Тем утром, что Кит и Хьюго Годдены приехали на побережье, Мэл играл в карты с мамой, Тамсин со своим пони была на конюшне, Мэтти красила ногти, а папа, Хоуп и я плавали. Гомез лежал в тени в саду за домом и тяжело дышал во сне.
Мы увидели машину: длинный черный «Мерседес» с тонированными окнами. Такие машины были необычны для наших мест, и мы сразу поняли, кто приехал.
Деталей мы не знали. Знали лишь, что они приедут, чтобы провести лето с Мэлом и Хоуп, и, откровенно говоря, разве что-то могло вызвать у нас более неподдельный экстаз?
Мэтти ужасно волновалась – наконец-то представление началось.
Я, как всегда, была полна подозрений. Почему мы? Почему здесь? Разве они недостаточно взрослые, чтобы провести лето без присмотра? Разве у них нет друзей в Лос-Анджелесе?
Тамсин была искренне влюблена в своего пони и потому не так восприимчива к романтическим приключениям, как остальные. Но даже она, получив мамину эсэмэску, бросила Дюку пару охапок сена в кормушку и пошла домой.
Мы все мигом собрались у входа. Тэм на велосипеде, Мэтти (ее ногти все еще были влажными), вышедший из дома Мэл.
Хоуп, мама, папа и я были уже на месте.
Летом мы обычно ходили в шортах и футболках поверх купальных костюмов и теперь смотрелись как наспех сколоченный комитет по встрече президента: разносортные, обгорелые на солнце и абсолютно не соответствующие торжественности момента. На водителе «Мерседеса» был темный костюм и галстук. Флоренс Годден появилась с переднего пассажирского сиденья и словно ступила на красный ковер, ее белая шелковая туника развевалась, как флаг. Гомез подбежал к ней, хлопая ушами, и, надо отдать Флоренс должное, она сняла перчатку, наклонилась и гладила его до тех пор, пока он не потерял к ней всякий интерес и не вернулся к своим делам.
Ей было за пятьдесят, хрупкая и слегка изможденная, на манер голливудских красавиц, темные волосы уложены в превосходную прическу, кожа блестящая, цвета бронзы, огромные очки в белой оправе, идеальные черты лица. Дорогие белые шелковые брюки и сандалии на платформе. Казалось, эти сандалии весят больше, чем она.
Мэтти смотрела на Флоренс Годден как на чудо. Настоящая кинозвезда, чей пик карьеры пришелся на прошлые времена, когда Мэтти еще не было на свете.
– Дорогая! – вздохнула Флоренс, увидев Хоуп. – Сколько лет, сколько зим!
– Да уж, – ответила Хоуп и обняла свою крестную.
– Как замечательно увидеть всех вас. – Флоренс говорила с естественным английским акцентом, который прятала в фальшивом техасском произношении. – Я уже вижу, что мои мальчики будут счастливы здесь.
Внимание принимающей стороны внезапно усилилось, словно мы следили за теннисным мячом. С заднего сиденья появился Кит, и взгляд Мэтти вдруг сфокусировался, чего я не видела долгие годы. Она почти никогда не считала, что выглядит хуже, чем кто-либо из толпы, и потому появление Кита стало для нее шоком. Мэтти привыкла к обожанию, она обладала совершенными формами, длинными ногами, огромными глазами и обалденными губами, так что и мужчины, и женщины, завидев ее, останавливались и откровенно таращились.
Но Кит Годден был иным: золотистая кожа, густые золотисто-каштановые волосы, ореховые глаза с золотистыми крапинками – своего рода золотая греческая статуя, воплощающая юность. На нем была старая белая рубашка поло с крокодильчиком на левой стороне, мешковатые шорты цвета хаки и шлепанцы. Его длинные волосы походили на змей Медузы, и он то и дело отбрасывал их назад.
Как мне запомнилось, он весь светился. Я могу закрыть глаза и увидеть, каким он тогда предстал перед нами: кожа такая, будто он провел долгие часы, поглощая солнечные лучи только ради того, чтобы снова вернуть их миру. Его голос тоже был золотым, низкий и чувственный, а не брюзгливый, как у нас.
Кит Годден обратил взгляд на каждого, улыбаясь при этом солнечной улыбкой. Его голос был полон уверенности, и все слегка наклонились к нему, чтобы слышать лучше.
Мэтти представили первой, и Кит торжественно предложил ей руку. Я ожидала вспышку молнии из-за соединения жара и холода или же, по крайней мере, землетрясения. Секунды за четыре он очаровал ее практически до смерти.
Наше волнение зашкалило.
– Хьюго, дорогой, ты где? – Флоренс склонилась над «Мерседесом» и сняла очки, высматривая в темном углу машины своего второго сына, нашла его, ухватила за кисть, так что он наконец вышел на свет, коричневый и довольно обыкновенный. Он слегка горбился, был выше и тоньше брата и сложен не так атлетически. На нем была простая голубая майка, джинсы и белые кроссовки. И ничего больше: ни тебе причудливого кардигана, пиджака или бейсболки, ни рубашки с логотипом. Его лицо казалось немного расплывчатым, руки были засунуты глубоко в карманы, голова отворачивалась от мира, и потому было трудно толком разглядеть его. Он казался костлявым и неловким, с большими локтями и коленками, словно молодой грейхаунд.
Заметно было, что он родственник Кита, минус обаяние, минус солнечное сияние, и, кроме того, казалось, ему хочется быть не собой, а кем-то другим.
– Входите, входите, – пригласил Малколм. Он провел всех в дом и предложил напитки, а Хоуп тем временем обменивалась рукопожатиями с Китом и Флоренс, ведя себя очень церемонно, чего за ней никогда не водилось.
– Как много имен тебе придется запомнить, – тихо сказала она Киту. – Но ты справишься.
Кит безошибочно назвал наши имена, пригвоздив каждого понимающей улыбкой.
Малколм и мама скрылись в кухне, оставив Мэтти глазеть на Кита, а Хоуп – накрывать стол к обеду. Папа и Флоренс болтали, словно старые друзья; Флоренс держала руку на папиной руке, ее звенящий голос кинозвезды взлетал на высоких нотах, как у француженки. Мэл принес бокалы и разлил итальянское белое вино, ударившее по нашим пустым желудкам, Мэтти начала пошатываться, и это потребовало уверенной руки Кита, и его сочувственной улыбки, и такого взгляда в лицо Мэтти, что, казалось, ее зрачки вот-вот расплавятся.
Кит оглянулся и поймал мой взгляд. Покер был скорее моей игрой, но я тут же поняла, что он понял, что я…
Давайте просто скажем, что в этот самый миг он легко вошел мне между ребер, как нож.
Он смотрел на меня немного дольше, чем требовалось, а потом отвернулся и взглянул на каждого по очереди.
Оооох. Все в комнате задержали дыхание.
Выдох.
– Мои прекрасные мальчики, – провозгласила Флоренс, беря Кита за руку, глядя на него с любовью и ища глазами Хьюго, который пристроился в самом темном углу комнаты и оттуда исподлобья смотрел на присутствующих.
Мы сразу же невзлюбили Хьюго – Кит в наших глазах был человеком высшей пробы, а Хьюго – ну что тут скажешь?
Хоуп налила еще вина, и Мэтти выудила Кита из толпы, действуя словно овчарка при овцах, и стала легонько подталкивать локтем по направлению к пляжу.
– Здесь симпатичнее, чем кажется, – услышала я ее голос, и Кит в ответ пробормотал что-то одобрительное.
Симпатичнее, чем кажется? Да здесь все превосходно.
– Тут можно играть в теннис, плавать и ходить под парусом, а еще здесь есть лошади и много рыбы. И город всего в нескольких милях, хотя я не думаю, что ты водишь машину. – Она ненадолго умолкла, размышляя, куда идти дальше.
– Если мне у вас не понравится, то в этом будешь виновата не ты, – сказал ей Кит. – А вообще-то я должен учить монологи для прослушивания в Королевской академии. Так что скучно не будет.
– Обычно у нас не скучно, – заверила его Мэтти. Это прозвучало нелепо, хотя было очень даже возможно, что Кит может счесть свою жизнь здесь невыносимо скучной. – Думаю, это зависит от того, к чему ты привык. Королевская академия? Круто.
Они сели перед нашим домом, и я хорошо видела суженого Мэтти. В нем было нечто бисексуальное, но разве можно что-то знать об актерах наверняка? То, как он слегка вздергивал подбородок, словно позировал перед камерой, выдавало его игру и создавало впечатление, будто он тщательно изучил, какие ракурсы наиболее выгодны для него.
– У вас изумительный дом, – сказал Кит.
– Он всегда принадлежал нашей семье, – ответила Мэтти, скрестив ноги. – Мы едва замечаем его.
Алекс высунул голову из-под крыльца:
– Ты, должно быть, Кит.
– Да, должно быть. А кто, должно быть, ты?
– Алекс. – Выбравшись из тесного убежища, он распрямился, моргая на солнце и счищая паутину с волос, рук и ног. – Оу! – сказал он, размахивая руками взад-вперед. – Рука затекла!
– А что ты там делал?
– Изучал жизнь животных. – Алекс достал фонарик величиной с ручку и направил луч света прямо в глаза Кита. – Лягушки, тритоны, букашки, все виды.
– У меня не слишком хорошо с биологией.
– А это не биология, – сказал Алекс. – Это мир.
Кит моргнул.
В их разговор вступила Мэтти:
– Ты ходишь под парусом?
– Бывает. – Кит проследил за ее взглядом на море. Несколько лодок с мачтами покачивались в лагуне.
– Зайти в устье довольно трудно, но ты научишься, – заверила его Мэтти, выделывая ногами пируэты.
Кит выглядел заинтересованным:
– Тебе придется взять меня с собой. Я плавал только в Тихом океане. А это совсем другое.
– Ну, во-первых, он гораздо больше, – буркнул Алекс и снова исчез.
– Здесь есть чем заняться летом, – сказала Мэтти. – В конце августа папа и Мэл отправляются в Большое плавание. Нам не разрешается выходить с ними, потому что это дело мужское, и однажды они чуть было не столкнулись с паромом, а в другой раз ветер был очень сильным и сломал мачту. – Она помолчала. – А еще мы устраиваем турнир по теннису, такая у нас традиция. И это действительно весело.
– Я люблю теннис.
– Мэл – самый лучший наш игрок, но я тоже играю хорошо.
Мэтти действительно хорошо играла в теннис, ничего выдающегося, но совсем даже неплохо. Мы называли наш способ играть «камикадзе» – игнорировали всяческие правила, и судьи на корте не было. Победитель в споре становился победителем в игре.
Хоуп – она была на пляже – позвонила в колокольчик. Обед готов.
– Надо возвращаться, – сказала Мэтти.
– Приготовьтесь к обеду с Флоренс, – улыбнулся Кит. – Она очень эмоциональна при расставаниях. Рыдания заставляют ее чувствовать себя хорошей матерью.
– А разве она не хорошая мать?
Кит рассмеялся.