Что именно терзало сегодня Олю, она надеялась узнать во время обеденного перерыва. Выбрав подходящий момент, когда Оля с чашкой замерла у окна, Вера спросила:
– Как дела, Оль? Что с Галюней?
– Нет, Верочка, она в своем лучшем из всех возможных миров. Что там с ней может случиться?
– У тебя все хорошо? Как сын?
– С ним все отлично, а вот у меня не очень, но пока это только подозрения. Извини, Верунь, не сейчас…
– Хорошо-хорошо, – торопливо ответила Вера, – скажешь, если захочешь.
– Спасибо. Я знаю, – ответ прозвучал невпопад.
Будучи благодарным слушателем и хранителем тайн, Вера пришла к выводу: истории, которые женщины имеют обыкновение рассказывать друг другу, часто предназначены для того, чтобы усилить чувство собственной правоты или получить одобрение тому решению, которое они уже приняли. Кто-то, конечно, ищет сочувствия, чувствуя себя ущемленной, и эта поддержка поднимает их с колен, помогает решиться на что-то важное. Есть, безусловно, и те, кто всего лишь хочет высказаться, ничего не собираясь менять в жизни. Верочка была не из таких: в трудных жизненных ситуациях она замыкалась в себе, хотела переболеть в одиночку и, как раненое животное, уползала в укромное место на некоторое время. Так, конечно, было не всегда. Поначалу она, стремясь получить поддержку извне, доверялась совсем не тем людям, а потом страдала от обиды и предательства, сердилась на себя из-за собственной доверчивости. Все ушло, как только она нашла в себе внутреннюю силу и научилась справляться самостоятельно. Переболев и разобравшись во всем, она могла уже спустя время поделиться с близкими, с настоящими подругами, которых в ее жизни было мало.
Оля (Вера это знала) долго не выдержит. Она, так и не пристав ни к какому берегу, не обретя твердых ценностей и убеждений, очень зависела от чьей-то поддержки, от внешнего и суетного. Скоро, очень скоро, весь их дружный коллектив будет знать о том, что терзает ее на самом деле, со всеми ненужными подробностями.
После работы Вера собиралась домой: сын обещал вернуться рано, и она хотела на скорую руку приготовить его любимый мясной пирог и овощной салат. Все необходимое уже лежало в холодильнике. Тяжелые салаты времен ее детства с неизменным картофелем и майонезом ушли в прошлое. Смешав оливковое масло первого отжима с бальзамическим уксусом, добавив немного прованских трав и перца, она сделала чудесный мягкий соус, подходящий к любому салату. Макс разделял ее вкусовые пристрастия и всегда, собираясь домой, спрашивал: «Что нужно купить, мам?». Таню изумляло его внимание к матери: ее взрослый муж никогда такими вопросами не задавался. Все обычно несла на себе она. Муж мог сделать покупки, если ему выдадут список и несколько раз за день напомнят о том, что нужно заехать в супермаркет. «Счастливая ты, Верка! Воспитала настоящего мужчину!» – говорила Татьяна. Боясь продолжения разговора о нашествии хищных невест и о ночной кукушке, Вера на этой ноте старалась остановиться.
Первым, как правило, уходил молодняк – так было и сегодня. У них, молодых и звонких, дел было невпроворот. Когда в банке их осталось трое, Ольга предложила зайти куда-нибудь на чашку кофе. Верочка, чувствуя, что нужна ее помощь, согласилась, украдкой взглянув на часы. Сын обещал быть к восьми, и за час она надеялась управиться. В начале седьмого они уже сидели в любимой кофейне, заказав кофе, яблочный пирог и черный чай с бергамотом для Веры.
Несколько лет назад благодаря молодой и полной свежих идей паре их город обрел новое кафе, совершенно не похожее на все остальные. Крошечное помещение, состоявшее из двух небольших комнат, находилось в центре города на территории бывшего банного комплекса, а ныне – гостиничного центра. Кафе привели в порядок, выкрасили стены в салатовый цвет, приобрели белые светильники, похожие на китайские фонарики. Они смотрелись легко и воздушно, совсем не занимая пространства. Столики на двоих были разделены друг от друга перегородкой с книжными полками, с глиняными игрушками и украшены композициями из сухоцветов. Посуда, яркая и теплая, сочеталась со всем интерьером и явно выбиралась со вкусом. Вера всегда чувствовала себя здесь уютно, вероятно, вспоминая свое детское пространство красоты, состоявшее из книг по искусству, грубой глиняной вазы и сухих веточек. Располагало также и то, что коллектив подбирали не менее тщательно, чем все остальное. Официанты и бариста (все, как на подбор, симпатичные молодые люди, чаще мужского пола), удивительно доброжелательные, относились к гостям подчеркнуто вежливо, никогда не забывали спросить, вкусно ли было, все ли понравилось. Они же желали счастливого дня, знакомили с новинками меню и делали все для того, чтобы ты ощутил сразу: здесь ты желанный гость, здесь тебе рады. Летом появлялись легкие десерты и домашний лимонад, зимой – густые, сытные супы (Верочка любила томатный, по-магрибски), пряный кофе и новые кондитерские изделия с поэтическими названиями: «яблочный пирог по-цветаевски», «любимое пирожное Пруста», «блины Крылова с рубленой зеленью и яйцами». Ближе к Рождеству рядом с барной стойкой усаживали зеленую пушистую красавицу-елку, украшали ее съедобными игрушками. Печенье в форме елки, звезды, фигурки диких животных покрывали глазурью и декорировали съедобными бусинками и приятными пожеланиями. В общем, кофейня, названная «Правильный кофе», целиком и полностью оправдывала свое название: и выпечка, и кофе здесь подавались исключительного качества. Любители чая тоже не были ограничены в своих правах. Чай с молоком, с фруктами, с имбирем и мятой, горный чай и традиционный, крупнолистовой – все, что только пожелаете! Кофейня сразу обрела своих почитателей в лице образованной молодежи, интеллигентных людей среднего возраста, пожилых, но активных пенсионеров. Все полюбили новое место, которое разрасталось на их глазах. Вскоре к кофейне приросла летняя веранда, приглашенные флористы украсили ее чудесными цветами, а потом в другом конце города открылось еще одно заведение, в котором можно было не только вкусно перекусить, почитать книгу и послушать хорошую музыку, но и поиграть в настольные игры. Верочка по-прежнему ходила в кофейню, что располагалась в центре, она несколько раз оставляла на книжных полочках книги, случайно оказавшиеся в ее домашней библиотеке. Не плохие они были, а просто чужие, случайные гости в ее доме, которые они никогда не перечитает еще раз. Верочка дала им шанс не пылиться в ее книжном шкафу, а обрести новых друзей, и книги были этим счастливы. Отсутствие алкогольных напитков еще больше очищало пространство от неприятных посетителей. Здесь встречались с друзьями, работали над документами, тихо переговаривались, уважая друг друга. Верочка постепенно привела сюда всех своих друзей, но открытие, надо признать, совершил Максим. Кто-то из его друзей был лично знаком с хозяевами. Он и рассказал маме о начале их пути, о том, как они загорелись такой идеей после посещения Италии, где кофе поклоняются как божеству. С ним начинают свой день – им и заканчивают. Чай итальянцы пьют очень редко, если заболевают, но ребята, уважая интересы россиян, от чая отказываться не собирались. Этим они не ограничили круг своих почитателей, а только расширили его. Иногда Верочке доводилось присутствовать при оформлении кофейни к праздникам. Она видела группу молодых людей, сидящих за столом и оживленно о чем-то спорящих. Они рисовали что-то на бумаге, искали информацию в интернете, подвешивали новые светильники, украшали подоконники, заменяли цветы. Всем здесь было хорошо, светло и уютно, вне зависимости от времени года и погоды за окном.
Для того, что им предстояло услышать, место было выбрано лучше не бывает. Весть, которую весь день носила в себе Ольга, к вечеру совершенно ее истерзала. Она бурлила, разъедала ее изнутри, поднималась как тесто, и уже была готова выйти наружу. Сашок ей изменяет! Тот самый Сашок, что снимал у них комнату, был долговяз и лопоух, что любил ее до безумия, терпел все выходки и, похоже, получал удовольствие от ошеломительного успеха супруги, ей изменяет! Разве может такое быть?!? И мгновенно улетучилось ее желание глядеть по сторонам, исчезла склонность к авантюрам. Она, как самая обычная женщина, хотела сохранить семью, которую она так странно ценила совсем недавно. Она не знала, как справиться с этой болью и как вернуть мужа.
Случайно наткнувшись на сообщение в телефоне мужа, Оля поняла все сразу. Она была в этом деле большим специалистом и не допускала таких оплошностей, как ее любитель-муж. Он, не удалив сообщение, бросил телефон без присмотра. Мысль, которую она даже не могла допустить, потрясла ее абсолютно, выбила почву под ногами, лишила вкуса и радости жизни. Ее Сашка нужен кому-то еще! Женщины им интересуются – вот это был удар! «Никогда не могла бы подумать, что будет так больно!» – призналась обманутая жена. Она и совета, в общем-то, не спрашивала, все уже решила сама. Просто хотела высказаться. Вчера уже сбегала к гадалке – Верочка недовольно поморщилась, услышав об этом. Та убедила ее, что никуда он от Оли и сына не денется, погуляет чуток и вернется. Предприимчивая бабулька прекрасно понимала, что хотят услышать от нее люди. За небольшую сумму она выслушивала, успокаивала, еле слышно читала молитву, жгла свечи, совершая одной ей понятные движения, и совершенно не видела никаких противоречий в том, что прикрывалась молитвами и обращалась к церкви.
Оля посещением гадалки не ограничилась. С другого телефона, что был у нее припрятан на крайний случай, позвонила разлучнице, представившись банковским служащим. О чем они говорили – так и осталось тайной, также Верочке было непонятно, к чему был весь этот маскарад. Не пытаясь отыскать ошибки в своем поведении, Оля бросилась воевать с соперницей. И дальше – социальные сети в помощь – обнаружилось, что «страшная тетка» старше Сашка на пять лет. Честное слово, девочки, страшная, как смерть! Это несколько успокоило женщину, и она решила, что не будет устраивать скандалов и разбирательств, а просто станет идеальной женой. Весь Олин лоск и вызывающая красота ушли вместе с непринятым решением. Оля поникла настолько, что мужчины, сидящие за соседними столиками, которые прежде бы суетливо ерзали и сворачивали головы, теперь не обращали на нее никакого внимания. Выговорившись, она испытала облегчение и свежеобразовавшаяся новость уже не казалась ей такой трагической. Живя двойной жизнью не один год, она почему-то отказывала в праве на интрижку своему верному мужу.
– Ну, что он мог в ней найти, девочки! Она же страшная!
– Не знаю, – ответила Вера, – может быть, это случилось раз и не повторится вновь? Может, был нетрезвый и уже сожалеет об этом?
– Конечно, нетрезвый! Это произошло после их корпоратива. Знаю я своего. Попросила, наверное, подвезти, а он, лопух, не отказался. Она на него с голоду и набросилась. Разведенка она – вот кто, – не думая, что совершает бестактность, подытожила Ольга.
– Ты, главное, успокойся, Оль. Не натвори лишнего, – Вера и не собиралась обижаться на коллегу, хотя тоже относилась к тому самому сообществу разведенок вот уже много лет. Правда, на чужих мужей не набрасывалась. – Может быть, к маме вместе съездите? Попроси у Татьяны Георгиевны пару дней за свой сет. Побудьте вдвоем; если надо, я тебя подменю.
– Господи, мне так и хочется волосы ей повыдергивать, кошке этой крашеной, и объяснить, чей это муж! Еле сдерживаюсь, Вер!..
Наворотив много дел за эти дни, изучив фотографии разлучницы и написав ей гадости на страницу с чужого номера, Оля успокоилась. Соперница – ей не конкурент! Это все равно, что есть сладкое пышное Бизе и вдруг польститься на сухое овсяное печенье. Верочке подумалось, что прежде она не боялась потерять мужа и была уверена в своих силах, а сейчас в ней говорило чувство собственничества, желание вернуть своего жеребца в стойло. Эта история, безусловно, подорвала Олину уверенность в себе, и она стремилась всеми силами вернуть прежнюю жизнь, которую раньше не ценила, и снова стать центром мироздания. Без глубокого декольте, голубых линз и божественной укладки вся ее женская привлекательность куда-то испарилась.
Вера вспомнила, как однажды, поздним вечером, выйдя из концертного зала, она решила посидеть в центре города, у фонтана, как вдруг к ней подсел не очень трезвый, но весьма разговорчивый человек. Не желая нарушать свой душевный покой – концерт был необыкновенным – она в спешке поднялась и направилась к дому. Мужчина кинул ей вслед:
– Сразу ясно: замужняя баба, которой не нужны приключения.
– Почему замужняя? – не могла не поинтересоваться Верочка.
– Как почему? Посмотри на свои застегнутые пуговицы! Ты смотришь на мужиков без интереса. Замужем много лет и любишь мужа – это же ясно!
Ольга Ивановна никогда не выглядела замужней женщиной – это было ясно даже правильной Верочке. А вот за кем замужем была она сама много лет – за своими болезненными воспоминаниями? «Как же я устала… Укрепи меня, Господи!» – шептала Верочка всю дорогу домой. Максим уже скоро будет дома, надо поторопиться.
У подъезда топталась на месте одинокая мужская фигура. Неужели сын опять потерял ключи? Однако, присмотревшись, Вера поняла, что это не Максим, а когда услышала обращение «Вечер добрый, Вера Анатольевна!», то сразу узнала Николая.
– Ну что же Вы не позвонили мне? Я бы поспешила домой.
– Что со мной будет? Постоял на свежем воздухе, ожидая приятную женщину! Да и как-то был уверен, что Вы дома. После работы Вы всегда торопитесь домой. Вот так вот!
Вера уже привыкла к комплиментам Николая, хотя и не могла все-таки избавиться от смущения.
– Так что же мы стоим? Поднимайтесь, я Вас чаем напою.
– Нет, благодарю Вас, Вера Анатольевна. Я вот Вам… груши с яблоками принес. Сослуживец прислал, а мне это ни к чему. Семью брата угостил и Вам вот… Ешьте на здоровье!
– Я Вас так не отпущу. Пойдемте, Николай Владимирович.
– Нет-нет… Вы с работы, а незваный гость, как известно…
– Ну какой же Вы незваный? А кто же мне кран чинил, шкафы собирал, обои помогал клеить?
– Так то совсем другое дело! Вот, берите, – он протянул два тяжелых пакета.
– Благодарю Вас. Я тогда испеку яблочный пирог и через пару дней приглашу Вас к чаю.
– Договорились! Как сын? Что нового на работе? – он будто искал повод, чтобы удержать ее еще на несколько минут и одновременно боялся быть навязчивым. В черной водолазке и кожаной куртке, в темных джинсах и кроссовках, но без головного убора он выглядел замерзшим, но совсем уж не запущенным. Это точно! Что такое говорит Татьяна? Волосы с сединой очень ему шли и прекрасно смотрелись с черной водолазкой.
Вера улыбнулась.
– Все хорошо, спасибо. Сын в порядке и на работе все ладно, слава Богу!
– Мне это не в тягость, Вера Анатольевна. Зовите, если что нужно. – Николай всегда так говорил, настаивал, чтобы Вера не стеснялась к нему обращаться за помощью.
Соседка с пятого этажа, громкоголосый общественный деятель и активный участник всех дворовых собраний, выпрыгнула из подъезда как чертик из табакерки.
– Добрый вечер, Верочка! – она даже обрадовалась, что так удачно вывела своего старого пекинеса на прогулку. С любопытством прошлась по кавалеру соседки, оглядев его снизу доверху и оценив всю картину по-своему: женщину проводили домой после свидания, мужчина топчется на месте и никак не может уйти. Правильная, поэтому и одинокая соседка домой не приглашает. Верина репутация была так безупречна, что она совсем не боялась ее испортить.
– Добрый вечер! – ответила приветливо.
– Ну, мне пора, Вера Анатольевна! Вот так вот! – он всегда добавлял это «вот так вот», когда заканчивались слова или не находились подходящие. При каждой беседе Николай подчеркивал бедность своего словарного запаса, сетовал на то, что плохо разбирался в искусстве и музыке, а потому не может быть интересен образованной собеседнице, но она с этим никогда не соглашалась. Он много читал, интересно рассуждал, видел глубоко, чувствовал всем сердцем и порой замечал то, что скрывалось от ее взгляда. Когда Вера это подмечала, он всегда отнекивался: «Так это… дилетанты ведь видят всякое. Это не от особого ума, Вера Анатольевна, а наоборот – от недопонимания!». Вера смеялась. Эти разговоры всегда доставляли ей удовольствие, и когда он навещал ее на работе, и когда помогал устранить неполадки дома, и когда пил чай в ее доме, расхваливая кулинарные способности хозяйки. Они могли обсуждать совершенно разные темы, на душе становилось так тепло и спокойно, будто она снова маленькая девочка и о ней есть кому позаботиться.
Как всегда, поцеловав на прощание ей руку, Николай отошел на несколько шагов и вдруг окрикнул ее снова:
– Вера Анатольевна! Чуть не забыл! Вот, возьмите, ватрушки, еще теплые, к чаю, – высокий и нескладный мужчина достал из-за пазухи сверток и протянул его миниатюрной женщине.
– И правда, теплые! – удивилась Вера. – Откуда это? Спасибо Вам!
Когда Николай быстрым армейским шагом шел к остановке, Верочка добралась, наконец, до своей кухни, поставила чайник и первым делом вымыла фрукты. Они и правда оказались чудесными, будто из детской книжки: твердые зеленые яблоки с красным бочком и сочные медовые груши. Хозяйка разложила их в плетеные корзинки, потом выпила чай с одной из ватрушек и начала готовить ужин. Ушла грусть и дневные огорчения, Олина тревога и чудовищная усталость. Она включила музыку и открыла окно. Золотой листопад уже подходил к концу, бездонное небо опустело, чистый бодрый воздух ворвался на кухню, и она увидела, как поредели деревья во дворе и как под фонарем бродит соседка со своим пекинесом, пристраивающимся то к одному, то к другому дереву. Эти простые незатейливые жизненные моменты сделали ее такой счастливой, такой благодарной за все. Ей захотелось позвонить Николаю и поблагодарить за фрукты, поделиться своим настроением с тем, кто забрал ее усталость, но природная скромность остановила ее. Не хотелось, чтобы он увидел в ней немолодую экзальтированную особу. А он был бы очень рад услышать ее голос, потому что сам, вспоминая свои слова, корил себя за неловкость и нерешительность.
Какой все-таки чудесный получился вечер!
Глава 15
«Астролог» был прав: все, что дорого Верочке, хранилось в детстве в безукоризненном порядке, даже старые любительские фотографии, сделанные в школьные годы, не говоря уже о тех мелочах, что были связаны с взрослением сына. В плетеном сундучке она держала камушки и ракушки, которые они привозили с моря, старые детские книги, надеясь передать их внукам, крестильный набор Макса, пару чепчиков, комбинезон с желтым зайцем, зеленый свитер с улыбающимся жирафом, первые пинетки и любимые игрушки сына. Среди старых школьных фотографий она наткнулась на ту, где они с Маринкой стояли вдвоем, в классе у Ирины Ивановны, улыбающиеся и крепко держащиеся за руки. Даты на оборотной стороне не было, но Вера знала – это седьмой класс. Тот самый Саша, с которым она по-соседски обменивалась книгами, в то время всерьез увлекался фотоделом. Он оборудовал крошечную ванную комнату под лабораторию, там и проявлял пленки, печатал фотографии вопреки запретам матери. Она сердилась, требовала освободить помещение: у нее были дела поважнее, чем мальчишеское баловство. Так она говорила Верочкиной маме, забежав так, по-соседски на несколько минут и засидевшись на пару часов, пока уставший и хмурый не возвращался домой отец, прервав их женское щебетание, не сказав при этом ни единого слова.
Саша накануне праздничного дня притащил в класс треногу, протянул через все помещение провод, повесил лампу и долго настраивал свет. Девчонки уже устали позировать и не верили в то, что птичка, в конце концов, вылетит из старого фотоаппарата, но Сашка убеждал всех, что все обязательно получится. Маринка и Вера, проявив чудеса долготерпения, все же дождались своей очереди. После уроков взволнованные и нарядные, они прибежали в школу переодевшись. Марина щеголяла в новой клетчатой рубашке и индийских джинсах, устав от воланов и девичьих платьев, в которые наряжала ее мать. Верочка была в синем сарафане с вышивкой. Справа на груди красовалось солнце, окруженное цветами, и такое же ярко-желтое светило, улыбающееся и вполне живое, было на расклешенной юбке слева. Историю этого сарафана Вера не помнила. Наверняка, мама достала где-то по знакомству, из-под полы, и сделала этим дочь очень счастливой. Ни у кого больше такого сарафана не было. Он ей очень шел. На юбке сбоку прятались боковые карманы, и Вера, позируя, спрятала одну руку в карман, другую доверила подруге. Нижняя губа поджата, на лице неестественная улыбка уставшей девочки, примерявшей во время ожидания улыбки и позы разного рода. Как всегда, на фотографии была запечатлена самая неудачная из всех возможных улыбок. Все, конечно же, от смущения. Вспомнилось, как долго она ждала эту фотокарточку, как была ей рада, хотя и слегка разочарована. Кто же знал, что она так глупо подожмет губу и некрасиво улыбнется?
Маруся же светилась от счастья, невзирая на все и демонстрируя два ряда зубов, с которыми устал бороться врач из городской поликлиники. Пластинки, установленные ортодонтом, не выдерживали противостояния с сушками и бубликами, зубы постоянно болели из-за конфет и сладостей. Пластинки терялись, ломались, их устанавливали вновь, заменяли новыми, которые тоже приходили в негодность. Мама, уставшая отпрашиваться с работы и сопровождать дочь в поликлинику, в конце концов, капитулировала: пусть будут такие, как есть. Мы же как-то выжили без этих диковинных устройств и ничего – зубы не кривые. Перерастет, и все выпрямится. В общем, ничто не могло лишить Маринку ее вечного оптимизма, даже неровные зубы. Вера эту фотографию любила, потому что таких, отражающих повседневную жизнь, тогда было очень мало. В основном, их делали по важным случаям: в связи с получением паспорта, комсомольского билета, с окончанием школы или во время бракосочетания. Могла, конечно, семья зайти просто так в фотоателье и сделать фотографию, но происходило это крайне редко.
На этом черно-белом снимке видна школьная доска с химическими формулами, сдвинутые парты, цветы на подоконниках, стол Ирины Ивановны и, кажется, ощущался даже запах мастики, которой натирали пол. Еще в Верочкином альбоме сохранилось несколько общих фотографий, сделанных во время школьных экскурсий и субботников – вот, пожалуй, и весь школьный архив.
На другой фотографии, сделанной учителем физкультуры рядом с музеем Ленина, ребят собралось так много, что Вера узнала себя только потому, что знала, в чем была одета. Нечеткий снимок лишил всех лиц. Можно было угадать некоторых по знакомым силуэтам. На этот раз рядом с Верой стояла Света. Это она помнила хорошо, Марина в тот день болела и на экскурсию с ними не поехала. Длинные волосы Светы, всегда заплетенные в косы, и синева глаз всегда привлекали мужское внимание. В классе почти никто не знал подробности ее семейной жизни. Казалось, только Вера и была посвящена, да и то не сразу, а уже в старших классах.
Света была полной противоположностью упитанной и щекастой Марине. Стройная, бледная, голубоглазая и темноволосая девочка была очень заметной. Обе девочки любили Веру и не очень ладили между собой. Каждая хотела дружить с любимой подругой наедине, вдвоем. Вера разрывалась от этого раздвоения. Если случалось им куда-то пойти втроем, каждая из подружек замыкалась в себе, отвечала коротко и неохотно, вяло поддерживая разговор, а Верочка мучилась, потому что не знала, как справиться с этим напряжением и как развернуть их лицом друг к другу. Маринка Веру делить ни с кем не собиралась: это пирожное она хотела съесть сама. Обе девочки ей нравились, каждая по-своему, и она не понимала, почему бы им не дружить втроем. Вместе они могли бы образовать совершенство: неугасающий оптимизм одной, сияющая доброта другой и самостоятельность, сдержанность третьей. Света еще унаследовала от бабушки одаренность женских рук и могла шить, мастерить и готовить то, что девочкам и не снилось. Но пока Марина и Света имели свои секреты, и Вера была доверенным лицом для каждой и хранила их в тайне.
Со Светой они стали общаться лет пять назад, и очень тепло приняли друг друга, повзрослевших и изменившихся. Редко созваниваясь, они отправляли друг другу электронные письма или голосовые сообщения. Света на встречу приехать не сможет, предупредила сразу. Сложное материальное положение. Два сына одновременно закончили школу и поступили в университет. Их обучение стоит немало, и Света не может себе позволить такой дорогостоящей поездки. Марина с облегчением вздохнула, Вера это почувствовала даже по телефону. И все-таки глупая ситуация: не видеться столько лет и хранить в себе какие-то детские обиды и раздражение.
Недалеко от любимого полуразрушенного дома, к которому по утрам ходила на свидание Верочка, росло старое дерево, такое же древнее, как и сам дом. Оно приспособилось к новым условиям, к жизни среди асфальта и оживленной дороги, по которой денно и нощно проносились машины, хотя родилось оно и мужало в парковой зоне, где машин поначалу не было вовсе. Огромная крона каштана давала большую тень, а ствол был весь в шрамах от мальчишеских упражнений в метании ножей и попыток запечатлеть свое достойное вечности имя для потомков. Кто только не побывал здесь за долгие годы! Сколько признаний в любви хранит в себе мощный ствол! И где же все эти Маши и Пети, клявшиеся друг другу в вечной любви? Жив ли тот Вася, что был здесь сорок лет назад? Как сложилась судьба у Тани, отдыхавшей здесь в 1975 году?
Верочке казалось, что люди – все равно что деревья. У всех стволы, листья и уходящие в глубину корни, но содержание, плоды всегда разные. Внешне здоровое дерево может скрывать гнилую сердцевину. В юности деревца раскачиваются из стороны в сторону, ищут чьей-то поддержки, заботы и любви. В зрелые годы уже крепко стоят на ногах, не боятся ураганов и непогоды, и хранят в себе шрамы от чьих-то обид и предательств. Какие-то великаны, укрывая людей от дождя, сверкают на солнце, шелестят листвой в яркий осенний день. Они излучают тепло и свет, а другие – чахнут, не сумев приспособиться к новым реалиям, к проносящимся мимо машинам, оставляющим после себя лишь пыль и ядовитые выхлопы.
Некоторые люди – настоящие дубы и кедры, нашедшие опору, сумевшие обрести целостность, гибкость и глубину. Такими могут быть далеко не все. Другие – яблони и вишни, с вкусными и яркими плодами. Они берут не глубиной, а сочными фруктами, а кого-то и кустарником трудно назвать. В поисках тепла и дождя, они тянутся своими тонкими ветвями к небу и тесно сплетаются друг с другом, в поисках опоры. Навалившись на других, они ищут поддержку и в тихий солнечный день, и в минуты глубоких потрясений.
Верочка любила старое дерево за силу и мудрость. Оно, сопротивляясь ветрам и неурядицам, все еще радовалось жизни, тянулось к небу и жило в мире с собой и со своими соседями. Веру это восхищало, и она надеялась, что старый дом и крепкое дерево обретут хозяев, которые смогут о них позаботиться. По утрам она останавливалась на несколько минут, будто приветствовала старых знакомых и шла дальше. Каштан смотрел ей вслед с грустью и пониманием. В двух метрах от земли его мощный ствол причудливо раздваивался и самостоятельные побеги уходили в высоту бездонного неба. Он знал: это обычный порядок вещей, когда дети обретают собственную жизнь и уходят от родителей. Деревья – это тоже люди.
Глава 16
Утром над городом нависли тяжелые тучи и все замерло в молчаливом ожидании. Солнце так и не вырвалось из темного плена, и к обеду с неба посыпался мокрый снег вперемешку с дождем. День обещал быть неприятным, но Верочка не роптала. Осень, необыкновенно теплая в этом году, давно должна была уступить место холодному бодрящему воздуху надвигающейся зимы. Верочка любила морозные узоры на окне, наслаждалась дуновением холодного ветра, и хотя до этого было еще далеко, они жила ожиданием предстоящих холодов, падающим с неба снежинкам. Скоро земля покроется белым нарядом и все будут жить в ожидании Нового года. Само ожидание уже вызывало у нее волнение, вызванное детскими воспоминаниями.
Сегодняшняя радость, которую не могла омрачить неприятная погода, была связана с вчерашним появлением Николая. Его визит унес вчерашнюю усталость, чувство одиночества, и она, радостная и довольная, после завтрака заторопилась на работу. Чуткий от природы сын понял, что причиной утреннего подъема мамы был не он. Но ему все же повезло: он оказался рядом, и вся эта радость и доверие достались ему, а не кому-то другому. Он прекрасно знал мать: часто людская черствость и чужие проблемы мешали ей быть счастливой, перекрывали кислород; сегодня он был рад за нее и приписывал все предстоящей поездке.
Он уговорил маму отказаться от объемной спортивной сумки в пользу нового удобного чемодана на колесиках: и удобно, и элегантно. Он давно забронировал номер в небольшом отеле, расположенном в историческом центре столицы, неподалеку от метро, зная, как мама любит пешие прогулки. В столице жили какие-то дальние родственники и друзья друзей, но Вера не хотела никого обременять. Она уже составила планы на будущую неделю. Дай ей волю – она не вылезет из Третьяковской галереи весь день, думал сын. Он был, конечно, прав: Верочка надеялась посвятить один вечер встрече с одноклассниками, а все остальные дни – намеченной культурной программе. Татьяна Георгиевна тоже почувствовала Верочкино настроение, но большое количество клиентов не позволило им перекинуться ни словом до самого обеденного перерыва. Во время обеда Вера убежала в торговый центр: нужно было присмотреть себе вечерний наряд, и только вечером, после закрытия, женщины за чаем обменялись новостями. Ольга выглядела сегодня получше. Разговора с мужем так и не состоялось, она умолчала о том, что знала. Все шло своим чередом, на выходных они собирались съездить к ее родителям. Брат с женой обещал приехать тоже. Поделилась ли Ольга последними новостями с братом Мишей – они не знали. Татьяна сетовала на непогоду и непрекращающиеся сборы в школе. Вечером ей предстояло готовить ужин и выделить деньги для родительского комитета. Муж вообще не знал, для чего это нужно, говорил всегда одно и то же: «А ты не давай! Не имеют право!».
– Ты только представь, Вер он ни разу не был в школе! Ни на одном родительском собрании, и дома дает советы. Вот, пошел бы и выступил! Сидит там вечно одно бабье – мужикам и дела нет!
– Да, так оно и есть! Поэтому лучше не делиться с ним – платить все равно придется.
– Придется – это точно! Вот только откуда их взять? Только купили детям новые куртки к зиме, заплатили коммуналку, а до зарплаты еще две недели.
Ольга не отзывалась на разговор и думала о своем. Она надеялась, что поездка сблизит их с мужем. Она ежедневно аккуратно проверяла его телефон и видела только настойчивое желание «крашеной кошки» заманить ее мужа к себе домой. Сашок отказывался, объясняя занятостью. Было ощущение, что он не знает, как избежать этого общения, как стереть из памяти события того вечера. «Дурачок, – постановила Ольга, – разве можно заводить романы на работе?». Своих кавалеров она держала на расстоянии: сейчас было не до них. Зная мужа как облупленного, она надеялась перетянуть одеяло на свою сторону. Откровенно говоря, постепенно справляясь с шоком, она была просто уверена, что муж сейчас страдает от угрызений совести и мечтает уехать из города на выходные не меньше ее.
В одном женщины были едины: они завидовали Верочкиному отъезду и тем впечатлениям, которые она с собой привезет. Таня убеждала ее проводить меньше времени в музеях и театрах. Лучше больше гулять и не отказываться от знакомств. Да, и одноклассников, конечно, тоже упускать не стоит. Вера отмахивалась и шутила.
О мужчинах она давно не думала. Ее эксперименты оказались неудачными, и она прекрасно понимала: с каждым шансом встретить хорошего человека становится все меньше и меньше. Она мечтала о совпадениях во взглядах, в чувстве юмора, она ценила надежность и порядочность, но, признаться, уже давно не верила в то, что свободных мужчин, подходящих под это описание, можно встретить. Однажды в праздничный день она наткнулась в парке на удивительную женщину, будто сохранившую в себе забытый дух хиппи: длинное платье в мелкий цветок, рыжие сапоги, тряпичная сумка с бахромой, распущенные волосы, небрежно перевязанные яркой тесемкой. Она стояла у деревянной беседки с попугаем в руках. Он, забавный и, вероятно, обученный, должен был достать клювом нужное предсказание, свернутое в трубочку и утрамбованное в маленькую коробку из-под печеньев. Верочка, отметив такую необычную женщину, скорее всего, прошла бы мимо, не будь женщина такой настойчивой. Интересно было бы ее написать!.. За символическую плату ей достался крошечный рулончик, на котором красовался диагноз: «Острая недостаточность сказочных событий в повседневной жизни. Ждите перемен». Возможно, попугай был прав, так оно и было на самом деле. Прекрасных принцев она не ждала даже в юности и потому не воспринимала слова своих подруг всерьез. Ее жизнь окончательно и бесповоротно связана с будущим сына, с его семьей и еще не рожденными детьми. Мелкие радости и небольшие открытия вполне возможны, но чудес она уже не ждала. Однако прекрасно понимала: многим удается избавиться от одиночества даже в ее зрелые годы. Ей не нравилось, когда сорокалетних женщин называли молодыми, призывали начать жизнь заново, рожать детей. Эти призывы она не разделяла: всему свое время. В двадцать нужно рожать детей и жить легко, не задумываясь о мелочах жизни, не ожидая благоустроенной квартиры и дорогого автомобиля. Вместе взрослеть, бегать по лужам, кататься с горки, познавать мир и открывать вместе с ребенком что-то новое. В сорок – она была в этом убеждена – время спокойному зрелому счастью, умению отделять зерна от плевел и радоваться тому, как взрослеют дети.
Так, конечно, думали не все. В прошлом году весь коллектив обсуждал историю сорокалетней Анны, измученной жизнью женщины. Она проработала в их отделении лет пять, всегда была скромна, аккуратна, немногословна, говорила исключительно о детях и семье, которая, несмотря на их общие с мужем усилия, с трудом сводила концы с концами. Вдруг громом среди ясного неба прозвучала весть о разводе. Как? Почему? Анна никогда не жаловалась на мужа. Все отделение банка видело, как муж Анны заезжал каждый вечер за женой, отвозил детей в школу. Скромный и приличный человек, работящий и молчаливый. Они удивительно подходили друг другу. Все женщины приняли весть молча, и только Татьяна Георгиевна не смогла сдержаться.
– Слушай, Ань, ты подумай хорошенько. Он прекрасный отец и семьянин, если все так, как видится со стороны.
– Да, так оно и есть. Но я не могу. Я никогда его не любила, не хочу притворяться перед детьми, – ничуть не сомневаясь в своей правоте, спокойно ответила женщина.
– Ты не дури, не спеши, дура-баба! Дети тебе «спасибо» не скажут, да и в нашем возрасте свою жизнь устроить будет непросто. Очередь не стоит! Вон молодые пигалицы идут в первых рядах, дальше тридцатилетние, а уж потом мы.
– Да понятно!.. – нехотя согласилась Анна.
И все-таки она поступила так, как считала правильным, хотя многие крутили у виска, не понимая эту тихоню. Чего ей, в самом деле, надо? Такие мужчины, как ее муж, на дороге не валяются! Вторым громом среди ясного неба стало известие о том, что у Анны появился возлюбленный. Или он был давно, и именно это стало причиной развода? Этого женщины поначалу не знали, но скоро стало очевидным, что Аня встречалась с женатым человеком уже не первый год. Возможно, она надеялась своим разводом подтолкнуть и его к какому-нибудь решению. Татьяна Георгиевна, ошарашенная и потрясенная, призналась, что ничего не понимает в людях. Уж кто-кто, только не Анька! И что в ней такого есть?!?
– А я-то дура, советовала ей одуматься. Боялась, что она обрекает себя на одиночество. Вот я дурында! А она-то давно в шоколаде – и муж, и любовник под боком!
– Ну что ты, Тань! Мы же не знаем, как оно есть на самом деле, – Верочка не любила таких разговоров, хотя и сама не понимала Анну. Никогда не допустила бы подобных отношений. Уж лучше быть одной, чем сделать несчастными столько людей!
На улице к вечеру совсем потемнело, тяжелые низкие тучи все еще висели над городом. Еще недавно ноябрьский воздух был необыкновенно теплым, а теперь бурые листья колыхались в лужах, набегал порывистый ветер и приносил с собой бодрящий и освежающий воздух. На далеких горных склонах среди оставшейся рыжей и красноватой листвы уже лежал тонким слоем чистый снег. Зарождалась зима, и люди, которые еще вчера жаловались на теплую осень, сегодня ругали непогоду. Вере в радость было все: и затопленные водой улицы, и мокрые от дождя и снега зонтики, и ветер, набегающий крадучись и ломающий неподготовленные к нападению зонты. Какое-то странное желание томило ее душу. Ей хотелось в путь, к новым впечатлениям. Путешествия всегда делали ее счастливой, наполняли ее тонкую отзывчивую душу. Выйдя на улицу, она вдохнула холодный воздух, от которого прохожие прятались в огромные шарфы и теплые капюшоны, и почувствовала: она не простудится. Ей хотелось, чтобы холодная осень стояла, не иссякая, это ее лекарство от невзгод. И безлюдные переулки, и дома в глубине садов за глухими заборами, и парковые ограды с остатками бурой листвы, и ожидание скорой зимы – все питало ее спокойствием и придавало душевную легкость.
Ранним утром следующего дня Верочка вышла из здания московского аэровокзала. Самое любимое ее время суток: чистое новорожденное утро, но с запахами другого города, колоссальные масштабы которого ощущались сразу же. Погода оказалась совсем не такой отвратительной, как обещали синоптики. Плюс семь в конце ноября с мелкой моросью – это, по мнению Верочки, погода вполне себе бодрящая. Сын оказался прав: путешествовать с сумкой и одним чемоданом на колесах было очень удобно. Теплая куртка, выручающие в любую погоду джинсы, бордовые ботинки, гармонирующие с объемным цветным шарфом – лучшей одежды трудно придумать для путешествия. Два часа полета пролетели незаметно: она пролистала журналы, поклевала предложенный пассажирам легкий завтрак и даже почти прочитала книгу, которую взяла с собой. Это была ее последняя находка в букинистическом магазине. Инна Сергеевна Нилова, специалист по истории французской живописи восемнадцатого века, раскрывала тайны известных картин и рассказывала о возможностях и методах историко-художественного исследования. Вера остановилась на таинственных превращениях, иногда происходящих со старинными картинами. «Девочка в шляпе», прожившая несколько лет в Эрмитаже как неопознанная, оказалась портретом Екатерины Демидовой. Чудеса – да и только! Плюс кропотливая работа исследователей-энтузиастов. Там, среди них, Верочкино место, она знала, она это чувствовала!
Ее соседкой оказалась молодая женщина, уткнувшаяся в телефон все два часа полета. Впрочем, как только самолет приземлился, она достала из сумки целый арсенал средств для наведения красоты, сразу же позвонила Муратику и сообщила о благополучной посадке. Пассажиры с радостью и с облегчением зааплодировали пилоту, как только самолет коснулся земли. Даже Вера, так любившая летать, перекрестилась с благодарностью.
В гостинице она будет раньше полудня, и, если номер не будет готов, прогуляется по соседним улочкам и выпьет где-нибудь кофе. Раннее заселение не принято, как и в любой другой гостинице мира – об этом предупреждали заранее на сайте. Перед самым вылетом объявились дальние родственники и предложили остановиться у них, но Верочка вежливо отказалась, сославшись на дела. Не хочет их беспокоить и обязательно их навестит, как только представится возможность. Стеснять их не хочет и беспокоить тоже. Главный смысл любого путешествия, даже такого короткого, ей виделся в свободе. Этим Верочка жертвовать не собиралась. Сын отнесся к выбору гостиницы очень тщательно, в отличие от нее, даже не поинтересовавшейся ни завтраком, ни отзывами опытных путешественников. Зато она придирчиво изучила локацию: красивая тихая улица, небольшой уютный отель в двадцать с небольшим номеров, в пешей доступности метро. Отличное расположение для прогулок и осмотра достопримечательностей – говорилось на сайте.