в Татарской. Это через Крымский брод, значит?
– Ага, – наивно ответила Наташа. Алена немного призадумалась над предложением горничной. Она расчесывала волосы и оставив на столе щетку повернулась к Наталье.
– Ладно, ступай! Я сама оденусь и пригласи через четверть часа Игоря сюда, – она отвернулась от Натальи и стала одеваться. Горничная испарилась.
Наталье нравился этот молодой и влюбленный парень. Уж что так поразило Наталью, но вскоре она поняла, что влюбилась, но ничем не старалась выдать этого и поклялась сама себе, что забудет о нем.
Алена встретила Игоря с притворной бледностью и пожаловалась на плохое самочувствие. Она любила, когда ее жалели и старалась убедить всех, что единственная помощь которая ей нужна – это одиночество и самобичевание.
– Игорь, милый, ты тоже стал совсем не похожим на себя. Что с тобой?
– Тоска меня заела от того, что не вижу тебя, – ответил он, пряча глаза. Она лишь смущенно поджала губки и обойдя его, сказала:
– Я скоро собираюсь посетить одного известного лекаря, что в Новодевичьем монастыре живет. Хочу подлечить нервы и тебе советую к нему же обратиться. Слушай, – она более оживилась и присев рядом у его ног, продолжила, – ты съезди у нему сначала, распознай обо всем, дорогу верную узнай, а потом и меня к нему свозишь, а? – она преданно заглянула ему в глаза.
– Конечно. Только скажи когда мне ехать и я тотчас прикажу заложить карету, – он гладил ее по волосам. Алена перехватила его руку и стала целовать.
«Может в последний раз я это делаю», – думала она. – Завтра на рассвете, я сама провожу себя, а сейчас пойдем ко мне и я докажу, что совсем я вовсе не бездушна и люблю тебя тоже.
Она увела его в свою спальню и оставила его там надолго. Он впервые вкушал запретный плод и это доставляло ему небесное наслаждение, тем более, что женщина разделившая с ним постель – его любовь. Его даже нисколько не смутило такое поведение со стороны Алены. Он слепо верил ее обещаниям и клятвам, которые она к его неведению, раздавала направо и налево, так же, как и свое тело.
Вернулся он домой поздно вечером. Немного побродив по городу после бурых часов любви с Аленой, он все время думал об этом и не мог нарадоваться на свое счастье. Все казалось ему милым, волшебным и чистым. Во всех предметах, встречающихся на его пути, он видел лик своей возлюбленной.
Нева была похожа на спокойную мать, вскормившую детей своих и почившая сейчас в мире с собой и своими берегами.
Так чувствовал себя и Игорь. После своей поездки в Татарскую слободу он решил поговорить с Аленой о свадьбе и уже ближе к своему дню рождения послать сватов в дом Климовых.
Окрыленный своими надеждами, он влетел в дом и, поднявшись в свою спальню, увалился прямо в одежде спать. Сон даже не посмел войти в сознание Игоря, так крепко он уснул.
Утро. Теплый солнечный лучик скользнул по подушке и остановился на щеке Игоря, назойливо будя. Он поежился, почувствовав неудобное положение. Проснувшись наконец он увидел, что лежит совершенно одетый и накрытый лишь тяжелым шерстяным одеялом.
Потом он вспомнил все события минувшего дня и вскочил.
– Федор! Федор! – закричал в окно Игорь своему конюху.
– Чаво изволит светлейший князь? – спросил Федор, крутя в пальцах трубку.
– Запрягай карету, мы спешно едем в Москву, в Татарскую слободу! – приказал Игорь и пошел предупредить родителя о своем скорейшем отъезде. Мать его Светлана давно отошла от дел домашних. После опальной ссылки дочери из Петербурга она сделалась слабой здоровьем и совершенно не могла принимать участия в жизни семьи.
Все легло на плечи Матвея Степановича, но сын его не бросал и постоянно помогал ему во всех делах. Недавно совсем пришла весточка от Ирины, которую мать никому не показала, боясь гнева Матвея и Игоря.
В ней Ирина просила мать предупредить брата о коварной Алене и ее жестоком и злом сердце, но Светлана видела, как сын увлечен этой хорошенькой девушкой и знала, что он никогда не послушает ее, тем более, что Ирина не привела доводов для такого отношения к Алене. Семье Волковых она нравилась и ничем еще не заслужила пренебрежения к своей персоне.
Игорь забежал к матери попрощаться и сам не понял, почему это раньше он никогда не заходил к матери и никогда не ставил ее в известность относительно своих дел, а сегодня коротко, но рассказал куда и зачем едет.
– Сынок, – тихим голосом обратилась Светлана к Игорю, – ты мои слова-то помни. Насчет кольца заветного. Перстенек-то тот наш родовой. Как вышла я замуж без родительского благословения, так и оттолкнул меня дядя, последний у кого колечко-то наше.
Игорь внимательно слушал и только согласно кивал головой. Он боялся, что умом тронется мать. Все последние дни, что и говорит о кольце.
Игорь, никогда не отличавшийся суеверием в знахарей и колдунов, так же мало верил в это колечко. Только вот теперь видя умоляющий взгляд матери, он заставил себя поверить в эту сказку.
– Умоляю тебя сынок! Счастье оно приносит добрым людям. Найди его и все беды от тебя враз отступят, – она упала на подушки и беззвучно заплакала.
Такая жалость охватила сердце Игоря! Он подбежал к одру матери и стал успокаивать ее нежными словами:
– Мама, мамочка! Все будет хорошо, успокойся. Я обязательно сыщу это колечко. Обязательно.
– Обещаешь, сына? – она ласково гладила его волосы, также как и в детстве.
– Обещаю мама. Только ты не плачь. Как дядьку-то зовут?
– Евсеем, стар он уже. Пред выбором моим заартачилися все, – продолжила свой рассказ Светлана, – не хотели батюшку твово в семью принять. Уж не знаю отчего. Ума не приложу и все годы над этим думаю. Ну а я возьми и убеги из дома. А колечко, отцом мне заверенное, я Евсею-то в усмешку и оставила.
– Да, интересно это все. А почему ты раньше мне об этом не сказывала?
– Молод ты был и глуп. А теперь вижу и беды твои и напасти вот и предостерегаю и предупреждаю, что есть у нас оберег родовой, который все беды враз ничтожит. Ты дядьку-то найди, может он и сам тебе отдаст. Вспомнит батюшкин наказ.
– Помириться вам надо бы, – осторожно предложил Игорь.
– Да куда уж там. Стары мы и не поймем. Не хочу я старое ворошить, – потом она заглянула в синие глаза сына и добавила, – а ты найди, найди. Умру я скоро и вот завет тебе мой.
Она закрыла глаза и погрузилась в тревожный сон. Как-только дыхание матери выравнилось Игорь осторожно встал и вышел из ее опочивальни.
Вероятно его вчерашнее настроение еще жило в нем надеждой, согревая мечты и помыслы его. Он захотел, чтобы мать знала об его решении, но не стал торопить события.
«Как вернусь, мама, я все тебе расскажу», – мысленно поведал он и тихо закрыл дверь ее комнаты. Светлана откинувшись на большие подушки почему-то громко разрыдалась. То ли ее растрогало внимательность и нежная забота сына именно сегодня, или она чувствовала что-то.
«Верно смерть не за горами, вот и страдаю, что не придется и внуков подержать», – думала с горечью Светлана.
Отец, как ни странно отнесся к затее сына с некоторой опаской. Раньше он всегда первым вместе с Ириной выступал за то, чтобы Игорь посещал всех этих колдунов и знахарей, но снабдив сына положенной суммой и благославляя на неближний путь, проводил за ворота.
Про кольцо Игорь отцу не рассказал. Знал какая обида в сердце отца живет на всю родню матери и беспокоить не хотел. Только посмотрел на доброе и такое родное лицо отца и отошел.
Хотел что-то доброе отцу сказать, но не решился. За слабость принял.
«Восемнадцать лет уже, а еще мамкины сказки слушаешь, да в отцовы глаза заглядываешь!» – поругал сам себя Игорь и спешно сел в карету. Федор от души присвистнул и погнали они коней своих в даль чужую в надежде на лучшее.
– Сверни на Милионную! – приказал Игорь. Федор послушно исполнил приказ. В саду у калитки стояла Алена и, ласково улыбаясь, приветствовала Игоря.
– Я обещаю, что буду недолго, – сказал Игорь, целуя ее в щеку, – может и ты со мной? – с надеждой спросил он.
Она лишь отрицательно покачала головой и ответила:
– Езжай с Богом! Я буду ждать с нетерпением, езжай через Крымский брод, папенька говорит, что это значительно укорачивает путь, – и она скрылась в густых зарослях черешневых деревьев.
«Она хочет чтобы я быстрее вернулся!» – с радостью подумал Игорь и приказал Федора гнать коней во всю.
«С сегодняшнего дня решается моя судьба!» – подумал уже выезжая за околицу прилипших к Петербургу деревень.