Проснулся я, когда ещё было темно, но то, что время шло к утру, чувствовал всей шкурой. В коридоре явно прослушивался какой-то шум, кто-то где-то разговаривал. Я подхватился с кровати, испугавшись, что мы с Павлом проспали.

Подняв Павла, мы быстро оделись и спустились вниз, к коменданту, но вахтёрша сказала, что ещё нет шести утра.

– Чего вы ни свет, ни заря подхватились? – недовольно пробурчала она. – Поспать оглоеды не даёте!

– А мы услышали движения в коридоре, вот и подумали, что проспали! – произнёс я виновато. – Извините!

– Да это с ночной смены пришли, но уже угомонились, а первая уже в пять ушла! – снова пробурчала вахтёрша, и прогнала нас к себе.

Придя к себе в комнату, мы снова улеглись на свои кровати, но уже не раздевались, боясь уснуть, и проспать.

Всё обошлось, и мы, около семи утра, были уже у Ивана Петровича. Он уже трудился за своим столом и, глянув на нас исподлобья, произнёс. – Ну, что стоите? Давайте ваши документы, да буду вас регистрировать! Имейте в виду, что завтрак у нас в восемь утра, а в девять занятия начинаются, но это уже заботы ваших учителей! Обед в два дня, а ужин в семь вечера! Столовая рядом с нашим зданием, выйдете на улицу, увидите, а занятия на фабрике! Вам на проходной объяснят куда идти! Я вам пропуска выпишу сейчас, поэтому погуляйте в коридоре, а минут через двадцать загляните снова! Ступайте!

Мы вышли в коридор, и столкнулись с девушкой и ещё одним парнем, которые также направлялись к коменданту.

– А вы что, тоже только приехали? – спросил у них Павел.

– Да нет! – ответила за двоих девушка. – Мы местные, просто пришли оформляться на ткачей! Сказали, что здесь подучат, и можно на фабрику идти работать!

– Да нам тоже самое говорили! – произнёс я, посматривая на девушку, совсем ещё девчушку, а она уже хочет работать за ткацким станком. – Вот документы отдали, и он нас выгнал, чтобы не мешали ему! Да вы проходите, и тоже отдайте свои документы, вместе и будем ждать!

– Ну, а что, Ваня! – сказала девчушка. – Давай я занесу быстренько, и будем ждать.

– Иди-иди, Ваня! Нечего девушку пихать! – подтолкнул парня Павел и улыбнулся, а затем повернулся к девчушке и спросил. – А вас как звать, милая?

– Какая я тебе милая? – возмутилась она на реплику Павла. – А звать меня Аня!

07.05.2015 год.


Веха!

Путёвка в жизнь!

Часть пятая!

– Аня! – смущённо произнёс я, опустив глаза в пол. – Вы не обращайте внимания на моего брата, он любит балагурить, но он хороший! Честное слово!

Ваня всё-таки был вынужден забрать документы Ани, и скрыться за дверью коменданта, а мы остались наедине с этой скромной и симпатичной девушкой, к которой, без устали, приставал мой братец.

– А вас, как звать? – вдруг спросила она меня, и слегка покраснела.

– Меня Павел, и его Павел! – ответил я и улыбнулся ей.

– Как это? – искренне удивилась Аня, недоверчиво посматривая на нас. – Вы же братья! Такого не бывает!

– Да мы двоюродные, с одной деревни! – продолжая улыбаться, ответил я. – У нас и фамилия одна, Песня!

– Как? – ещё больше удивилась Аня, открыв от удивления свой маленький, симпатичный ротик.

– Обычная Песня, красавица! – снова вклинился в наш разговор Павел, и засмеялся. – Нас уже ночью комендант хотел за это вытурить из общежития, думая, что мы над ним прикалываемся!

Аня хотела что-то сказать, но тут открылась дверь, и из кабинета вышел Ваня, широко улыбаясь, посматривая на нас.

– Анюта! Никогда не поверишь, какая у них фамилия? – произнёс он и засмеялся. – Я сначала не поверил, но комендант сказал, чтобы я позвал к нему обоих Песен!

Наконец Аня поверила в то, о чём мы ей сказали, улыбнулась, и тихо произнесла. – Я знаю, братец! А мне очень нравится их фамилия, представляешь – Песня! Шикарно!

Получив пропуска от коменданта и, расписавшись в его журнале, мы вышли из кабинета, но брата с сестрой уже не застали.

– Вот придурки! – воскликнул Павел, осмотревшись по сторонам и, не обнаружив Аню с Ваней, добавил. – Хоть бы спросили, где их искать? Всё-таки местные ребята, а значит, город знают! Не всё время же мы будем сидеть в своей комнате, да пропадать на занятиях!

– Не переживай! – усмехнулся я, и хлопнул его по плечу. – Пошли в столовую, а то пропустим завтрак! Там ещё надо сориентироваться что куда! Да и найти её надо!

Столовую мы нашли сразу, по запаху. Встретила нас женщина в годах, которая сидела за столиком перед входом в зал для приёма пищи.

– Молодые люди! – остановила она нас на входе. – Я так понимаю, что вы новенькие? Пропуска-то получили?

– Ну, да! – ответил Павел и протянул ей свой, подталкивая и меня к ней.

Она посмотрела наши пропуска, и записала нас в журнал, посматривая на нас и посмеиваясь.

– Полвека прожила, а такой фамилии не слышала! – наконец произнесла она, и вернула нам пропуска. – Вы их не потеряйте, без пропусков вас не пустят в зал! Ладно, ступайте! Идите к стойке, берите там поднос, а вам выдадут завтрак, да не опаздывайте на обед! Ну, ничего! Пару раз опоздаете и поймёте сразу всё!

Завтрак состоял из перловой каши, двух кусочков чёрного хлеба и стакана компота. Съели махом, посмотрели друг на друга, и молча покинули столовую.

– Да! – протянул Павел. – С такой едой мы здесь быстро ноги протянем!

– Не ной! Живут же люди, и питаются также! Поживём и привыкнем, чего плакать раньше времени! Да и сало ещё есть в комнате нашей, если голодно будет, всегда можно перекусить! – ответил я ему и, хлопнув по спине, добавил. – Пойдём на фабрику, что ли? Пока есть время, так хоть ознакомимся с обстановкой!

На проходной фабрики уже стоял другой мужик и, посмотрев на нас и наши пропуска, молча пропустил на территорию фабрики.

– Уважаемый, а куда нам идти-то? – весело спросил у него Павел. – Может, подскажешь?

– Мне за это, мил человек, не платят! – пробурчал мужик, и устроился на своей табуретке. – Чего стали? Идите, там и спрашивайте!

– Да! Весёлый ты человек, дед! – усмехнувшись, сказал Павел и направился к выходу, ведущему во двор фабрики.

– Поживёшь с моё, перестанешь веселиться, придурок! – зло ответил мужик, и отвернулся от него. – Тоже мне ещё, деда нашёл!

Остановив во дворе фабрики мужчину, опрятно одетого, лет сорока по возрасту, Павел обратился к нему. – Послушай, дядя! Мы учиться приехали на поммастеров по ткацкому делу, но не знаем куда идти! Помоги, если знаешь!

– Чего же не помочь таким бравым ребятам! – весело произнёс он, и улыбнулся. – Пойдёмте, соколики, покажу вам, тем более хотел сам туда заглянуть! А сами-то, откуда такие будете?

– Да из Почепского района мы, правда, в Почепе учились в школах, но разных! – снова ответил Павел, направляясь вслед за ним, за ними направился и я, прислушиваясь к их беседе.

– А твой товарищ, он что немой? – усмехнувшись, спросил мужчина, и посмотрел на меня.

– Да почему! – удивился Павел. – Просто не очень общителен, а так всё нормально! Любит много читать, вот вечно и летает в облаках!

– Ну, допустим, в облаках он не летает, раз приехал сюда, а вот у тебя, видать, язык работает без устали! – произнёс он и снова улыбнулся.

– Виктор Михайлович! – вдруг позвала нашего провожатого какая-то, прилично одетая, девушка, догнав нас перед входом в двухэтажное, сумрачное здание, на окнах которого стояли решётки.

– Ну, что тебе надо, Клавдия? – недовольно произнёс Виктор Михайлович, повернувшись к ней.

– Товарищ директор! – вновь выпалила Клавдия, подбегая к нам. – Звонил секретарь горкома и просил вас приехать к нему, как можно скорее, а то он куда-то спешит!

– Ну, вот! Хотел ребятам помочь, но не суждено! Вечно ты, Клава, помешаешь мне! – недовольно пробурчал директор, а потом посмотрел на нас, улыбнулся, и добавил. – Что теперь поделаешь! Придётся вас покинуть! А вам на второй этаж, найдёте там Сергея Марковича, скажете, что я послал, он всё и расскажет вам! Поняли?

– Спасибо! – ответили мы вразнобой, а я добавил. – Извините Виктор Михайлович! Мы же не знали, что вы директор!

– Ничего страшного, ребята! – ответил он и засмеялся, а потом спросил. – А какие у вас фамилии, чтобы отыскать потом?

– Да Песни мы! – весело произнёс Павел и засмеялся, невольно улыбнулся и я, а директор, вдруг перестал улыбаться.

– Что-то ты парень раздурачился! Я не люблю подобных шуток! – произнёс он, и отвернулся, чтобы уйти.

– Виктор Михайлович! – сказал я ему вдогонку. – У нас действительно фамилия Песня! Да у нас почти вся деревня Песен, честное слово!

Он остановился, посмотрел на меня, улыбнулся и отправился дальше.

Сергея Марковича мы нашли на втором этаже. Он ходил возле каких-то огромных агрегатов, которые гремели по сумасшедшему. Какие-то решётки то поднимались, то опускались вниз, а между ними бегали челноки. Всё это было в нитках и шерсти, которые находились на этих машинах сверху в огромных мотках. От станков, постепенно увеличиваясь в длине, сползала готовая ткань, разных расцветок.

Мы стояли с открытыми ртами оглохшие и растерянные, когда к нам подошёл мужичок низенького роста, в огромных очках, и бородке, как у Свердлова. Он и был на Свердлова похож!

Мужичок подошёл к нам и что-то крикнул, но мы ничего не услышали от грохота. Потом он взял нас под руки и вывел из цеха, закрыв за собой двери.

– Я слушаю вас, молодые люди! – произнёс он с каким-то смешным акцентом, который мы до сих пор не слышали. – На учёбу, или как?

– Да! – закричал я, на что он улыбнулся. – Нас Виктор Михайлович направил к Сергею Марковичу!

– Я и есть Сергей Маркович! – отозвался он и, посмотрев внимательно на нас, добавил. – Вы сегодня просто ходите за мной и смотрите! Если что заинтересует вас, спрашивайте, а с завтрашнего утра прямо в класс, он рядом с цехом! Слегка шумновато, но зато рядом с производством, где вам придётся, затем работать! Я здесь мастер! Мастер и обучения, и мастер по работе, ну, а вы будете моими помощниками! Всё понятно?

– Понятно! – сказали мы, и направились за ним в цех, но он остановился перед входной дверью.

Повернувшись вновь к нам, спросил. – Звать-то вас как?

– Павел! – сказали мы оба и засмеялись.

– Что прямо оба и Павлы? – переспросил он, улыбнувшись. – Ну, а фамилии какие? Надо же мне вас знать!

– Песня! – сказал я и сразу протянул ему пропуск, на котором была написана фамилия, имя и отчество. Тоже самое сделал и Павел.

Сергей Маркович повертел пропуска в руках и, вернув их нам, произнёс. – Ну, Песни, так Песни! Будем петь вместе, тем более, что музыки здесь в избытке!

Мы стали ходить рядом с мастером, и с интересом наблюдать, как из обыкновенных ниток, получается прекрасная, плотная ткань. Вокруг люди о чём-то разговаривали, стараясь перекричать гул машин, и что самое интересное, они отлично понимали друг друга в отличие от нас. Я не знаю, как Цобан, но я точно ничего не мог разобрать в этом монотонном гремучем пространстве.

Сергей Маркович что-то тоже нам рассказывал, показывал на какие-то детали, но мне в уши загнали огромные кляпы, и вырвали из действительности. Я вообще не мог понять, как это люди могут работать в таких условиях каждый день. Невольно вспомнил наши поля и луга, над которыми никогда не утихали трели всевозможных птиц, кваканье лягушек, гогота гусей, кудахтанья курей и прочих звуков, которые радовали слух, и несли в душу тепло. А здесь? Это же Адова кухня, в которой убивают всё живое, и получают мёртвую ткань.

Я ещё не понимал, что для того, чтобы эта ткань ожила, в неё надо тоже вложить кусочек своей души. Я видел и слышал исчадие Ада, а всё остальное застревало где-то глубоко во мне, образуя неприятный осадок.

Только уже ближе к обеду я стал кое-что понимать, и разбирать разговоры людей, окружающих меня.

Отпуская нас на обед, Сергей Маркович, отпустил нас до завтрашнего утра, сказав, что приносить с собой на занятия, да и в чём приходить, потому что прямо с занятий могли повести в какой-то цех на практические работы. Когда выдадут рабочую сменку, тогда будет проще.

После обеда мы вернулись с Павлом в свою комнату, и решили немного полежать, а затем сходить в город, чтобы познакомиться с ним хотя бы в тех местах, где мы поселились.

На сей раз в общежитии было шумно. По коридору бегала молодёжь, толкаясь друг с другом, цепляли и нас, но мы не стали пока отвечать.

Отдохнув чуть больше часа, мы вышли на улицу и, оглядевшись, пошли в сторону парка, который располагался через дорогу, наискосок. На углу столкнулись с Аней, которая стояла одна, поджидая Ивана, который задержался на фабрике. Об этом она сказала сама, когда мы подошли к ней.

Павел широко улыбался и, как всегда, стал заливать ей всякую ерунду, а я не находил места своим рукам. В присутствии этой девушки, меня как-то выбивало из состояния нормального человека, и я не мог себе объяснить, что со мной происходило.

Это, наверное, из-за того, что я ни разу не общался ни с одной девушкой моего возраста. Своих, деревенских, я в счёт не брал, так как росли с ними вместе, да и были так, или иначе связаны родственными узами. А так, я ни с кем не гулял, да и не было у меня мыслей бегать за девчатами. Это наш Василий, тот ночами пропадал с девками из других деревень. Чаще всего из Близнецов, но бывало, ходил со сверстниками и в Балыки, не говоря уже о Беловске. Были моменты, когда уходили в Супрягино, но туда, как правило, ездили на чьей-то подводе. В Балыках Василий и познакомился со своей Александрой, которая приехала туда к своей тётке погостить.

Павел болтал, а я, стоя в сторонке, ковырял ботинком землю, боясь посмотреть Ане в глаза. Я чувствовал, что она смотрит на меня, и это обстоятельство ещё больше меня смущало.

– А вы куда собрались? – наконец услышал я её голос. – Вас тоже Маркович отпустил до завтрашнего утра?

– Да! – ответил Павел и добавил. – Сказал, что завтра начнут над нами издеваться!

– Ой! Прямо так и сказал? – недоверчиво спросила Аня, и засмеялась. – Сергей Маркович добрый дядька, он не мог такого сказать!

– А вы где живёте в городе? – спросил, вдруг, я, и даже испугался своей наглости.

– О! Это на другом конце города! Мы на автобусе приезжаем, а если пешком, то почти час надо топать! – ответила она, слегка улыбнувшись мне.

А мы вот решили с Павлом ознакомиться с вашим городом, ну, хотя бы с округой, где поселились! – снова произнёс я уже более уверенно. – Вообще-то, когда мы с вами встретились в общежитии, у меня ещё тогда появилась мысль, чтобы привлечь вас с Ваней помочь нам в этом вопросе!

– Я не против! – отозвалась она и, чуть помолчав, продолжила. – Сейчас Иван появится, и пойдём в центр! Там стоит кинотеатр, сегодня, кстати, там кино будут показывать про какого-то Чапаева! Вроде героя гражданской, только я про такого не слыхивала!

– Да ладно? – недоверчиво вскликнул Павел. – Да про Чапаева даже в школе проходили!

Иван появился минут через двадцать после того, как мы встретили Аню и, поздоровавшись с нами за руку, спросил. – А вы куда намылились?

От такого выражения, мы с Павлом засмеялись, а Аня стала ругать Ивана, что тот долго где-то ходил.

Узнав, что мы хотим ознакомиться с городом, подхватил Павла под руку, и потащил его в сторону центра, а мы с Аней, переглянувшись между собой, направились вслед за ними.

09.05.2015 год.


Веха!

Путёвка в жизнь!

Часть шестая!

Я шёл возле этой девушки, и чувствовал, что сгораю. Вероятно, лицо моё стало таким красным, что Аня, посматривая на меня, улыбалась. Тогда я ещё и подумать, не смел, что иду рядом со своей будущей женой, но присутствовало чувство какой-то неимоверной тяги к этой удивительной девушки, почти девочки. Аня тоже почувствовала это, и явно засмущалась. Чтобы не нагнетать затянувшуюся обстановку молчания, она сорвалась с места, и побежала к парням, которые уже удалились от нас на несколько метров, оживлённо разговаривая между собой, не обращая внимания на нас.

– Мальчики! – произнесла Аня, догнав их. – Может, вы побежите, да очередь займёте в кассу, там же сейчас масса народу, а я Павлу покажу наш сквер, церковь, фонтан!

– Фонтан ей нужен! – недовольно пробурчал Ваня, но глянув на меня, чему-то улыбнулся и, кивнув Павлу, чуть ли не бегом, направился в сторону кинотеатру.

– Вот и посмотрели город! – подумал я, подходя к Ане. – Столько прошли, а я ничего и не увидел, кроме Ани! А как бы ей подошло имя Галя!

– Не знаю, как это получилось, но я, подойдя к ней, спросил. – Галя! А что такое фонтан?

Она посмотрела на меня удивлённо, даже улыбка сошла у неё с лица. – Какая я тебе Галя? Что с тобой, Паша?

– Ой! Прости, Анюта! Это хозяйка, у которой живёт мой брат, Александр с семьёй! Ей уже за пятьдесят, а зовут её Галина Петровна, вот мне это имя так понравилось, что постоянно на языке крутится! – ответил я смущённо, виновато опустив глаза.

– Да, ничего! – улыбнулась она, и добавила. – Жаль, что я не Галя! Хотя в нашей местности Аню называют Ганной, созвучно Гале!

После этого она засмеялась, и побежала через дорогу, на другую сторону улицы, уложенной аккуратными, тёмно-серого цвета, ровными камнями. Я пустился за ней, и едва не попал под машину, которая ехала также в нашем направлении. И попал бы, если бы шофёр не затормозил, после чего принялся орать на меня, но Аня схватила меня за руку, и мы скрылись с ней в чудесном парке, или, как она его назвала, сквере.

Пробежав метров сорок, мы подбежали к огромной статуе, которая состояла из пяти работниц и колхозниц, держащих сноп пшеницы. Вокруг них, из-под ног этих скульптур, вырывались струи воды, и образовывали что-то вроде купола из водяных струй. Смотрелось очень красиво.

– Ну, вот тебе и фонтан, темнота! – произнесла Аня и весело засмеялась. – Что, на самом деле ни разу не видел?

– Так, а где я мог это увидеть? – в свою очередь удивился я, не обижаясь на Аню. – Очень красиво!

Чуть в стороне от нас располагалась церковь, которая стояла за высоким забором, с очень высокой колокольней. Она впечатляла размером и высотой, но Аня не дала мне возможности хорошо её рассмотреть.

– Ну, чего застыл? Пойдём по аллее пройдёмся, и выйдем через центральный вход! – дёрнув меня за рукав, произнесла Аня, улыбаясь. – Надо идти, а то парни будут нервничать, да подумают ещё чёрт те что!

Я последовал за ней, посматривая по сторонам. Аллея была почти вся липовая, и как раз в этот период липы начинали цвести.

– А у вас в деревне церковь есть? – спросила меня Аня, повернувшись ко мне.

– Не! У нас маленькая деревня, даже в Беловске, где колхоз, и то нет! – ответил я, улыбнувшись и продолжил. – Мы в Супрягино ездим, или ходим по праздникам, там есть церковь, но меньше, чем у вас! Да и что нам церковь? Только бабки и ходят туда! Мать моя, правда, старается ходить по праздникам, но отец ругается, хотя сам же и возит её!

– Моя мать очень набожная! – засмеявшись, воскликнула Аня. – Отец даже и не думает её удерживать! А мне так всё равно, Бога-то нет! Ну, старые люди они же никому не мешают, пусть ходят!

– Знаешь, Аня! Никто не знает, есть Он, или нет! – сказал я задумчиво. – Ведь до революции все веровали, и вдруг прозрели! Такого не бывает!

– Что ты такое говоришь, Павел? – вдруг остановилась Аня, и повернулась ко мне. – Ты же комсомолец! Как ты можешь так говорить?

– Господи! Аня! Да какая разница, верует кто, или нет? – воскликнул я и улыбнулся ей. – Если человек верует, так он что, будет хуже не верующего? Какая чушь!

Аня промолчала, внимательно посматривая на меня, а затем, молча, взяла меня за руку, и побежала к выходу со сквера, увлекая меня за собой.

Выбежав из сквера, мы также перебежали дорогу, и направились к большому зданию, возле которого толпились люди. Возле входа мы заметили Ивана с Павлом, которые с нетерпением поджидали нас.

– Ну, где вас носило? – недовольно пробурчал Иван, посматривая на нас. – Через десять минут начало сеанса, а вы где-то блудите!

– Слушай! А как это тебе удалось так быстро взять билеты? – искренне удивилась Аня, увлекая меня за собой в здание кинотеатра.

– Ты что забыла, что мы местные? – в свою очередь удивился Иван. – Да у меня полгорода знакомых, вот и взяли нам четыре билета!

Народу действительно было очень много. Все куда-то щемились, не обращая внимания на недовольные окрики других сограждан.

Наконец мы добрались до контролёра, который, проверив наши билеты, надорвал их, и впустил в фойе кинотеатра. В этом холле даже был буфет и два туалета, женский и мужской. Мы взяли по булочке и стакану лимонада, а затем, уже перед самым звонком, посетили туалет, и вошли в зал. Зал был очень большой по тем временам, около пятисот мест, и это меня, да и Павла шокировало. Косой пол, на котором были расположены не лавки, как в Почепе, а кресла с откидными сидениями, позволяли смотреть фильм, не выискивая местечко между головами.

Через пару минут, после того, как мы уселись на свои места, свет в зале потух, и начался киножурнал о достижениях Советского государства, который продолжался минут пятнадцать. Потом начался фильм, который поглотил нас всех. Я даже забыл, что сидел рядом с очаровательной девушкой. Было такое ощущение, что я вместе с Василием Ивановичем и Петькой лечу на коне в атаку.

Часа через полтора мы оказались на улице под впечатлением кино, и никак не могли сориентироваться, чем заняться дальше. Если честно, то мне хотелось лечь на свою кровать, и молча подумать, осознать что произошло со мной за это время.

Скоро у меня наступал мой день рождения, и я планировал пригласить Аню с Иваном, ну, и Павлом куда-нибудь на природу, чтобы его отметить. Всё-таки мне исполнялось семнадцать лет. Иван Петрович, наш комендант, сказал нам, когда выдавал нам пропуска, что через неделю мы получим свои паспорта, и что станем настоящими гражданами своей страны. Я их видел только у Александра с Марией, которые они получили в Почепе перед тем, как пожениться. У нас в деревне паспортов вообще ни у кого не было, и это событие тоже взволновало меня. По крайней мере, меня, так как по Павлу невозможно было определить его состояние. Вечный балагур он постоянно находился в каком-то своём мире, не обращая внимания на происходящее. У него день рождения прошёл ещё ранней весной, но паспорта тоже не было.

Как бы то ни было, но отдохнуть мне не удалось, так как Иван пригласил нас к себе в гости, и отказаться мне одному было как-то неловко. Пересилив себя, я дал согласие, и, также, в сопровождении Ани, пошли на другой конец города, как они сами и говорили.

Иван снова уединился с Павлом, куда-то бегали, потом прибегали, и снова уносились. Мы же шли чинно и спокойно, посмеиваясь над ними.

Если в центре стояли высокие дома, включая Дом Советов, клуб от нашей фабрики, школа, то, чем дальше мы уходили от центра, город превращался в обыкновенную деревню, только с широкими улицами. Всё так же, как и у нас, по улицам разгуливали куры, гуси, утки, местами в грязи ползали поросята. Очень много паслось коз прямо возле дворов, привязанные на длинные верёвки. Кое где даже попадались и молоденькие тёлки и бычки, но это уже ближе к окраине города.

От центра мы шли минут пятнадцать и вышли к улице Декабристов, где на перекрёстке двух улиц, стоял небольшой кабак. Оттуда выглянул Иван и помахал нам рукой, зазывая к себе в кабак.

Я очень не хотел туда идти, но Аня пошла, после чего и мне пришлось последовать за ней.

Зайдя в бар, мы заметили наших парней, устроившихся за столиком, на котором стояло четыре огромных бокала с пивом, а рядом стояла тарелка с тонкими, копчёными колбасками.

Если честно, то я ещё ни разу в жизни не пробовал пиво. Увидев такую посудину с пенистым напитком, я даже испугался, но также как и Аня, взял свой, и отхлебнул глоток. Чуть горьковатый, и в тоже время, приятный напиток мне понравился. Я взял колбаску, и стал уничтожать содержимое своего бокала, похожего на огромную кружку, только стеклянную, закусывая этой колбаской.

Не успели оглянуться, как ёмкости были пустые, кроме Ани. Она выпила третью часть бокала и с улыбкой наблюдала за нами.

– Ну, что, деревня! – смеясь, воскликнул Иван. – Повторим, или как?

Я даже покраснел от обиды за издевательское слово, даже не слово, а как оно было произведено, но Аня положила мне руку на мою руку и, улыбнувшись, произнесла. – Успокойся, Павлуша! Этот недотёпа сам только что из деревни приехал! Он так ко всем обращается, но когда-нибудь нарвётся, я ему уже сто раз об этом говорила!

– Как из деревни? – искренне удивился я. – Вы же сказали, что местные!

– Да местные мы всего несколько лет, а так родились и выросли в деревне Смолевичи. Она километрах в семи от города, и если постараться, то за час можно и дотопать! – ответила она и засмеялась. – Зато у нас там прекрасная речка протекает, хоть и не широкая, но глубокая, а вода вся криничная, чистая-чистая! Мы прямо с речки воду пьём! Вот будут выходные, мы туда обязательно сходим, там, в деревне, и переночуем! У нас там родни полдеревни, она-то у нас большая, церковь огромная! В общем, если захотите, то мы вас сводим туда!

– Хорошо бы! – улыбнувшись, сказал я, и добавил. – Давно уже не купался в реке!

Я хотел ещё что-то сказать, но тут явились снова Иван с Павлом, в руках у них было по две кружки пива.

– Ну, а мне ты зачем брал? Бестолочь! – произнесла Аня, обращаясь к Ивану. – Я хоть бы этот допила!

– Какая жалость! Да не переживай, сестричка, не останется, как-нибудь осилим! – ответил он, и засмеялся.

Выпив вторую кружку, я почувствовал, что опьянел и даже испугался этому обстоятельству.

– Этого не ещё не хватало! – подумал я и, наклонившись к Ивану, спросил. – Слушай, Ваня! Тут есть куда сходить отлить, а то чувствую, что беда не за горами!

– Господи! – воскликнул он и, поднявшись из-за стола, добавил. – Пойдём, страдалец! Я тоже, кстати, опорожнюсь за компанию!

– Ты идёшь с нами, Паш? – бросил он, обращаясь к Павлу, когда мы уже вышли из-за стола.

Выйдя из бара, Иван повёл нас в кусты, где мы и справили нужду.

– Да! Сильный у вас город, если вот так можно нужду справлять! – смеясь, произнёс Павел!

– Так, а что делать, если припрёт? – искренне удивился Иван. – Можно подумать у вас не так?

– Да так, дорогой! – примирительно хлопнув Ваню по плечу, засмеялся Павел. – Просто у вас же город!

– Да какой город? Огромная деревня и только! Видел сколько живности по улицам бродит, как и в нашей деревне! Одна только разница, что здесь всё есть: и больница, и школы, и клубы, и кинотеатр! Есть свет, ходят автобусы, да работают фабрики и заводы, платят зарплату, за счёт чего и живём! – ответил Иван и направился снова в бар, а мы последовали за ним.

Посидев ещё с полчаса в баре, я всё-таки решился, и сказал Павлу, что хочу вернуться в общежитие, чтобы отдохнуть перед завтрашним днём. А если честно, то я не хотел идти к родителям Ани и Ивана, чтобы не выглядеть там глупо. Возле Ани я чувствовал себя мальчиком, и постоянно краснел, вот это меня и мучило.

Как меня не уговаривали, я наотрез отказался, тем более после второй кружки пива, действительно захмелел с непривычки. У меня в голове стояла одна мысль, добраться до своей комнаты и уснуть, да и ужин был уже не за горами. Пропустить это мероприятие в мои планы не входило.

После того, как все поняли, что меня не уговорить, нас с Павлом отпустили и мы, попрощавшись с нашими новыми друзьями, направились в сторону общежития. Заблудиться нам точно было трудно, так как до общежития перед нами лежала прямая дорога, главное, чтобы с неё не свернуть.

Шли быстро, и через полчаса мы уже входили в столовую, где ужин шёл уже полным ходом.

Быстро поужинав, мы отправились к себе в комнату, где я разделся и улёгся в постель. Уснул почти сразу, а Павел пошёл ещё бродить по общежитию в поисках новых друзей. У Цобана была такая привычка, выпить, а затем ходить и искать на свою шею приключений. Меня же наоборот всегда тянуло лечь и уснуть.

Я не знаю, во сколько лёг Павел, но, когда я проснулся, он спал с широко раскрытым ртом поверх байкового одеяла. Он даже не разделся, и было такое ощущение, что он ночью где-то ещё добавил на выпитое пиво.

Выйдя в коридор, я остановил какого-то парня, и спросил. – Послушай! Ты не знаешь, сколько времени сейчас, а то у нас нет часов!

– Вообще-то часы надо иметь, а то, как же вы будете успевать? – произнёс парень и, улыбнувшись, посмотрел на часы, и сказал. – Половина восьмого! Через полчаса завтрак, так что не опаздывайте!

Я вернулся в комнату и, растолкав Павла, сказал ему, что надо идти на завтрак, а затем на учёбу.

Поднимался он тяжело, но, сходив в туалет, где стояли рукомойники, умылся и снова ожил.

– Ничего, братуха, пробьёмся! – сказал он, выходя из комнаты, чтобы отправиться в столовую. – Всё у нас будет хорошо!

– Да! – подумал я, глядя на него. – Если будешь так по ночам пить, то точно пробьёмся! Хорошо хоть не пошли к друзьям, а то неизвестно какие бы пришли в общежитие!

С этого дня для нас начиналось то, ради чего приехали сюда!

12.05.2015 год.


Веха!

Путёвка в жизнь!

Часть седьмая!

Трудности меня не пугали, привык с детства выполнять разные работы, которые были гораздо тяжелее, чем на фабрике. Здесь всё было понятно, и ничто не могло помешать работе цеха, как в поле, где очень многое зависело от погоды. Не надо было, и рваться, как бывало на сенокосе, убирая сено в стога, стараясь успеть до непогоды! Я уже не говорю про уборку урожая, его сохранность. Кроме колхозных дел, были ещё и домашние, которые также забирали очень много сил, ухаживая за домашним скотом и прочей живостью. Также надо было убирать и свой урожай, который частенько отнимали для нужд государства.

На фабрике всё было размеренно и просто. Отработал свою смену и свободен до следующего дня. Имелся даже один выходной, когда ты мог заниматься чем угодно.

К этому распорядку я привык быстро, а что касалось Павла, так он вообще ко всему относился просто, и постоянно где-то пропадал в свободное время, всё дольше и дольше обходился без меня. Если честно, то мне это даже нравилось. У меня появлялись свободные часы, которые я проводил, гуляя по городу Аню. Через пару недель жизни в Клинцах, я уже неплохо знал его, прогуливаясь с Аней. Был и возле её дома, где она проживала со своими родителями. У неё, кроме Ивана, был ещё старший брат, звали его Александр, чему я был рад, и ещё один брат, звали Митя, но он ещё был маленький, всего около девяти лет. Кроме братьев, у Ани, были ещё две сестры, которые были ещё моложе Мити, одной, Кате, было годика четыре, а Мане, вообще годика полтора. Она их иногда брала с собой погулять, чтобы мать её отпустила из дома. Мать Ани звали Степанида, а отца Михаилом.

Дом был обычным, таким, как и у нас в деревне, только крыша была покрыта тёсом. Находился он почти на самой окраине города, буквально метрах в пятидесяти от них начинался сосновый лес, куда мы тоже бегали гулять.

С родителями я не был знаком, да и побаивался грозного вида отца, и взгляда исподлобья матери.

Я сомневаюсь, что Аня рассказывала им о какой-то привязанности ко мне, но она всегда охотно откликалась на мои приглашения погулять. Июнь месяц, ночи короткие и тёплые. Проводили мы их на одном дыхании, не беспокоясь о том, что утром на учёбу и работу, так как мы до обеда учились, а после обеда становились за станки, и учились на практике осваивать эту профессию.

Мне всё это давалось легко, и непринуждённо, что только радовало меня. Группы у нас с Аней были разные, так как она училась на ткача, а я на поммастера ткацкого производства. Поэтому, кроме практической работы на станке, мне приходилось обучать и технологию самого оборудования, как правильно и быстро его наладить и запустить в случае остановки.

Павел через несколько недель знал уже всех, живущих, в общежитии, а также обучающихся науке ткача. Он тоже познакомился с одной девушкой, которая проживала в другой стороне города, если идти от центра, то надо было сворачивать вправо, в сторону Стодола. Это такой район в городе, который также был окраиной города. Там находилась ещё одно суконная фабрика, но имени Ленина, именно от этой фабрики эта девушка и обучалась вместе с нами, чтобы потом вернуться на свою фабрику. Вот Павел и стал частенько намекать мне на то, что нам бы с ним было неплохо бы перебраться тоже на ту фабрику после окончания рабфака.

Я ему ничего не говорил, но для себя решил, что работать будет там, где и моя Аня, без которой я не находил себе места.

День рождения мой мы отметили на речке возле деревни, откуда были Белозоровы, такая фамилия была у Ани, и её родных.

В деревню мы не ходили, но церковь была видна издалека. Обосновались на берегу небольшой, но, действительно, очень глубокой речушки, которую здесь называли Смолевичка. Отметили скромно, кроме меня с Аней, был Павел со своей девушкой, ну и Ваня, который также был со своей девушкой. Самым старшим в нашей компании был Иван, которому уже исполнилось девятнадцать лет, а мне семнадцать, как и Павлу. Ане семнадцать будет только в феврале. По дороге на речку мы зашли в бар, в котором мы когда пили пиво, взяли пива с собой разливного два трёхлитровых бидончика, и чекушку водки. Самогонка, которая была у нас с Павлом, иссякла, Павел с друзьями её уже давно уговорили.

День был солнечным и жарким. Время прошло весело, и мы действительно хорошо его провели. Иван с Павлом смешили девочек, а я, прикрыв глаза, лежал и загорал, улыбаясь своим мыслям. Вчера вечером я признался Ане, что она мне очень нравится, и что я хочу с ней дружить. Она согласилась, отчего моё сердце радостно стучало об этом.

У Ивана девчушку звали Лида, которая была моложе его на два года и, так же как и Ане семнадцать ей должно было исполниться в начале следующего года. А у Павла девушка была одного с ним возраста, такая же, как и он неугомонная и хохотушка, звали её тоже Анной.

Река действительно была очень чистой, вода в ней, как заходишь в неё, сказу как бы обжигала холодом, но, постояв несколько секунд, быстро привыкал, после чего с удовольствием плаваешь.

В город мы вернулись навеселе под вечер и разбрелись каждый в свою сторону, провожая своих женщин по домам.

Мы с Аней привязались друг к другу очень сильно и, проводив её домой, я набрался храбрости и наглости, опустив голову, боясь посмотреть на неё, произнёс. – Анюта! Давай с тобой поженимся, чтобы навечно быть вместе!

Когда я говорил чуть слышно, мне казалось, что я кричу на весь город, и даже испугался, отчего поднял голову и осмотрелся по сторонам.

Она, в свою очередь, смотрела на меня и улыбалась сквозь слёзы, а потом прижалась ко мне и затихла. Я нежно обнял её и, стараясь не дышать, ждал от неё ответа.

– Хорошо, милый! Я согласна, но надо дождаться моего восемнадцатилетия, а то нас не распишут в ЗАГСе! – наконец услышал я, и моё сердце едва не выскочило из моей груди.

Я ещё крепче прижал свою девушку к себе, и стал гладить её удивительные, мягкие и волнующие волосы.

– Ничего страшного, дорогая! Время летит очень быстро, зато будем теперь думать, где и как жить вместе! – тихо произнёс я, продолжая её гладить.

– Ничего, милый! Первое время можем пожить и во времянке у моих родителей, она у нас большая! Мы в ней жили все вместе, пока строили дом, а потом Сашка жил с женой! Они потом переехали жить на Стодол, там и проживает сейчас! Да он у нас оторвила, уже успел посидеть в тюрьме, его здесь побаиваются в Клинцах, как узнают, что я сестра Кулика, это его так дразнят, то сразу отстают! – так же тихо сказала Аня, продолжая греться в моих объятиях.

Расстались мы с ней, когда рассвело, и запели петухи. Прибежав в общежитие, я не застал в комнате Павла и, раздевшись, нырнул под одеяло. Думал уснуть и хоть немного поспать, но мои нервы были на пределе. Радостно билось сердце, отдаваясь ударами в висках. Я лежал и думал о своём будущем с Аней, о совместной жизни с ней. Мне только не нравилось то, что жить какое-то время придётся с её родителями. Если отец хоть как-то доброжелательно посматривал на меня, вероятно поговорив с Иваном, да и с Аней, то мать бросала на меня явно враждебные взгляды. Я старался не обращать внимания на это, в свою очередь, надеясь на то, что время всё поставит на свои места, и она станет более лояльной ко мне.

– Конечно же! – думал я. – Первым делом необходимо поставить свой, хоть и небольшой, но отдельный дом, а для этого нужен участок земли, которые стали нарезать севернее улицы Декабристов! Сейчас мне участок никто не даст, только после того, как у нас станет своя семья, но эта мысль прочно засела в моей голове!

Павел появился под утро, когда надо было уже подниматься, чтобы идти в столовую, да на занятие. Выходной закончился, и вновь наступали рабочие будни. Пришёл он явно помятый, но весёлый.

– Знаешь, братуха! – начал он прямо с порога. – Я своей Аннушке сделал предложение, и она согласилась! Представляешь? Теперь надо дождаться восемнадцати лет и всё!

– Поздравляю! – произнёс я, потягиваясь, и улыбаясь, посматривая на него. – Я тоже сделал предложение, и моя Анюта тоже дала добро!

– Красота! – воскликнул Павел и, подбежав ко мне, принялся тискать меня. – Ну, вот, будем вместе и свадьбы гулять!

– Это как получится! – остудил я его пыл. – Мы же не знаем, что будет к тому времени! Если смотреть по годам, то не раньше лета тридцать седьмого, а это два года, дорогой! Конечно же, было бы здорово вместе отгулять, да где-нибудь на речке! Класс!

Жизнь с этого дня пошла уже в каком-то другом ритме, и направлении. До этого мы жили своей жизнью, а теперь каждые наши мысли стали как бы оговариваться между собой. Иногда даже спорили, касательно будущей семьи, деток, и своего обустройства. Особенно часто беседовали о нашем будущем, домашнем гнезде, в котором будем только мы одни, и наши детки. Рисовали в своих головах разные варианты, касающиеся семейной жизни.

Аня боялась даже подумать о том, что ей придётся ехать в какую-ту непонятную Малышевку, чтобы знакомиться с моими родителями и родными, отчего я смеялся искренне и до слёз.

– Аня! – говорил я ей. – Да мои родные самые добродушные люди на земле!

И тут я вспомнил про тот эпизод, когда в феврале месяце в начале тридцатых годов, к нам зашла женщина, Марфа со своей дочкой. Вспомнил и ту деревню, которую она назвала Кужушьем.

– Прервав Аню, я спросил у неё. – Слушай, Аня! А есть ли возле города такая деревня, Кажушье?

– Да, есть! – ответила она, с удивлением, посмотрев на меня. – Она тут километрах в пяти от города, может чуть больше! А что?

– Да ничего! Просто вспомнил историю с женщиной, которая шла из этих мест с дочкой, в тот год, когда был голод! Вот они и зашли к нам в феврале! Если бы не мой отец, то они бы загинули в метель, он их и привёл к нам! Вот она и говорила нам про это Кажушье! Мы ещё и не верили ей!

– Если хочешь, то можем в выходной и сходить туда, заодно и прогуляемся! Может, и встретишься с ними! – ответила она, прижавшись ко мне.

– Да вряд ли! – задумчиво ответил я, и добавил. – Они ушли от нас после пурги, когда установился мороз! Отец с матерью их уговаривали, но эта Марфа настояла на своём и ушла с дочерью! Мать ей приготовила узелок с продуктами на пару дней, а отец подвёз до следующей деревни, а им ещё надо было топать до Клетни, это дня три не меньше пешком, да ещё по сугробам!

– Да! – потянула задумчиво Аня! – Мы тоже еле перебивались, голодно было, хорошо хоть отец и мать работали, им на работе и выдавали пайки, вот и продержались!

Пару раз в месяц я получал письма с родины. Писал мне и Александр, интересовался, как у меня дела. Родители сообщили, что у Василя с Александрой снова родилась дочь и, как писала мать, отец его ругал, на чём свет! Мол, бракодел, снова девка! Я тоже им писал, но про Аню, она сама об этом просила, пока не сообщал.

В Кажушье мы так и не сходили, начались трудовые будни. Приходилось ходить и в ночную смену. Как-то так получалось, что мы постоянно попадали с Аней в разные смены, и это меня мучило, как и её. Это я потом уже узнал, что Сергей Маркович делал это специально, видя, что у меня с Аней отношения. И вот, обратив на это внимание, он нас и разделил, чтобы я не отвлекался от основной работы, да и её не дёргал. Вообще-то я ему благодарен за это, потому что наши встречи, после продолжительного неведения друг о друге, делали их волнительными, и долгожданными.

Лето пролетело мигом. Я уже отлично овладел профессией ткача, прекрасно знал работу станков, и часто стал подменять Марковича, когда тому надо было отлучиться. Моя Анюта также уже работала на станках. Мы стали получать зарплату, и у нас появились свои деньги, для своих целей.

Съездить на родину осенью, мне так и не удалось. Когда я попросил Марковича, чтобы мне дали отпуск хотя бы на неделю, он искренне удивился и, изменившись даже в лице, что-то буркнул и ушёл в свою маленькую конторку в конце цеха.

Уже после работы он остановил меня, и сказал. – Молодой человек! Вы, вероятно, попутали школу с фабрикой! Скажу так, чтобы дошло сразу и навсегда, отпуск даётся один раз в году, и только по графику! Вы же не просто учащиеся ПТУ, а работники Рабфака, где люди учатся без отрыва от производства! Могут отпустить с работы только в одном случае, если в семье трагедия! Понял?

– Извините, Сергей Маркович! – ответил я, опустив голову. – Да мне просто надо было съездить домой, чтобы помочь родителям управиться с уборкой урожая, но раз нельзя, то и вопрос снимается! Извините, пожалуйста!

– Ладно! Беги к своей красавице! – произнёс Маркович, улыбнувшись, и подпихнув меня в плечи.

Вернувшись в общежитие, я уселся за стол и написал письмо домой, предупредив родителей, что приехать не могу, так как не отпускают с работы.

Я работал сегодня в первую смену, а Аня во вторую, и заканчивала работу после десяти вечера, поэтому я решил поспать, пока не появился Павел и не стал мне рассказывать что-то новенькое. Когда я ему сказал о том, что хочу поехать в деревню, чтобы помочь с уборкой урожая дома, он покрутил у себя пальцем возле виска.

– Ту что, совсем рехнулся? – спросил он у меня. – Это их жизнь, а твоя здесь, в городе! У тебя работа, получаешь зарплату, жить есть где, так чего тебе ещё надо? Тоже мне ещё помощник нашёлся! Без тебя справятся! Отпуск дадут и поедешь!

Больше я с ним на эту тему не разговаривал. Он вообще как-то сказал, что не намерен ехать в деревню, даже в отпуск.

– Делать мне там нечего! Чего я туда попрусь! – сказал он и на этом тема была закрыта.

Вообще-то мне он явно перестал нравиться, хотя мы общались с ним, как и прежде. Просто он стал какой-то не такой, как прежде, и от того деревенского парнишки уже ничего не осталось.

– Цобан, есть Цобан! – думал я, посматривая на него, и на его высказывания.

Вот и сейчас, оставшись один в комнате, я не желал его видеть, мечтая поспать.

В итоге я проспал и ужин, и чуть не опоздал встретить Аню со смены. К этому времени она уже учёбу закончила, и официально была оформлена ткачом. Ей приходилось только трудиться, а мне ещё надо было доучиваться до весны. Весной мне и отпуск был положен.

Прибежав на проходную, я увидел стоящую возле ворот фабрики Аню, которая уже поджидала меня, явно волнуясь, что меня нет.

Увидев меня, она улыбнулась и направилась в мою сторону, навстречу ко мне.

Чмокнув меня в щеку, она взяла меня под руку, и мы направились к ней домой. Стоял конец сентября, погода портилась на глазах. Хорошо хоть не было дождя, и мы спокойно прогулялись с ней, разговаривая о своём.

16.05.2015 год.


Веха!

Путёвка в жизнь!

Часть восьмая!

Новый тысяча девятьсот тридцать шестой год начался буднично, правда на сам праздник мы все вместе погуляли возле ёлки, установленной возле сквера на небольшой площади, напротив памятника Ленину. Народа было немного, но это и понятно, так как погода была отвратительной. Сначала задул противный, западный ветер, а через час посыпал снег, постепенно превращая всё это в пургу. Она набирала обороты, и мы все вынуждены были спрятаться по домам.

В конце ноября ко мне приезжал отец с Василём, и привезли мне массу вкусных вещей, от которых мы с Павлом уже стали отвыкать. Ему тоже они привезли передачу от его родителей. Пробыв у нас в общежитии пару дней, отец с братом спали у нас в комнате, а мы с Павлом у ребят, которые уходили в ночную смену, они уехали, так и не познакомившись с моей девушкой. Аня вообще скрылась от меня, боясь показаться на глаза, но я всё равно планировал приехать с ней в Малышевку, как только получим отпуска. Это должно было произойти в начале июня на следующий год.

Рассказав нам все деревенские новости, гости уехали, после чего мы устроили пир, пригласив своих новых друзей к себе. Угостили и коменданта, и Сергея Марковича гостинцами, которые всё равно надо было девать. Это сало, засоленное, можно было ещё как-то хранить, а мясо, птицу, да и овощи вместе с картошкой надо было куда-то девать. Большинство продуктов отнесли своим девушкам, оставив себе на некоторое время.

После этого события, мать Ани стала смотреть на меня более снисходительно, и даже улыбалась, здороваясь со мной, когда я приходил к ним в гости, провожая, или забирая Аню, чтобы погулять с ней. Отец Ани, дядя Миша, как я его звал, всегда относился ко мне доброжелательно, только посмеивался над тем, что я такой худенький.

Незаметно наступил и февраль месяц. Пятнадцатого февраля у Ани был день рождения, и ей исполнится семнадцать лет, ну а мне в июне уже должно было исполниться восемнадцать.

Февраль в этом году был ужасно снежным. Снегу надуло столько, что сравняло дорогу с заборами, зато было прекрасно детям, которые строили целые города из снега.

Я с ума сошёл, выбирая Ане подарок, и что самое главное, февраль месяц был явно не для цветов. Но я нашёл выход из этого положения и купил в магазине горшочек с комнатными цветами. Кроме цветов, я купил ей маленькие, женские часики «Москва» и духи «Красная Москва». В результате всех этих покупок я потратил половину своей зарплаты, но зато был счастлив оттого, как меня встретила Аня. Она даже расплакалась, когда я дарил ей все эти подарки.

Этот вечер я пробыл у них дома, где, в семейном кругу, отметили её день рождения. Не было с нами только Александра, которого посадили на пятнадцать суток за то, что выбил два зуба мастеру на фабрике, где он работал. Павел тоже отказался от приглашения, сославшись на то, что у его подруги произошли в семье какие-то неприятные события, и она отказалась приходить на именины.

Ушёл я от своей подруги около одиннадцати часов вечера. На улице снова начинало задувать, причём ветер дул с южной стороны, и мне пришлось идти постоянно против ветра. Снег, мелкой крупой, бил мне прямо в лицо, мешая даже смотреть. Опустив голову, я двигался в нужном направлении, мечтая лишь о том, чтобы побыстрее оказаться в своей кровати, и залезть под тёплое одеяло. Перевалив через перекрёсток улиц Декабристов и центральной, улицы Октябрьской, мне стало легче, так как дальше уже и дома были повыше, да и посадка огромных тополей, снижали давление ветра. Я стал передвигаться быстрее, но, пройдя метров сто от перекрёстка, меня остановила группа парней.

Их было человек десять, не меньше. Все были хорошо поддатые и, тормознув меня, стали пихать из стороны в сторону, как футбольный мяч. Что я мог предпринять против десятка здоровых парней, старше меня по возрасту, явно приблатнённые. Матерясь, они стали требовать от меня деньги, часы, шапку, она была у меня из кролика. Даже пытались снять с меня и мой овчинный полушубок.

Наступила ночь, вокруг не было ни души, только я, и эта свора двуногих волков. Когда с меня стали срывать полушубок, кто-то окликнул их, отчего парни прекратили своё занятие. Я чуть не потерял сознание оттого, что ничего не мог предпринять, я даже не мог от них убежать, ну, а драться вообще было бесполезно. Двое из них угрожали мне ножами, и только смеялись. Я увидел сквозь слёзы, что к нам приближается какой-то парень со стороны центра. Все повернулись к нему, а меня держал за шиворот один здоровый битюг и тоже смотрел в ту сторону.

Страха у меня не было, был какой-то животный ужас, который приводил меня в бесчувственное состояние. Я ничего не понимал и не осознавал, так как со мной это было впервые в жизни. Я и подумать не мог, что такое может случиться со мной.

Подойдя к нам, парень поздоровался со всеми за руку, и тут я услышал. – Кулик! А ты, каким макаром? Тебя же на пятнашку закрыли?

– Во-первых не на пятнашку Сивый, а на пятнадцать суток, а это даже на месяц не тянет! Понял! – ответил Кулик, и посмотрел на меня.

– Послушай-ка, я это парня где-то видел! – снова произнёс он и, достав из кармана спички, зажёг одну из них.

Узнав меня, он улыбнулся, и произнёс. – Паша! А ты чего по ночам блудишь?

И, посмотрев на бугая, он продолжил. – Жора, отпусти его, это же мой будущий зять!

До меня только сейчас дошло, что это Саня, брат Ани, но я никак ещё не мог справиться с той дрожью, которая лихорадила меня.

– Вы чо, оболдели! – вдруг заревел Саня. – Да я вас всех за него пошинкую, придурки! Ну-ка верните ему всё, что взяли, и если кто этого парня тронет, будет иметь дело лично со мной! Поняли?

– Ну, что ты взбеленился, Кулик? – недовольно пробурчал один из них. – Откуда мы знали, что этот баклан твой будущий родственник? Теперь будем знать, да и других предупредим! Так как ты слинял?

– Отпустили мусора знакомые до утра! Надо же сестрёнку с днём рождения поздравить! – ответил он и, улыбнувшись мне, продолжил. – Паша, ты проверь, всё тебе вернули, или нет?

– Вещи все! Деньги только нет! – наконец овладел я языком. – Деньги тот забирал! – и я показал на того бугая, который держал меня за шиворот.

Александр подошёл к нему, и сходу врезал под дых, отчего бугай скрючился в три погибели. Все остальные стояли и смотрели, боясь произнести хоть слово.

– Кулик! За что? Ты что рамсы попутал? – завопил тот, доставая деньги из кармана. – Откуда нам было знать твои движухи!

Забрав деньги у Жоры, коим являлся бугай, Саня отдал их мне и, подозвав паренька, сказал. – Слушай сюда, Сопливый, возьми Косого и проводите его до общаги! Если кого встретите, то предупредите, что он мой родич! Понял?

– Да понял! – ответил тот недовольно и отошёл в сторонку.

Потом Александр обнял меня, и сказал. – Ладно, бегите, а то метёт, да и мне некогда, сестрёнку поздравлю и снова надо бежать, а то мусоров подведу!

Пожав руку Александру я, в сопровождении двух парней с исключительными погонялами Сопливый и Косой, направился к себе в общежитие. Состояние было ужасное, сердце колошматило, но уже явно успокаивалось.

– Фартовый ты, баклан! – вдруг, произнёс Сопливый. – Ещё бы пару минут, и лежал бы в сугробе, превратившись подснежником!

– Это почему же подснежником? – спросил я, удивлённо посмотрев на него.

И Сопливый, и Косой засмеялись, продолжая идти рядом со мной.

– Ты что на самом деле не знаешь, кто такие подснежники? – перестав смеяться, спросил Косой. – Это не цветы, деревня, это те, которых прирежут, и в сугробе прикопают! Весной, когда начинает снег сходить, эти подснежники и расцветают! Понял?

– Так вы что меня собирались убить? – спросил я, и даже остановился от неожиданности.

– Ты что, дурак! – уже серьёзно ответил Косой. – А чем ты лучше других? Конечно же, закопали бы! На хрена нам оставлять потерпевших, чтобы потом червонец тянуть за тебя!

Я опешил! Меня до такой степени поразило всё это, что застыл на месте, не понимая, что происходит.

– Да пойдём уже! Чего застыл, как обмороженный! Привыкай, это тебе не деревня, где только по пьяни убивают, а здесь окажешься не в тот час, да не в том месте, и всё! Это тебе ещё повезло, что мы тебя сначала не грохнули! Понимаешь? Ну, а теперь тебя точно в нашем городе никто не тронет! Не бойся! С такой крышей можешь ходить спокойно, только, если тормознут, не забудь сказать, кто твой родственник! Понял? – сказал Сопливый и, обняв меня за плечи, улыбнулся. – Не дрейфь! Такова жизнь! Чем быстрее это поймёшь, тем легче будет жить!

На повороте к общежитию, мы столкнулись с ещё одной группой парней, которые, переговорив с моими сопровождающими, подошли ко мне, и поздоровались за руку.

– Тебя как кличут-то, паря? – спросил один из них. – Родственник твой человек авторитетный, поэтому можешь жить спокойно, и куда угодно бегать со своей подругой, никто тебя не тронет!

– Паша! – сказал я, мечтая лишь о том, чтобы оказаться в общежитии.

– Паша, это здорово, а фамилия какая, а то Паш на наш век достаточно? – вновь спросил всё тот же парень.

– Песня! – ответил я, и заулыбался, предчувствуя реакцию всех этих бандитов.

– Не понял! – вдруг отозвался один из парней, и подошёл ко мне. – Повтори!

– Песня! – вновь сказал я, перестав улыбаться.

– Вот те раз! – воскликнул он, всматриваясь в меня. – Ты часом не мой родственник? Я ведь тоже Песня!

Я тоже посмотрел на него внимательно, и спросил в свою очередь. – А ты откуда родом будешь? Я из Малышевки, Почепского района!

– Да нет! Я из-под Красной Горы, мой род там прозябает! – ответил тот, и, пожав мне руку, добавил. – Рад знакомству! Меня Николаем кличут, да и живу я здесь недалеча, тоже в общежитии, но заводском! Всё равно мы значит какие-то родственники, с такой фамилией однофамильцев не бывает!

– Ну, вот, паря! – хлопнув меня по плечу, произнёс Сопливый. – Я же говорил тебе, что ты фартовый! Видишь, даже здесь, ночью, и то родственника нашёл! – отчего все засмеялись, похлопывая меня по бокам.

Наконец, только во втором часу ночи, я попал в свою комнату. Павел уже спал на своей кровати, оставив бардак после себя на столе. Я не стал его будить, скинув полушубок, шапку и обувь, я завалился на кровать поверх одеяла, и облегчённо вздохнул. Только сейчас я в полной мере ощутил ту реальную угрозу своей жизни, которая нависла надо мной в эту зимнюю, вьюжную ночь.

Я невольно вспомнил, как меня, ещё пацаном, спас мой друг Шарик, найдя меня под кустом. И тоже это было в феврале! Меня ещё продолжало трусить, хотя, конечно же, стал успокаиваться. Уснул я, не знаю когда, да и как это произошло.

Разбудил меня Павел в восьмом часу утра, как, оказалось, сделал он это вовремя. В половине восьмого в комнату забежала Аня, и бросилась ко мне со слезами на глазах.

– Павлуша, милый! – произнесла она, шмыгая носом. – Мне Сашка всё рассказал, ну, конечно же, не всё, хотя я и сама понимаю, что тебя же могли и убить!

– Как это убить? – спросил Павел, удивлённо посматривая то на меня, то на неё. – Я что-то пропустил? Что значит убить?

– Да на него возле Декабристов напали бандиты, и если бы не брат Сашка, то его бы точно убили! – чуть ли не выкрикнула Аня, продолжая плакать.

– Во кино! – пробурчал Павел, и направился в туалет умываться.

– Да успокойся ты, Анюта! – пробурчал я, не понимая, как себе вести в подобной ситуации. – Ну, всё же обошлось, а в жизни всякое бывает! Теперь буду знать, что одному ночью ходить опасно, да ещё в такую погоду! А погибнуть можно где угодно, вон у нас в цеху, Маркович рассказывал, затянуло в станок, и разорвало! Даже бандиты не понадобились! Всё! Хватит об этом говорить, а вот Сане вашему придётся накрыть стол, да угостить нашей самогонкой!

– Ага! Счас! – воскликнула Аня, мгновенно перестав плакать. – Сам бандитов расплодил, а ему ещё стол накрывать! Вот вернётся со своей отсидки, я ему ещё всё припомню!

После этого случая жизнь постепенно снова вошла в своё русло, и день, стал поглощать другой день, уничтожая недели и месяцы. Незаметно зима прошла, и наступила весна.

Весна пришла после двадцатого марта, хоть по ночам ещё подмораживало, но днём уже солнце приступило к своей основной работе. Снегу было много, поэтому воды было столько, что невозможно было пройти по улицам, которые были чуть в стороне от главных улиц города, хотя и на них тоже было достаточно воды.

Маленькая речушка, протекающая вдоль забора нашей фабрики, вышла из берегов, и затопила даже мост, прервав, таким образом, общения людей, проживающих на разных берегах. Воды было много и прямо на территории нашей фабрики, но цеха работали, так как находились выше, и вода туда не доходила.

Апрель пролетел, как один день. Наступил праздник Первое Мая, и я, впервые в жизни, вместе с тружениками всего города, вышел на парад. Для нас с Павлом это было в диковинку. То, что мы увидели, осталось в памяти на всю жизнь. Праздник собрал массу людей, которые пели песни, и несли знамёна в колонах, проходя по центру. Потом было веселье до самой ночи.

Всё время мы были с Аней вместе, домой я её привёл только после трёх часов ночи, после чего вернулся в общежитие.

После февральских событий, у меня, нежданно-негаданно, появилось масса друзей, которых я с трудом узнавал, но для меня сейчас это было необходимо для нашего же спокойствия с Аней. Благодаря меня, также не трогали и Павла, часто путая нас. Молва среди блатных разлетелась быстро, знали об этом и в нашем общежитии, поэтому, пока доберёшься до своей комнаты, приходилось по нескольку раз здороваться даже с теми, кого и не знали.

В начале мая пришло письмо от отца, который сообщил, что в конце апреля, а точнее двадцать седьмого апреля, у Александра с Марусей родилась дочь, которую они назвали Аней. Для меня это прозвучало символично, в связи с тем, что мою девушку тоже звали Аней.

Я написал письмо Александру и поздравил их с дочуркой. Батя в письме снова жаловался на то, что его сыновья делают одних девок, на что, конечно же, мы только смеялись.

На фабрике мне пообещали, что отпуск на две недели дадут с десятого июня. Собственно в этот день нам выдавали получку. Я надеялся получить все деньги, вместе с отпускными, чтобы приехать к родителям со своей девушкой достойно, привезя всем подарки.

17.05.2015 год.


Веха!

Путёвка в жизнь!

Часть девятая!

Клинцы, город с населением около тридцати тысяч человек, тогда ещё был посадом в Суражском уезде, относился сначала к Гомельской области, потом к Черниговской, но к тысяча девятьсот тридцать шестому году, перешёл в ведомство Орловской области. Город был промышленным, в нём находились суконные фабрики, отделочная фабрика, кожевенные производства, а также предприятия машиностроения, включая и текстильного оборудования. Кроме этого, в Клинцах работала и перерабатывающая промышленность. Неплохо процветала и торговля. К этому времени Клинцы стал самым крупным образованием в тех местах, который постоянно обрастал новыми застройками на окраинах города. Рабочих рук явно не хватало, поэтому правительство было вынуждено отпускать рабочую силу из деревень, давая, таким образом, молодёжи вырваться из трущоб. Все родители хотели, чтобы их дети прирастали в городах, но на эти передвижения необходимы были разрешения местных властей, которые не очень-то тоже хотели лишаться своих кадров.

В Клинцах ещё было относительно спокойно, так как жизнь протекала размеренно, но комсомольские организации, под управлением коммунистов, постоянно агитировали молодёжь на разные стройки страны. Особенно много людей уезжало поднимать промышленные районы Донбасса и Криворожья, где были основные месторождения каменного угля, да и железной руды. Там построили и первую гидроэлектростанцию Днепрогэс! Поднимали металлургию, бурили шахты, строили заводы в Харькове, Луганске, Николаеве, Херсоне и других местах. Поднимали сельское хозяйство, чтобы накормить огромную страну. В Москве запустили первую линию метрополитена, строились новые порты и судостроительные верфи. Поднимали военную промышленность.

Но это было где-то. Про трудовые подвиги мы слышали по радио, да и на собраниях, которые проводились довольно часто на предприятии. Во все времена люди всегда были разными. Одни быстро реагировали на разные изменения в политики, и в порыве быть непременно первыми там, где тяжело, где опасно. Они сами рвались туда, затягивая своей энергией, и умением говорить, поднимая массы людей на всевозможные свершения. А были и такие, которых всегда было больше, кто оставался на своих местах, проживая всё в тех же домах, работая на тех же предприятиях, или прозябая в деревнях на колхозных полях и фермах.

Мы с Аней хоть и были комсомольцами, но куда-то срываться с места в романтическом порыве, не собирались. У нас были свои планы, и они основывались на том, чтобы создать свою семью, нарожать массу деток, и поднимать их по жизни, работая на предприятиях города. В общественной жизни фабрики мы участвовали, как и все комсомольцы. Павел с Иваном куда-то хотели сорваться, но потом вовремя одумались. К лету мы уже работали наравне с другими фабричными. Нам выдали свидетельства и распределили по сменам и цехам. Павел перевёлся на фабрику имени Ленина, а Иван ушёл работать на фабрику имени Октябрьской революции. Осенью Иван должен был расписаться с Лидой, они уже с ней жили вместе, сняв небольшой домик недалеко от фабрики. В нём проживала одна бабка, занимая маленькую комнатку, а весь остальной дом, отдала в распоряжение молодых.

Павел тоже пристроился к одной женщине. Она проживала на Стодоле, тоже недалеко от фабрики, а его девушка жила у родителей недалеко от фабрики.

Я же остался в общежитии, и ко мне подселили одного парня из того самого Кажушья. Звали его Илья, он был чуть моложе меня, но крупнее фигурой и ростом, очень добродушным и улыбчивым. Гулять он не любил, много читал, и почти всё свободное время проводил за чтением книг. Меня он полностью устраивал. Если честно, то Павел стал меня доставать своими ночными гульнями, и неугомонным характером. Мы продолжали очень часто встречаться, и проводить время где-нибудь на речке.

Я спросил у Ильи по поводу Марфы и её дочки, но он ничего не знал о ней, хотя пообещал обязательно расспросить о них у родителей. И узнал! Марфа действительно проживала у них в деревне, дом сгорел после того, как они с дочерью покинули его. С тех пор её никто не видел, и ничего не слышал о ней.

Вообще, в нашей деревне от голода и холода за тридцать второй и тридцать третий года, умерли больше тридцати человек! – сказал мне Илья как-то вечером, вернувшись из деревни после выходного дня. – Мы в те времена с мамой тоже уехали на Урал, где работал папа, а потом и мама! За счёт пайков, которые выдавали работающим, мы и выжили тогда! А у вас как было? – спросил он у меня.

– Тоже тяжко, но как-то от голода никто не умер! – отозвался я, вспоминая те времена. – Часто к нам приходили люди с детьми, как та Марфа, обычно с городов! Мы их кормили и давали хоть что-то на дорожку! Мать всегда переживала, что не может дать больше, у нас у самих семеро по лавкам было! Отец тоже ездил на Урал работать! В общем, как-то так!

Что мне ещё нравилось в Илье, это то, что он никогда не хитрил, не приставал с вопросами, сам всегда отвечал, если к нему обращались, но не выпячивался, хотя, исходя из его спортивной комплекции, то вполне бы и мог. Был в меру стеснительный, но мог и постоять за себя, а также за товарища.

Я хоть и как бы окончил учёбу, но тех, кто обучался на поммастеров, три раза в неделю за парты садили, и мы изучали разные технологии, что-то новенькое в ткацком производстве, главное, в технике и оборудовании. Наладка станков, это главное, что входило в мои обязанности, ну и подменить мастера в случае чего.

Работа мне нравилась, тем более, что перед отпуском Аню перевели всё-таки в одну смену со мной, и это было прекрасно.

Конец мая выдался очень тёплым и ласковым. Сады отцвели, и погода от ночных заморозков, постепенно перешла в стадию летней, даже какой-то бархатной. Нас это радовала такая погода и, частенько, мы с Аней засиживались в сквере до раннего утра. Оттуда и уходили на работу, если работали в первую смену. После смены отсыпались, а вечером и ночью всё повторялось.

У нас была с ней чистая любовь, никаких дурных мыслей не было ни у меня, ни у неё. Часами могли обсуждать с ней будущую нашу совместную жизнь. Она мне рассказывала о своей семье, о роде, который проживал в Смолевичах, в общем, обо всём, что приходило в голову. Я ей тоже, рассказал буквально всё. Всё о моей Малышевке, о своих братьях и сестрах, о том, какие они все хорошие, особенно маленькая Шурка. О папе, маме, дедушке Иване, обо всех родственниках, проживающих в нашей деревне. О том, откуда пошёл наш род. Она всегда слушала меня с открытым ртом, боясь пропустить хоть одно слово.

В словах всегда легче выражать те, или иные события, чем жить в этих самых событиях.

В конце мая я написал письмо родителям и попросил отца, чтобы за нами кто-нибудь приехал в Почеп двенадцатого июня, объяснив, что еду не один. Именно с кем, я не написал, оставив это сюрпризом. Июнь месяц в колхозе, особенно начало не очень были загружены для мужиков, поэтому я рассчитывал, что за мной приедет Матвей, или Василь. Вообще-то мы планировали выехать десятого июня, сутки погостить у Александра, а затем уже добираться до Малышевки.

Так мы и сделали. Деньги мы получили до обеда, а поезд, в сторону Брянска уходил вечером, поэтому у нас было ещё масса времени сбегать к Ане домой, забрать её сумку с вещами, и другими женскими штучками, и вернуться в общежитие. Я постепенно накупил всяких подарков для всех домочадцев, и уложил всё это в вещмешок, довольно объёмных размеров.

В семь вечера мы, устроившись у окна своего плацкартного вагона, уже отправились в долгожданное путешествие на родину. Если посчитать всё время моего отъезда из Малышевки, имеется в виду, последний мой приезд домой из Почепа, прошло уже полтора года. Естественно меня трясло от нетерпения, и какого-то тревожного ожидания. Тревожного не от тревоги за кого-то, а тревожного от ожидания момента, когда я ступлю на свою землю, пробегусь по знакомым до боли тропинкам, искупаюсь в нашем пруду, да и просто побегаю по полям и лугам. Обниму своих близких, и до ужаса хотел вкусить наш чёрный, изготовленный руками матери хлеб. Попить парного молока из кринки, а также выпить свежего мёда от полевых пчёл! Я так размечтался, что даже ощутил запах ржаного хлеба и этого мёда, который невозможно с чем-то спутать.

– Ты что, Павлуша! – вдруг услышал я голос Ани, про которую напрочь забыл, отчего даже покраснел, вроде Аня прочитала мои мысли. – Ты где, милый?

– Извини, Аннушка! Ей Богу размечтался, как пацан, вот и провалился! – ответил я, виновато улыбнувшись ей.

– Да я не против твоих мечтаний, только ты меня там, в деревне, случайно не забудь! Ладно? – сказала Аня, смеясь надо мной.

Ехали интересно, в нашем отделении сидели ещё два мужика, но и то на боковых сидениях и о чём-то оживлённо беседовали, не забывая про самогон, который стоял на их столике, да сало с хлебом и нарезанным луком, от которого по вагону разносился специфический запах.

В соседнем отделении горланили женщины, перебивая друг друга. Мы с Аней, устроившись возле окна, смотрели то за окно, то друг на друга, перекидываясь незначительными фразами. Каждый думал о своём, но по большому счёту об одном и том же. – Как нас встретят мои родные?

Первыми родными для нас в Почепе был мой брат со своей замечательной женой, которые приняли нас радостно, как всегда. Мария тоже не спала, как и Галина Ивановна, которая даже прослезилась, обнимая меня, а потом и Аню, осматривая её со всех сторон. Время уже было за полночь, когда мы пришли к ним домой, но это обстоятельство не помешало ни кому, чтобы прекрасно поужинать всем, да и поговорить обо всём сразу.

Сашка вообще не сидел за столом, а всё бегал и не знал, что ещё предложить Ане, да и мне, пока я его, чуть ли не силой не усадил за стол.

К тётке Матрёне решили не идти, и заночевали у Галины Ивановны, которая предложила нам свою комнату. Аня чуть не сгорела со стыда, категорически отказавшись от одной постели со мной. Это и понятно, так как в те времена было кощунством лечь в постель с мужчиной, который ещё не является твоим мужем. Но Галина Ивановна думала, что мы уже женаты, поэтому долго извинялась. В итоге я лёг с Сашей на полатях, а Аня с Марусей в их комнате. Сама Галина Ивановна оставалась в своей комнате.

Улеглись после двух часов ночи. Александр уснул сразу, а мне почему-то не спалось. Я вслушивался в ночь, слышал, как в соседней комнате разговаривали Аня с Марией, периодически над чем-то смеясь. Иногда начинала плакать маленькая Анютка, которую мы так и не рассмотрели, оставив это занятие на утро, так как и Лида, и Аня спали, а зажигать свет не хотелось, чтобы не разбудить их.

И Марии, и Александру необходимо было утром идти в школу, хоть в основном занятия уже закончились, но ещё сдавали экзамены выпускники. Перед тем, как лечь спать, они пообещали нам вернуться пораньше, чтобы получше пообщаться. Ну а для нас наступивший уже день был днём отдыха, так как за нами должны были приехать только двенадцатого числа.

Незаметно для себя я уснул, и проснулся оттого, что кто-то щекотал мою ногу. Этот кто-то был Лидой, которая забралась на полати, шмыгая носиком, и улыбаясь мне. Как ни как, но ей уже в ноябре должно было исполниться три годика. Разговаривать она уже начала в полтора годика, причём понятно, не выговаривая, как и все детки буквы Р. Самое интересное это то, что она меня узнала, хоть и прошёл год с тех пор, как я с ней игрался во дворе у Галины Ивановны, под огромной грушей. Там Саша смастерил для неё что-то типа песочницы, вот она там и пропадала, под присмотром тёти Гали.

Открыв глаза, я схватил её в охапку и, щекоча её подбородком, стал с ней играть. Она заливалась на весь дом, смешно дёргая ножками. На этот визг, по-другому это назвать было сложно, прибежала Аня и, увидев меня с девочкой, залезла к нам на полати.

В доме больше никого не было. Александр с Марией ушли на службу, а Галина Ивановна забрала маленькую Анютку, ушла к тётке Матрёне, у которой я прожил почти год. Ушла, чтобы дать возможность поспать нам с Аней побольше, но она не учла Лиду, которая спала. Я посмотрел на часы, стрелки показывали половину десятого и, поигравшись с малышкой ещё минут десять, мы спустились с полатей. Быстро привели себя в порядок и вышли во двор. Там тоже никого не было, и я понял, что Галина Ивановна ушла в тёте Матрёне.

Улыбнувшись своим мыслям, я взял на руки Лиду, а Аню за руку, и направился к дому моей бывшей хозяйки. Она встретила нас радостно, и даже прослезилась. После этого засуетилась, и стала собирать на стол, чтобы угостить нас завтраком. У неё и позавтракали, да так, что снова потянуло в дрёму.

Идти гулять по городу, желания не было, но и сидеть дома, тоже не хотелось. И даже не столько не хотелось, как то, что эти две доброжелательные тёти стали доставать меня своими вопросами. Они-то по доброте своей душевной, а меня это стало тяготить, и я предложил Ане сходить в город.

Нам удалось пройти только до перекрёстка, где и встретились с Александром и Марией, которые спешили домой. Вместе мы и вернулись. Снова начались бесконечные разговоры женщин сразу обо всём, а мы уединились с Сашей и стали обсуждать моё житиё-бытиё.

Незаметно время подошло к обеду и, не успев сеть за стол, как в дом вошёл отец. От неожиданности все сразу замолчали, а я даже поперхнулся простоквашей, которую только что, ложкой, направил к себе в рот.

– Батя! Каким ветром? Мы же тебя завтра все ждали! – воскликнул Сашка, подскакивая со своего места и, обнимая его прямо на пороге дома.

– Завтра, сынок, мы уже будем дома мать радовать! – улыбаясь, произнёс отец, внимательно посматривая в сторону Ани. – А это что за красавица? Что-то я её здесь не видел! Сестра твоя, Марусь, или кто?

– Да невестка твоя, Хоритошка! – весело произнесла Галина Ивановна, опередив нас всех. – Я тоже говорю! Красавица писаная!

Аня поднялась со своего места и, опустив голову, превратилась в спелый помидор. То же самое было и со мной, а все остальные весело смеялись и обнимались с отцом.

Наконец, и мы вышли из стопора. Я подошёл к отцу, подведя к нему за руку Аню и, смущённо улыбнувшись, произнёс. – Вот, батя, хотел сюрприз вам сделать в деревне, но не получилось! Это моя Анюта, и у нас с ней всё очень серьёзно. В следующем году ей исполнится восемнадцать, тогда и свадьбу сыграем! Ты же не против?

– Ещё чего! Против! Да такую красавицу хоть сейчас под венец! Ну, надо же тебе, непутёвому такую дивчину отхватить! – произнёс он, широко улыбаясь, и обнимая, в конец, засмущавшуюся Аню.

После этого он посмотрел на меня и добавил. – Сходи-ка, Павлуша, к тётке Матрёне, да коня припути, покорми, но сначала хорошо напои, а то бежала сердешная, спешила! Не зря знать!

Я чрезмерно был рад этому поручению, так как не знал, что делать в этой ситуации. Выбежав из дома, я припустил к дому Матрёны, возле которого стояла наша кобыла, запряжённая в бричку, нервно подёргивая сбруей.

Матрёна была возле дома. Она, видимо, уже пообщалась с отцом, да и вещи с брички уже были в её доме, так как там было пусто.

– Ведро дайте, тётя Матрёна! – подбежав к ней, произнёс я.

– Тебе, сынок, с водой, или пустое? – спросила она, направляясь к дому.

– Да можно с водой, а я потом принесу из колодца! – крикнул я, ей вслед, распрягая кобылу, привязав вожжи к столбу.

Попоив лошадь, я насыпал ей овса, а травы возле дома и так было в достатке, после чего вернулся в дом, а тётка Матрёна осталась на улице за пастуха, как она сама выразилась.

23.05.2015 год.


Веха!

Путёвка в жизнь!

Часть десятая!

Отец, после всех разговоров и трапезы, обосновался на ночлег у Матрёны, а мы у Галины Ивановны. На ночь мы затолкали бричку во двор, а кобылу отвели и привязали к яблоне, которая стояла под окном комнаты, в которой я когда-то прожил целый год.

Аннушкой моей батя остался доволен, и всё ей повторял. – Ты, Аннушка, хунт твоей маце, обязательно мне роди сына, а то мои оболтусы только девок шлёпают! Это же безобразие!

Хунт твоей маце, было любимое выражение моего отца. Это выражение он применял везде и всегда, почти в любом разговоре. Оно было для него, как особый клей, который склеивал предложения, произносимые им. Да и звучало это как-то забавно, вроде бы и матерился, но никого не затрагивал, не оскорблял, и пошлостью не веяло.

Выезжали рано. Едва рассвело, я отправился запрягать кобылу, и готовить бричку к поездке. Когда я пришёл во двор к тётке Матрёне, отец уже прохаживался по-хозяйски во дворе, покуривая свою самокрутку. У нас почти все курили, и что самое интересное, не курили только я и Александр, который вообще на дух не переваривал запах дыма. В доме гремели горшки и прочая посуда, знать Матрёна готовила нам поесть на дорожку.

– Ну, чего тебе не спится, сынку? – спросил недовольным голосом отец, хотя по нему было видно, что рад моему появлению. – Гарная у тебя дивчина! И что ты планируешь дальше?

– Да я же тебе уже говорил, что как исполнится ей восемнадцать, так и поженимся! – сказал я, улыбаясь и, взяв кобылу за узды, повёл к бричке.

– Да что ты мне голову-то дуришь! – вспылил отец, поднимая одну из оглобель. – Твоя мать вышла за меня замуж, когда ей ещё шестнадцати не было, а ты восемнадцать!

– Ну, ты, батя, даёшь! – засмеялся я. – Так это же было при царе горохе, а сейчас Советская власть! На верхах постановили, что восемнадцать, значит восемнадцать! Против власти не дёрнешься!

Отец зло сплюнул, и направился в дом. Вообще было такое ощущение, что он у себя дома, ходит, распоряжается, даёт указания Матрёне, а та с радостью бегает, и делает всё, что он ей говорил.

Я улыбнулся своим мыслям, но ходу им дальше не дал. Может у них, что и было между собой, но это лишь догадки, и затевать разговор на эту тему я даже и не думал, понимая, что из этого могло получиться.

Управившись с кобылой, я, ничего не подозревая, вошёл в дом, чтобы сказать отцу о том, что всё готово, увидел, как отскочила от отца Матрёна, стыдливо вытирая губы, и тут же принялась ставить на стол трапезу.


Отец глянул на меня, слегка смущаясь и, почесав затылок, пробурчал. – Ну, что там у тебя? Всё готово?

– Ну, да! – ответил я, и собрался уходить, но меня схватила за руку Матрёна, и потащила к столу.

– Не пущу! Сядь с отцом отобедай, а потом иди! – воскликнула она, вытирая руки о фартук.

– Тёть Матрёна! – удивлённо воскликнул я, отстраняясь от неё. – Аня у тёти Гали, а я здесь буду трапезничать!

– Ну, так веди её сюда! Что ты меня обижаешь! Что я хуже готовлю, чем Галка? – запричитала Матрёна, поглядывая на отца, который просто не реагировал на нашу беседу.

Я выскользнул из дома, и направился к Галине Ивановне, не понимая, что происходит между отцом и Матрёной. Поневоле в голове стали созревать всякие нехорошие мысли, и я тут же вспомнил свою мать, которая безоговорочно любила нашего отца.

– Господи! Да каково ей будет, если она узнает, что её Харитоша кому-то ещё уделяет внимание! – подумал вдруг я, и даже вспотел от этого. – Да ладно! Что я себе накручиваю? Одна бабёнка, вот и липнет к мужику! Кто же ей ещё внимание уделит? Ну, подумаешь, переночует у неё, а наутро снова домой!

Возле дома Галины Ивановны стояла обиженная Аня, посматривая на меня.

– Ещё этого мне не хватало! – подумал я и, подойдя к ней, улыбнувшись, обнял, и прижал к себе.

– Ты чего меня одну бросил, а сам куда-то ушёл? – спросила она, заглядывая ко мне в глаза.

– Ну, во-первых, я оставил тебя не одну, а во-вторых я ходил запрягать кобылу, да бате помог её покормить! – сказал я, и добавил. – Тётка Матрёна приготовила целый стол всякой всячины, и сказала, чтобы я вёл тебя к ней!

– Ага! А тётка Галя сказала, чтобы я шла за тобой, потому что уже все за столом и ждут только тебя! – произнесла Аня и улыбнулась мне.

– Ну, и пойдём к тётке Гале, а отец пусть с тёткой Матрёной трапезничают! – весело сказал я и, взяв Аню за руку, потащил её в дом.

Выезжали шумно, со смехом и слезами, как обычно бывает в таких случаях. Время ещё было раннее, около семи утра, но солнце уже висело высоко, и начинало припекать.

– Нам ещё грозы не хватало! – наконец, произнёс отец, оставив позади себя родных и близких людей. – Вишь, как припекает, и уже с утра! А вообще-то вы вовремя приехали, скоро сенокос, вот и поможете нам! Не всё же время знакомиться-то будете!

Последние слова он произнёс с улыбкой, посмотрев на нас с Аней, которая прижалась ко мне и настороженно посматривала по сторонам. Я ощущал её мелкую дрожь, но ничего не говорил ей, а только нежно прижимал к себе.

Через полчаса мы уже выехали из Почепа и направились в сторону нашей деревни. Кобыла бежала спорно, понимая, что направляется домой. Отец отпустил вожжи, уселся поудобнее, и затянул свою долгоиграющую песню про дороги и туманы. Под это завывание меня потянуло в сон, Аня уже тоже уснула, положив голову мне на плечо. Солнце пекло со страшной силой и я, прикрыв и её, и свою голову дерюгой, тоже задремал незаметно для себя.

Проснулись мы от грохота! Солнца не было, а над нами висели почти чёрные тучи, но дождя ещё не было.

– Батя! Мы где? – спросил я, приподнимаясь в бричке, и озираясь по сторонам.

Да только Супрягино проехали, молодёжь! – весело отозвался он и добавил. – Видимо придётся нам повлажнеть, хунт её маце! Ну, не беда! Не размякнем! Кобылка-то подустала, хотел остановиться, чтобы передохнула, да вас побоялся потревожить! Может, постоим чуток?

– Ну, конечно! – воскликнул я и, когда отец остановил кобылу, спрыгнул на землю, и помог Ане сойти тоже.

Отец отпустил подпругу и стал поить лошадь из ручья, а мы с Аней скрылись в небольших кустах, которые росли вдоль этого самого ручейка. Справив нужду, мы решили охладиться и, быстро раздевшись, залезли в холодную воду.

Вода действительно была холодной, к тому же разгорячённые тела особенно отреагировали на это. Аня засмеялась и пронзительно вскрикнула, когда я её окунул в воду, но затем с удовольствием легла на песчаное дно неглубокого ручья, плескаясь руками и ногами.

Минут через десять нас позвал отец, и мы, быстро одевшись, отчего наша одежда даже промокла местами, вернулись к повозке. Минут через двадцать начался дождь, поднялся ветер и загремело.

Впереди мы уже видели Беловск, но до него ещё было с километр, да и после него километр, так что вариант купания под небесными водами был налицо. Уже в Беловске на нас не осталось ни одной сухой нитки. Кобыла бежала прытко, и подгонять её не было смысла. У нас у всех от приближения к дому, а значит и к теплу, а также от стихии, поднялось настроение. Вторя громовым раскатам, мы несли, гонимые ветром и дождём, радостно крича, стараясь перекричать грозу.

К дому мы не подъехали, а подлетели. Дождь лил, как из ведра, и нас, естественно, никто не встречал. Спрыгнув с брички, я забежал во двор, открыл ворота, и отец, тут же, заскочил во двор. Шарик радостно прыгал на меня, стараясь дотянуться до моего лица. Он уже стал старым, шерсть висела клочьями, да и хвост пообтрепался, но бегал ещё прытко.

Не успел отец въехать во двор, как из дома вылетел Иван, а за ним мать с Ксюхой. Шурка тоже пыталась выбежать под дождь, но мать строго на неё крикнула и она застряла в дверном проёме, подпрыгивая от радости на месте. Все тут же вымокли, но не обращали на это никакого внимания.

Самое интересное то, что дождь прекратился практически сразу, как мы все обнялись, прижимаясь радостно, друг к другу.

– Хунт вашей маце! – услышали мы буркотню отца, который, не обращая внимания на домочадцев, стал распрягать лошадь. – Ну, вот чего вас черти вынесли? Видите, и дождь прекратился, а теперь все мокрые, как и мы!

Но мы все только смеялись, и продолжали обниматься. Аня сначала смущалась, но попав в руки к матери, поняла, что дома и тоже стала со всеми знакомиться и обниматься.

Прибежала и Дуся, заметив нас, подъезжающими к дому. Она тоже принялась обниматься с нами. Прибежали и Вася с Александрой, в итоге образовалась небольшая компания, к которой стали присоединяться родственники-соседи.

– Да! Действительно здесь у вас не соскучишься! – тихо прошептала мне в ухо, радостно улыбаясь.

Чуть погодя подошли и Цобаны, родня Павла. Они естественно справились насчёт Павла, я передал им письмо от него, рассказал вкратце, так как мать уже гнала всех за стол.

Аннушка моя попала в надёжные руки моих сестёр, и исчезла из поля моего зрения.

– Ну, чего забеспокоился? – усмехнувшись, спросил у меня батя, хлопнув меня по спине, направляясь в дом.

Кобылу он передал Василию, и тот отвёл её вниз к пруду, привязав длинную верёвку к кольцу, которое закреплялось на уровне земли, приваренное к длинному, металлическому стержню, для того, чтобы лошадь не заплуталась в верёвке.

– Да, вот куда-то утащили мою подругу девки, а я один здесь, во дворе! – так же улыбнувшись, ответил я ему, и направился вслед за ним в дом.

Мать радостно суетилась возле стола, без конца ныряя в русскую печь за чугунками и горшками с пищей. В доме пахло наваристыми щами, да так, что у меня закружилась голова от этого, давно забытого, запаха. Он доносился и обширного, глиняного горшка, рядом с которым стоял тоже довольно приличного объёма чугун с пареной картошкой, наполовину с мясом, луком, и другими прелестями кулинарного искусства.

Батя тяжело сел на своё место во главе стола и, хлопнув мать по заднице, отчего она радостно засмеялась, поцеловав его в макушку.

– Ну, что, мать! Давай командуй! Я вообще что-то не пойму где все? Во дворе была толпа, не проткнуться, а сейчас мы втроём! – произнёс он, явно заигрывая с ней.

– Не переживай, родной, сейчас налетит вороньё, глянуть не успеешь, как всё подметут! – смеясь проворковала мать, не зная куда деть руки, с любовью посматривая то на отца, то на меня.

В общем, так и произошло. Мы с Аней даже не успели отдать всем подарки, да и отец, махнул рукой, и сказал только одно слово – Завтра!

Посиделки за столом прошли шумно и весело. К вечеру все мужики были уже изрядно поддатые, Аня снова исчезла из поля моего видения, зато мать кружила возле меня, подкладывая мне в миску всяких вкусностей.

За время моего отсутствия, Василий подобрел, нарастил небольшой животик, превратившись в важную персону.

Хорошо набравшись самогона, он прогнал Александру домой к детям, а сам стал учить меня уму-разуму, икая иногда, наклоняясь ко мне, в тоже время, отмахиваясь от матери, которая кричала на него и била рушником по плечам.

Отец вышел во двор и, усевшись на завалинке, курил, посматривая за беготнёй молодёжи.

– Ты, Пашка, ещё пацан, и должен слушать, что тебе старший брат говорит! – прогундосил Василь мне прямо в ухо. – Ты там бросай свой город, да приезжай со своей подругой сюда, я вас обоих пристрою! Ты знаешь, кто есть я в округе? Да я главный финансовый инспектор! Одно моё слово, и нет человека! Тут же ГПУ приедет и увезут! Вот так-то!

У меня не было никакого настроения тратить время на болтовню с ним, отлично зная, что так просто от него, когда он пьян, не вырвешься. Если кто начинал ему противиться, то он сразу же начинал орать на всех и угрожать, а мне этого не хотелось сегодня. Вообще-то он был хорошим парнем, добрым, отзывчивым, и всегда бежал на помощь к любому, кому нужна была помощь, но когда он перебирал, то тогда не видел ничего и никого. Что зря болтал и лез в драку.

Положив руку ему на плечо, я наклонился к его уху и прошептал. – Извини, братуха! Если я сейчас не попаду в нужник, то мне труба!

– Кому, тебе? Да ни за что! Я кому хошь морду разобью за тебя, Пашка! – произнёс он, ничего не поняв из того, что я ему нашептал в ухо.

Я засмеялся, и, прервав его, снова сказал, но теперь уже громко. – Вась! Да в туалет я хочу! Кому ты морду собрался разбивать?

– Вот липучка! – крикнула мать, и снова шлёпнула его рушником по плечам. – Ну, что ты ребёнка-то мучаешь? Ему в сартир надо, а ты повис, як тот клещ, и не отцепишься! Вот уж заноза, так заноза! Ну, выпил, так иди ляг да спи, что ты людей-то всех дёргаешь!

– Поговори мне ещё! – пробурчал Василий и, выйдя из-за стола, цепляясь за него же, направился к выходу, а я, чмокнув мать в щеку, поблагодарив её за освобождение, тоже выбежал из дома с надеждой разыскать свою Анюту!

Не спали до поздней ночи. Погода была прекрасной, к тому же висела полная луна, отчего вокруг было светло, как в пасмурный день.

Василий, после того, как мы расстались, ушёл к себе домой и уже больше не появлялся, чему мы все были очень рады.

На ночь я забрал Аню с собой на свой любимый чердак, где мать положила нам два огромных тулупа и одеяло с подушками. Подушек у нас было множество. Каждую осень она собирала целую кучу пуха, который и запускала в подушки, да тюфяки.

Я оберегал свою девочку, прижав её к себе. Мы с ней смотрели на небо и тихо разговаривали, делясь впечатлениями. Ане моя родня очень понравилась, она периодически меня целовала, наслаждаясь ароматами свежего сена, и ночи.

– Никогда не думала, что у вас здесь так здорово! – тихо произнесла она, уткнувшись мне носиком в плечо. – Я думала деревня, как деревня, а у вас что-то особенное, непохожее на другие деревни.

– Ну, у нас же род казацкий, вот и деревня у нас типа хутора! – ответил я, посмеиваясь над ней.

Разговаривали долго, до того, как стало светать. После этого, я пригласил её сбегать на Городец встретить восход солнца. Она с восторгом приняла это предложение, и мы пустились туда бегом, взяв друг друга за руки.

01.06.2015 год.


Веха!

Разлом!

Часть первая!

После того, как мы вернулись из Малышевки в Клинцы, прошло больше года. Лето прошло свой экватор и вплотную приблизилось к августу. Погода стояла жаркая, жара доставала везде, и на улице, и в доме, особенно в цеху, где жара добавляли ещё и станки. Окна везде были открыты настежь, но это мало чем помогало. Ане исполнилось восемнадцать лет, и мы с ней каждый день и вечер только и говорили, как о женитьбе.

Беда пришла неожиданно, и как-то нежданно. О том, что произошло, никто из нас даже и подумать не мог. Мать Ани, Степанида, уговорила отца Ани, и решила отдать её замуж за какого-то парня, родители которого проживали где-то в Смоленске, и были довольно зажиточными. Отец этого парня был большим начальником в Красной армии, и их семья пользовалась огромным набором услуг от государства. У них даже была собственная машина с персональным водителем.

Когда Аню поставили перед фактом, она потеряла сознание. После того, как её привели в чувства, она категорически дала отказ, но мать настаивала на своём.

– Зачем тебе, дура малахольная, этот оборванец? – кричала она на дочь. – Ты посмотри, какой парень, высокий, сильный, а родители какие! Да ты горя знать не будешь! Как у Христа за пазухой проживать будешь, да и нам подмогнут малость!

– Мама! Это не крепостное право, чтобы вы меня продавали куда-то! – орала Аня, заливаясь слезами. – Я люблю Пашу и буду его женой, а от вас прямо сейчас ухожу!

Сказать легко, а вот, как сделать. Родители закрыли Аню в чулан, а мне сказали, что она уехала в Москву и будет через неделю.

– Странно! – думал я, возвращаясь к себе в общежитие. – Какая Москва? Она же мне даже, словом не обмолвилась по этому поводу!

Тревога и досада не давала мне покоя ни днём, ни ночью, пока ко мне не пришёл Александр.

Он молча присел на табурет, стоящий у окна, посмотрел на меня и сказал. – Слушай, паря! В общем положеньице ваше с сестрёнкой труба! Мать просто с ума сошла, батю затюкала и хочет её выдать замуж за какого-то перца из Смоленска! Ты знаешь, она держится и не желает этого слушать!

Я хотел ему ответить, но он остановил меня и, вновь усадил на кровать, с которой я подхватился, едва услышав эту новость.

– Не дёргайся! Сиди и слушай! – проворчал он недовольно. – Ничего не бойся, я подниму пацанов, и мы выхватим её из чулана, а уж твоя проблема решать быстро с ней, что делать дальше!

– Саня! – воскликнул я. – Да что тут думать, в ЗАГС и, причём сразу же!

От волнения, моё сердце колотило мне прямо в горло, не давая нормально дышать. На глазах появились слёзы, слёзы обиды, своего бессилия, но также слёзы и надежды на благополучный исход.

– Значит так! Слухай меня далее! – снова произнёс Саша, криво усмехнувшись, отреагировав на мои слова. – Завтра, после обеда, должны подъехать гости с женихом, и её начнут подготавливать к приезду. Когда её выпустят из чулана, я выведу её во двор, а там Сопливый подхватит Аню и, с пацанами доставят в ЗАГС! Просто ты будь там и не надумайся меня разочаровать!

Я подбежал к нему и принялся его тискать, на что он только улыбнулся, и добавил. – На что только не пойдёшь ради любимой сестрёнки! Против родителей иду! Что поделаешь, что они ещё живут прошлым веком! Мать такая набожная, а творит что зря, разговаривать с ней пробовал, бесполезно! И чего она тебя так не возлюбила? Отец, кстати, ровно дышит в твою сторону, да и мне ты нравишься, хоть и хлюпик с виду, но руки у тебя крепкие, трудовые! Уважаю!

После ухода Александра я потерял покой. На работу мне надо было идти в ночную смену, и это обстоятельство меня только радовало, в противном случае мне, хоть так, хоть иначе, но ночь предстояла быть бессонной.

Илья работал во вторую смену, что явно было мне на руку. Устроившись на кровати, я закрыл глаза и пытался о чём-нибудь думать, чтобы не думать о завтрашнем дне. Но мне этого не удалось, и я перестал сопротивляться. Аня стояла перед глазами вся в слезах, и постоянно меня звала. Моё сердце наполнилось тоской, и я тихо заплакал. Это не было слабостью, это было обида, обида на её мать, которая так и не смирилась с тем, что мне предстояло стать её зятем. Я стал думать о том, чтобы где-то обустроиться жить с Аней после того, как распишемся с ней в ЗАГСЕ.

– Домой я её уже точно не отпущу! – думал я, перебирая всевозможные варианты нашей дальнейшей жизни. – Конечно, лучше всего пристроиться к какой-нибудь бабке, типа тётки Матрёны, или Галины Ивановны, но где мне их было сейчас найти!

От этой мысли я даже подхватился, и сел в кровати, свесив ноги на пол.

– И как это я не догадался попросить Сашку об этом! – снова подумал я, обозвав себя дурнем. – Ну, уж он-то точно мог решить эту проблему, только где же его сейчас найдёшь!

Посидев на кровати ещё минут десять, я решил сходить к коменданту и поговорить с ним, чтобы он предоставил нам комнату хотя бы на время, пока найдём себе бабку.

Ивана Петровича я застал у себя в кабинете, но он собирался уходить, поэтому недовольно встретил меня.

– Ну, чего тебе, композитор? – спросил он, едва усмехнувшись. – Говори, и не стой, как истукан, а то мне идти надобно!

– Иван Петрович! – начал я, переминаясь с ноги на ногу. – В общем нам с Аней, моей невестой, надо комнатку отдельную, хоть на несколько дней, пока я не найду где нам дальше жить! Помогите, пожалуйста!

– А когда ты её планируешь притащить сюда? – вновь спросил он, но уже более примирительно. – Надеюсь, не завтра же?

– Да вот как раз и завтра, Иван Петрович! – невольно улыбнулся я, отвечая на его вопрос. – Тут такая ситуация, что если я Аню завтра не приведу, то могу вообще потерять её!

Он посмотрел на меня, почесал затылок, что-то пробурчал себе под нос, а затем ответил. – Давай так, ты когда с работы вернёшься, вообще в какую смену работаешь?

– В ночь сегодня! – ответил я, с нетерпением посматривая на него. – Утром и появлюсь!

– Вот и здорово! – воскликнул он и, улыбнувшись, добавил. – Утро вечера мудрёнее, поэтому, как появишься, так сразу и ко мне, а я за это время что-нибудь придумаю, да переговорю с директором! Всё-таки вы оба работаете на фабрике, может он вам и даст отдельную комнату, а я уж подсуечусь!

После этого, он выпроводил меня из кабинета, закрыл его и, хлопнув по спине, произнёс. – Не дрейфь, парень! Жизнь твоя ещё только-только показывает вам свои проблемы, и эта, поверь мне, будет тебе казаться через некоторое время, просто сказкой!

Он ушёл, а я направился в комнату. На обед я не ходил, да, если честно, о еде у меня не было мысли. Аня заполнила весь мой мозг, всё моё существо. В этот момент меня больше ничего не интересовало, по большому счёту и никто!

До ужина я провалялся на кровати, думая обо всём сразу. От мыслей разболелась голова, но на ужин я всё-таки решил пойти, так как ночь надо было как-то продержаться.

Новостей не было никаких. Куда-то идти мне никак не хотелось, потому что не было ни желания, ни сил, до такой степени эта ситуация вырубила всё моё сознание, лишив меня всех сил.

После ужина, который я проглотил без всякого аппетита, я снова лёг в кровать, и мгновенно провалился в темноту. Как это произошло, я так и не понял.

Проснулся в сплошной темноте и, сообразив, что уже наступила ночь, и что мне надо уже давно быть на работе, я подхватился с постели, но в этот момент в комнату Илья.

Он посмотрел на меня, включив свет в комнате, и спросил. – Что с тобой, дружище? На работе тебя мастер спрашивал, а я и духом не ведаю!

– Да проспал, Илья! Караул! Никогда такого не было! – пробурчал я и, накинув на себя пиджак с фуражкой, выбежал из комнаты.

В итоге я опоздал на полчаса, за что сразу же получил от мастера по полной программе. В это время можно было угодить в тюрьму даже за простое опоздание, не говоря уже о прогулах. Тем более, что в стране начались непонятные репрессии, как нам говорили, но я мало в этом разбирался, хотя помнил, как меня ещё в прошлом году Вася предупреждал о грядущих событиях в стране.

Я хорошо запомнил, как он говорил мне о том, что в стране поднимает голову контрреволюция, и что даже проверенные коммунисты проявляют несогласие с политикой Сталина, а это было чревато не только для него самого, но и для всей семьи.

– Ну, что с тобой? – спросил у меня Маркович, под руководством которого я и работал. – Ты что, обалдел? Отлично же знаешь, чем это может закончится!

– Извините, Маркович! – ответил я ему, виновато опустив голову. – У меня проблемы с Аней, мать хочет её выдать замуж за какого-то парня из Смоленска, закрыла её, и не выпускает! Я весь день мучился, а после ужина как-то провалился и уснул! Извините!

– То-то я Аннушки не вижу сегодня тоже! Теперь ясно! Ну, и что ты планируешь делать дальше? – спросил он у меня, глянув мне в глаза.

– Хочу выкрасть её и сразу в ЗАГС! – не понимая, как это произошло, сказал я, посмотрев на него.

– Ну, и правильно! Молодчина! – сказал он, улыбнулся мне и, похлопав по плечу, добавил. – Давай так! Ты сейчас всё проверь, где надо подладь, главное, чтобы все станки заработали, и отдыхай, а то тебя на завтра точно не хватит! Ну, а завтра чтоб были вместе на работе! Понял?

– Спасибо вам, Маркович! – ответил я ему, и мне стало даже как-то радостно на сердце.

Я очень был рад тому обстоятельству, что он меня правильно понял, и поддержал в трудную минуту.

К полуночи я полностью управился, и доложил Марковичу об этом. Потом мы с ним прошлись между работающими станками, после чего он пожал мне руку и, пожелав нам с Аней удачи, отпустил в общежитие.

На улице начинало моросить, но было тепло. Добежав до перекрёстка, я столкнулся с компанией молодых парней, которые узнав меня, поздоровались со мной за руку, пошутили, что не гоже блудить по ночам одному, и отпустили с миром.

Прибежав в свою комнату, я, не включая свет, разделся, и нырнул в постель под монотонное посапывание Ильи, который даже не пошевелился, когда я вошёл в комнату.

– Вот сурок! – подумал я и, укрывшись одеялом, мгновенно уснул.

Проснулся тогда, когда в коридоре началось движение. Это могло говорить только о том, что первая смена уходила на работу, а ночная возвращалась.

Сообразив, что к чему, я поднялся, быстро оделся и спустился к Ивану Петровичу. Его я встретил прямо возле кабинета, куда он собирался войти.

– Ну, давай, жених, заходи! – усмехнувшись, сказал он, пропуская меня впереди себя в кабинет.

Вообще-то эту комнату кабинетом можно было назвать с большим натягом. Он походил на небольшую каморку, в которой были стеллажи, заполненные всякой всячиной, включая матрацы, одеяла и прочие принадлежности необходимые для общежития. Возле небольшого окошка стоял стол и пара табуреток. Вот и вся обстановка!

– Ну, что присаживайся! – произнёс он, устраиваясь за столом. – С директором я переговорил, и он дал добро до сентября, пока не прибыла новая партия учащихся! Сейчас будут заниматься не так, как вы когда-то, а с первого сентября, как в школах, таково постановление правительства! Так что вам всем придётся подыскивать себе жильё, я имею в виду работающим, но до сентября будешь жить в своей комнате с подругой, или уже с женой, а твоего соседа я переведу в другую комнату! Так что распоряжайся, только советую вам повесить замок, да изнутри прикрепи крючок, чтобы на ночь закрывались! Понял?

– Спасибо вам Иван Петрович! – воскликнул я и, пожав ему руку, припустил в свою комнату.

Илья уже поднялся и, встретив меня, спросил. – Что! Отслужил ночь-то? За опоздание не подкинули? А то сам понимаешь!

– Да всё нормально, Илья! – радостно ответил я ему, и обнял его. – Всё прекрасно, но тебе придётся перебраться в другую комнату, дружище!

– Не понял! – искренне удивился он, остановившись в дверях. – Я что-то пропустил? Что произошло за эти сутки?

– Да всё очень просто, дорогой! – снова воскликнул я. – Просто я женюсь и нам разрешили до сентября здесь пожить с ней, а тебя Иван Петрович переведёт в комнату по соседству! И ещё! Нам всё равно надо будет всем до сентября искать себе жильё, потому что в общежитие будут заселять только учащихся! Вот так-то!

– Как скажут! – произнёс он и, повернувшись, вышел из комнаты, а я стал переодеваться, чтобы идти в ЗАГС.

Сразу после завтрака я уже прохаживался возле здания Дома Советов в центре города. Состояние у меня было таким, что хоть плач, руки трусились, вся спина была мокрая от пота, или страха перед неизвестностью, но не показывал вида.

В половине двенадцатого появились Александр с Аней, в сопровождении нескольких парней, среди которых был и Сопливый. Увидев меня, Аня бросилась ко мне на шею, и расплакалась, а я стоял и не знал, как её успокоить, держа в руках небольшой букетик цветов.

– Хорош сопли распускать! – услышали мы голос Александра. – Пошли, а то скоро обед у чиновников, а я обещал в ЗАГСе, что приведу вас до обеда!

Мы улыбнулись ему, да и всем остальным парням, я вытер у Ани слёзы, отдал ей букетик цветов, и все вместе направились в здание Дома Советов.

Нас приняли сразу, что-то долго говорили, что-то мы подписывали, потом целовались. Всё это было, как во сне. Если бы не Саша, то я не знаю, как бы мы управились с Аней. Он даже кольца нам подарил, правда, не золотые, но зато серебряные, чему были несказанно рады.

Выйдя из здания, я облегчённо вздохнул и, слегка прослезившись, обнял Сашу, а затем и других парней, которые все нас поздравляли.

– Ну и чо планируете дальше? – спросил Александр, с улыбкой посматривая на нас.

– Да в общежитие, куда нам ещё! – произнёс я, пожав плечами. – Хотя мне, вернее нам, надо будет с тобой поговорить!

– Так! Разговоры потом, а сейчас идём к родителям, и не бойтесь! Вы же муж и жена официально, так что никуда уже не денутся, а гости поедут к себе домой! – сказал он и, подхватив Аню с другой стороны под руку, направился в сторону их дома.

Я видел, как Аня даже дрожала от страха, но не сопротивлялась. Боялся и я, но был вынужден подчиниться, понимая, что уже ничего поменять нельзя, да и не надо.

Когда мы подошли к дому, из калитки выбежали сестрёнки Ани, а на лавке сидел Иван, посматривая по сторонам. Через несколько секунд появился и отец, а следом за ним мать.

– Так, предки! – опередив всех, произнёс Александр, широко улыбаясь – Я официально вам сообщаю, что Аня вышла замуж за Павла, поэтому прошу любить и жаловать, хоть вам это и не нравится.

Никто не кричал, все молча вошли во двор и направились в сад, где были установлены столы в ожидании гостей.

– Ну и что я буду людям говорить, антихристы! – спросила мать, глядя на нас.

– Не переживай мать! – произнёс Саша. – Я это возьму на себя, так что успокойся.

Отец молча подошёл к столу, открыл бутылку водки, стоящую на столе, и разлил её по стаканам, кивнув всем собравшимся, показывая на стол.

Выпили молча, после чего отец крякнул, и сказал. – Вроде как бы горько!

Все сразу заулыбались и стали кричать горько. Нам ничего не оставалось, как обняться и поцеловаться. Свадьба получилась сама по себе.

Самое интересное то, что за Аней так никто и не приехал. Только уже через год мы, чисто случайно, узнали, что отца этого парня арестовали перед поездкой за невестой, а через неделю расстреляли, как врага народа!

02.06.2015 год.


Веха!

Разлом!

Часть вторая!

К осени начались репрессии по всей стране. Расстреливали не только за измену Родины, коей и не было, но уничтожали людей, которые просто высказывали своё видение того, или иного.

Начались гонения на коммунистов, которые искренне боролись за Советскую Власть, но не хотели мириться с тем порядком, которые навязывали ГПУ, а затем и НКВД. Если честно, то началось сумасшествие. Люди стали подозревать друг друга, прислушиваться к высказываниям соседей, коллегам по работе. Если надо было убрать не угодного, достаточно было написать анонимку в органы, и человек, в лучшем случае, попадал на десять лет каторги.

Для государства необходимо было золото и другие драгметаллы, которые в основном добывались в Сибири и на Крайнем Севере. Вот именно там и стали возводиться охраняемые зоны, куда и ссылали так называемых врагов народа, которые, своими жизнями, пополняли казну государства.

Люди, как и в начале тридцатых, вновь затихли, но молодёжь ещё многого не понимала, считая себя главными в этой жизни. Они не боялись высказываться на комсомольских собраниях, и тех, кто яростно отстаивал свою позицию, которая противоречила линии партии и правительства, просто уничтожали, превращая в рабов, или же расстреливали.

Я как-то не влезал в политику, поддерживал этот курс и не заморачивался подобными дискуссиями. Я искренне боялся за нашего Александра, который никогда в жизни не стерпит, если ему будут навязывать что-то такое, что претит его принципам. За Василия я почему-то был спокоен, так как он находился практически в тех же кругах, которые и осуждали других, но только не себя, хотя по натуре он и был добрым, что в итоге и сыграло с ним злую шутку.

Когда я с Аней занимался своими любовными интрижками, его неожиданно вызвали в органы. Он уехал в Почеп, ничего не подозревая, думая лишь о том, что снова будут раздавать инструкции, или проводить работу с ними по благонадёжности.

Прибыв в местную контору НКВД, Василий весело вошёл в здание и, устроившись возле кабинета, в который его вызывали, стал ожидать вызова. В коридоре находилось ещё человек тридцать, многих из которых он лично знал, и общался по работе, или чисто по-дружески.

Просидев около часа в коридоре, куда вызывали по одному, но никто оттуда так и не вышел, он решил покурить и направился во двор, но его на входе остановил сотрудник НКВД и не разрешил покинуть помещение, что сильно его возмутило. Он хотел уже ответить тому в грубой форме, но тут его окликнул его друг детства, который когда-то проживал в Беловске. Звали парня Николаем, по фамилии Позан.

– Вася! Ты что ли? – спросил он и радостно обнял своего товарища, а затем посмотрел грозно на сотрудника, и вывел его во двор.

– Каким ветром занесло тебя в наши пенаты? – продолжая улыбаться, произнёс он, закуривая вместе с Васей.

– Да вот почему-то вызвали в двенадцатый, сижу уже почти час и жду, когда вызовут! – ответил он другу, и улыбка стала пропадать с лица, глядя на него.

– Что случилось, Коля? – встревоженно, спросил Василий, почувствовав угрозу.

Николай, ничего не ответив, вывел его за ворота конторы, и сказал. – Вася! Дёргай отсюда и быстренько! Забейся куда-нибудь и не дыши! Всех, кого сюда вызвали, это расстрельные! Понял? Тебе крупно повезло, что я вылез из своей берлоги! И ещё! Не задавай вопросы, а просто уматывай, да быстрее! Явишься ко мне через пару недель, а я попробую за это время хоть что-то сделать для тебя и твоих родных! Понимаешь, если пришьют ярлык враг народа, то пострадают все твои родные! В общем всё! Беги! И не забудь, что я тебе сказал – через пару недель ко мне!

Василий быстро удалился восвояси от, теперь уже враждебной, конторы ничего не соображая. В его душе произошёл разлом между прошлым и настоящим, между понятиями коммуниста, коим являлся он, и теми, кто стал вершить их судьбы, поправ все человеческие понятия, поправ правду, которой он жил. Он и сейчас верил в то, что это недоразумение, он не мог представить себе, что партия открыла охоту на тех, которые радели за неё днём и ночью, неся людям истинную правду о ней.

Этот разлом стал заполнять всю его сущность. Отмахав верхом на коне, на котором он приехал в Почеп, километров пятнадцать, он остановился в небольших кустах возле журчащего ручейка и, упав в траву, обхватил голову руками, застонав от бессилия.

Пролежав в траве минут сорок, а может быть и больше, его мысли начали приспосабливаться к полученной информации, отчего он стал думать о том, что предпринять в настоящий момент.

Приняв к сведению совет своего товарища, он решил ехать в Мглинский район, тоже к своему другу, который работал хирургом в районном центре Мглин, а жил в деревне, недалеко от города. Но сначала он решил заехать домой, предупредить родных обо всём, не говоря, куда именно направляется. Вася решил сказать жене и родителям, что уехал в Брянск, и вернётся тогда, когда управится с делами. О том, что над ним повисла угроза, он решил не говорить, решив не беспокоить родных заблаговременно. Вся эта ситуация вообще была непонятной для него, так как если бы он был врагом народа, то за ним бы непременно приехали бы ночью и увезли бы, никого не спрашивая, а здесь просто вызвали на беседу и всё.

– Может чего Николай напутал? – думал он, питая хоть какую-нибудь надежду, подъезжая к дому.

В деревне всё было спокойно, как всегда. Привязав коня во дворе, дав ему попить, а также поесть, он вошёл в дом, где его Александра готовила обед, занимаясь ещё и с девочками.

– Не успела малая подрасти, как она снова забрюхатела! – невольно подумал Василий, глядя на свою красавицу. – Господи! И как это сейчас не ко времени!

– Чего-то ты сегодня рановато, Василёк? Всё-таки Почеп, путь не близкий! – произнесла она, подойдя к нему, и целуя его.

– Да быстро управился, вот и примчался! – безразличным тоном произнёс Вася, присаживаясь к столу.

Он не знал, как начать дальнейший разговор, а начинать приходилось. Ничего не известно, рекруты из той конторы могли приехать в любой момент, и он, набравшись смелости, затеял тяжёлый для себя разговор.

– Сашенька! – начал он, перехватив её за руку, и усадив себе на колени, продолжил. – Ты не волнуйся только, но я, прямо сейчас, уезжаю на пару недель в Брянск! Мне необходимо там порешать кое-какие вопросы, и как их решу, я вернусь! Вы тут держитесь, и ничего не бойтесь! Если кто будет спрашивать, так и отвечай, что уехал в Брянск решать вопросы, а какие, ты не ведаешь! Хорошо?

– Что-то ты не договариваешь, милый? – встревоженно спросила она, и слёзы непроизвольно, выступили из глаз.

– Да не бери в голову! Давай лучше отобедаем да я поеду, а то боюсь, до ночи придётся где-то тормозиться на ночлег! – произнёс Вася непринуждённо и, спустив жену на пол, шлёпнул её по упругой попе.

После обеда он поцеловал жену и девочек, вывел коня со двора, и направился к родителям. Решил переговорить с отцом, не беспокоя мать, да и всех домашних, чтобы не устроили переполох. Дело в том, что Василий часто уезжал из дома на несколько дней, поэтому и этот отъезд тоже не должен вызвать вопросы.

Отец был во дворе, Вася позвал его на улицу и, устроившись на старой шуле, лежащей под забором, закурил с отцом, держа коня за повод.

– Батя! Я на пару недель должен уехать, иначе будет беда, но только ты никому ничего не говори! – начал Василий, не глядя отцу в глаза. – В общем, если будут спрашивать, то отвечай, что уехал по делам в Брянск, а по каким, так он, мол, не докладывает! Служба, мол, такая!

Отец молча посмотрел на него, положил руку на плечо, и промолвил, слегка согнувшись от новости, которую принёс ему старший сын. – Помнишь, я тебе говорил, чтобы ты не лез в эти трущобы? Никогда до хорошего не доводила государева служба, то на коне, то в опале! Ну, что теперь уже сопли размазывать! Если что, так хоть весточку передай через кого, может ещё и обойдётся! Николай, чай, не чужой для нас был-то, могёт и подмогнёт! В общем, в добрый путь, а за Александрой я приглажу, не сомневайся! Чем надо и поможем!

– Спасибо, батя! – произнёс Вася и, посмотрев на отца влажными глазами, крепко обнял его, и, вскочив на коня, стеганул его плёткой!

Отец ещё минут десять смотрел вслед поднятой пыли, оставленной конём, который с места рванул в галоп!

Через пару часов Вася уже подъезжал к дому Вячеслава, своего кореша и закадычного друга. Слава был ещё на работе, но его жена Валя, и двое малолетних деток, были на месте. Вячеслав поздно женился, помешала учёба в медицинском институте, в том же самом Смоленске, где учился когда-то и наш Александр, но только в другом заведении.

Валя встретила Васю приветливо и помогла ему управиться с конём, которого сама отвела пастись на луг к небольшому ручью, спутав ему ноги. Она была женщиной бойкой, в руках всё горело, да и характером была мягким и приветливым. Почти всё время щебетала и улыбалась, настороженно посматривая на встревоженную физиономию Васи. Она не захотела влезать в расспросы, тем более, что это, скорее всего, были мужские дела, а в дела мужа она никогда не влезала. Вячеслав был старше Вали лет на семь. Пышная, полногрудая красавица, очень подходила Славе, так как он был человеком малоразговорчивым, но другом был надёжным. Вася ростом был ниже его, да и комплекцией тоже, много матерился по делу и без дела, но мог непонятно, как притягивать к себе людей. К тому же был и бесшабашный, прекрасный гармонист и песенник, любил повеселиться и завести любую компанию. Зато, когда напивался сам, то с ним никто не мог справиться, Вячеслав делал это запросто, после чего Василия укладывали спать, и просыпался он только на следующий день. Самое интересное, он почти не похмелялся, голова никогда не болела, и мог снова начинать делать что угодно.