Усадив Васю за стол, Валя стала его потчевать своими блюдами, и в этот момент в дом вошёл и Вячеслав.
– Так! – протянул он, увидев Васю и, подойдя к нему, крепко обнял, усаживаясь рядом с ним за стол.
– Каким ветром, дружище! С год я тебя уже не видел, случилось что, или просто решил друга проведать? – спросил он, вглядываясь в гостя.
Увидев в его глазах что-то такое, что его насторожило, он добавил. – Ладно, пойдём, выйдем, пока хозяйка на стол накроет, да покалякаем!
Не проронив больше ни одного слова, он поднялся и вышел из дома, а следом за ним и Вася.
– Рассказывай! – повернувшись к нему, сказал Слава, пристально всматриваясь в его глаза. – Я же чую, что беда! Говори! Не боись!
– Да если бы боялся, дык не приехал бы к тебе! – усмехнувшись, произнёс Вася и, подняв глаза, добавил. – Обложили меня шакалы из НКВД, хорошо Никола появился вовремя, вот и посоветовал слинять на пару недель, пока всё уляжется! Обещал за это время всё уладить! Я к нему должен и явиться через две недели, вот почему я и приехал к тебе, чтобы отсидеться, а там видно будет! Прав был батя, чтобы я не шёл на эту работу, сами себя же и съедают! В общем, как-то так! Примешь беглого врага народа?
– Тебя, Вася, я приму кем бы ты ни был! – ответил Слава и улыбнулся. – Это вы там с Николаем правильно решили, а то попадёшь под горячую руку, беды не оберёшься. Устраивайся, Валюху я предупрежу, чтобы не трезвонила, но и ты тоже тут не буйствуй, а то примешь лишнего, и начнёшь рубаху рвать! Знаем, что герой! Только геройство в другом месте надо показывать, а не с бабами! Ладно! Пойдём вечёрить, ещё наговоримся!
Две недели Вася не выходил из дома, если не считать того, что кормил коня, да помогал Вале по хозяйству. Соседям Валя сказала, что Вася двоюродный брат Славы, чтобы не задавали ненужные вопросы.
Слава все эти дни работал, но вечерами с Васей долго сидели в саду и беседовали о том, что же делать, если вдруг Василя всё-таки загребут, как он выражался.
После того, как прошла неделя, Слава порывался съездить в Почеп и узнать от Николая хоть что-то, чтобы прояснить обстановку. Он сам потом отказался от этой затеи, потому что своими движениями он бы обязательно открыл месторасположения Василя. По этой же самой причине они отказались, и навещать Малышевку.
Дни для Василия тянулись безумно медленно, он перестал спать, и заметно похудел от переживаний. Да и переживал он далеко не о себе, а о своей Сашеньке, да о родных. От бессилия он тупо пил самогон, лениво закусывая, и если бы не эти замечательные люди, он бы обязательно уже сорвался бы и поехал бы выяснять отношения.
Как бы то ни было, но часы всё равно отбивают свой ритм, и время неизбежно приближало его к развязке. Для себя Вася уже давно решил, как он высказался Славе, что ему уже всё равно, расстреляют, так расстреляют, лишь бы не тюрьма. Он считал, что тюрьма опускает человека на самое дно, откуда нет пути назад, в нормальную жизнь.
Наконец этот день настал и Вася, вместе со Славой, так решил Вячеслав, который взял коня у соседа, выехали в Почеп. Решили в Малышевку не заглядывать, чтобы не устраивать переполох, да не терзать сердце.
Выехали очень рано и к одиннадцати часам дня были на месте. Слава оставил Васю за углом с двумя лошадьми, а сам пошёл узнать обстановку у Николая.
Николай тоже обрадовался, увидев Вячеслава и, обнявшись с ним, спросил. – Я так и знал, что наш друг у тебя! Ну и где он?
– А что случилось-то, Николай? – спросил Слава у него, не отреагировав на его вопросы.
Да всё будет нормально, но партийный билет ему придётся положить! – ответил Николай, почесав затылок, продолжая улыбаться. – Понимаешь! Какая-то гнида написала на него письмо, что он женат на дочери врага народа, ну и ещё всякого дерьма! Так вот, это самое дерьмо я смог соскоблить, ну, а женитьбу никуда не выкинешь! Так что иди за ним, да будем заканчивать эту бодягу!
– Ну, а что, сразу нельзя было это решить, а то человек за две недели на понос изошёл! – улыбнувшись, спросил Слава у него.
– Если бы я его тогда не встретил, то никто бы и разбираться не стал! – недовольно пробурчал Николай и, показав на дверь, добавил. – Давай, тащи! Чего лясы точить! Как дети, ей богу! Что вы не понимаете, какая сейчас идёт кампания против врагов народа? И кто будет в этом разбираться? Поступила информация, факт женитьбы есть, а дальше пошло бы, как по маслу! Иди! Не терзай меня!
Слава вышел из конторы, повернул за угол и, подойдя к Васе, забрал свою лошадь, и повёл её к конторе, кивнув Васе, чтобы он следовал за ним.
В итоге Вася всё-таки лишился партийного билета, получил выговор от начальства, но зато вышел из здания НКВД живым и здоровым, хоть и со сломанной судьбой и психикой. Он стал одним из тех, которым повезло выйти из этой ситуации с малой кровью, хотя дорогу к росту ему закрыли раз и навсегда. Он получил душевную травму, разлом в своём сознании, который заново раскрывал перед ним видение нашей действительности. Об этом он, конечно же, меньше всего переживал. Он и сейчас, больше думал о своей ненаглядной Сашеньки, чем о себе.
Потеря партийного билета, да ещё с таким клеймом закрывало перед ним все дороги, но он уже тогда, когда сидел без дел у Славы, решил, что уйдёт со службы и перейдёт бухгалтером в свой колхоз.
04.06.2015 год.
Веха!
Разлом!
Часть третья!
После того, как мы с Аней расписались официально в ЗАГСе, нам предоставили отпуск на десять дней, и мы, в этот же день, выехали в Почеп.
На сей раз, мы остановились у тётки Матрёны, которая даже прослезилась, встретив нас уже поздно ночью. К Александру я решил не вламываться, дабы не разбудить малышек.
Наша Матрёна быстро собрала на стол, Аня достала бутылку водки, которую нам, в свою очередь, подогнал Александр, провожая нас на вокзале, и дал он нам их аж пять бутылок, чтобы довести хоть что-то до Малышевки. Он и сам хотел ехать с нами, на чём я настаивал, но в последний момент передумал, сославшись на какие-то дела. Ваня тоже не смог поехать, у него началась своя жизнь, и мы всё реже стали встречаться, хотя отношений не теряли. Павел Цобан тоже погрузился в свои проблемы, но мы также приходили к нему в гости, как и он к нам.
Общежитие нам не понадобилось, так как родители Ани категорически не захотели ее отпускать из дома, предоставив нам отдельную комнату, из которой выселили Маню и Катю. Иван и Александр жили уже своими семьями, и своей жизнью.
Отужинав вместе с тёткой Матрёной, мы выпили по полстакана водки, рассказали ей, что мы уже муж и жена, чему она была несказанно рада, и тут же постелила нам вместе в моей бывшей комнате.
Проснулись мы около десяти утра, отчего я даже пришёл в ужас. Так долго я ещё никогда не спал, видимо подействовала выпитая водка, да и удобная кровать с нежной женой.
Матрёна нас не будила, да и вообще молчала, чтобы нас не стали тормошить родные.
У Галины Ивановны уже тоже никого не было, кроме девочек, за которыми она и приглядывала. Она тоже нам очень обрадовалась, исцеловала всю Аню и меня.
Имя Галя за день произносилось раз сто не меньше, и я снова несколько раз Аню назвал Галей, отчего она только засмеялась, и сказала. – Милый! Да мне тоже нравится, когда ты меня называешь Галей, так что не переживай!
Сказала она это, когда мы все вместе, к этому времени появились Сашка с Марией, сидели за столом у Галины Ивановны, куда пришла и Матрёна со своими угощениями. Все поздравляли нас с женитьбой, радостно разговаривая за столом.
В этот момент к нам и зашёл наш Василий. После того, как у него закончилась эпопея с НКВД, Вячеслав уехал домой по другой дороге, а Василий решил заглянуть к Александру, чтобы перевести дух, да собраться с мыслями, и попал на наше торжество.
– Опять ты, Пашка, без меня веселишься! И по какому поводу? – выпалил он сходу, едва зайдя в дом.
Мы все кинулись к нему, и потащили к столу, Галина Ивановна стала наливать ему борщ, освободив для него место рядом с собой.
Вася хоть и улыбался, но выглядел похудевшим, и каким-то уставшим, на что мы не очень-то обратили внимание.
Пришлось достать ещё одну бутылку водки к той, которую мы достали к обеду, да остатку из ночного ужина, который принесла с собой тётка Матрёна.
Отпраздновали, нашу с Аней женитьбу, шумно и весело. Лишь после того, как вышли во двор покурить, Вася и поведал нам свои приключения, которые я и описал в предыдущей части. Курил, правда, один Василий, а мы с Александром как-то не втянулись в эту заразу, чему были рады несказанно.
Рассказывал он сумбурно, но долго, выплёскивая нам свои переживания от всего того, что с ним произошло за эти две недели.
– Всё, братки! – промолвил он в заключении. – Отпрыгался я окончательно, партийный билет забрали, с работы выпроводили, и если бы не Николай Позан, то уже может быть и расстреляли бы! Ну, ничего, буду работать в колхозе! Не пропадём!
Потом он спохватился, и направился на улицу, где и привязал своего коня, забыв даже попоить, да покормить его.
– Вот дурень! – донеслось оттуда. – Забыл своего Орлика попоить! Как привязал его к столбу, так и стоит, бедолага!
Сашка тут же вынес ведро с водой, вылили её в большую кадку, после чего подвели коня к ней. Потом он побежал в сарай и вынес оттуда полведра овса, поставив ведро возле лошади.
– Слушайте! А как вы будете до Малышевки добираться? – вдруг спросил Вася, глянув на меня. – Я же верхом!
– Ничего страшного! – вклинился в разговор Саша, не дав мне даже ответить. – У нас в школе есть повозка, и неплохая, вы её у нас возьмёте, а потом, когда будете возвращаться, привезёте назад.
– Да! Хитрец! – засмеялся Вася. – Видно мне их придётся и везти обратно сюда! Ну, ничего, братуха! Как я всё-таки рад вас всех видеть, братки! – снова воскликнул он, и принялся нас душить.
Недолго думая, мы втроём, забрали Васиного Орлика, и пошли в школу Александру за повозкой, чтобы завтра с утра не суетиться и не тратить понапрасну время. Солнце уже спускалось к горизонту, поэтому Саша нас подгонял.
– Надо дотемна успеть, а то ещё подумают, что директор повозку ворует со школы! – произнёс он на полном серьёзе. – Ты мне там напишешь расписку, что в течение десяти дней обязуешься возвратить повозку обратно, а то чем чёрт не шутит! Сейчас откуда угодно может беда прийти! Вон у нас у троих учеников родителей забрали, их хотели выгнать из школы, даже Роно подключалось, но я отвоевал детей, сказав, что дети не в ответе за родителей! Так что и у меня врагов достаточно, но я стараюсь им противостоять, хотя, если честно, то и боязно иногда! Что тогда Маруся будет делать с двумя девочками!
– Во-во! – воскликнул Вася. – Я тоже так думал, сидя у Славы! Одну девочку ещё куда ни шло, но после появления Надюши, да с животиком на третьего, это уже перебор! Да! Конечно, родители не бросят, но всё равно, каково ей самой-то было бы! Кошмар! Я когда начинал думать об этом, то хоть в петлю лезь!
– Да! – согласился Саша, вышагивая впереди нас к школе. – Надо будет зайти к Николаю, да хоть пару бутылок водки ему принести!
– Ну, это понятно! Я буду Павлушу с молодухой подвозить, и ему чего-нибудь подкину! Четверть самогона первачка подкину! – улыбнувшись, отозвался Вася.
Я как-то не встревал в их разговор, всё-таки они были старше меня, и, естественно, более опытнее. Сашка на шесть лет, а Василий так вообще на одиннадцать лет старше меня. И тот и тот были коммунистами, хотя Василия уже исключили, и посему было заметно, что его это обстоятельство сильно угнетало. Но всё равно, в данной ситуации, это был выход из создавшегося положения, как говорили, с малой кровью. Я вспомнил разговор отца с Василием, когда он ему говорил, что тебе ещё припомнят женитьбу на дочери кулака, так оно и вышло.
Забрав повозку, довольно-таки неплохую, я стал запрягать Орлика, а Саша увёл Василя к себе в кабинет, и вернулись оттуда тогда, когда я уже выехал со школьного двора, а сторож, дед со смешной бородкой, закрыл за мной ворота.
– Ну, что Митрич! – произнёс Сашка. – Мы поехали, а если кто будет спрашивать, так и говори, что повозку забрал директор! Понял?
– Хорошо, Харитонович! – произнёс Митрич, и помахал нам вслед.
– Вот жизнь! – в сердцах кинул Саша, едва мы отъехали от школы. – Что ни сделал и оглядывайся, чтобы тебя не зацепили и не потащили, да или просто не стали задавать вопросы!
Чуть помолчав, он, вдруг, сказал. – Да! Ты представляешь, Вася, чтобы было с нами, если бы тебя тогда зацепили, как врага народа? Да нас бы всех перешерстили, и меня погнали бы не только из директоров, но и детей бы обучать запретили! Это факт! Хорошо, что всё так обошлось! А ты говоришь, зачем идти к Николаю с водкой!
Так, перебрасываясь фразами, мы незаметно приехали к дому Галины Ивановны, где Василий и решил заночевать, а я, забрав Аннушку, вместе с Матрёной, отправились к ней, так как время уже подходило к десяти вечера, и на улице уже давно наступила ночь.
Попив с ней чай с пышками, которые она напекла, мы уединились в своей комнате и, раздевшись, юркнули в холодную постель. Анюта прижалась ко мне своим хрупким тельцем, и замурлыкала мне под ухо. Я нежно обнял её, и мы провалились с ней страну любви.
Разбудила нас Матрёна, постучав в дверь. Она сказала, что пришёл Вася и собирается ехать. За окном уже было светло, и значит, что наступил день, а мы планировали выехать с рассветом.
– Да не хотел вас, голубков, будить! – произнёс Вася, когда мы с Аней прибежали к Галине Ивановне, собрав все свои вещи. – Ничего, к обеду домчим! У меня Орлик шустрый малый! Дома-то меня заждались, а про вас и духом-то не ведают! Вот и прикатим со сплошными сюрпризами!
Погода с утра радовала хоть, и было прохладно. Сентябрь, особенно начало сентября, выдался очень ветреным, холодным, и каким-то мерзким, но сегодня с утра радовало солнце, хотя, как я уже и говорил, дул несильный, но холодный ветерок с северо-востока.
Пока мы завтракали у Галины Ивановны, тётя Матрёна приготовила нам приличную перекуску, уложив всё в объёмную корзинку с одной ручкой.
Она тоже посидела в уголке, наблюдая за нами, а потом, перед тем, как мы тронули в путь, она подошла ко мне, и шепнула на ухо. – Павлушенька! Передай папе приветик от меня и скажи, что я скучаю! Хорошо?
– Хорошо, тётя Матрёна! – ответил я весело и, обняв свою жену, помахал всем рукой, что, собственно, сделали и все присутствующие.
Катили действительно шустро. Орлик, застоявшийся за всё это время, бежал без передыха, пофыркивая от удовольствия. Жаль, что его, скорее всего, заберут у Василя, хоть, правда, он и был из нашего колхоза. Но должность у Васи теперь уже будет явно не та, которую он занимал.
Остановились мы там же, где когда-то останавливались с отцом в прошлом году, когда приезжали с Аней в отпуск, правда, в другом статусе. Ручеёк всё так же журчал, но вода была до ужаса холодной. Помыть руки, и то надо было стискивать зубы, так ломило кости от холода.
Аня быстро организовала трапезу, мы выпили по стопке, оставшейся после вчерашнего ужина, водки, чтобы не открывать новую, перекусили и двинулись дальше.
Часам к двенадцати мы уже проехали Супрягино, и часам к двум уже подъезжали к Малышевке.
Первым нас увидел Ванька, который бегал с маленькой Шуркой на улице, распугивая курей, да поросят. Шурке в конце сентября должно было исполниться уже восемь лет, и мать запросто оставляла её дома одну, да и помогала ей она по хозяйству вместе с Ксенией, которой было уже шестнадцать лет. Но всё равно побегать ещё хотелось, вот она и бегала за Ваней, а он, дурачась, убегал от неё. Оба были босиком, хоть и земля уже была довольно-таки прохладной, правда дневное солнце успело её прогреть.
Шурка завизжала, увидев тоже нас, и, почему-то, побежала к Александре сообщить ей, что едут гости, а Ваня кинулся к нам навстречу. Следом за ним, со двора, выбежал и Шарик, который, обогнав Ваню, сходу залетел к нам в повозку, и принялся облизывать нас, радостно повизгивая!
Дома! У меня молнией пролетела мысль, что мы дома, и моё сердце затрепыхалось от счастья. От счастья же выступили и слёзы на глазах, которые неистово облизывал Шарик, не давая возможности даже обнять подбежавшего Ваньку, который так же запрыгнул к нам в повозку, обнимая сразу всех от радости.
Мы ещё не успели подъехать к Васиному дому, как из ворот вылетела Александра и, размахивая руками, споткнулась и, плача, упала прямо возле поросят, которые копошились в дорожной пыли.
– Тпррр! – крикнул Вася и, бросив поводья, спрыгнул с повозки, и, подбежав к жене, поднял её, и они застыли в объятиях, не видя никого вокруг себя! Александра плакала, и захлёбывалась от слёз, в то же время счастливо улыбалась, а Вася просто прижимал её к своей груди, и прятал лицо от людей, чтобы они не видели его слёз. Так, обнимаясь, он и увёл жену во двор. Мы же попали в объятия матери, Ксюши, прибежавшей Дуси, и даже Шурки, которая бегала под ногами, цепляясь то за меня, то за Аню. Аня тоже плакала, оказавшись в семье, которая любила её, как свою родную. Собственно у нас в семье так относились ко всем невесткам, без разницы, они просто становились членами нашей семьи. Вот такой был наш род, произошедший из запорожских казаков, и привыкших жить одной семьёй.
За несколько минут, возле нашего дома собрались чуть ли не все родичи, которые были в это время в деревне. Это и понятно, нас всегда интересовало всё новенькое, и интересное, что, как правило, привозили с собой гости.
Высвободившись из объятий матери и сестёр, а также родни, я, наконец-то, подошёл к отцу, и, обняв его, прошептал на ухо. – Привет тебе от тёти Матрёны! Говорит, что скучает!
Он отстранил меня, улыбнулся, и произнёс. – Ну, вот! Я надеюсь, на сей раз ты с женой приехал, или как?
– Да, батя! На сей раз с женой, но об этом потом, пусть чуток поостынет вокруг, и поговорим, мне многое есть чего рассказать! – ответил я и, посмотрев на Аню, подозвал её к себе.
Она тут же подбежала и, осторожно, обняла отца, явно смущаясь. Потом, поцеловав его, она снова убежала к девочкам, показав мне язык.
– Вот вертихвостки! – усмехнувшись, пробурчал отец и, взяв Орлика под узды, повёл во двор к Александру.
– Батя! – крикнул я ему вдогонку. – Ты Василя-то пока не трогай, сам понимаешь! Он потом тебе всё сам расскажет, если успеет сегодня, а то обещал напиться в усмерть!
Отец ничего не сказал и скрылся во дворе, а я, забрав все вещи, которые выгрузили прямо у наших ворот, направился в дом. Мать семенила за мной, а все остальные продолжали беситься на улице, распугав всех курей и свиней своим визгом и беготнёй.
В доме всё было по-прежнему, даже запах, который запомнился мне на всю жизнь, и тот остался тем же, каким он был и год тому назад.
После улицы, в доме было даже жарковато от протопленной печи, в которой готовится вся пища. На столе уже стояли миски, было нарезано сало, хлеб, стояла огромная миска простокваши, а также лежали помидоры, огурцы и лук. В одной из тарелок была нарезана тонкими ломтиками редька, политая алеем. С краю печи стоял огромный чугун с тушёной картошкой, запах от которой просто уничтожал меня, и я, бросив вещи на лавку, подошёл к печи и, взяв ложку, зачерпнул горячей, желтоватой картошки, которую, обжигаясь, практически проглотил.
– Мама! Ты чудо! Как я мечтал о твоей картошечке! – воскликнул я, и в это время в дом стали забегать все остальные.
Похоже, что отец всех загонял в дом на трапезу. Василий с Александрой объявились через час. Они сияли от счастья.
Только после этого, отец разлил водку по стаканам, привезённую нами и, поднявшись со своего места, сказал. – Ну! Будем здравы!
06.06.2015 год.
Веха!
Разлом!
Часть четвёртая!
Малышевка, как и Клинцы, после революции несколько раз переходила из одного района в другой. До революции была в составе Почепского уезда, а затем её, да и Беловск с ближайшими деревнями, передали в Мглинский район, а потом снова передали в Почепский, обрезав Мглинский район возле Балык, которые находились в полутора километрах от Малышевки.
Точно так же и Клинцы, они тоже передавались то в Гомельскую область, то в Черниговскую, и только сравнительно недавно, прописали в Орловской области.
Все эти передвижения целых районов вводили сумятицу в документах, которые иногда приносили большие неприятности всем, и гражданам, и чиновникам.
Отпуск у нас с Аней закончился быстро, как всегда и бывает. Васю с удовольствием взяли на работу в колхоз, и даже оставили ему Орлика, на котором он и рассекал по работе. Жизнь у него наладилась, Александра уже заметно поправилась, и они ждали очередного ребёнка. Больше всех ждал отец, который неизменно желал только пацана, другого слышать не хотел.
Вася, как и было, договорено, отвёз нас в Почеп, и даже посадил в поезд, а сам отогнал повозку, и заночевал у Матрёны, передав ей гостинцев от родителей. Гостинцев привезли и Саше с Марусей, в виде тушек гусей, небольшой кадки засоленного сала и мяса, а также картошки, и прочих овощей, и варений.
Мы тоже с собой взяли, но немного, так как в руках много и не утащишь. Вася обещал приехать с батей позже к нам в гости, и уж тогда привезти всякой всячины. Да заодно познакомиться с новой роднёй.
В Клинцы, уже к себе домой мы прибыли утром в воскресенье, а завтра нам уже надо было выходить на работу. Добравшись до дома, мы, позавтракав, ушли с Аней в свою комнату, передав матери все гостинцы из деревни, а также подарки от наших родителей. Радости большой мы не увидели, но зато и буркотни тоже не было. Все эти движения, связанные с путешествием из деревни в Клинцы, как-то опустошили нас, и мы сразу же уснули, как младенцы.
Поднялись уже вечером и, перекусив без аппетита, снова ушли в свою комнату.
– Слушай, Анюта! – произнёс чуть слышно я. – Надо нам с тобой как-то о своём угле начинать думать! Я понимаю, что не сейчас, но и тянуть нечего! Сама знаешь, пойдут дети, тогда совсем будет не до этого! Надо будет взять участок, я слышал, что начали давать новые нарезы севернее Декабристов, там уже две улицы роздали, и базар начинают обстраивать жилыми домами! Вот я и думаю там взять, всё-таки рядом с базаром, да и от родителей твоих с километр всего будет! Да и место там хорошее, я уже там был и смотрел, мне нравится! Надо будет с тобой туда сходить, чтобы ты знала! Понимаешь, не в этом, так в следующем году меня точно в армию заберут, так хоть до этого времени закупить лес, а возле твоих родителей его ошкурить и сложить, а когда из армии вернусь, то и дом поставим, а до этого участок огородим, какой сарайчик сделаем! Ну, а там видно будет!
– Да, хорошо бы! Я, Павлуша, с тобой полностью согласна, только как это всё сделать? – задумчиво произнесла Аня, прижавшись ко мне, положив свою голову на мою грудь. – Господи! Да и деньги же нужны!
– Ничего! Мы же с тобой вдвоём работаем! Будем экономить, и к следующему году что-нибудь да отложим, а к этому времени я попробую решить вопрос с участком! – произнёс я, поглаживая её по плечу. – Главное взять участок под строительство, а всё остальное дело техники! Мы хоть небольшую построим хатку, потом сделаем пристройку, и будем жить! Почти всё я и сам могу делать, ну а сруб поставить, так Саня подмогнёт, да и Иван не откажет, Павла также попрошу, и за два-три дня сруб и поставим, но это потом, когда приду с армии, а до этого ты и у матери поживёшь! Всё-таки веселее будет, да и в беде не оставят!
Незаметно для себя, мы как-то уснули и только утром подхватились, так как нам надо было бежать на работу, да ещё в первую смену.
Время летело стремительно, но до зимы я всё-таки успел оформить участок земли в десять соток по улице Зелёной, которой ещё не было и в помине, стояли только колышки, да кое-где стали появляться заборы, и небольшие времянки. Большинство людей и жили в этих времянках, собираясь даже зимовать. Я же на такое решил не идти, чтобы не рисковать будущим ребёнком, так как моя Аннушка забеременела. Даже уже было слегка заметно.
Отец приехал с Васей, как и договаривались в конце ноября, когда уже плотно лёг снег, и морозы по ночам доходили до пятнадцати, а то и до двадцати градусов. Правда, днём редко опускалось ниже пяти градусов.
Встреча была радостной с нашей стороны, только мать Ани, Степанида, явно встретила с прохладцей, но ни отец, ни брат, не показали и вида. Сам Михаил, отец Ани, был искренне рад встрече с отцом и братом зятя и, недолго думая, затащил всех за стол. Степанида была вынуждена готовить на стол. Аня суетилась и без конца щебетала, радуясь гостям. Отец с Васей привезли несколько мешков картошки, овощей, килограмм пятьдесят чистого мяса, и столько же сала. Кроме этого, они привезли и литров двадцать самогона, нашего, малышевского, отчего отец Ани особенно обрадовался. Когда выгрузили все гостинцы, Степанида размякла, и стала даже улыбаться, расспрашивая отца о семье, и житие в нашей деревне.
Михаил её оборвал и они принялись за самое главное, то есть за спиртное, и закуски.
Снова пришлось отмечать нашу женитьбу, как, и принято в таких случаях. Немного погодя подошёл Александр и, Вася, познакомившись с ним, крепко пожал ему руку, и поблагодарил его за всё то, что он сделал для меня, да и сестрёнки. Я Васе всё рассказал о своих приключениях, и проблемах, больше никому не рассказывал о том, как меня чуть не убили, но Сашка спас.
Через некоторое время мой отец захмелел, да и приморился с дороги, всё-таки сто километров довольно большой путь на лошади, да ещё зимой, и его уложили спать в нашей комнате. Мы же с Аней решили уйти ночевать к соседям, которые с удовольствием предоставили нам уголок.
После того, как отец уснул, мы ещё долго разговаривали, продолжая застолье. Вася поднабрался с Сашей, и куда-то удалились от нас. Время было уже позднее, и за нами тоже пришла соседка, приглашая к себе.
Поднялись мы с Аней по привычке рано, хотя сегодня и был выходной, что, естественно радовало. Мы сразу же направились в дом к себе, и застали всех за столом, где оба отца уже успели опохмелиться и о чём-то беседовали, не обращая внимания на окружающих. Мать Ани возилась у печи и бурчала на них, что занялись прямо с утра хлебтать это пойло, как она выразилась, хотя сама была не против пропустить грамм ста пятьдесят, и непременно залпом. Я знал, что отец много не пил, и всегда потом долго перебаливал, поэтому тоже волновался за него. Говорить что-то против в этой ситуации было бесполезно, иначе можно было попасть под горячую руку.
Василя не было, как не было и Александра, зато пришёл в гости Иван, и тоже уже успел выпить стакан самогона, так как усиленно закусывал, весело посматривая на мужиков.
Поздоровавшись с нами, Ваня, продолжая улыбаться, кивнул в сторону отцов, и сказал. – Они что со вчерашнего дня так сидят?
– Не говори чепухи! – вклинилась мать Ани, цыкнув на Ивана. – Это ты бы, оболтус сидел бы всю ночь! Вам бы только напиться, а там хоть трава не расти!
– Какая трава, мать? – засмеялся Иван. – На улице сугробы по колено, да и видно снова натягивает, они-то, когда собираются в дорогу? В пургу бы не угодили!
– Ну, что ты несёшь? Кто же в пургу поедет? – вновь недовольно пробурчала мать, засовывая чугунки, да горшки в печь.
Управившись с ними, она повернулась к нам, и добавила. – Завтракать-то будете, а то энти антихристы всё сметут! Садитесь, пока не поздно.
Погода действительно портилась на глазах, и к обеду завьюжило. Отобедав, отец снова завалился в нашей комнате, и уснул мёртвым сном. Михаил тоже, побродив немного по дому, да побурчав на Степаниду, ушёл к себе в комнату и тоже захрапел, а Аня с матерью стали прибирать со стола. Девочки, Маня и Катя, также помогали им, а я уединился с Иваном, и стал обсуждать с ним, где раздобыть лес на будущий дом.
– Да что ты голову ломаешь? – улыбнувшись, произнёс он. – Попроси Александра и он решит тебе эту проблему! У него весь город в руках! Он бы тебе и так его притащил, но без документов нельзя, иначе посадят сразу же! Так что выписать в лесхозе поможет, не сомневайся! Главное, чтобы деньги были!
– Да я думаю, что к весне, в крайнем случае, к лету, мы соберём нужную сумму! – произнёс я, почесав затылок. – Нам бы хоть пока на небольшой домик, а потом мы ещё пристроим! Главное жить отдельно!
– Согласен! – поддержал меня Иван. – Как ты с моей мамашей уживаешься, ума не приложу!
– Да что мы уживаемся! Только ночью и бываем дома, правда Анюта моя поправляться стала, вот тогда уже и проблемы начнутся! – сокрушённо покачав головой, ответил я, без всякой иронии.
Василь так и не появился с Александром на ночь, хотя на улице запуржило очень даже неплохо. Я стал волноваться за них, но меня снова успокоил Иван, собираясь уходить к себе.
– Ты голову не ломай, и не переживай! – засмеявшись, сказал он, стоя уже у дверей. – Они с Саньком в тепле и наслаждаются, не в пример тебе! Так что чао! Я пошёл!
Помахав всем рукой, он удалился, запустив в дом шум пурги, и холодный ветер.
На ночь мы снова ушли к соседке, чтобы отдохнуть, так как завтра нам с Аней надо было в первую смену на работу.
На улице подвывало сильно, и мы думали, что это надолго, а пурга закончилась уже ночью, озарив небо полной луной и яркими, крупными от морозца, звёздами. Мне не спалось в чужой постели, а Аня, уткнувшись мне под мышку, сопела, умаявшись за день. Я всё думал о разговоре с Иваном, мне не давал покоя лес, без которого невозможно было построить дом, даже маленький. Кроме самого сруба, нужна была ещё и доска, доска на полы, на потолки, на крышу, перегородки, да, Господи, везде и всюду. Я ещё плохо разбирался во всём этом, поэтому рассчитывал по весне просто огородить участок каким-нибудь ломьём, да построить хоть какую-нибудь времянку, типа небольшого сарая, где можно было хранить инвентарь, да инструменты, а во время непогоды спрятаться там, и переждать. Также надо было в ней сделать небольшую печку, чтобы приготовить покушать, или просто погреться, когда будет холодно.
Обратив свой взор к звёздам и луне, которые заглядывали в комнатку через небольшое окно, я ломал голову о будущей стройке, и незаметно уснул.
Разбудила Аня в пять утра и мы, забежав домой на минутку, чтобы хоть что-то перехватить на дорожку, побежали на работу. Оба отца ещё спали, как и сестрёнки Ани, возилась на кухне только мать, а Василя так и не было.
На улице было тихо, морозно, но пробиваться до центральной улицы пришлось, преодолевая приличные сугробы. На работу явились вовремя и, переодевшись, приступили к своим обязанностям.
На работе всё было, как всегда, грохот станков, постоянная суета у остановившихся агрегатов, их наладка, и так до обеда. После обеда всё вновь повторялось. Работу я свою знал уже хорошо, да и успел её полюбить. Ане с каждым днём становилось всё труднее управляться за станком, и я уговорил Марковича перевести её весовщицей. Там она принимала готовые изделия, сортировала их, и отправляла на склад. Работа тоже была не из лёгких, но здесь она могла хоть больше сидеть, чем стоять всю смену за станком.
Домой мы вернулись с Аней в четвёртом часу. Все уже были в сборе, и ждали нас. Как только мы появились, сразу же сели за стол и вместе пообедали наваристых щей и пареной картошки.
После этого Вася, нагулявшись до отвала с Александром, молча, ушёл управляться с лошадью, а отец Ани стал отговаривать моего отца ехать в ночь.
– Ну, куда вас понесёт ночью-то! Харитон! Совсем с ума сошли! – возмущался он, пытаясь остановить отца.
– Не! Сват, не уговаривай! – смеясь, ответил отец, поднимаясь из-за стола. – Мы всё равно не сможем за день добраться до места, а в Унече, у Васиного дружка и переночуем, а уж оттуда и выедем пораньше! Дай Бог до ночи и доберёмся, а если что не так, то остановимся в Мглине у Вячеслава, тоже Васиного друга, ну, а оттуда уже рукой подать! Летом-то конечно сподручнее, но зато дом надолго не оставишь! Сами понимаете, сколько на селе работы летом, вот и приходится зимой путешествовать!
Я не стал отговаривать отца, зная, что занятие это бесполезное. Если отец сказал, то обязательно сделает. Это он ещё здесь улыбался, а дома сразу начинал сердиться, поэтому толку было бы мало.
Уехали они тогда, когда солнце уже висело над горизонтом. На улице явно подмораживало, и градусов пятнадцать было это точно. Укутавшись в тулуп, батя устроился в своей кошёвке, засунув ноги, обутые в тёплые, валеные валенки и в сено, помахал всем рукой. Вася тронул со двора, наградив своего Орлика пугой.
Я очень сильно хотел поговорить с отцом по поводу дома, но из-за их пьянки, мне так и не удалось это сделать. Да собственно даже не пьянки, а их болтовни. Я никак не мог с ним уединиться, чтобы поговорить.
– А что, Саши не было? – спросил я, после того, как проводили родных.
– Да он Василия привёл, и сразу же ушёл, попрощавшись с твоим отцом и Васей! – ответила недовольно мать, и направилась в дом. Отец Ани тоже ушёл вслед за ней, а я остался с Аней, стоять возле дома, глядя в ту сторону, куда направились отец с братом.
Постояв несколько минут, мы закрыли ворота и тоже пошли в дом, тем более, что мороз начинал крепчать.
От Клинцов до Унечи, напрямки, было километров тридцать не меньше, а это значит, что, в лучшем случае, Орлик сможет привезти родных туда часов через пять. Таким образом, на месте они должны были быть часов в девять вечера.
Так вроде бы всё и нормально, только дорога за Клинцами, до самой Унечи, пробегала в лесу, а там водилось масса всякой дикой живности. В ноябре волки ещё не злобствовали, а вот в феврале путников всегда поджидали, и случаев гибели людей и лошадей, было в достатке. У отца, да и у Василя были ружья, поэтому они ехали в зиму, более-менее не опасаясь зверья.
После того, как мы вошли в дом, я разделся и, молча, направился в свою комнату, а Аня осталась помогать матери убрать в доме после гостей, да посмотреть с ней на всё то, что они привезли.
Пришла она через час и, радостно поцеловав меня, произнесла, наклонившись ко мне, почти шёпотом. – Мама в восторге! Да они привезли чуть ли не на всю зиму провизии, да ещё какой! Классные у тебя родные, Павлуша!
– То, что классные, я это и без тебя знаю, милая! – засмеявшись, произнёс я. – Плохо то, что это не в наш с тобой дом, дорогая! Лежу и думаю о нём без конца! Вчера так полночи не мог уснуть, всё голову ломал, где взять лес, да денег на него! Мы должны с тобой, край до лета, собрать хоть бы на небольшой сруб, немного пиломатериала! Да обыкновенных жердей привезти для времянки, чтобы было, где отдыхать, да инструмент прятать! Ты вон уже какая, к лету точно родишь, а мы всё тут! Ну, ладно я в армию уйду, а потом? В общем надо как-то решать этот вопрос!
Ужинать мне не хотелось и, попив чая с пирогом, который испекла Аня для гостей, да и девочек, я ушёл спать. Меня страшно потянуло в сон от тепла, идущего от печи, да и усталости и не до высыпания.
08.06.2015 год.
Веха!
Разлом!
Часть пятая!
Эта зима очень тяжело сложилась для Василия. Простыла старшая дочь Аня и умерла, а за ней ушла и Александра, которую обожал Василий. Она ушла с ребёнком, который так и остался при ней. Поскользнувшись у колодца, она вылила воду себе на голову, и пока набрала снова в вёдра воду, да пришла в дом, её стало колотить, и к вечеру у неё поднялась высокая температура. Сгорела она в течение двух дней.
После этого Василий запил зло и тяжело. Только к весне он как-то проснулся и, познакомившись с Анисьей, они поженились. Вася был таким хлопцем, что его невозможно было не полюбить. Она вышла за него, пригрев к своей груди и маленькую Надюшу, которая осталась от Александры, напоминая Васе о ней постоянно, так Надя росла и становилась похожей на мать.
Это горе как-то прошло мимо меня, но я искренне переживал за брата, и дал сам себе слово, что если у меня родится сын, второй сын, то обязательно назову его Васей. Я его уважал и любил, несмотря на его буйный характер, который он проявлял подвыпившим. В душе Вася был мягким, добрым и заботливым человеком, который всегда придёт на помощь близкому, из-за чего частенько и страдал. Многие пользовались его таким характером.
Как бы то ни было, но весну мы вышли повзрослевшими, с набором своих житейских проблем. Аня носила огромный живот, продолжая ходить на работу, и только в начале мая ей дали декретный отпуск. Я же весь был на стройке. За зиму я привёз обрезков, а из леса жердей. Боялся, что меня призовут в армию, и я не успею хотя бы огородить свой участок, поэтому, каждую свободную минуту, пропадал там, взяв с собой кусок сала, хлеба, да пару луковиц.
Первенец наш появился второго июня. Наконец-то у отца моего появился внук, которого я уже давно назвал в честь своего старшего брата, Александром.
Радости было не измерить. Я впервые в жизни напился на радостях вместе с Павлом Цобаном, Иваном и Сашкой. Выпивку, кстати, организовал именно Сашка, накрыв импровизированный стол у нас на участке, который я успел огородить. Там мы и уснули, устроившись возле жердей на траве, благо на улице было даже жарко.
Из-за того, что у меня родился ребёнок, мне в военкомате дали отсрочку на год, чему я был несказанно рад.
Через две недели ко мне приехали отец с матерью и маленькой Шуркой. Зная, что они приедут, так как сообщили мне в письме, я попросил хлопцев мне помочь, и мы, дня за четыре, вернее вечера, построили времянку из жердей. Получился небольшой домик. Мой отец неплохо клал печи, поэтому я и планировал, что он мне поможет соорудить что-то небольшое, но очень нужное на первое время. Зимой, конечно же, здесь не проживёшь, но лето можно было жить, и заниматься стройкой, заодно разрабатывая свой участок.
Увидев внука, отец расчувствовался, а даже пустил слезу. Наконец-то его мечта сбылась, и у него появился внук, Песня Александр Павлович. Мать тоже расплакалась и, взяв ребёнка на руки, не отпускала его, пока не сели з стол. Аня ушла кормить малыша, а мы принялись отмечать рождение нашего сына.
Без подарков мои родные также не приехали. Забили молоденького поросёнка и цельную тушку, завернув её в дерюгу, привезли с собой, обсыпав предварительно солью изнутри, после того, как убрали внутренности.
Я боялся, чтобы отец не набрался, как в прошлый раз и, понимая, что задерживаться они не будут, так как началась, сенокосная пора переживал, что он не успеет мне помочь с печью.
Как ни странно, но он утром был в отличном расположении духа, и мы, устроившись в бричке, уехали на наш участок. Поехал и Михаил Иванович, отец Ани. Папа Миша, как его называла Аня, несколько раз бывал на участке, и даже помогал строить времянку. Плотничал он неплохо, поэтому срубить нехитрый сруб из жердей ему не составило труда, ну, а мы все были как бы подсобники.
– Да-а-а! – протянул батя, едва мы остановились возле нашего, так называемого, забора. – Место у вас здесь явно не городское! Я смотрю и низина сбоку участка, вероятно, весной здесь потоп! Ну, ничего! Обживётесь, и всё будет хорошо! Главное, как говорят, чтобы войны не было!
– Да какая война, Харитон? – весело воскликнул Михаил Иванович, спрыгивая с брички. – У нас сейчас такая армия, что никто не посмеет и рыпнуться!
– Дай Бог! Дай Бог! – протянул отец и, покряхтывая, пошёл вслед за мной на участок, миновав небольшую калитку.
Все женщины остались дома, но корзинку с продуктами и бутылкой самогона папа Миша прихватил с собой.
Рядом с нашим участком ещё только кое-где начали подвозить всякое старьё, как и я, чтобы огородить свои наделы. На некоторых уже обосновались молодые семьи, соорудив времянки типа блиндажей, наполовину обложенных дёрном, чтобы не продувались стены, да и зимой тепло.
Свет сюда ещё не подвели, обещали только в следующем году, да и то было не ясно. Дороги тоже не было никакой. В общем поле, поросшее небольшим кустарником и бурьяном.
– Па! – обратился я к отцу, когда подвёл его к времянке. – Помоги мне соорудить небольшую печку, чтобы можно было погреться, да что-то приготовить поесть! Не бежать же обедать домой, не ближний свет!
– Да без проблем, сынок! – произнёс отец, оглядываясь по сторонам. – Я только что-то глины не вижу, да и кирпича! Ты как собираешься печь-то строить, из жердей?
– Ой, Господи! – засмеялся я. – Кирпич во времянке, я его от посторонних глаз спрятал, а глина здесь везде! Пока будешь настраиваться на работу, я и накопаю!
– Ну, так и ступай! Чего лясы-то точить? – пробурчал по привычке отец, и направился во времянку вместе с Михаилом Ивановичем, а я, взяв лопату и ведро, направился в угол участка, где у меня уже была выкопана яма до самой глины.
Когда я принёс ведро глины во времянку, два папаши уже усиленно работали, устраивая что-то вроде фундамента под будущую печь. Они о чём-то разговаривали, весело перебрасываясь фразами. По ним было заметно, что по стопке самогона они уже попробовали.
– Павлуш! – произнёс отец, увидев меня с ведром глины. – Глина, кирпич, это конечно хорошо, а вода-то здесь имеется?
– Сейчас принесу! – сказал я, и, улыбнувшись, взял пустое ведро и отправился в небольшой колодец, выкопанный жильцами этого городка, который находился от нашего участка метрах в пятидесяти.
Через пять минут я уже вернулся с ведром воды и, высыпав глину в деревянный ящик с покатыми боками, который я сделал специально для того, чтобы можно было замесить раствор.
Через мгновение я уже снова бежал к яме за глиной. Процесс кладки печи проходил весело, с перерывами на перекус, таким образом, быстро опорожнив содержимое бутылки.
– Да, сват! – засмеялся отец. – Явно мы с тобой ошиблись, взяв только бутылку! Ну, и что теперь будем делать?
– Да не говори, Харитон! – в свою очередь, усмехнувшись, произнёс Михаил Иванович и, почесав затылок, добавил. – Давай бросать это грязное дело, да домой! Там и посидим, а печь и завтра закончим!
– Не! – отозвался отец, продолжая класть кирпичи. – Закончим и поедем, а то я завтра планирую выезжать! Сенокос, сам понимаешь! Я бы не приехал сейчас, если бы не это событие!
– Так! Отцы! – перебив их, произнёс я, доставая бутылку водки, спрятанную под полатями на всякий случай. – Я надеюсь, вам хватит? Вы главное печь закончите, а то я не осилю эту науку.
– Ну, вот, сват! – засмеялся отец, продолжая класть кирпичи. – А ты говорил домой! Мой сын тоже не промах, и эту ситуацию просёк, хунт его маце!
Услышав такое ругательство, Михаил Иванович захохотал, как мальчик.
– Ну, уморил, сват! – сквозь слёзы выдавил из себя Михаил Иванович. – Надо будет запомнить! Вроде и матерное выражение, а в тоже время и нет! Молодца!
Смех смехом, а с печью мы провозились часов до семи вечера, но закончили, и даже затопили.
– Ты, сынок, потом, когда будет время, оббей избушку дранкой, да забей стены глиной, а если побелишь ещё известью, так и жить здесь можно будет до самых морозов! Другие же живут! – сказал отец перед тем, как уходить.
– Ещё чего! Ты что сват спятил? С малым дитё я не отпущу! Что им места мало? Вот когда дом поднимет, тогда и пусть плывут себе! – возмутился Михаил Иванович.
– Да ты не кипятись, сват! – пробурчал подвыпивший отец. – Я же не сказал, чтобы они сюда перебирались! Я сказал, что можно, в случае чего, и жить!
Когда мы вернулись домой, на нас сразу же накинулись все женщины, высказывая нам свои претензии. Естественно всё проходило в стиле криков и вопросов.
– Где вас черти носили? – первым делом спросила моя мать, едва мы въехали во двор к сватам. – Да мы тут с ума сходим, а они где-то разъезжают! Молодцы!
– Все вопросы, дорогая, к нашему сыночку! – весело ответил батя, слезая с брички. – Он, видите ли, решил мне показать свой участок у чёрта на куличках, а заодно заставил сложить печь во времянке! Вот и результат!
– А где уже успели наклюкаться? – вставила своё слово Степанида. – Мы тут суетились, обед приготовили, а им печь понадобилась! Совсем подурели!
Аня в это время кормила Сашку и в разговор не влезала. Михаил Иванович тихонько слинял со двора, чтобы не попасть под раздачу, и появился только тогда, когда всех позвали к столу. Пока собирали на стол, отец и поведал мне всю историю с нашим Василием и его семьёй.
– Ты не представляешь, как он страдал, когда умерла дочь, а за ней и Александра! – сказал отец, грустно опустив голову. – Мы, конечно же, его все поддерживали, но он запил и больше месяца так пил, что разговаривать с ним было бесполезно! Он даже повеситься хотел, но, Слава Богу, подвернулась Анисья, и вернула его к жизни! Вот сейчас и живут вместе! Приятная и добрая девушка, к ней сразу же Надюша прилипла, оказавшись без матери.
Уехали родители рано утром. Вечером, за ужином, отец выпил грамм сто самогона и, хорошо поев, улёгся спать, а мать присоединилась к нему после того, как помогла убрать со стола.
Мы с Аней обосновались на чердаке, где обустроили себе гнёздышко.
Проводив родителей, мы решили с Аней сегодня никуда не идти, а просто отдохнуть перед работой, благо нам сегодня надо было идти во вторую смену.
Всё вроде шло, как и прежде, хотя люди всё-таки стали реже общаться между собой. Что меня ещё поражало в городской жизни, это замки. Они висели буквально везде, я уже не говорю про дома. Вешали их даже на калитке, когда все уходили из дома. Это обстоятельство меня ещё шокировало в Почепе, где я впервые увидел замок на дверях сарая у тётки Матрёны. Это она мне потом уже объяснила для чего замки на дверях. Оказываются есть люди, которые воруют, и это ещё больше меня шокировало. У нас в деревне, да даже в колхозе не было замков. Подопрут дверь палкой, или закроют на щеколду, а то и просто на крючок, вертушку, и всё. Люди приходят, видят, что двери подпёрты палкой и уходят. Сколько я жил в деревне, у нас не было ни одного случая воровства. Были, но это скорее не воровство, а ошибка, подумаешь, чужого гуся зарубил! Придёт потом и извинится, а взамен принесёт своего. Вот так мы и жили. Зато здесь я тоже повесил замки на калитку и на входную дверь во времянку, хотя, конечно же, понимали, что если захотят, то замок уж точно не спасёт.
Лето пролетело, как всегда быстро. Сашка наш рос как-то медленно, часто ночами не давал спать, что иногда меня злило, но Аня как-то быстро его успокаивала, заодно успокаивала и меня, улыбнувшись спросонья.
Вроде бы всё нормально, но разлом в обществе разрастался. Мой двоюродный брат по материнской линии, тоже, как и Вася, яростный партиец, попал под репрессии и загремел на десять лет в Сибирь на лесоповал, хорошо хоть не как враг народа, а за превышение своего служебного положения. Ему также помог наш друг детства Николай, а то бы пошёл по статье, как враг народа, и не понятно было бы смог бы он избежать расстрела.
К этому времени наш Ванька окончил школу, и поступил в институт, также, как и Александр, на педагогический. Он проживал в моей комнате у тётки Матрёны, которая была несказанно рада этому обстоятельству, и уже преподавал в той же школе, где директором был Александр.
Самого же Александра усиленно приглашали в РОНО возглавить его, как лучшего из всех учителей, и руководителей школ, чтобы он возглавил его. И он дал добро, оставив вместо себя Ивана в своей школе.
Не понятно, как это могло произойти, но почти все из нашей семьи, прожившей всю жизнь в деревне, вышли такие дети, которые стали педагогами и, мало того, руководителями школ.
Меня тоже, кстати, тянуло на преподавательскую стезю, но так уж получилось, что я был вынужден бороться за своё будущее, и будущее своей семьи, работая на фабрике. Но мысль о педагогической работе меня не покидала, и я решил поступить на заочное отделения, по профессии учителя истории, которую я обожал с детских лет.
Я всегда и со всеми своими родными переписывался, сокрушался, когда долго не приходил ответ. Знал практически все новости, которые происходили в нашей деревне, нашей семье, и с каждым в отдельности. Моя Аня, которую я всё чаще и чаще, стал называть Галей, тоже всегда общалась с моими родственниками, и они все принимали её, как членом нашей семьи. Дуся вообще называла её сестрой.
Зима! Зима всегда приходит неожиданно! Проснувшись утром в середине ноября, мы уже вышли во двор, чтобы чистить снег, который побелил всю округу, и от его ослепительной белизны, а также сверкания на солнце, даже стало слепить глаза. Воздух был слегка морозный, тишина и солнце сразу же подняли настроение, и я, с удовольствием, принялся очищать дорожки от снега.
Отпуск в этом году нам давали только перед Новым годом, поэтому в деревню мы с Аней поехать не смогли, да и Сашка был ещё маленький, если честно, то мы снова ждали кого-то из родных в гости. То, что родные должны приехать, я не сомневался, зная переживательный характер нашей мамы, да и отца, которые в первую очередь думали о том, чтобы помочь своим деткам, как они выражались, хоть чем-нибудь, чем бог послал, думая, что мы тут все помираем с голодухи! Если честно, то мы всегда ждали от них вкусных подарков!
11.06.2015 год.
Веха!
Разлом!
Часть шестая!
На сей раз, к нам приехали отец с Матвеем. Всё-таки зима, дорога дальняя, хотя они и переночевали у Вячеслава под Мглином, но всё равно приехали, когда уже было совсем темно. Погода была прекрасной, хоть и пасмурной.
Михаил Иванович радостно встретил отца, поздоровавшись с Матвеем, которого они ещё не видели, и тут же увёл его с собой, бросив через плечо, чтобы мы сами разбирались с гостинцами.
Мать Ани суетилась возле тушек гусей и уток, а также кадки с мясом, и довольно внушительного, деревянного ящика с засоленным салом. Кроме этого гости привезли несколько мешков картошки и овощей. Мать передала мёда, варенья и квашеной капусты, которую я обожал с детства. Чтобы всё это привезти, отец взял ещё в помощь своей кобыле Орлика у Васи, а так бы она не смогла бы дотянуть до Клинцов.
Всё было, как обычно, плохо только то, что нам с Аней снова с утра на работу, но я всё-таки надеялся, что отец останется хотя бы на пару деньков, тем более, что послезавтра наступал выходной.
Вечер прошёл с шумом, даже пробовали петь, но выпив ещё по стопке, отец стал дремать за столом, и сватья быстро отвела его в комнату, где и уложила спать. На сей раз, она уложила его спать в своей комнате, а Матвею постелила на полу, в той же комнате.
– Аня! – сказала она, укладывая отца. – Вы с Павлом и дитём оставайтесь здесь, у себя, а мы с отцом пойдём к Насте, она всё равно одна! Вам рано на работу, чего будить чужих людей!
В общем, так и произошло. Отец с Матвеем вынуждены были задержаться, так как на следующий день батя до обеда болел, после угощений свата, а Матвей, познакомившись с Иваном, который пришёл в гости утром на следующий день, ушёл с ним, чтобы ознакомиться с городом. Он ещё в прошлом году поговаривал, что хочет глянуть на город, и если понравится, то может и переедет с Дусей сюда. В итоге он у него и остался ночевать, и появился только в воскресенье, да и то к обеду.
Батя побурчал немного, и продолжил с Михаилом Ивановичем обсуждать ну очень серьёзные вопросы, отчего мы только посмеивались над ними, глядя, как они тыкают друг в друга пальцами, да пытаются что-то доказать своё.
Но зато мы весь выходной провели вместе, а в понедельник нам надо было идти во вторую смену, а это значит, что могли спокойно проводить родных.
Аня купила моей матери пуховый платок, а всем девочкам по цветастой косынке, и передала подарки отцу.
Около девяти вечера отец мой снова уснул, не выдержав конкуренции с Михаилом Ивановичем, который, в свою очередь, поднабрался ещё почище бати. Степанида еле увела его к соседке спать, а мы ещё долго разговаривали с Матвеем, оставшись одни за столом. Маня и Катя тоже улеглись спать, посапывая во сне.
– Знаете, родные! – сказал Матвей, после того, как все уснули. – Вообще-то мне ваш город понравился, и летом мы к вам приедем с Дусей, чтобы и она тоже посмотрела на него! Почеп, он хоть и город, но больше похож всё на ту же деревню, только большую, а здесь такие парки, скверы! Кинотеатр прекрасный, масса больших домов, много улиц, магазинов! А сколько предприятий, и куда хочешь, туда и иди работать, не то, что у нас в колхозе!
– Господи, Матвей! Да мы рады будем вас встретить, и если что, то и помочь! – воскликнула радостно Аня. – Мы вот с Павлушей дом начнём строить, если деньжат удастся подсобирать! Участок-то уже есть! Павел его огородил, построил времянку, его отец помог печь сложить! Если вам понравится, так можно и участок тоже взять, пока дают! Говорят, что почти до самого леса будут нарезать, правда, там дальше местность болотистая, но не беда! Не такие болота осушают, так и там сделают, канавы пророют, вода и сойдёт!
Спать легли за полночь. Матвей устроился на полу, рядом с печью, которая одной стороной выходила в большую комнату, согревая её таким образом. Уснул он почти мгновенно, а я ещё долго лежал и думал, обняв свою Анютку левой рукой, которая тоже засопела, едва прильнув ко мне.
В шесть утра уже все были на ногах. Погода была прекрасной, с утра морозило, было около минус пятнадцати, но зато тихо. На дворе стояла ещё ночь, небо было всё в огромных звёздах, а тонкий серп луны опускался за горизонт, повиснув прямо над лесом, который практически подходил к окраине города.
Когда я вышел во двор, отец с Матвеем уже кормили коней, готовя их к длительному переходу. Всё их вещи уже покоились в кошёвке, забитой сеном, поверх которого был расстелен огромный тулуп. Мать с Аней тоже уже суетились возле стола да печи, накрывая на стол, чтобы покормить гостей на дорожку горяченьким.
Отец с Матвеем выпили по полстакана самогона, хорошо позавтракали и, простившись с нами со всеми, уехали на восток, который начинал загораться, говоря о том, что начинается новый день.
Проводив гостей, мы все разбрелись по своим комнатам, и снова улеглись поспать, но сна уже не было. Я поневоле стал вспоминать своё житие в деревне, вспомнил запах свежего, ржаного хлеба, мочёной капусты, свежей простокваши, редьки, нарезанной тонкими ломтиками, и залитыми алеем, посыпанной крупной солью. Вспомнил запах пареной в чугуне картошки, отчего у меня полный рот набежало слюни, которую я с трудом проглотил.
Не знаю почему, но мне стало до боли грустно, и я со страшной силой захотел домой. Я соскучился по своим сестрёнкам, Шурке, которой в этом году исполнилось всего девять лет. Вспомнил Ксюшу, с которой практически росли, включая и Ваньку. Все остальные были намного старше меня, поэтому и интересы у них были другие, хотя жили мы все дружно и весело, помогая друг другу.
Так уж случилось, но жизнь начала разбрасывать нас по своим сусекам, где мы и оседали. Сашка с Иваном проживали в Почепе, но я отлично понимал, что не сегодня, так завтра они тоже куда-то уедут. Я знал, что Сашка планировал ехать в Смоленск, а Ваня вообще рвался в Москву. Он хоть и был педагогом, но почему-то всегда хотел стать военным. Также было понятно, что и Дуся с Матвеем тоже съедут с деревни. Ясно было только с Васей, который навсегда врос в родную землю. Всё, что с ним произошло за последние годы, накрепко опустило его с небес на землю. Женившись во второй раз, он перестал строить иллюзии, и целиком стал посвящать всё своё свободное время своей семье. Анисья к зиме забеременела и уже скоро ждала от Василия ребёнка. Непонятно было только с Ксюшей, ну и Шуркой, хотя та ещё была слишком мала, чтобы что-то планировать.
У меня у самого на носу была армия, домашняя неразбериха, хорошо хоть пока родители Ани терпели нас, но у них тоже подрастали девчонки, а значит, мы уже будем им мешать. Это обстоятельство выводило меня из равновесия, но поделать я ничего не мог. Мог, но тогда нам надо было искать какую-то квартирку, чтобы поселиться с ребёнком, а это сделать было не так-то просто. Оставалось общежитие, но и это не выход, опять-таки из-за ребёнка. День и ночь там было шумно, да и готовить ребёнку тоже было негде, поэтому приходилось терпеть, и заниматься своим делом.
Работа на фабрике отнимала почти всё время, да и забирала силы. Часто, после работы, приходили домой, и сразу падали на кровать, не притрагиваясь к еде. Что не говори, но в деревне, хоть и тоже не мёд, но свободное время для своих нужд всегда можно было найти, даже просто бросив занятие, и заняться чем-то другим. Можно было всегда договориться с председателем, и съездить в Почеп, или ко мне в Клинцы, а на предприятии это уже не сделаешь. Цех не остановишь из-за твоего желания, иначе можно лишиться не только работы, но и свободы лет на двадцать за саботаж. Но, как бы то ни было, в городе мне нравилось, был выходной, когда ты мог делать всё, что тебе заблагорассудится, или же наоборот вообще весь день проваляться, как частенько бывало зимой. Кроме этого предоставляли отпуск, который ты мог полностью посвятить своей семье, а также заниматься своими делами.
В этом году нам с Аней отпуск был положен перед Новым Годом, и это обстоятельство меня выводило из себя. Ну, что можно было путнего сделать за такой отпуск, что порой нельзя и выйти из дома? Только лежать, да читать, или переругиваться с тёщей, которая вновь начинала бурчать на меня, едва проводив моих родных.
Да она собственно бурчала на всех, особенно доставалось Михаилу Ивановичу, который очень много выносил, не обращая внимания. Я бы точно её огрел чем-нибудь, будь она моей женой. Но, слава Богу, жена у меня покладистая, вероятно в своего отца, а я наоборот был вспыльчив, и в разного вида спорах, или ругне, мог и матом обругать, да и дать подзатыльник. Правда, делал это крайне редко, не распуская рук. У нас в деревне женщина вообще не могла себе позволить кричать, тем более орать на мужчину, сразу бы прилетело плёткой по чём попало.
Аня знала мой крутой нрав, но всегда смеялась над этим, подшучивая со мной. – Вот бы тебе такую жёнушку, как моя мама! Хотела бы я посмотреть тогда на тебя!
– Во-первых, это исключено, а во-вторых у меня есть ты! – отвечал я ей на её шутки, прижимая к себе. – Это не мама твоя такая, а папа твой такой, что позволяет ей кричать на себя! Мой бы отец! Да я даже не хочу, и думать об этом! А мама моя никогда не позволяла себе кричать ни на отца, ни на детей! Мы вообще всем этим выделялись в своей деревне, да и не только!
Только и слышали от соседей, как они, ругаясь между собой, говорили. – Вон, посмотри на Лушку! Да она же никогда на своего Харитона не кричит, а ты, как мигера!
Жена тому в ответ. – А ты посмотри на Харитона! Ты когда-нибудь слышал, или видел, чтобы он так орал, да руками размахивал? Только и слышим от него хунт твоей маце! А ты матами кроешь, да так, что свиньи разбегаются!
Бывало, конечно, по-разному. Особенно когда мужики поддавали, тогда летело всё, но наш отец, почему-то всегда шёл в дом, или на сеновал, падал лицом вниз, и засыпал. После чего дня три пил только рассол, уничтожая его вёдрами, а мы над ним тогда посмеивались, не боясь, что он и плёткой отходит. В этот момент у него полностью отсутствовали всякие силы. Похмеляться он не мог, при одном виде спиртного, его воротило, над чем часто деревенские мужики посмеивались, наоборот предлагая ему выпить.
Вообще картинка была интересная, и глядеть на него, да и на остальных после гулянки было интересно. Большинство ходили с синяками и ссадинами. Утром выходили встречать коней, или выпроваживать коров, и, тыча друг в друга пальцами, ржали, как те лошади на всю округу, а бабы только качали головами, да крутили возле виска пальцем.
В детстве мне даже нравилось наблюдать за родителями, скрывшись в своём укрытии на чердаке сеновала, как они управлялись во дворе со скотиной, да и прочими домашними делами, коих в деревне всегда в избытке. Перебраниваясь между собой, они, в тоже время, как-то с любовью посматривали друг на дружку, а отец непременно шлёпал мать по мягкому месту, когда она проходила рядом с ним. Больше всего мне доставалось, когда надо было матери стирать, и она тогда заставляла таскать воду. У нас в деревне было два колодце, а не один, как я говорил раньше. Один ещё находился в небольшом проулке, по которому гнали лошадей из ночного, и вёл он в сторону Городца. В этом проулке было несколько и домов, но оттуда было неудобно носить воду, так как надо было идти в подъём с вёдрами, поэтому мы и бегали за водой в тот, который был по ходу. Если возле колодца образовывалась очередь, тогда бежали в проулок.
Размечтавшись, вспоминая своё детство, я незаметно уснул, и проснулся лишь тогда, когда меня разбудила Аня, чтобы обедать, да собираться на работу во вторую смену. Моё детство тут же закончилось, перебросив меня в действительность.
Пообедав, мы собрались с Аней, и отправились на труд, оставив сына на попечение матери и сестёр Ани, которые с удовольствием игрались с ним, представляя себя матерями.
Заработки наши были не очень большими, чтобы насобирать на дом за одну зиму, но главное надо было закупить лес, вот к этому я и стремился. Понемногу откладывали, но мать постоянно бурчала, что не хватает денег, намекая на то, чтобы Аня отдавала ей все деньги на хозяйство, но я не позволил ей этого сделать, в результате чего мы смогли собрать необходимую сумму.
У нас на фабрике можно было выписать лес молодым семьям, у которых имеются участки под строительство. Чем мы и воспользовались, в результате мы к апрелю месяцу привезли лес и разгрузили его возле дома родителей Ани. За апрель я ошкурил все брёвна и, уложив их на толстые прокладки, увязал проволокой, и оббил гвоздями. Привёз я также и пару дубков под фундаментные опоры, на которые и будет собираться сруб.
Весной, вернее уже к лету, к нам стал наведываться брат Ани Митя, который проживал в Смолевичах у бабушки. Я его видел несколько раз, когда с Аней приезжали, или приходили на речку покупаться. Непонятно почему, но он жил у бабушки, ходил там в школу. Слышал, что бабушка не отпустила его жить в город, из-за того, что он был слабеньким, и постоянно болел. Ему было лет тринадцать не больше, но смотрелся действительно лет на десять, хотя был жизнерадостным и шустрым. Он упросил мать остаться в городе, чтобы мне помогать, вот с ним мы и ошкуривали лес, да укладывали его.
Второго июня нашему Сашке исполнился годик, но он ещё не мог ходить. Вернее он ходил, но очень немного, и то боялся ступить хоть шажок без мамы, или бабушки. Только к концу июня он побежал, и для всех начались проблемы, потому что хватал всё, что попадало под руку, и куда зря относил. После каждого такого движения, в доме начинался скандал, который иногда грозил перерасти в серьёзную ссору, а нам ну никак нельзя было сейчас портить отношения с родителями. Осень не за горами, а там моя армия и куда Ане было деваться с ребёнком.
Когда наступал выходной, мы с ней забирали с собой Сашку и шли на наш участок и проводили там всё свободное время, давая, таким образом, остыть напряжению, которое накапливалось в течение недели. Потом мы стали уходить с ночёвкой в субботу, и возвращались только в понедельник, когда нам было идти на работу во вторую, или ночную смену.
Мы за весну разработали весь участок и посадили там картошку, а также бурак, так называлась свекла в наших местах. Кроме этого Аня посадила сук, морковь и капусту, и ухаживала за этими грядками, а я пытался пристраивать хоть какой-то сарайчик, в котором планировал выкопать что-то типа небольшого погреба. Перекрыв его толстым горбылём, чтобы хранить в нём семенную картошку, укрыв его на зиму шигалью из-под сосен вместе с шишками, чтобы на следующий год Ане не таскать семена.
Так, в трудах и заботах, незаметно пролетело и лето. Матвей так и не приехал с Дусей, написав мне в письме, что приедут на следующий год.
– Какой следующий год? – писал я ему в ответном письме. – Меня осенью забирают в армию, и когда я появлюсь не понятно!
К сентябрю месяца стало понятно, что Аня снова забеременела, и это уже было не до смеха. В военкомате мне отказались давать отсрочку, и даже накричали на меня, сказав, что у каждого есть дети, и ничего, служат.
На сей раз, отец приехал с матерью сразу после её дня рождения, в начале октября. Он спешил, понимая, что может уже не застать меня дома. Привезли снова мяса, просоленного в большой кадке, а также килограмм семьдесят свежего, хорошо просоленного сала, с десяток живых гусей и целую корзину яиц. По поводу картошки и овощей я им писал, чтобы не везли, так как вырастили свой урожай.
Пробыв у нас два дня, дав передохнуть лошадям, они уехали, заодно попрощавшись со мной. Повестка на призыв была у меня уже на руках, и в начале ноября я должен был явиться в военкомат, как говорится, с вещами.
В нашем распоряжении с Аней оставался всего один месяц, даже меньше, поэтому я старался как можно больше сделать для семьи, чтобы они ни так бедствовали, надеясь всё-таки на то, что мать не будет её терзать по пустякам.
14.06.2015 год.
Веха!
Разлом!
Часть седьмая!
День расставания настал, как всегда неожиданно, и как всегда не ко времени. Аня слегка надулась животом, и посему было видно, что уже весной у нас должен появиться ещё один ребёнок. А это значило то, что Ане будет чрезвычайно тяжело без меня, хотя, конечно же, родители должны ей помогать.
Призвали меня в армию двадцать пятого ноября тысяча девятьсот тридцать девятого года. К этому времени уже установилась настоящая зима со своими сюрпризами.
Из Клинцов нас доставили в Орёл, где мы пробыли несколько дней, пока нашу группу сортировали кого куда. Я попал в артиллерию. Зачислили меня в двести шестьдесят пятый корпусной артиллерийский полк, сокращённо КАП, и отправили прямо из Орла в город Днепропетровск, что на Украине.
После призыва в армию, в моей жизни наступил свой разлом, перевернув всю мою жизнь, и все мои планы. Но ничего не поделаешь, поэтому я, стиснув зубы, отдался полностью служению своему Отечеству. Начал проявлять инициативу, чтобы не сойти с ума от переживаний об Ане и её беременности.
Меня заметили, и направили на учёбу в школу сержантов прямо там же, в Днепропетровске, откуда снова вернулся в свою часть. После этого меня назначили помощником командира взвода отдельной батареи.
Так как я был живой и инициативный, а также, будучи комсомольцем, меня, поставили комсоргом дивизиона, и ввели членом бюро полка ВЛКСМ. Моя учёба на педагогическом факультете сделали своё дело, в результате чего командование стало часто поручать мне определённые задачи, связанные с политической подготовкой бойцов.
В конце марта я получил письмо от Ани, в котором она сообщила мне, что родила дочь. По обоюдному согласию с ней, это мы оговаривали ещё до призыва в армию, что если родится дочь, то назовём её Аней, в честь самой Ани, а также дочери Василя, которая умерла от простуды.
В армии, в это время, начались реформы, создавались новые военные округа, армии, даже фронты, и нас, как и многих других, перевели в новый Одесский военный округ. Пока шла передислокация частей, менялись люди, командиры, да и рядовой состав, сменяя друг друга. Не успев ознакомиться с одними, как уже приходили совсем другие люди, и я бросил это занятия в поисках новых друзей, решив оставить это занятие, на то время, когда всё наладится.
В мае месяце нас перебросили к Одессе, а затем к границе с Румынией. Никто из нас даже не догадывался, какие события поглотят нас с головой. Да ещё такие, что написать письмо домой просто не хватало времени. В течение июня-июля месяца тысяча девятьсот сорокового года наш полк принимал активное участие в присоединении Бессарабии, которая в тысяча девятьсот семнадцатом году была аннексирована у России в дальнейшем у СССР.
После этого, из войск округа, и войск других округов, была сформирована девятая армия Южного фронта. Командовал войсками девятой армии генерал-лейтенант Болдин.
С седьмого июля тысяча девятьсот сорокового года, постоянно дислоцировались в Бессарабии, сто семьдесят шестой стрелковой дивизии в районе Сороки, Флорешты, Бельцы. Пятнадцатая моторизованная дивизия в районе Бендеры, Тирасполь. Девятая кавалеристская дивизия в районе Леово, Комрат. Двадцать пятая дивизия в районе Кагул, Болград. Этой дивизией когда-то командовал сам Чапаев, про которого я смотрел впервые кино в Клинцах. Пятьдесят первая стрелковая дивизия в районе Копля, Старая Сарата, Аскерман. Управления четырнадцатого и тридцать пятого стрелковых корпусов, соответственно в Болграде и Кишинёве. (Основание: директива наркома обороны за номером 0/1/104584. Командующий Южным фронтом, генерал-армии Г.К.Жуков издал директивы за номером 050-052).
Десятого июля сорокового года началось формирование управления второго механизированного корпуса, корпусных частей, одиннадцатой и шестнадцатой танковых дивизий. В состав корпуса была включена пятнадцатая моторизованная дивизия. Формирование корпуса проводилось в городе Тирасполь в Бессарабии, и завершилось восемнадцатого июля того же, сорокового года.
Наш, двести шестьдесят пятый корпусной, артиллерийский полк, также входил в состав Одесского военного округа. После реорганизации мы дислоцировались возле города Измаил, в километре от берега Дуная, где проходила граница с Румынией.
Всё это происходило, затрагивая непосредственно каждого человека. Огромные инфраструктуры, следующие за войсками, также меняли своё лицо. Подводились железные дороги, строились переправы и мосты, возводились укреп сооружения по всей границе, и не только. В войсках началось перевооружение личного состава, и техники.
Наконец-то, осев под Измаилом, мы облегчённо вздохнули, и принялись строить свои редуты, чтобы защитить свои сто пятидесяти миллиметровые гаубицы от непрошенных гостей. К концу лета завершилось и полное формирование личного состава, после чего начались каждодневные учения, с отработкой военных навыков.
Командиром полка к нам был назначен небольшого роста майор, с мужественными чертами лица, прошедшего войну с Финляндией, побывавшего в Испании. Человеком он был мужественным, справедливым, но не давал никому спуска. За спиной мы его называли ласково Иваныч, или батя. Он знал об этом, но не показывал вида. На боевой подготовке гонял солдат и офицеров до седьмого пота, постоянно напевая песенку себе под нос – Если завтра война, если снова в поход!
Командиром нашей батарее, где я служил, был капитан Медведчук. Он был из Днепропетровска, недалеко от которого, в сторону Запорожья, находилась и деревня Малышевка. Узнав, что я из Малышевки, он обрадовался, думая, что я земляк. Он тогда ещё был старшим лейтенантом. А как я обрадовался, поняв, что эта деревня и есть то место, откуда, вероятно и был весь наш род. Ведь не зря же мои предки назвали нашу деревню Малышевкой на Брянщине. Командиром взвода был молодой парень, примерно моего возраста, он был родом из Орла. Лейтенант Орлов, такая у него была фамилия, отчего в полку, не говоря уже о нашей батарее, всегда подшучивали над ним. Мол, Орлов из орлиного гнезда, то есть из Орла, на что он только улыбался. Парень был высокий, крепкого телосложения, и мало кто в полку мог потягаться с ним на руках, мог запросто поднять один ящик со снарядами, который еле таскали вдвоём.
Постепенно стали знакомиться и между собой. Коллектив у нас был разношёрстный, откуда только не были. Двое солдат были с Урала, из-под Ульяновска, одного из них звали, как и меня, Паша, а другого Филипп. Много ребят было из Днепропетровска, Запорожья, Киева. Были из Гомеля, из Ленинграда, даже из Казахстана, которого звали все беком, хотя имя у него было длинным, и заканчивалось на бек, вот поэтому и звали его Беком. Костя был из Ленинграда, он был также как и я, сержантом, также помощником командира взвода, только другого.
Лето. Жарко. Временами душно, но мы без устали занимались строительством блиндажей, окопов, огневых точек, и к осени выросли в довольно внушительный укреп район.
К нам часто наведывались проверяющие и, осмотрев эти сооружения, ругали нашего Иваныча за то, что тот занимается ерундой, вместо того, чтобы обучать солдат наступательной доктрины ведения боя, а не обороны.
– Ты что, майор! – кричал один из членов военного Совета фронта, прибывший к нам с проверкой по боевой подготовке полка. – Какая оборона, придурок? Ты чему учишь личный состав, урод? Наша Красная армия непобедима, и если грянет война, то мы тут же дадим отпор любому врагу и сразу же погоним его в их же логово! Понял? И прекращай заниматься ерундой, а то пойдёшь под трибунал за саботаж!
Этот разговор я слышал лично сам, когда проверяющие прибыли с Иванычем к нам на позиции.
– И ещё, майор! – продолжил тогда член Военного Совета. – Вам же было дано предписание, чтобы вы сдали всё своё оружие, так как должно поступить новое!
– Товарищ член Военного Совета! – отчеканил тогда командир полка. – Я с удовольствием дам команду своему заму по тылу, но лишь тогда, когда прибудет новое оружие, а пока я буду защищать рубежи своего Отечества тем, что у меня есть! Просто так сдавать оружие я не буду, так как эта процедура неприятно попахивает, а мы стоим в километре от границы, где уже скапливаются ударные силы наших будущих врагов!
Такой наглости от простого командира полка этот член Военного Совета не ожидал. Он даже побагровел от злости, но ничего не ответил и, развернувшись, зашагал с наших позиций.
Буквально все были уверены в том, что нашего Иваныча заберут сегодня же, но беда миновала. Только потом мы узнали, что за нашего командира заступился сам Жуков, случайно оказавшись в наших краях, также инспектируя округ. Вот именно он и давал нагоняи тем командирам, которые даже не помышляли об обороне, а лишь разбрасывали лозунги налево и направо. После этого случая убрали и того члена Военного Совета, его Жуков перевёл совсем в другой округ, поближе к Киеву.
Я вообще не понимал, для чего столько войск стянули в южном направлении, вроде ждали Петлюру. Какой-то ужас! Страна не очень-то оправилась ещё от голода тридцатых, да репрессий, которые продолжались до сих пор, а мы всё наращиваем свои мускулы.
Начальник политотдела нашего полка, майор Попов Виктор Сергеевич, часто собирал актив полка и пытался довести до нас угрозу, которая исходила из Европы. Гитлер набирал силу, захватив практически всю Европу, и поставив экономику на рельсы войны, и была нашей угрозой, как он говаривал. Отвечая на наш вопрос о том, что у нас с немцами мирный договор о ненападении, он только усмехался и говорил, что эти договора заключают большие чины, а расплачиваемся в итоге мы, простые вояки.
Этот разговор произошёл в начале ноября месяца, в канун Великой Октябрьской Социалистической революции, а к вечеру приехали со спецотдела армии, и увезли нашего политрука. Больше его уже никто не видел.
Иваныч ходил злой, как леший. Собрав всех командиров и активистов, он сказал. – Друзья! Мы с вами должны готовиться к войне не смотря ни на что, поэтому бдительность не снижать! И ещё! Не болтайте того, от чего можно потерять голову! Неужели непонятно вам всем, в какое время мы живём? В стране заговоры генералов против Советской Власти, идут непонятные движения, масса шпионов германской разведки! Они повсюду, есть и в наших рядах, нашего округа. ГПУ работает, выявляет таких людей, поэтому под замах может попасть любой человек, который не может держать язык за зубами! Кто вам дал право обсуждать политику партии? Никто! Поэтому я сам лично буду отправлять таких под трибунал! Что касается обороны и боеготовности, то здесь совсем другое дело, а в политику не лезьте! Я вас умоляю! Для меня каждый человек, каждый боец, не говоря уже об офицерах, как частичка самого себя, поэтому научитесь беречь себя и своих товарищей!
Я всё равно не мог понять, кто же посмеет с нами воевать, если у нас такая уйма народа служит в армии. А какая артиллерия, сколько у нас танков, самолётов, сколько всевозможных дивизий, корпусов и армий. Да и страна наша настолько велика, что помышлять на то, чтобы на нас напасть, мог только сумасшедший.
После того случая с нашим Василём, когда он чуть не поплатился в тридцать седьмом от НКВД, я чётко усвоил, что разговаривать насчёт правильности, или неправильности нашей политики, себе дороже, поэтому не лез ни в какие полемики. Особенно сейчас, когда я стал комсоргом, и членом комитета ВЛКСМ полка. На каждом собрании, особенно выступая, я старался подбирать правильные слова, чтобы меня поняли мои товарищи, и не смогли придраться к ним в спецотделе. Они стали всё больше и больше поручать мне всякие мероприятия, связанные именно с тем, чтобы доносить до людей те принципы, которые диктовали условия, да и политическая обстановка, в которой я стал всё больше и больше разбираться. Именно из-за этого, я стал и переосмысливать своё бытие, понимая то, что ничего не понимаю в том, что делается. И это тоже был прогресс, прогресс для меня самого. Я понял одну истину, что если ты не понимаешь чего-то, то лучше промолчи и просто послушай людей, после чего и постарайся сделать правильный выбор.
Именно эту мою гибкость и заприметили в политотделе, да в отделе пропаганды. Хорошо разбираясь в истории нашего государства, начиная со времён царя Гороха, я отлично понимал, что за одно и тоже деяние, можно было взлететь до небес, а можно было попасть под гильотину. Разница была ощутимой, но реальной. Сколько великих полководцев нашего уже времени оказалось в лагерях на Северах, да на Калыме. Они, как мановению волшебной палочки, превращались из героев нашего времени в изменников Родины и врагов народа. Именно там я и узнал об участи отца того парня, который должен был жениться на моей Ане. Его тоже арестовали и, как врага народа расстреляли, лишив всю семью привилегий, повесив на них всех ярлык врагов народа. В этом случае Ане, да и мне повезло, а сколько истинных большевиков и патриотов своего Отечества полегло от рук НКВД.
После того, как нашего политрука арестовали, на его место назначили его зама, по фамилии Гайдай! Звали его Пётр Абрамович, а родом он был из Одессы. Чистейшей воды еврей, но очень доброжелательный и отзывчивый человек. В звании он был, как и Попов, капитан.
Вызвав меня к себе как-то после завтрака, когда вся наша батарея отправилась на позиции повышать боевую готовность. Прибыв к нему, я доложил об этом, и застыл возле порога, ожидая разговора.
– Проходи, Павел Харитонович! – произнёс он и выкатился из-за стола, так как был похож на колобка.
Сам маленького роста, весь кругленький, и к тому же абсолютно лысый, как колобок. Его, собственно, все и звали в полку Колобком.
Подойдя ко мне, он положил свою руку мне на плечо и, улыбнувшись, повёл к своему столу и усадил на стул.
– Я хочу у тебя спросить, Павел Харитонович, как ты смотришь на то, если партком полка будет тебя рекомендовать стать членом нашей родной, коммунистической партии? – спросил он, внимательно рассматривая меня почти в упор.
От неожиданности я даже поднялся с места, и, покраснев, опустил голову, уткнувшись взглядом в пол. Потом пересилив себя, волнуясь до предела, я поднял голову и посмотрел капитану в глаза.
– Товарищ капитан! – наконец пробормотал я, и продолжил. – Я безумно рад вашему предложению, но у меня есть одно но, и это «но» может, впоследствии, испортить вам вашу карьеру! Дело в том, что моего старшего брата репрессировали, но затем разобрались, что он не виновен и отпустили, но с партии исключили! Вроде всё нормально, но хода ему больше нигде нет, и если это обстоятельство вскроется по какому-нибудь поводу, то вам тогда несдобровать! Понимаете? Вы не обижайтесь, и прошу вас, чтобы вы правильно меня поняли, а стать членом партии я очень хочу! Если всё будет нормально, то к концу службы можно будет вернуться к этому вопросу, а пока я буду тем, кем я есть в настоящее время! Хорошо?
– Интересный ты фрукт, Павел Харитонович! – посматривая на меня, произнёс капитан, и чуть помолчав, отпустил, поблагодарив за откровенность.
Прошёл ровно год после моего призыва в армию, всего лишь год, а до дембеля было ещё два года. Командир батареи обещал мне, что отпустит в отпуск в конце июня, или начале июля месяца на следующий год. Я ждал этого отпуска, как манны небесной.
16.06.2015 год.
Веха!
Разлом!
Часть восьмая!
Что мне нравилось здесь, в Бессарабии, так это то, что был конец ноября, а у них было, как у нас в конце августа, или в начале сентября. Вокруг висел спелый виноград, и мы его поедали столько, что иногда после этого бегали почти всю ночь в туалет. За эту осень мы отъелись помидор, арбузов, дынь и винограда. Совсем недавно убрали подсолнечник, и семечки лежали на токах огромными кучами. Столько семечек я не видел никогда.
Как-то нам принесли почти полный мешок уже поджаренных семечек и угостили нас ими. Отдав нам мешок, два молодых парня помахали нам ручкой и, улыбаясь, удалились. Мы целый вечер щёлкали их, не подозревая подвоха. У нас не было даже мысли, что кто-то желает нас отравить. Семечки были до такой степени вкусные, что мы и не заметили, как съели содержимое этого мешка.
В итоге двадцать человек попали в больницу, трое из нас умерли, а мы, все остальные, мучились около месяца, истощав до невозможности, но выдюжили. Я зарёкся, вообще когда-нибудь есть семечки, достаточно было посмотреть на них, как меня начинало воротить.
После этого случая, НКВД провел огромнейшую работу с местным населением, нашли этих парней, и через три дня расстреляли. Они оказались обычными диверсантами, завербованными, румынскими властями. Население самой Бессарабии очень лояльно относилось к нам, и в основном были доброжелательны, но находились такие, которые плевали вслед нашим солдатам и офицерам. Такие случаи наказывались, но не все получали наказание.
Служба моя вошла в колею, чёткий распорядок дня, режим службы, хоть и был перенасыщен, но всё равно у нас появилось свободное время, и я снова стал почти каждый день отправлять письма домой, Сашке, Василю. Старался как можно больше описывать красоты Бессарабии, не вдаваясь в подробности своей службы, о которой писал только вскользь. Аня тоже мне писала постоянно, и я через день получал от неё письма, в которых она описывала, как растут детки, о домашних делах. Передавала привет от друзей по работе, но никогда не писала о том, что ей тяжело без меня одной с двумя детками. У меня всё хорошо и всё!
Домой я, естественно, об этом случае не писал, зачем будоражить родных, но для себя выводы сделал. Оказывается не все люди, которые улыбаются, и очень доброжелательны, бывают хорошими, скорее наоборот.
В начале декабря наш комбат вызвал меня с лейтенантом и поставил перед нами задачу, чтобы мы определили зону обстрела нашей артиллерии по позициям предполагаемого врага, находящегося по ту сторону реки, а также на нашем берегу. Я стоял с открытым ртом и слушал капитана, не понимая для чего нам наш берег.