Женщина поморщилась от резкого запаха жаренного с луком мяса, покосилась на каза́н, от которого растекался густой и насыщенный аромат. Мужчина напротив привстал на шелковых подушках, устроился удобнее, подобрав под себя ноги.
– А что я получу взамен? – спросил он резко, продолжая разглядывать незнакомку.
Она пришла в его шатер, миновав охрану, будто из-под земли появилась. В черном одеянии, она будто источала тьму, будто сама состояла из тьмы.
Услышав его вопрос, качнулась – силуэт подернуло пеленой. Прохрипела приглушенно в ответ:
– Золото. Шелка. Товары. Весь город.
Мужчина цокнул языком, выковыривая застрявшую между зубами мясную жилку, посмотрел с опаской.
– Целый город? Взамен на девчонку? – Темные раскосые глаза смотрели пристально, жалили любопытством.
Женщина поправила темное одеяние – он едва смог рассмотреть ее лицо под опущенным на глаза капюшоном, – а из-под руки вырвался длинный язык черного тумана и, спутавшись с отбрасываемыми от свечей тенями, растаял в ночи.
– Все так. Я проведу вас тайной тропой до города. Вы возьмете его богатства и его жителей и приведете мне девочку.
Мужчина смотрел недоверчиво:
– Она точно там будет?
– Если вы будете слушать, что я говорю, – да.
– Ровно в тот момент, когда ты скажешь?
Женщина повторила вновь:
– Если вы будете слушать, что я говорю, – да.
Мужчина посмотрел в глаза присутствовавшему при разговоре воину:
– Что скажешь ты, Сенге́?
Воин вздохнул:
– Застава близко. Обман может быть, Батур.
Мужчина перевел тяжелый взгляд на женщину, помолчал, изучая ее. Осанка, гордый разворот плеч выдавали молодость. Голос – старушечий, сухой и скрипучий, будто шелест мертвого дерева. Черное одеяние и этот туман, клубящийся из-под пальцев женщины. Не понять, по обычаю какого народа одета. Ткань струится словно марево. На хрупких запястьях, что то и дело показываются из-под широкого рукава, – кожаные зарукавья, какие носят славяне. Только письмена не разобрать. И не ест ничего.
– Зачем так делаешь? Зачем город отдаешь, родичей своих?
Женщина повела плечами, тень скользнула по ним, стекла дымкой по накидке.
– Каждый получит по делам своим.
– А девочка? – спросил строго.
– А это, Батур, не твое дело.
Мужчина усмехнулся:
– Было б не мое, ты бы ко мне не пришла, сама бы справилась.
Женщина с сомнением покосилась на присутствовавшего при разговоре воина, прошептала:
– У нее есть то, что я сама взять не могу.
– Что же это?
Женщина сбросила с головы капюшон, позволив рассмотреть себя. У мужчины округлились глаза, рот искривился в брезгливой гримасе.
– Ведьма… – прошептал он, отворачиваясь от покрытого язвами лица.
Женщина снова надела капюшон, проговорила, спокойно пожав плечами:
– Поживешь с мое – и не таким станешь.
Только сейчас Батур понял, чтó беспокоило его больше странного тумана, голоса и повадок пришедшей женщины. От нее на стены шатра не ложилась тень.
«Ведьма», – повторил про себя и дотронулся до ножен, словно до оберега.
– Вы все умом, что ли, тронулись?
Солнце ярко освещало просторное помещение: огромное круглое окно, через которое виднелись утопающая в зелени равнина, поблескивающая лазурью река, уносившая свои воды далеко за горизонт. Легкие облака, словно тонкая фата невесты, бросали невесомые тени на долину. Мягкие, изумрудно-золотистые портьеры отгораживали спокойное умиротворение панорамы от гневного голоса. А на ковре малахитового цвета, повинуясь солнечному свету, лившемуся из окна, медленно расцветал сказочный цветок. Перламутровые лепестки с нежно-персиковыми прожилками, острые хвостики на концах. Капли росы в углублениях. Стебель вился по центральной части ковра, укладываясь затейливым узором.
Как живой.