Комната утопала в темноте. Огонек тлел лишь в одной из тренировочных ламп. Скудный свет выхватывал из полумрака двоих: сидящую на циновке ученицу с печальным лицом и нависшего над ней старшего жреца Нармаила.
– Сайарадил, – говорил он с досадой, растирая морщинистый лоб костяшками пальцев, – кого мы называем Великими предками?
– Великие предки, – отвечала Сая, сверля взглядом горевший в чаше огонь, – маги, жившие 987 лет назад…
– Это возраст Саркофага, – поморщился учитель.
– Но дата их рождения неизвестна! – воскликнула Сая.
Нармаил молчал.
– Великие предки – маги, почившие 987 лет назад и захороненные в Саркофаге, – сказала Сайарадил; чуткий слух различил бы в ее ровном голосе раздражение
Учитель хмыкнул и кивнул, чтобы та продолжала. Сая прикусила губу – да он просто издевается над ней! – и забубнила монотонно:
– Великие предки были величайшими стихийными магами в истории: Мехред из народа кмехов, маг Огня; Лейв из народа моах, маг Земли; Вей-Рэн из народа назаров, маг Воздуха; и Ксайгал, ванд, маг Воды…
С тех пор как ее приняли в Храмовую школу, прошел год. Зимой Сайарадил исполнилось одиннадцать лет – вот, пожалуй, и все изменения, что произошли в ее жизни. Магия по-прежнему не давалась ей; учителя же были уверены, что она обладает даром – а все из-за мерзких отметин у нее на руках! Раны давно зажили, превратившись в тонкие шрамы, но вопросы так и остались без ответов. Почему учителя украдкой называют эти шрамы метками? Кем был человек из ее снов? И самое главное – неужели она умеет управлять водой?
Жрецы не сомневались в этом; Сайарадил не была уверена в самих жрецах.
– Продолжай! – прикрикнул на нее Нармаил.
– Они заключили союз, собрали многочисленное войско и остановили враждующие народы, положив начало эпохе Объединения.
– Как кратко… Дальше! – поморщился учитель.
– Вместо культов разобщенных богов Великие предки основали учение о Всеобщем Первоначале и стали первыми жрецами в истории. Это учение лежит в основе магии Эндроса по сей день, – продолжила Сая. – Изображения отдельных богов были запрещены. Великие предки не стали сносить старых идолов, а лишь велели стесать им лица; с тех пор статуи без лица являются воплощением Всеобщего Первоначала, а служители культа носят маски, чтобы приблизиться к этому идеалу… Это и стало крахом правления первожрецов. Было немало тех, кто хотел защитить своих богов. Началась новая война, в ходе которой Великие предки были убиты восставшими, – наставник кашлянул, и Сая поправилась: – убиты идолопоклонниками и сброшены в воды реки Лиук… Учитель, меня всегда интересовал вопрос: как шайке идолопоклонников удалось одолеть самых могущественных магов прошлого?
Лицо Нармаила пошло красными пятнами, и Сая потупила взгляд.
– Поговорим о стихиях, – перевел тему учитель. – Какова их роль в магии?
Сая пожала плечами:
– Откуда мне знать? Я ведь так и не смогла приручить Воду.
Учитель тяжело вздохнул.
– Неудивительно, с таким-то настроем! Признайся, ты считаешь, что тебе здесь не место?
Сая отвела глаза. Последний год она задавалась этим вопросом каждый день.
***
В Храмовой школе была простая иерархия учеников. Первые пять лет следовало изучение навыков младшей ступени, после – пять лет старшей. Если по прошествии десяти лет жрецы не видели результата, нерадивого ученика навсегда отлучали от магии. Такие недоучки перебивались случайным заработком, ведь никто не хотел идти за помощью к магу, у которого не было разрешения на практику. Многие из них предпочитали оставаться при Храме, посвятив себя послушанию и навсегда отказавшись от магии. Те же, кто сумел освоить первые две ступени, становились адептами – учениками высшей ступени. Каждый год адептам давался шанс пройти последнее испытание и показать все свое искусство. Если в течение пяти лет адепт ни разу не справлялся с испытанием, он обязан был посвятить себя монашеской жизни – открыв ученику тайные знания Храмовой школы, жрецы уже не могли отпустить его в мир. Неудивительно, что адепты день и ночь сидели над книгами, ночевали в тренировочном зале и терпеливо сносили любые наказания ради того, чтобы пройти последнее из испытаний. Получив вожделенное посвящение, новоиспеченный маг должен был пяти лет отслужить младшим жрецом, после чего ему предоставлялся выбор: остаться служителем Первохрама или стать вольным магом, имеющим официальное разрешение на практическую магию.
При Храме всегда было немного учеников: жрецы отбирали себе лучших, прочие же, наименее одаренные, шли в подмастерья к местным провинциальным магам. В год поступления Сайарадил в школе насчитывалось тридцать семь учеников, не считая семи адептов. Ученики младшей ступени обучались вместе и год за годом проходили простейшие магические практики, оттачивая мастерство; называлось это общими знаниями. Кроме общих знаний им преподавались элементарные науки – счет, чтение, письмо. Большинство из новичков говорило на эндарии, официальном языке республики; некоторые владели лишь его северным или южным диалектом, и потому им приходилось прилагать больше усилий, чтобы освоить классическое произношение. Немалое значение уделялось истории; многие из первогодок по прибытии в Храм не могли правильно перечислить даже двенадцать родов-основателей Эндроса: Кассии, Валларды, Мирхольды, Тальмары, Терроксы, Форлары, Сирцианы, Вердилии и еще четверо ныне прекративших существование – Атольды и Гриниальды, изничтожившие себя на поле брани, Ринигарды, пытавшиеся обыграть Кассиев в борьбе за верховную власть и проигравшие, и Ирильмельды, чередой глупых межродовых браков ассимилировавшиеся с прочими родами.
К каждому из учеников старшей ступени был приставлен учитель в соответствии со специализацией, которая определялась в течение первых пяти лет. Помимо сложных магических практик старшие ученики изучали философию, астрономию, ораторское искусство и три первоязыка: унг, язык древних северян-моах; кмехский язык, на котором когда-то говорило все южное побережье, а ныне распавшийся на множество разрозненных диалектов; вальдорн – язык вандов, официальным указом Сената преданный забвению, но свято чтимый жрецами. Храмовая магия по крупицам собиралась из мастерства четырех народов, множество величайших трактатов было написано именно на первоязыках. Не изучали в Храме лишь назарский нардан – его жрецы показательно предали забвению.
Адептов обучали сами наставники, и лишь предки знали, что за искусства они им преподавали.
Общие знания разношерстной младшей ступени сразу показывали, кто чего стоит. Новички усердно пытались сплести оберег из ивового прутика или начертить охранный знак; лучшие ученики рисовали защитные круги или читали с завязанными глазами; те же, на кого жрецы уже махнули рукой, отчаянно пытались погрузить соседа в сон или хотя бы не уснуть самому. Жрецы зорко следили за успехами своих подопечных, пытаясь выявить у них доминирующий дар. Это было сутью младшей ступени – определить суть магии ученика. Большинство одаренных имело несколько смежных способностей, и чем больше было их количество, тем хуже выходило качество. Случалось, что рождались дети с единственным «чистым» даром; самыми ценными среди них считалось четыре высших навыка: чтение мыслей, полет, исцеление и прорицание. Целители, рождавшиеся так редко, пользовались особым почетом среди всех народов Обозримых земель. Летать могли многие из назарских магов, так же как маги-ванды были склонны к прорицанию. Телепаты появлялись во всех народах, но редко; последним «чистым» телепатом среди воспитанников Храма был наставник Арамил. Перемещать предметы умел понемногу каждый маг; впрочем, сдвинуть что-либо тяжелее собственного веса могли лишь некоторые. В древних летописях говорилось о магах моах, которые настолько преуспели в этом навыке, что могли перемещать собственное тело на невероятные расстояния; большинство жрецов относились к подобным записям скептически.
Байки о «чистых» будоражили умы юных магов; по школе гулял слух, что один из нынешних адептов обладает настоящим даром исцеления… Но ученики высшей ступени жили в отдельном корпусе, поэтому слухи так и оставались слухами.
Будни Храмовой школы текли однообразно. Первогодки, наловчившись делать амулеты удачи, мнили себя великими магами и лезли в драки, едва учителя отворачивались; старшие ученики, из которых жрецы уже выбили всю дурь, трудились не разгибая спин, потому что хотели стать адептами; адепты не тратили время даже на сон, мечтая пройти посвящение. Одна лишь Сайарадил Вэй не могла найти себе места.
Ее больше не мучили сны, но теперь она мечтала вернуться в те времена. С каждым днем, проведенным в Храме, Сайарадил было все труднее держать лицо. Всю жизнь ее учили прятаться за маской спокойствия, чтобы не нанести ущерб репутации рода – но теперь с ней рядом не было ни прежних учителей, ни отца, способного одним своим видом вогнать Сайарадил в оцепенение. Храмовые учителя не пугали Сайарадил; по правде сказать, они были куда менее суровы, чем ненавистный геометр… Учителя-жрецы, обучавшие младшую ступень, громко кричали на своих подопечных и не брезговали рукоприкладством, но были, по большей части, недалекими людьми. Через месяц Сая стала испытывать к ним глубочайшее отвращение. Любые мелочи, будь то громкие голоса или случайный луч солнца, раздражали ее. Когда это раздражение прорывалось наружу, происходили странные вещи. Вазы с цветами трескались из-за того, что вода в них замерзала. Настои, приготовленные для ритуальных омовений, протухали. Когда же зацвел целебный источник, Сайарадил вызвали на Совет наставников, и если бы не Арамил, кто знает, вернулась ли бы она обратно!
Наставники спрашивали, как она это делает. Сая не знала, что ответить. С того дня все, даже учителя, называли ее не иначе как ходячим бедствием. В ответ на насмешки Сайарадил молчала, но злость внутри нее нарастала с каждым днем.
Она правильно сплетала амулеты, но те не работали. В воде ей виделось только собственное отражение, а от пламени, которое полагалось созерцать часами, слезились глаза. Глядя на огонь, Сая честно пыталась отыскать «внутренний источник энергии», о котором толковали жрецы, но чувствовала только боль в затекших ногах. Прочие первогодки уже на третьем занятии уверенно подносили ладони к огню, чуть ли не касаясь его пальцами. У Сайарадил после пары таких попыток были до волдырей обожжены обе руки. А между тем более удачливые ученики, освоив простейшую, как говорили жрецы, технику созерцания энергии, переходили к более сложным занятиям – технике поглощения энергии, буквально – к поглощению огня. В какой-то миг девочка поймала себя на мысли, что ненавидит огонь. Недружелюбный, строптивый, он не хотел становиться энергией, а только жег ее руки… Сайарадил приходилось часами созерцать горящий в лампе фитиль, пока жрецы расхаживали взад-вперед и бубнили, что маг, достигнув состояния полного покоя, способен призвать внешнюю энергию в себя, соединив ее со своей внутренней энергией и обратив тем самым энергию внешнюю во внутреннюю… Пока Сая тщетно пыталась понять, что именно нужно призвать, а что – обратить, ее соседи, достигнув неведомого «покоя», в буквальном смысле поглощали огонь – через ладони, зрачки глаз, а некоторое даже через рот.
Жрецы учили обращаться к любой природной стихии, черпать энергию и в дожде, и в ветре, и в яркой молнии. «Наши силы идут от природы, – объясняли они. – Каждый маг должен уметь преобразовывать силу стихий в собственную энергию, потому что управлять самой стихией мы не в состоянии», – при этом жрецы глядели на Сайарадил так, словно она обманула их сокровенные надежды.
Безмолвные упреки и чужие успехи заставляли Саю ощущать себя ничтожеством. Учителя твердили, что маг должен быть уверен в своем предназначении – Сайарадил же самой себе казалась самозванкой. Жрецы морщились, кричали и в качестве наказания оставляли ее впроголодь – Сая усилием воли опускала гордую голову, изображая раскаяние. Ей не хотелось своей неучтивостью бросать тень на имя отца.
Так продолжалось, пока за Сайарадил не взялся учитель Нармаил.
Это была худшая неделя в ее жизнь. Перепутав по рассеянности подвальные уровни, вместо женской купальни Сайарадил зашла в мужскую, где от ее смущенного вскрика разом вскипела вся вода. Пока пострадавшим залечивали ожоги, Сая пыталась объяснить учителям, что ее просто бросило в жар от смущения.
На этом злоключения не закончились. Через несколько дней, когда Сая тщетно пыталась поглотить огонь, учитель Урус съехидничал, что ей для вдохновения следует посетить мужскую ванную. Под хохот класса залитая краской Сайарадил, вставая из-за стола, случайно перевернула чашу с горящим маслом прямо под ноги Уруса. Вспыхнувшего жреца сразу же потушили, но в то, что Сая сделала это не специально, никто не поверил.
Именно тогда она впервые увидела жреца Нармаила. Он стоял в дверях – сгорбленный старик со всклокоченными бровями и черными с проседью волосами. Сая понимала: он тоже не верит в несчастный случай, но, как ни странно, его это забавляет. Когда на следующий день он пришел в класс и объявил, что берет их под свою опеку, Сайарадил от всего сердца возблагодарила Небо.
Как же она ошибалась!
Старик Нармаил оказался хитрее прямолинейного Уруса, которому Сая была, по крайней мере, глубоко безразлична. Нармаил же, напротив, ехидно комментировал каждое ее действие. Поначалу остальные ученики сидели молча, но вскоре самые смелые начали хихикать над его придирками. За что бы Сая ни бралась, учитель тут же высмеивал ее неудачи, из-за чего девочка теряла остатки веры в себя.
По приказу Нармаила Сайарадил переселили в общую комнату, где та убедилась, что слуги из ее поместья живут куда лучше учеников Храмовой школы: в длинной комнате с запертыми наглухо окнами обитали семь учениц младшей группы в возрасте от пяти до тринадцати лет. Шелест голосов, смешки за спиной, разговоры, обрывающиеся, стоило Сае войти – эту комнату она возненавидела всем сердцем, предпочитая засыпать в библиотеке, чем на отведенной ей кровати у двери.
«У тебя будет новая семья», – так ей сказали, но никто не обещал, что эта семья станет любящей. Новообретенные собратья сторонились Сайарадил. Большинство из них были детьми простолюдинов; как могли они полюбить ту, на кого им прежде запрещалось смотреть? Живя в общей комнате, нося одинаковые одежды, питаясь одной пищей, Сая все равно оставалась госпожой по крови, а прочие – детьми черни. Больше всего это бросалось в глаза во время трапез, на которых тщетные потуги вчерашних крестьян вести себя по-господски выглядели особенно жалко. И пусть Сайарадил даже не замечала этого, но другие отчетливо видели свое отличие.
Даже самые мудрые из жрецов не могли предположить, что внушаемое ученикам равенство станет причиной кровавой трагедии.
Каждую неделю учитель Нармаил являлся с докладом в верхние покои; всякий раз Арамил выражал беспокойство по поводу избранного им метода, но старик лишь усмехался. Так было и в тот день.
– Ты хочешь, чтобы она окончательно потеряла веру в себя? – не сдерживаясь, кричал наставник.
Старик налил вина и ласково посмотрел на разгневанного Арамила.
– Я говорил тебе тысячу раз… Сайарадил зависима от мнения окружающих. Это нужно исправить! Чтобы обрести силу, ей придется потерять самое ценное – уважение к себе.
Арамилу не понравился ответ. На примере наставника Аргуса он знал, как бывшие простолюдины относятся к отпрыскам из благородных семей. Надо бы проверить, что за мысли бродят в головах учеников…
– Надеюсь, никто не пострадает, – пробормотал он.
– Разве не ты привык добиваться своего любой ценой? – усмехнулся Нармаил.
Наставник решил не вступать в перепалку. Вместо этого он подлил старому учителю вина и предложил обсудить последнее заседание Сената, которое привлекло пристальное внимание Храма.
– Верховный обеспокоен новостями с севера, – поделился Арамил. – Ты слышал о беглом сброде на окраине наших земель? Нападение на торговые обозы, что идут из северных портов к империи Райгон – их рук дело! По крайней мере, так уверяет наместник из Дагара. Сенатор Торм вчера выступил с интереснейшим докладом… Стражники в гарнизоне Форкс захватили одного из этих людей при очередном налете на торговцев. Этот умалишенный на допросе заявил, что их главный враг – кто бы ты думал? Сенат Эндроса? Может, армия?.. Нет! Первохрам! – Арамил закатил глаза к небу. – Они выступают против магов и магии! Одно слово – сброд.
– Слышал, сами они величают себя вольными, – усмехнулся Нармаил. – Люди, недовольные сложившимся укладом, появляются всегда. Опасность наступает, когда их становится слишком много. Боюсь, нельзя недооценивать того, кто считает себя свободным человеком…
– Вольные? – Арамил презрительно изогнул брови. – Благородные борцы за свободу? Да они перерезали уйму торговцев, которые не имели никакого отношения ни к Сенату, ни к Храму! Прикрываясь благородными целями, они грабят и убивают… Сенатор Торм в своем докладе метко назвал их изгоями – вот это название приживется, клянусь Небом!
Нармаил, посмеиваясь, пригубил вино.
Они продолжали обсуждать новости, как вдруг в дверь без доклада ввалился послушник с воплем, что младшие ученики затеяли драку со смертоубийством. Арамил побледнел и бросился бежать. В дверях его настигли хлюпающие звуки за спиной: старый жрец расхохотался так, что алое, словно кровь, вино, расплескалось по его груди.