Открываю дверь квартиры.
Темно, душно, затхло, и воздух прокуренный.
Чёрт возьми, убила бы!
– Олег! Ты опять куришь дома? – Разгоняю я рукой закрученный в спирали светлый дым. – Почему нельзя на балкон выйти?
Прохожу в зал.
Олег валяется на диване перед телевизором. На табуретке рядом, в пепельнице, тлеет и дымит непотушенная сигарета. На полу пустые алюминиевые банки из-под пива и я тут же вспоминаю, что в своей запаре совсем забыла про магазин.
Ладно, оно к лучшему. Олег, судя по всему, уже успел влить в себя с утра литра два. Думаю, для пятницы этого достаточно.
– Привет, – бросает он мне, не отрывая взгляда от новостей. – Не, ты видала, что творится? Лесные пожары, столько гектар леса горит, а они ниче не делают! Нахрена нам эти пожарные вообще?! Работу бы свою научились работать! Че за бездари! А бабло они получают с наших налогов!
Это любимое занятие Олега – смотреть телевизор и возмущаться, что все живут не так, как нужно. Он один знает, как правильно тушить пожары, ловить преступников, лечить людей и принимать законы.
Я с этим его хобби смирилась, хотя лучше бы он занялся чем-то полезным.
– Ась, купила?
– Прости, забыла, – открываю в зале окно, чтобы проветрить.
– Ты чё, я замерзну!
– Дышать нечем дома.
Цокает и натягивает на себя плед.
– А чё не купила-то?
– Я просто вся в своих мыслях. Вылетело из головы.
– Аа. Ну конечно, вечно у тебя из головы вылетает, когда я что-то прошу.
Кирюха в зал не входит – выглядывает из-за дверного косяка на нас, как мышонок.
– Кушать хочешь? – спрашиваю её.
– Да, сваргань что-нибудь, плиз, – отвечает мне Олег.
– Там же суп был, я вечером варила.
– Так я его съел уже.
– Мог бы и приготовить что-нибудь, – ворчу я себе под нос. – Весь день дома сидишь.
– В смысле? Я мужик, Ась, алло. Готовить – женская функция. Вы в моей квартире живёте, так что давай, дорогая, обязанности честно распределять.
Не хочу начинать перепалку с порога. Молчу вообще про честное распределение обязанностей, потому что Олег уже полгода нигде не работает и денег не приносит. Его, кажется, такой расклад устраивает. За коммуналку плачу я, еду и бытовуху тоже на свою учительскую зарплату покупаю. Он в обмен на это предоставляет нам с Кирой коробку, которую гордо зовет квартирой.
До пяти часов я в школе, потом сломя голову несусь за Кирой в сад, а дома начинается очередная круговерть.
Я будто белка, но не в колесе, а в барабане стиральной машины, работающей на режиме отжима в тысячу оборотов. А стиральная машина, к тому же, горит. И катится с горы в пропасть.
Оставляю Олега наедине с телевизором и ухожу на кухню, Кирюху усаживаю за стол, даю фломастеры и альбом.
– Мам, поисуем?
– Порисуем, только мне нужно приготовить ужин.
– А потом поисуем?
– Конечно. Начинай без меня, а я пока картошку почищу.
Кирюша увлечённо черкает что-то в альбоме, я занимаюсь едой и не могу перестать думать о том, почему вообще здесь нахожусь. Как докатилась до жизни такой…
Олег не был таким, когда мы встретились. Его речи были полны амбиций, планов на будущее. Я не хотела отношений, думала, что и сама справляюсь, но мне было страшно и непривычно после тёплого и безопасного крыла Дамира.
Казалось, что если мужчина есть рядом, значит, должно быть легче, поэтому я очень быстро с Олегом съехалась, хоть и любви к нему не испытывала. Он был мне симпатичен просто, встретил меня из роддома и первое время даже пытался наладить с маленькой Кирой контакт, но чем больше времени проходило, тем шире и глубже становилась пропасть между ними.
Сейчас такая же пропасть и между мной с Олегом. Мы словно с разных планет, и, как я ни стараюсь, у меня не получается вытащить из него того человека, с которым я была когда-то знакома.
А может, и не было его никогда, и всё это была маска, игра или моё воображение, которое выдало желаемое за действительное, потому что было очень-очень страшно вот так с новорождённым ребёнком остаться совершенно одной.
Давно нужно было уйти. Для чего мне эти отношения? Мне в них некомфортно, одиноко, тоскливо. Когда Олег рядом – мне пусто, когда его нет – тревожно, потому что я уже не чувствую в себе стержня. Не уверена, что смогу одна выжить.
Но разговаривать нам с ним сейчас не о чем. Совместного хобби нет – слишком полярны наши интересы. Вместе мы никуда не ходим и даже фильмы предпочитаем разные. Секс редкий и посредственный.
Так зачем оно?
Но всё же что-то болезненное и гнетущее внутри не даёт мне уйти. Ведь мужчина рядом – это хорошо, да? Даже если этот мужчина такой… Никакой.
– Мам, я нависовава, – зовёт меня Кирюша.
– Нарисовала? Ну-ка, дай гляну!
Склоняюсь над альбомом, где чёрным карандашом буквально четырьмя загогулинами изображена кривая, но внушительная мужская фигура. А на круглом, как блин, лице чернеют два глаза и прямая, суровая линия губ.
– Кто это, Кирюш? – зависаю я над рисунком и заторможенно целую дочку в затылок.
– Не жнаю, – Кирюха пожимает плечиками. – Дядя.
Зато я знаю.
Даже в этом объекте абстракционизма угадываю Шахманова.
А глаза-угольки, кажется, смотрят мне прямо в душу…