…У трапа, как и было обещано, меня встречала машина, и какая! Белая «Волга», обклеенная разноцветными свадебными лентами и с куклой в свадебном платье на капоте! Не думая, что это за мной, я сбежал с трапа и едва не врезался в заступившего мне дорогу горца в папахе и с настоящим кинжалом на поясе.
– Ден! – Донеслось из открытого окна «Волги».
Из машины выпрыгнул еще один джигит лет семнадцати, в этот раз без папахи и, подбежав ко мне, с преувеличенным гостеприимством, выдохнул:
– Здравствуй, дорогой! Я Давид, Жорин брат! Мы так ждали тебя!
– Привет, – я протянул руку, отмечая, с каким удивлением смотрят на нас пассажиры и стюардесса.
– Хорошо, что ты приехал! – Все так же патетично продолжал Давид, Жорин брат. – Кушать хочешь?!
– Мы на этом поедем? – Я с сомнением указал на «Волгу».
Давид энергично закивал.
– Хорошая машина! На трассе 140 кладет! Даже больше! Да, Джумбер?!
«Папаха» кивнул, разглядывая спускающихся по трапу пассажиров.
– Ты все сделал, о чем говорил Жора?
– Все! – Встав в горделивую позу, Жорин брат продолжил. – Если Жора сказал надо, весь Кавказ перевернем, но сделаем!
– Хорошо, – ответил я, садясь на заднее сидение «Волги», где внезапно обнаружился третий джигит.
Одетый в костюм-тройку с галстуком неопределенного цвета этот ничего не сказал, лишь хмуро оглядел меня, словно подозревал в чем-то неприличном, и отвернулся к окну. Давид запрыгнул на переднее пассажирское сидение, обладатель папахи сел за руль. Прежде чем Давид вновь запел свою лебединую песнь, я спросил:
– А менее заметную машину нельзя было взять? Зачем эта кукла, ленты?
Я старался не выдать раздражения от идиотской мишуры, которая напомнила веник в портфеле, – получалось не очень. Давид резко развел руками, едва не вынеся закрытое стекло.
– Моя сломалась по пути! – Посмотрев на «папаху», он добавил, – я этому Сосо башку оторву! Мамой поклялся, что новый инжектор!
– Зачем ты к нему вообще ездишь?! – «Папаха» откликнулся неожиданно писклявым голосом. – Приехал бы ко мне, я бы все сделал!
– Да, брат, в следующий раз прямо к тебе! – трогательно пообещал Жорин брат.
Стукнув «папаху» по плечу, Давид обернулся ко мне и, указывая на «молчаливого», с отчетливой благодарностью в голосе добавил: – Хорошо, что нас Марат встретил! У него сегодня свадьба!
Я посмотрел на хмурого Марата, подумал о его бедной невесте, но вслух произнес другое, обращаясь к Давиду:
– Помещение готово?
– Конечно! – жестикулируя, отрапортовал Давид. – Прямо рядом с кабинетом начальника милиции!
Увидев мой сомневающийся взгляд, поспешил добавить:
– Это мой сосед Заур Иванович! Жора его тоже знает! Его тут все знают!
– Тогда чего мы стоим?
– Э-ээ, сегодня пятница, понимаешь…, – Давид слегка замялся, – отделение закрыто.
– Что значит закрыто?!
– Заур Иванович тоже приглашен на свадьбу! На другую! – Давид зачем-то кивнул на по-прежнему хмурого Марата. – Короче, до понедельника отделение закрыто!
– Та-ак, – протянул я, чувствуя, как всколыхнулась утихшая было тревога, – а другого нет?!
– Как нет?! Сколько хочешь есть!
– Тогда поехали туда! – Я уже с трудом сдерживал раздражение.
– Конечно! Только сначала надо Марата к невесте завезти! Его там с утра ждут! – Кивнул на «папаху» и продолжил: – Оттуда сразу в помещение! И деньги тоже туда привезут!
– То есть, ты их не привез, как мы договаривались? – Я смотрел на его широкую улыбку, и мне вдруг захотелось вытянуть его за ухо.
– Ден, понимаешь, мы как раз ехали за деньгами, когда машина сломалась! – Посмотрев на «папаху», он буркнул: – Я этому Сосо…, – недоговорив, вернулся к теме, – потом нас увидел Марат…
– И вы пересели на машину с куклой! Это я понял! Почему не поехали за деньгами?!
Я уже не думал, что при разговоре присутствуют посторонние – судя по всему, моя тайная миссия ни для кого тут не секрет.
– Пока туда, сюда, вино забрали, хлеб, а тут уже самолет! Тебя же надо было встретить! Я Жоре обещал, что волос с твоей головы не упа…
– Я понял. Поехали. У меня еще одна встреча и нужно позвонить.
– Не вопрос, дорогой! – От его желания казаться аксакалом меня уже начинало подташнивать. – Марат, брат, все! Едем к твоей Тамрико! Давай, Джумбер, гони!
Я только сейчас обратил внимание, что, несмотря на папаху и висящий на поясе кинжал, водитель также был одет в выходной костюм. Кивнув, Джумбер завел мотор и от оглушительно заигравшей в салоне лезгинки у меня чуть не лопнули перепонки. Вдавив педаль в пол, «папаха» лихо погнал мимо тянущегося к низкому зданию пассажирского ручейка, среди которых мелькнул портфель с веником…
Невеста хмурого Марата жила в богом забытом селении где-то высоко в горах, куда мы добирались больше часа. За это время я узнал о рождении у старого Уархага двух близнецов – Ахсара и Ахсартага, отважного и отважнейшего соответственно, об их героической жизни и такой же нелепой смерти от стрелы в мизинец. Услышал также историю, как осетины построили Лондон, что в переводе с осетинского означает «мутная вода», и, самое главное – что Иосиф Сталин был не грузином, как думают дураки, а настоящим осетином. Словом, экскурсия, во время которой нам дважды пришлось останавливаться, чтобы «папаха» подлил родниковой воды в закипающий движок, была насыщенной и могла даже стать интересной, если бы не сдавливающий ребра пояс ценой в сто тысяч долларов. Не то чтобы я жалел, что решился на безумную авантюру, не проверив все налегке, скорее, думал о том, когда все это закончится…
В селение мы въезжали под рев лезгинки и беспрерывный сигнал, на который с удовольствием давил Джумбер по прозвищу «папаха», подхваченный всеми встреченными по пути машинами. Во дворе невесты нас встречали в основном суровые мужчины, укоризненно глядящие на запоздавшего жениха, понуро выискивающего глазами суженую. Жорин брат церемонно обнял всех присутствующих, что заняло еще минут десять, затем куда-то пропал и, появившись с другой стороны, шепотом объявил, что нужно сесть за стол, чтобы не обидеть родителей невесты – очень уважаемых в Северной Осетии людей.
– Давид, – я наклонился к малолетнему джигиту и, стараясь, чтобы мой голос не выдал всего, что творилось в душе, негромко сказал, – мне нужно во Владик. Сейчас же!
– Конечно! Скоро поедем! Клянусь!
В его исполнении это слово звучало «канешна», но мне было плевать на подобные тонкости.
– Где машина?!
– Сейчас все будет! – Давид кивнул на входящих в большой, но невысокий каменный дом людей. – Ден, брат, давай зайдем на пять минут…
– Пять минут?!
– Клянусь! Два-три тоста за жениха, невесту и ее родителей и все! Сразу уедем!
Выбора не было. Не стоять же посреди двора, который напоминал средневековое хозяйство с бегающими повсюду курами, доносившимся откуда-то мычанием, лаем собак и каменными мангалами, в которых готовилось что-то, судя по запаху, очень вкусное. Я молча двинулся за повеселевшим Давидом, стараясь думать о хорошем – например, что это тоже когда-нибудь закончится.
В большой комнате стоявшие буквой «П» столы ломились от обилия всевозможных блюд, бутылок, кувшинов и ваз с фруктами. Пахло так, что мой рот мгновенно наполнился слюной, и я понял, что лучше расслабиться. Вряд ли угрожало что-то кроме объедания, но такова уж моя натура, ничто не радует, если что-то беспокоит. А беспокоило все: недоуменное оглядывание моей персоны всеми без исключения, отсутствие телефонной связи, удобства во дворе, где также невозможно было уединиться из-за огромного количества угорелой детворы, женщин, интересующихся соседей и заглядывающих во двор прохожих.
Место, на которое меня усадили, не беспокоило, но основательно раздражало. Я сидел у основания буквы, мимо постоянно ходили невысокие женщины с подносами, кувшинами, лавашами, еще чем-то. Не то чтобы я сильно высок, а все ж приходилось то пригибаться, то выпрямляться, чувствуя, как впиваются в тело острые концы обтянутого скотчем пакета, да еще сохраняя на лице приветливо-понятливую улыбку.
– Я хочу выпить за человека, без которого не было бы ничего этого!
Я посмотрел направо. Невысокий, бородатый, в свитере, но при галстуке тамада стоял слева от пары молодоженов и, держа в руке рог, по размеру больше походящий на бивень мамонта, толкал пафосную речь. Пересказывать нет смысла – все сводилось к отцу невесты, без которого мир никогда бы не увидел такой красавицы. О заслугах мамы был тост ниже, но об ее участии в процессе деторождения не упоминалось – был упор на ее умение поддерживать очаг, в котором «ты, Манана, сохранила огонь!». Наконец, очередь дошла до молодых. Хмурый Марат стоял все время, что понадобилось витиеватому тамаде соединить несоединимое – в конце тоста все уже забыли его начало и под громкие выкрики слегка захмелевших гостей, опорожнили кубки и стаканы.
Ко мне также тянулись чокаться, недоуменно разводя руками, не видя у меня наполненного стакана. Я улыбался, показывал жестами, дескать, рулю, имея в виду свой скорый отъезд, и пока причина прокатывала. Пить не хотелось вообще. Во-первых, я зануда, а на задании еще занудней, во-вторых, мне просто некуда было вливать эти декалитры вина. А виной всему еда – это было единственное, что не беспокоило, а бесконечно радовало взор и вкусовые рецепторы. За три тоста я успел распробовать несколько видов салатов, столько же видов лепешек с мясом, сыром, фасолью, луком и прочими травами, сожрал запеченную ножку поросенка, заливая это дело зеленым ткемали! И больше бы успел, не почувствуй, как тяжело стало дышать. Денежный корсет неожиданно стал узок, и я посмотрел на сидящего через стол Давида. Занятый поглощением огромного бедра какой-то доисторической птицы, он не замечал моего взгляда.
– Покурим? – Раздалось над левым плечом.
Сзади стоял какой-то парень в костюме без галстука, держа в руках незажженную папиросу с загнутым концом.
– Нет, спасибо, я не…, – попытался я отказаться от заманчивого предложения прибалдеть черт знает где – в горах без телефона и ста десятью тысячами американских долларов.
– Ден, ты, что не узнал меня?! – продолжил искуситель, и я вспомнил.
Это был Тамаз, еще один брат, сват, кум Жоры, проработавший какое-то время на бирже, но не оправдавший возложенного на него высокого доверия – украл из общей кассы полтинник грина, который благополучно слил в тот же вечер в казино. Жалкие попытки Тамаза убедить, что хотел удвоить кассу, на Жору не подействовали никак. Отобрав Мерседес, который Тамаз успел приобрести и, нагрузив на оставшееся, Жора отправил его обратно. По примерным прикидкам самого Жоры, который и рассказал мне эту историю, с кавказскими зарплатами выплачивать долг ему придется лет триста или больше…
– Тамаз, да? – Я сделал вид, что с трудом вспомнил его, хотя было дело, покуривали после пятничных торгов в еще не отобранном Мерседесе.
– Да, брат! Здорово!
Мы пожали руки, и вышли из комнаты, не забывая улыбаться всем встречным поперечным. Выйдя во двор, обогнули дом и подошли к стене, выложенной еще при римлянах, а может, раньше. За стеной открывался потрясающий вид на горы и начинался спуск к небольшой речушке, бегущей между большими валунами.
– Пойдем туда, – Тамаз указывал вниз, – там никто «на хвост» не присядет.
Оценив живописность места, я подумал, что корсет может и выдержит, но мне точно придется делать пересадку кожи, и оплачивать будет Жора. Спуск был не очень крутой, хотя в паре мест пришлось опираться ладонью об землю, чтобы не соскользнуть с торчащего из земли корня или мокрого от влажного воздуха валуна. Добравшись без приключений, я огляделся – внизу царили тишина, да благодать. Музыкальное журчание речки, шелест листвы невысоких деревьев, редкие птичьи выкрики – это была тишина, которой мне так не хватало в городе. Здесь все было по-другому, объемней, словно мир раздвинулся, позволяя услышать то, что раньше было недоступно…
– На! – проглатывая дым, на вдохе произнес Тамаз, протягивая мне раскуренный косяк.
Я затянулся. То ли место было таким волшебным, то ли трава хорошей, не знаю, но все беспокойство вдруг куда-то улетучилось. Нет, мыслей уйти в народ не было, скорее, родилась еще одна мечта о собственном доме где-нибудь в горах с такой же речкой, камнями, птицами и тишиной. Вечно в движении, заботах, суете я не знал, чего мне не хватало, пока не увидел и не услышал это здесь, в этом далеком горном селении, куда даже телефонную линию не стали тянуть.
– Не морозь, Ден! – напомнил о себе любитель поиграть на чужие деньги.
Вернув косяк, я вновь оглядел окружающую меня красоту, подмечая все новые краски и каким-то уголком сознания понимая, что должен вернуться в дом, выдернуть этого малолетку и заставить его отвезти меня в город. Что ж, хорошего, как говорится…
– Живешь здесь? – спросил я.
– Мама тут. Я во Владике живу, тружусь…
– Где?
– На рынке. Торгую – то, се. А ты как здесь оказался? – спросил Тамаз все тем же манером на вдохе.
– Случайно. Мне во Владик надо, к однокласснику.
– Я помню, ты говорил. Аслан, да?
– Ага.
– Видел его как-то во Владике, ларек у него там. А сюда как занесло?
– Да у Давида машина сломалась…
– Жориного брата?! Ты чего с пацаном этим связался?! – перебил меня Тамаз.
– Не связался. Попросил Жору, чтобы меня кто-нибудь встретил и отвез во Владик…
– У меня есть машина! БМВ! – гордо произнес Тамаз, затем чуть тише добавил. – Не новая, зато триста лошадей! Почти!
– Ты же накуренный, – я не боялся, что из-за его состояния мы вылетим в какую-нибудь пропасть, но репутация…, – к тому же Давид уже нашел машину.
– Ты с этим пацаном осторожней, – Тамаз затянулся в последний раз и бросил бычок в речку.
– Что это значит? – спросил я, наблюдая, как бычок проплывает между валунами.
– Он дурачок. Поэтому его Жора в Москву и не берет.
– Я не заметил.
– Ладно, я тебя предупредил. Ну, что, пошли наверх?
– Ты первый…
Наверху уже танцевали. Не все, конечно, но яблоку во дворе действительно некуда было падать. Слышалась еще более энергичная лезгинка, и в двух хороводах, синхронно дергая ногами, в разные стороны двигались обнявшиеся мужчины. Наверное, трава обострила мои и без того оголенные чувства или разгоряченный от быстрого подъема я вдруг почувствовал, как поднимаются все волоски на коже, как приливает к кончикам пальцев и почему-то хочется встать в этот круг незнакомых людей и танцевать незнакомый мне танец…
– Ден, ты где?! – Раздался голос Давида. – Я тебе везде ищу!
– Здесь я, – было лень объяснять, да и не обязан, – машину нашел?
– Конечно! – Гордо ответил Давид. – Сейчас Марат повезет невесту к себе домой, и мы вместе с ними!
Я почти физически почувствовал, как во мне угасает любовь к прекрасному.
– Марат живет во Владике?
– Да! – Уверенно ответил Давид. – Почти! Рядом совсем! Завозим их и на «Волге» сразу к нам домой!
– С куклой?
Давид замялся, не понимая моего тона и на всякий случай предложил:
– Хочешь, оставим куклу…
– Не хочу. Я встретил Тамаза. У него есть машина. Поедем на ней, – я говорил короткими предложениями, надеясь, что так дойдет быстрее.
– Тамаза? Этого обкурка?! Да идет он!
В этот момент с него надо было лепить картину под названием «Давид осуждает», но мне было все равно, и я сказал скучным московским тоном:
– Это твои проблемы. Мне надо во Владик, а ты должен привезти деньги, – подумав миллисекунду, добавил, понимая, что делаю это для устрашения, – или хочешь с Жорой разбираться?
– Нет, – честно ответил Давид, – просто он козел этот Тамаз.
– Давай свои разборки на потом перенесешь, ок? – Слова из меня лились ровным, уверенным потоком, и это точно было следствием травы, от которой я становлюсь говорливым, как известная птица. Но в данном случае было полезно сбить с юнца его горскую спесь, чтобы приучить к порядку. Это, конечно, если у нас еще останется желание работать на Кавказе, что с каждой минутой выглядело все более сомнительным.
– Нет у нас разборок. Все знают, что он сделал, – буркнул Давид, но спеси у него явно поубавилось.
– Вот и хорошо. Давай, прощайся и поехали.
Я обернулся, ища Тамаза, но того нигде не было. Любезно обойдя танцующих, подошел к концу ограды и выглянул на улицу – никакой БМВ поблизости не наблюдалось, и я подумал, что машина, наверно, во дворе у его матери.
– Меня ищешь?
Тамаз хлопнул меня по плечу.
– Где машина?
– Со мной поедешь?
– Да, – я кивнул на идущего к нам Давида, – и он.
– Ладно, – Тамаз пожал плечами и указал на дом в конце улицы, – пошли. Там моя «Бэха».
Улица оказалась мощеной. Я только сейчас это заметил, и всю дорогу тщетно пытался найти хоть какие-то признаки асфальта. Камни были подогнаны неплотно, где-то их и вовсе не было, лишь спекшаяся на солнце глина, в каких-то местах они лежали ровными рядами, странным образом напоминая виденные в картинках римские дороги. Селение явно было древним, причем вряд ли кто из местных мог предположить, насколько. Когда-то в детстве я мечтал стать археологом, находить древние города, золотые шлемы. Жизнь внесла свои коррективы. Я не стал ни историком, ни археологом, но что-то видимо все же осталось…
– Постойте здесь, я сейчас машину выгоню, – прервал мои мысли Тамаз, входя в калитку в железных воротах.
Я посмотрел на Давида, который усиленно делал вид, что ему все до одного места, и повернулся на скрежет открываемых ворот. Вместо машины из ворот выбежал мальчуган лет двенадцати и, бросив на меня настороженный взгляд, побежал вверх по улице, то и дело оглядываясь назад. Услышав звук заводимого мотора, я повернулся к воротам. «Бэха» была не то чтобы не новая – год ее выпуска терялся где-то в начале семидесятых, однако ровный рев движка внушал определенные надежды. Выехав, Тамаз закрыл ворота и пошел к машине, кивком указывая мне на переднее сидение…
Прижимаясь к скале, дорога петляла, неуклонно поднимаясь вверх и открывая потрясающую картину справа. Виднелись невысокие предгорья, между которыми то и дело мелькали небольшие селения, поля, тонкие нити речушек, сливающихся где-то «в струи Арагви и Куры». Это было так красиво, что родившаяся недавно мечта о домике в горах продолжала доминировать над остальными мыслями. Я пытался представить, как отнесется к этому Майя, захочет ли она, горожанка до мозга костей, жить в удалении от большого мира, но ответа не было. Майя по-прежнему была загадкой, и я ловил себя на мысли, что мне это нравится…
Тамаз был прав – машина была мощной и рвала так, что гравий, которым была усыпана дорога, вылетал из-под задних колес во все стороны. Магнитофон отсутствовал, и это было хорошо – за сегодня я наслушался лезгинки на всю оставшуюся жизнь и скрежет покрышек о неровную дорогу был куда милее энергичного ритма, начавшего преследовать меня еще в самолете. Все молчали. Не знаю, о чем думали Тамаз и Давид, но лично я мечтал оказаться в Москве (желательно живой и с деньгами), где меня ждет Майя, которой я расскажу о своей мечте, ее американская сестра, с которой мы, наконец, познакомимся, и Серега. Мысль о компаньоне мгновенно приземлила мечты о прекрасном – я практически увидел, как он рвет и мечет, сидя у безмолвствующего телефона. Впрочем, это было не важно, ведь я все еще был жив и на деньги никто вроде не покушался. Да, все пошло не по задуманному сценарию, но если этот малолетний тезка древнего царя привезет, как обещал, рубли…
Додумать не удалось – мотор «Бэхи» чихнул раз, другой, затем истошно закашлял и заглох. Я посмотрел на Тамаза. Он пытался завести двигатель но, судя по звуку, это была пустая затея.
– Твою мать! – выругался Тамаз, стукнул ладонями по рулю и открыл дверцу, выбираясь из машины.
Я вылез следом, за мной Давид, всеми частями тела показывая, что он-де предупреждал. Сделав вид, что не замечаю его мимических потуг, я подошел к открытому капоту, под которым уже возился Тамаз.
– Что случилось?
– Аккумулятор, наверно, – не поднимая головы, ответил Тамаз.
С машинами мне явно не везло. Сначала у Давида сломалась, затем путешествие на «Волге» с куклой в свадебном платье, и вот мы стоим в горах, где нет ни единого шанса «прикурить», поскольку за весь путь не встретили ни одной встречной машины.
– Придется толкать, – Тамаз захлопнул капот и, посмотрев на меня, негромко спросил: – скажешь ему?
– Куда толкать? – Я посмотрел на ведущую вверх дорогу, сомневаясь, что нам удастся разогнать машину до нужной скорости.
– Вниз, – ответил Тамаз, садясь за руль.
Вниз означало толкать «Бэху» по узкой дороге с частыми поворотами, которые вряд ли удастся пройти на скорости, но выбора не было. Кивнув повернувшемуся ко мне Давиду, я уперся ладонями в капот. Хрустнув колесами по гравию, машина тронулась. Присоединившийся Давид все пытался передать свое презрение то ли к Тамазу, то ли к его машине, но меня волновал только аккумулятор, поэтому игнорировал все его артистические потуги.
«Бэха» покатилась. До поворота было метров семь и если Тамаз не сможет завести сразу…, что будет, даже думать не хотелось. Скрепляющий мое тело пояс уже слился с мокрой от пота футболкой, и я прям чувствовал, как он подбирается к печени. Кто-то из мудрых учил, что причины неудач нужно искать в себе самом, но я не Конфуций и точно знал, что, вернее кто, причина всех этих приключений. Машина покатилась, но скорость была недостаточной. Рявкнув на Давида, я наподдал и дело пошло. До поворота было уже меньше метра, когда я увидел кивнувшего мне Тамаза и отпустил капот. Раздался негромкий стук, «Бэха» резко встала, с шорохом тормозя на гальке, заглушая остальные звуки. На мгновение показалось, что мотор завелся, но громкий чих и унылое лицо хозяина древней «Бэхи» убили надежду на скорое решение очередной проблемы.
Тамаз вышел из машины, посмотрел за поворот, повернулся ко мне.
– Там в горку, задом точно не разгонимся, – прикинул расстояние от нависающей над дорогой скалы до пропасти, – и здесь не развернуться! Придется ждать, пока кто-нибудь не проедет.
Положение было идиотским. Мы на горном проселке, где за все время пути не встретили ни одного автомобиля, и торчим с заглохшим мотором в какой-то ложбине на серпантине, где даже не развернуться!
Я посмотрел на статую под названием «Давид предупреждал».
– Марат же по этой дороге поедет к себе?
– Не знаю. Эта через Владик, а та, что вдоль реки, прямо к его селу ведет.
– То есть, здесь он не поедет, – резюмировал я, скорее, чтобы привыкнуть к мысли о спасении утопающего и в чьих оно руках.
– Есть карта?
Тамаз посмотрел на меня с удивлением, пожал одним плечом.
– А сколько километров до Владикавказа? – Я как робот собирал информацию, стараясь не смотреть на оробевшего Давида.
– 35, – подумав, уточнил, – может, 40. Не близко, в общем.
Вспомнился армейский марш-бросок на 25 километров по жаре до 50, с полным боекомплектом и бьющим по ляжкам противогазом. Дошла половина полка, и я был в другой. Не сказать, что воспоминание придало уверенности, но злость тоже подходила.
– Ладно, – я посмотрел на Тамаза, – мы с Давидом пойдем пешком. Если встретим кого-нибудь, попросим помочь тебе. Не встретим, пришлем машину из Владика.
– Да подожди, куда так торопишься? Еще покурим, а?! – Тамаз казался огорченным, что было вполне объяснимым.
– А если не проедет? Нет, лучше мы пойдем. Если кто-нибудь появится, заведешься и догонишь нас.
– Ладно, – Тамаз кивнул, – ты уж прости, что так, – посмотрел на меня, затем перевел взгляд на Давида, – идите до развилки примерно километр. Там указатель. Не заблудитесь.
Кивнув, я достал из машины свою сумку и двинулся вверх по дороге, стараясь не дышать поднятой нами пылью. Шорох гальки за спиной и недовольное сопение подтверждали наличие спутника, которому я с большой радостью надавал бы подзатыльников – теперь мне еще и отвечать за гордого малолетку. Не оборачиваясь, кинул Давиду:
– Не отставай.
И прибавил шаг, надеясь, что не сдохну в таком темпе раньше юнца…
Вряд ли мы напоминали Бендера с Кисой, бредущих по Военно-Грузинской дороге, но что-то общее присутствовало – кругом горы, я правнук турецкоподанного, сбежавшего с исторической родины еще во времена Первой мировой. Аналогии так и лезли, особенно после того, как Давид достал из пакета похожую на колбасу чурчхелу, жестом предлагая мне половину. Недоставало лишь отца Федора, хотя в нашем случае я был бы рад увидеть еще кого-нибудь – лицо окончательно павшего духом Давида наводило уныние и всякие мысли о бренности земной жизни.
Пару километров спустя я понял, что основательно натер ноги в ботинках, на которых настояла Майя, выдвинув весьма спорное утверждение, что туфли – лицо мужчины. После небольшого спора она согласилась заменить лицо обликом, а я заплатить в пять раз больше обычного за какой-то чумовой (по словам Майи) бренд. Не знаю, насколько мой облик стал мужественней, но для ходьбы по горам эти ботинки точно не подходили. Впрочем, сменной обуви предусмотрено не было, и я продолжал идти по горной дороге, то и дело подумывая срезать вконец опостылевший денежный пояс.
Давид шагал в нескольких метрах позади. Остановившись на небольшой площадке, я обернулся к нему, наблюдая, как он волочит ноги.
– Далеко развилка?
– Не знаю, – устало ответил Давид, останавливаясь в метре от меня, – я сюда редко ездил. Один-два раза.
– Тамаз сказал, до развилки километр, а мы уже минут сорок идем. Может, он ошибся?
– Не знаю.
– А в какой стороне Владик?
– Там! – Указал Давид вправо, в то время как серпантин вился левее.
Ведущая через скалы тропа не казалась крутой, а соблазн срезать путь был велик.
– Не заблудимся?
– В горах? – с легким, но плохо скрываемым презрением спросило дитя гор.
– Сам же сказал, что редко здесь бывал.
– За этими скалами Дарьяльское ущелье, значит, и Владик там!
– Если пойдем в эту сторону, сколько срежем?
– Полпути. Или больше.
– Тогда пошли!
Самому себе я не казался таким уж решительным, но показывать юнцу одолевавшие меня сомнения не собирался.
– Здесь больше двух тысяч, – просветил Давид, неуверенно глядя на окружавшие нас вершины, – и все время в гору.
– Высота рассчитывается от уровня моря, – назидательно возразил я, – а мы где-то посередине, так что всего тысяча метров.
– И там нет машин. Там вообще никого нет. Хорошо, если чабана встретим, – продолжал Давид свою унылую песнь.
– Мы больше часа назад выехали из села, – я усмехнулся, глядя на Давида, – кого-нибудь встретили?
Давид не ответил. Усмехнувшись, я посмотрел на свои ботинки – возможно, что и выдержат. В противном случае отнесу в магазин, и пусть попробуют не взять обратно – до Гаагского трибунала дойду!
– Ладно, спорить бессмысленно. Идем коротким путем!
И пошел к вьющейся вверх скале. Наше путешествие все больше напоминало сцены из любимой книги с той разницей, что в отличие от Бендера с Кисой мы не нуждались в деньгах, с которыми я б с огромным облегчением расстался прямо сейчас…
Подъем продолжался час или больше. Забравшись на широкий скальный выступ, я осмотрелся. Дороги, с которой мы начали восхождение, уже не было видно. Огромные валуны закрывали обзор, поэтому пришлось влезть на самый высокий из них, что не дало никакого результата – вокруг были скалы, горы и ничего похожего на знаменитое Дарьяльское ущелье. Услышав сопение, я обернулся и увидел ползущего Давида.
– И где оно?
Забравшись на выступ, Давид огляделся.
– Не понимаю…, – он явно был растерян, – отсюда уже должно быть видно…
– А ты ничего не напутал? Может, мы вообще не в ту сторону пошли?
– А в какую? – задал он вопрос, который иначе как идиотским не назовешь.
– Откуда мне знать? Может, мы в Ингушетию идем или Чечню?! – Я старался сдерживать раздражение, но уверен, тут бы сам Ганди начал топать ногами и крыть матом всех, начиная с английской королевы.
– Может, за этими скалами? – совсем уж неуверенно сказал Давид.
Я посмотрел на часы – было почти пять – и представил, что сейчас творится с не дождавшимся моего звонка Серегой. Вероятно, он уже был на бирже, да и Жора сам наверняка узнал, что мы потерялись, вот только вряд ли их беспокойство поможет нам в этой глуши. Нужно было принять один из двух имевшихся у нас вариантов: продолжать идти через горы в надежде, что юнец прав и таким образом мы выйдем к ущелью, либо вернуться на серпантин, потеряв в общей сложности пару часов. Обернувшись, я понял, что назад не просто бессмысленно идти, но и опасно, ведь подъем в гору всегда легче спуска, как бы странно это ни казалось.
– Ладно, – присев на прогретый солнцем камень, я снял ботинки, чувствуя почти наслаждение, – перекур пять минут и вперед!
Давид опустился рядом, пошуршал в пакете и вынул оттуда кусок пирога. Переломив, протянул мне половину.
– А воды у тебя там нет? – После косяка и марш-броска больше всего хотелось пить.
– Нет, – с сожалением ответил Давид, вгрызаясь в пахнущий сыром пирог.
Подумав, что хотя бы не кинза с уксусом, как у похожего на него Гедевана Александровича, я взял пирог. Неизвестно, когда мы сможем еще поесть, и даже наличие долларов, на которые можно было устроить еще с десяток (а то и больше) таких свадеб, не имело ровным счетом никакого значения. Я откусил пирог, любуясь окрестностями, свежесть пирога была весьма кстати, а окружающие нас скалы достойны описания Пришвиным не меньше, поэтому я попробую описать лишь свои чувства.
Удивительная вещь горы, что невозможно понять, видя их со стороны или того хуже на картинке. Чтобы ощутить творящиеся с тобой перемены, просто необходимо там находиться. Иное давление, иная атмосфера, даже притяжение кажется иным, лишь отдаленно напоминающее низинное, городское. Великое внизу, в горах кажется не таким уж большим и важным, но здесь появляется страстное желание сделать то, на что внизу не всегда находишь время. Мне не хватало Майи. Я очень хотел, чтобы она увидела эту красоту и «заболела» моей мечтой о домике в таком прекрасном месте. С живописью у меня всегда было так себе, но в тот момент казалось, что окажись с собой краски и кисть, я бы наверняка сумел создать что-то удивительное…
– Ден, – негромко позвал меня Давид.
– Чего? – Я продолжал любоваться пейзажами, делая вид, что изучаю местность.
– Может, лучше вернуться?
– То есть, ты не уверен, что Владик «прямо за этими скалами»? – передразнил я его.
– Я думаю…, ты прав, – он помолчал, стоя спиной к начавшему закатываться солнцу, затем махнул рукой вперед, – там, наверно, ингуши.
– И что?
– Мы же… враги!
Я повернулся к малолетнему джигиту.
– И скольких ты уже убил?
– Ни одного, – неуверенно ответил Давид.
– А че не поделили?
– Я… не знаю…. Просто с ними нельзя связываться.
– Ясно.
Со сторонами света более или менее определились, но это мало что давало – незнание географии Кавказа, напуганный малолетка, все такое.
– Что за гора? – я указывал на теряющуюся в наступающих сумерках плоскую снежную вершину.
– Кажется, Столовая. Если она, там точно ингуши. Владик правее, – подумав, он добавил, – должен быть…
Я повернулся на девяносто градусов. На юге, куда указывал Давид, высились отвесные скалы, взобраться по которым представлялось маловероятным и, скорее, невозможным. Западнее виднелся кусок зеленой ложбинки, до которой было так далеко, что при всем старании я так и не обнаружил кого или что-нибудь движущееся. В сторону заходящего солнца вела горная тропа, по ней мы сюда и пришли, и последняя сторона была той, откуда начался наш бесславный переход через местные Альпы.
– Что будем делать? – вновь подал голос Давид.
– Назад не пойдем, – я посмотрел вниз, и в груди неприятно защемило, – если это тропа, значит, она куда-то приведет.
– Может, здесь чабаны ходят? – попытался возразить сторонник отступления.
– И как тут овцы поднимаются?! – Я усмехнулся про себя – тоже мне, сын гор. – Пойдем по ней, а там видно будет. Что западнее Осетии?
– Кабарда…, вроде…
– Врагов среди них нет?
– Причем тут…
– Вот и хорошо! – Перебив его, я решительно зашагал по еле угадываемой тропе.
Справа поднимались скалы, слева был резкий спуск, где почти гарантирована смерть от множества переломов – тропа вилась, то вползая на скалу, то удаляясь от нее, проваливаясь в небольшие овраги, которые можно было преодолеть лишь на полусогнутых, пробираясь под многотонными выступами. Давид не отставал, хотя до меня то и дело доносилось ворчание уставшего джигита. Я тоже устал, но быстро подступающая темень гнала вперед – мне совсем не улыбалось ночевать в этих камнях, хоть один из голосов в моей дурной голове неотступно шептал, как прикольно будет рассказать обо всем Майе. Прикольно, кто бы спорил, но для этого нужно было как минимум выжить, что с каждой минутой казалось все более проблематичным.
Мы шли уже больше часа, но никаких селений или хотя бы строений поблизости не наблюдалось. Один раз видели старинную кладку, в которую переходила удивительно гладкая для природных образований скала, но археолог во мне уже давно уступил место Пржевальскому или даже Афанасию Никитину, так что цивилизованный мир еще не скоро узнает об этом таинственном месте…