Аппетит приходит во время еды. Честно говоря, раньше эта фраза казалась слегка идиотской. Ну, с чего ему вдруг приходить, когда ты с каждой секундой все больше заполняешь пустоты своего желудка? Все равно, что сказать «жажда приходит во время питья»! Помню, как напивался в детстве воды после поедания чего-нибудь солененького, типа селедки, аж дышать становилось трудно. С тех пор, кстати, и не люблю соленую рыбу, хотя иногда учуешь в магазине запах, и мыслишка где-то там начинает изгибаться, а не купить ли. Эх, молодо-зелено! Вода она и есть вода, аппетит это же совсем другое дело! Жизнь научила, что все, как в поговорке – дай только распробовать и уже не остановить. По-крайней мере с нашим бизнесом, когда с помощью денег зарабатываешь деньги, все обстояло именно так…
Не помню, кто первым предложил эту идею. Может я, но возможно Серега, в любом случае мысль показалась вполне перспективной. А заключалась она в расширении нашего бизнеса на Северный Кавказ, откуда в те годы, расходясь практически во все города матушки России, полноводной рекой текло спиртное. Паленую, левую, без акцизных марок водку пили всякую и помногу, словно наверстывая за годы «сухого закона», а уж умельцев изготовить ее хоть из топора всегда хватало. Поговаривали, в каждом кавказском селе, да что селе – в доме, сарае и даже хлеву был цех по производству водки из нелегально привозимого из-за бугра спирта. Водка шла на ура, поскольку цены в те славные годы никто не регулировал и можно было демпинговать, бешено зарабатывая на объемах, которые час от часу становились все больше. Несмотря на жидкое состояние, водка была куда более твердой валютой, чем падающий стремительным домкратом рубль, и вполне естественно, что производители желали обезопасить прибыль, конвертируя ее в доллары.
Виделось два способа решения задачи. Я по-прежнему работал на бирже, покупая и продавая все, что можно было купить и продать, приятельствуя со многими брокерами. Некоторые были родом с Северного Кавказа, и когда родилась идея заманить водочников в наши сети, я уже знал, с кем можно поговорить на эту тему. Второй заключался в том, что в Северной Осетии, где водку гнали в совершенно фантастических масштабах, жил мой однокашник Аслан. Был у него небольшой магазинчик во Владике, то бишь Владикавказе, где продавались сигары и прочие аксессуары злостных курильщиков, включая модные в те времена зажигалки «Zipo». Зарабатывал он так себе, на поддержку штанов, к тому же всю прибыль съедала гиперинфляция, за которую российский народ должен был с утра до ночи благодарить «гайдаров» с прочими «чубайсами», возомнивших себя реформаторами, что, как показало будущее, было весьма и весьма далеко от действительности.
С Асланом у нас были неплохие отношения. Не сказать, что прям дружбаны в доску, но никогда не дрались, а это, что ни говори, показатель. Его кандидатура была предпочтительней по причине давнего знакомства не только с ним, но и с его многочисленной семьей, а заключалась в том, что он не занимался валютой или, скажем, не в той мере, в какой хотелось бы, ну, а времени на раскрутку, как и всегда, не было.
Поэтому сначала я решил переговорить с брокерами из той же благословенной Северной Осетии, предложив схему, которая должна была нещадно обогатить всех ее участников. Она была проста, как три копейки, что в разы увеличивало шансы на успех, и выглядела следующим образом. Парни собирают у знакомых водочников рубли, а я привожу на эту сумму валюту по утреннему курсу, что выгодно, с какой стороны ни посмотри: курс, безопасность, экономия расходов на авиабилеты и даже проживание, так как рейсов туда было не так много – всего один и тот утренний. А чтобы наша с Серегами компания не теряла на ежечасно растущем курсе наличной валюты, было решено перед отлетом «забиваться на фьючерсы» у знакомых валютчиков. Что-то теряли, конечно, но прибыль обещала перекрыть все и гораздо…
Я вошел в импровизированную кабинку из алюминиевых конструкций, которыми был заставлен весь периметр ЦРУБ, находившейся в здании Плехановской академии. Что-то подсчитывающий на маленьком калькуляторе Жора поднял голову и вяло улыбнулся:
– А, Ден.
– Здоров, – я прикрыл хлипкую дверь из той же конструкции и присел на стул, – есть минута?
– Да. – Жора что-то записал в небольшой блокнотик и, отключив калькулятор, вновь посмотрел на меня.
Жора был главным среди осетинских брокеров. Точно не скажу, поскольку начал работать на бирже позже него, но уверен, что именно Жора перетащил в Москву всю родню и друзей, обучил их несложной в общем-то работе, создав некий кулак, позволявший временами значительно влиять на курс акций. У него были неплохие связи с банками, заказывавшими ваучеры, которые скупались тогда по всей стране, чтобы те самые «реформаторы» под шумок могли за бесценок скупать заводы и фабрики, не так давно принадлежавшие государству. Это было время зарождения монополий, но об этом еще мало кто знал.
С Жорой у нас были неплохие отношения, чему способствовали взаимовыгодные сделки, которые мы заключали время от времени, и я почти не сомневался, что его заинтересует наше предложение.
Выждав короткую паузу, я спросил:
– Вопрос на засыпку: есть знакомые «водочники»?
Жора попытался скрыть удивление, но поднятая левая бровь выдала его. Усмехнувшись (так же вяло, кстати), он ответил вопросом:
– Выпить, что ли хочешь?
– Не, водка не мое, – я тоже усмехнулся, – короче, есть дело.
В двух словах обрисовал ему схему, отмечая, как проходит его вялость, а на бледных щеках появляется румянец. Может, и нездоровый, я в этом не разбираюсь, но мое предложение явно встряхнуло его. Пару секунд он обдумывал, беспричинно касаясь пальцами калькулятора, затем произнес:
– А сколько можете привозить?
Я не еврей и даже не осетин, но, поработав с годик на бирже, четко усвоил одно правило – даже если выкладываешь все козыри, всегда делай вид, что где-то припасена еще пара тузов. Пусть даже и в рукаве.
– А сколько надо?
– «Лимон» потянете? – Без раздумий спросил Жора, как бы лениво глядя на меня.
Я знал этот взгляд. Чем скучнее и безразличнее, тем больше вероятность, что все наоборот.
– Не вопрос, – ответил я, стараясь не выдать эмоций, потому что «лимон» это были все наши деньги, включая комиссионные и кредиты, взятые под безумные проценты в пытающихся удержаться на плаву банках.
– А два? – еще скучнее спросил Жора и даже отвел взгляд, словно давая мне возможность подумать и отступить.
Это был уже не пристрелочный выстрел – он явно заинтересовался.
– Дело не в сумме. Если надо, увеличим и в два, и в три раза, а то и в пять!
Он вяло кивнул, не перебивая.
– Но мне важно понять, насколько ты готов к таким сделкам?
– Как часто?
– Каждый день, – ответил я, сделал вид, что задумался, и добавил, – кроме воскресенья, разумеется. Отдыхать тоже иногда полезно.
– Ну да, ну да, – рассеянно ответил Жора, и эта рассеянность лучше всяких слов говорила, что предложение его зацепило.
Я промолчал, ожидая главного вопроса, и он прозвучал:
– Мой процент?
– Ноль пять, – назвал я обговоренную с Серегой цифру.
Вообще-то мы решили, что комиссионные могут доходить до одного процента, но я знал, что он начнет торговаться, поэтому назвал тот минимум, который не отпугнет Жору, а при удачном раскладе, возможно, что и устроит.
Жора покачал головой:
– Мало. Будут расходы на офис в порту, охрану, взятки ментам.
– Расходы пополам. – Это тоже было предусмотрено.
– Все равно, – он снова покачал головой, но уже не так уверенно, – ты же понимаешь, что я не полечу туда, у меня и здесь работы хватает. Там мой брат, с которым придется делиться, и что на выходе? Две с половиной тысячи баксов?
У него хорошо получилось вложить презрение к этим жалким полутысячам, но поплавок уже дернулся, и теперь только от моего умения убеждать зависело, проглотит ли он крючок полностью.
– Во-первых, это если миллион, во-вторых, не забывай, что каждый день!
Я придвинул к себе его калькулятор и быстро сосчитал уже известную мне цифру, после чего толкнул калькулятор к нему.
– Это в неделю и если мы говорим всего о миллионе! – сказал я и многозначительно прибавил, – а теперь умножь на четыре недели!
Полюбовавшись на пятизначную цифру доходов за месяц, Жора отключил калькулятор.
– Красиво, конечно, но мало, – он посмотрел на меня безмерно уставшими глазами, – это Кавказ. Когда поймут, что мы делаем это каждый день, аппетиты вырастут, придется больше платить охране, взятки…
– Заключим договоры, какие проблемы?
– Это Кавказ, Ден, – повторил Жора, – там только один договор – доверие.
– Ладно, – я сделал вид, что внял его доводам, – сколько ты хочешь?
– Два процента.
Я встал.
– Не могу, друг. У нас тоже расходы с охраной, броневиком, те же взятки в порту, но я же не прошу тебя брать на себя половину.
Жора посмотрел на меня, на дверь, снова на меня.
– Ладно, давай так. Если по «лимону» каждый день, то полтора процента, если больше, так и быть – согласен на один.
– Один процент, если миллион и тот же процент, если увеличим, – я посмотрел на него, всем своим видом показывая, что не отступлю.
– А если будет меньше?
– В любом случае десятка грина твоя. Но сначала, сам понимаешь, я должен приехать и убедиться, что нас не кинут, а меня не шлепнут.
– Когда?
– Да хоть завтра! Если твои успеют все подготовить.
– Успеют. Брата зовут Давид, он шустрый. Вечером я тебе позвоню и все расскажу.
Я протянул руку, Жора встал и пожал ее. На удивление крепко.
– Забились!
Стараясь не выдать ликования, я пошел в свою кабинку, чтобы позвонить Сереге – кажется, скоро я стану миллионером…
Прилетевший вечерним чартером Серега молча вывалил рубли на продавленный диван в съемной квартире на Таганке, в которой я жил уже несколько месяцев.
– Сколько? – спросил я, оглядывая бумажную массу, которая теряла в цене даже за те секунды, что потребовались на короткий вопрос.
– На сотку. Примерно. Хватит, чтобы отбить дорогу, – ответил мой сибирский друг, – ты уже забился с кем-нибудь?
– Нет.
Серега удивленно посмотрел на меня:
– А чего?
– Курс растет. Никто не хочет рисковать.
– Блин! – На самом деле он выругался но, из соображений цензуры я не стану дословно воспроизводить его. – Девять часов вечера! Кому сейчас нужны доллары?!
– Всем, – сказал я, – и всегда. Это ж Москва!
– И что будем делать?! – Серега был раздражен и не скрывал этого.
– Самолет в 9:30. Возьмем у армян сотку под рубль, а когда прилечу во Владик, скажешь, почем забился.
Серега подумал и кивнул:
– Да, можно. Наверняка придется заплатить за то, что взяли вперед.
Я пожал плечами – весь наш бизнес состоял из подводных камней.
– Пять рублей с бакса. Но там курс на двести выше, так что мы и не заметим.
– Ты узнавал?
– Ага.
После разговора с Жорой я вернулся в кабинку и, сообщив Сереге о достигнутой договоренности, решил позвонить Аслану, и дело было не только в том, что мне вдруг захотелось увидеться с бывшим однокашником. Обратный самолет в Москву улетал только на следующий день, и я решил, что не стоит взваливать на Жору вопрос с проживанием целого дня в столице Северной Осетии. Не то чтобы не доверял, но складывать все яйца в одну корзину не стоило. Узнав, что я прилечу, Аслан удивился, но это было радостное удивление. Я быстренько обрисовал причину визита и, уже к моей радости, он загорелся, сказав, что у него тоже много рублей, которые нужно сконвертировать. Уточнив, что он имеет в виду под словом «много», я успокоил его – десять тысяч зеленых я мог взять из своей кубышки, не обременяя компанию. Аслан назвал грабительский курс владикавказских обменных пунктов, и я посоветовал ему дождаться моего прилета. У меня не было желания наживаться на приятеле, напротив, хотелось помочь, а там, кто знает, может и приобщить к бизнесу, который уж точно был выгоднее работы в сигаретном ларьке…
Я не стал выкладывать весь разговор Сереге, ограничившись тем, что волноваться за меня не нужно – меня встретят, проводят, да и деньги будут в безопасности. Серега не особенно разделял мою уверенность, но риск в нашем деле такая обыденность, что лишний раз не стоило упоминать – оба знали, на что идем.
– Друг это хорошо, – сказал Серега, – но главное ты должен убедиться, что этот Жора сделает все, как обещал.
Я кивнул.
– Ладно, давай уберем это куда-нибудь и пойдем пожрем что-нибудь нормальное, – кивнув на бумажную массу, Серега признался, – от самолетной еды у меня все язвы разыгрались! Есть тут что-нибудь приличное?
– «Дольче Вита» за углом. Лазанья там обалденная!
– Сойдет, – буркнул Серега.
Спрятав деньги все в тот же продавленный диван, у которого было одно несомненное преимущество – надо было не просто очень постараться, чтобы поднять сидение, а знать, как именно сделать это в три приема, мы вышли из квартиры. Впереди была долгая ночь. Не было никаких сомнений, что после ужина Серега захочет отправиться в какое-нибудь казино. Мелькнувшую было мысль о Майе я отогнал, правда, с большим трудом. Несмотря на все мое желание увидеть ее, утром я должен быть бодрячком…
…Обклеив себя поясом из пачек американских долларов, обтянутых скотчем, я сделал несколько приседаний, чередуя их глубокими вдохами-выдохами. Пояс немного давил, но я надеялся, что за три часа, включая поездку во Внуково, не помру от удушья или скажем аллергии на деньги. Десятку для Аслана заранее убрал во внутренний карман куртки, рассчитывая, что девочки из депутатского зала не обратят внимания на такую мелочь. Надел вторую футболку, сверху накинул рубашку и, покрутившись перед зеркалом, как фря, удовлетворенно отметил, что ничего не видно. Серега тоже казался довольным. Как и предполагалось, после ужина он пытался зазвать меня в «Метлу», но я напомнил ему о деньгах в диване и что с утра нужно ехать к армянам. Он согласился и отправился тратить деньги в казино. Вернулся Серега под утро возбужденный, разбудил меня и вывалил на стол несколько пачек рублей.
– Порвал чертов «Голден Палас»! – надменно заявил Серега, глядя на меня, как Наполеон при заключении Тильзитского мира на Александра.
– Ты ж в «Метлу» вроде поехал?
Я посмотрел на часы, было около шести часов утра, и мысленно ругнулся – чуть не проспал!
– Да ну ее, «Метлу» эту! – Серега досадливо отмахнулся. – Вымели подчистую! Хорошо, Севу встретил, взял у него десятку и поехал в «Палас»! А там уж…!
Сева Морозов, о котором он упомянул, тоже торговал спиртным, а его квартира находилась в одной из трех уродливых башен аккурат за казино «Метелица», где он с завидной регулярностью сливал заработанные непосильным трудом миллионы. Сева был родом из того же славного сибирского города, что и Серега, под названием Куйбышев, и они, можно сказать, приятельствовали, тем более оба были повернуты на игре. Прикинув на глазок вываленные рубли, я констатировал:
– Так здесь почти десятка и есть.
– Ну, да! – Серега сощурил глаза. – Сначала я почти все слил, а потом поперло! Крупье раз двадцать меняли, а хрен им! Наше дело правое, победа будет за нами!
Я усмехнулся. Его победу, скорее, можно назвать пирровой, но я не стал портить ему настроение своей занудностью. В кои-то веки человек вернулся из казино с деньгами – это чего-то да стоило…
Выпив традиционные двести миллилитров кофе по-польски, мы поехали к армянам, где нас уже ждал хмурый, как и всегда, Армен. Он все пытался узнать, почему мы берем вперед с утра, заведомо теряя на этом, но я не стал посвящать хитрого валютчика в наши планы, ограничившись емким словом «надо»!
– Броневик подъехал, – сказал выглянувший в окно Серега, и я встал.
Серега придирчиво осмотрел меня, зевнул пару раз и спросил:
– Мне поехать с тобой в порт?
– Зачем?
– Ладно, – еще раз зевнув, Серега озабоченно произнес, – черт, торги бы не проспать!
– Будильник заведи, – я кивнул на допотопный будильник довоенного производства, почему-то напоминавший мне суровое школьное детство.
– Думаешь, разбудит? – В голосе сибирского компаньона звучало сомнение.
– Этот мертвого разбудит – звенит, аж на улице слышно.
– Ладно, – Серега присел на диван, – надо бы диван заменить – какой-то он у тебя…
– Не надо, – перебил я, – это сейф. Все, я пошел. Закрой за мной.
– Ага, – зевая, кивнул Серега…
– Позвоню, как приземлюсь.
– Угу, – частота зевков увеличивалась с каждым ответом, – звони…
…Водителем сегодня был Лева, и я с облегчением подумал, что не придется вдыхать пары польского перегара, волнами исходившие от вечно страдающего похмельем «Кефира». К тому же Лева когда-то был автогонщиком, и с ним можно было не опасаться опозданий или других неприятностей типа аварий.
– «Внучка»? – коротко спросил Лева.
Кивнув добродушному гиганту Сене, я устроился на заднем сидении «Фольксвагена» и сказал:
– Ага. У нас около часа.
– За глаза! – бодро ответил Лева, вдавливая педаль в пол…
Хватило и в самом деле за глаза и за брови. Мне даже пришлось минут двадцать посидеть в кафе на втором этаже, где какие-то народные избранники поперек себя шире решали важные вопросы за утренней рюмкой. Усевшись подальше от них, я заказал себе кофе, рассеянно глядя на летное поле и думая о Майе, которая наверняка обидится, если уже не обиделась, что я так и не позвонил ей. После того случая, когда, опасаясь за меня, она вышла ночью к цирку на Цветном, наши отношения из дружеских вдруг превратились в нечто большее. Нет, она еще не была «моей девушкой», но в глубине души я был уверен, что рано или поздно это случится. Мы переживали конфетно-цветочный период, несмотря на то что уже видели друг друга голыми. Но я романтик, по крайней мере, хочется в это верить, тем более что испытывал к ней куда более сильные чувства, чем казалось вначале. Было в Майе нечто такое, чему я не знал определения, но мне это очень нравилось. Подумав, что еще есть время, я допил кофе и подошел к стойке.
– Оль, можно от вас позвонить?
Стоявшая за стойкой миловидная девушка покосилась на шумных от утренних возлияний депутатов и поставила передо мной древний аппарат.
– Только недолго, ладно?
Я кивнул, набирая Майин номер, почти уверенный, что ее уже нет дома. Но ошибся. Майя сняла трубку и, словно обладая телепатией, уверенно произнесла:
– Ну и куда ты пропал? Я уж думала, не позвонишь!
Я молчал, не совсем уверенный, что она имеет в виду именно меня.
– Ден, алло?!
Я услышал, как она дунула в трубку и, сдерживая радость, быстро произнес:
– Прости, Май, вчера не было времени, вот, сегодня исправляюсь. А ты чего дома-то?
– Да кашель одолел, – ее голос и в самом деле показался слегка хрипловатым.
– Ты заболела?
– Не знаю, но на всякий случай отпросилась. Ты приедешь?
– Милая, извини, сегодня не смогу. Я улетаю.
– Улетаешь?! – Она не скрывала удивления. – Куда?!
– На Кавказ.
– Кавказ?! Но там же война!
– Кавказ большой, и там, куда я лечу, все спокойно, – я не стал уточнять, куда именно, – вернусь завтра и сразу к тебе.
– А вот завтра ко мне не надо. Сестра прилетает из Штатов, так что я даже не знаю, когда мы теперь увидимся.
– Ясно, – я умолк, не зная, что сказать, хотя перед тем как набрать успел заготовить пару шуток, чтобы услышать ее звонкий смех.
– Что тебе ясно?
– Что твоя американская сестра посетит нашу грешную землю.
– Дурак! – ответила Майя и засмеялась. – Ладно, может, сплавлю ее вечерком к бабушке, и ты сможешь приехать, но не обещаю!
– Вот это я понимаю сестра! – не удержался я от колкости. – Сколько вы не виделись?
– Лет пять, наверно, – подумав, ответила Майя.
Я заметил, что Оля делает страшные глаза и, кивнув ей, торопливо произнес в трубку:
– Май, мне нужно бежать! Посадку объявили!
– Я не слышала никаких объявлений, – уверенно возразила Майя, – не хочешь больше со мной говорить?
Ох, уже этот слабый пол!
– Что ты, милая! Просто надо еще оформить у девочек…, – сказал и чуть не прикусил язык.
– Каких еще девочек?!
– Билеты! Все, побежал! Целую! Позвоню, как смогу!
– Не отказывай себе ни в чем! – ответила Майя и через мгновение в трубке раздались короткие гудки…
…В депутатском зале я раздал девочкам заранее приготовленный дорогой шоколад в красивой упаковке и, пройдя контроль, где меня никто и не подумал обыскивать, вышел на летное поле. «Рафик», который должен был отвезти к самолету, стоял пустой. Водитель быстро докурил сигарету и, коротко поздоровавшись, лихо взял с места, а я подумал, что сегодня все стараются доставить меня, как можно быстрей, усмотрев в этом добрый знак. Не то чтобы я суеверный поклонник примет, просто, когда начинаешь какое-то новое дело, лишняя уверенность, что все получится, не повредит. У трапа уже никого не было. Поблагодарив водителя «Рафика», я выбрался из машины и взбежал по трапу, улыбаясь выглянувшей стюардессе.
– Здравствуйте! – Я протянул ей билет, откомпостированный в депутатском зале, и заметил на ее лице легкое удивление.
Я не очень походил на толстопузых пиджаков, да и галстука на мне не было, не говоря уже о довольно потертых джинсах и такой же куртке из кожи какого-то доисторического животного, но они, в смысле стюардессы, навидались всякого. Отметив в своем журнале, она вежливо улыбнулась и приятным голосом попросила пройти в салон.
Мое место оказалось у окна, чему я был рад – люблю смотреть с высоты. То есть, конечно, боюсь ее, но не настолько, чтобы не наслаждаться видами, которые можно увидеть только из самолета. Рядом сидел немолодой мужчина с портфелем, из которого торчал веник. Он то и дело порывался встать, чтобы убрать портфель в багажное отделение над головой, но по салону все время кто-то ходил, и сосед никак не мог спрятать свой драгоценный веник, что-то недовольно бурча себе под нос. Наконец, все уселись, и ему удалось воплотить свой замысел. Веник с портфелем избавились от нервного хозяина, да и он от них с не меньшим удовольствием, что легко читалось у него на лице.
Белые линии под нами уже слились в одну длинную непрерывную полосу, в ушах заложило, и я вдруг почувствовал, нет, не страх. Задним умом все сильны, сейчас-то могу сказать, что это было предчувствие, но в тот момент показалось, что я впервые в жизни испугался, что самолет упадет. Такая мысль тоже была наряду с опасением, что в этом случае наш роман с Майей закончится в самом нежном его периоде, а я так и не познакомлюсь с ее американской сестрой, о которой Майя прожужжала мне оба уха. Еще о чем-то думал, но это не имеет ровно никакого значения, потому что, как известно, человек настолько бессильное существо, что может лишь предполагать. Да и то не всякий…
Самолетная еда (особенно после вчерашней лазаньи) даже на вид казалась кормом для бродячих собак, и я благоразумно заверил стюардессу, что сыт, к тому же был уверен, что во Владике меня ждет настоящее кавказское гостеприимство со всеми особенностями национальной кухни. Чтобы не смущать счастливого обладателя ценного веника, решившего, судя по всему, использовать каждую потраченную на билеты копейку, я отвернулся к окну, наблюдая за проплывающими внизу облаками. Тревога отступила, но я знал, что не ушла, а затаилась где-то неподалеку, готовая заорать во весь голос при намеке на опасность. Внезапно раздавшаяся лезгинка и одобрительные выкрики откуда-то из хвоста самолета вынудили оторваться от небесных пейзажей – я увидел двоих молодых парней с бородами и в папахах, лихо выплясывающих недалеко от туалетных кабинок…
– Уважаемые пассажиры! – Чуть заглушая музыку, раздалось в динамиках. – Займите, пожалуйста, свои места!
Танцоры и не думали останавливаться. Больше того – к ним присоединились еще двое, и тревога мигом напомнила о себе нежным скрежетом острых когтей об сердце. Не хватало еще умереть из-за лихачества так не вышедших из неолита удальцов. По проходу к танцующим быстро двигалась стюардесса. Заметив мой взгляд, она уверенно улыбнулась и, подойдя к вошедшим в раж плясунам, что-то сказала. Слова заглушила музыка, возраст которой исчислялся сотнями лет, но движения ее рук определенно указывали на то, что она просит немедленно прекратить джигитовку. Музыка стихла, и было слышно, как яростно коверкая русские слова, лихие плясуны объясняют, что они всегда танцуют, когда видят Казбек.
Я вновь посмотрел в иллюминатор – никакого Казбека с Эльбрусом и прочими Эверестами видно не было. Все те же безмятежные облака под нами и серое, почти стальное небо вверху.
– Идиоты, – негромко проворчал сосед, аккуратно складывая оставшиеся после корма пакеты, – всегда одно и то же.
– Что, в каждом рейсе так?
– Почти. Вот увидите, когда приземлимся, они снова начнут выделываться друг перед другом!
Он оказался прав. Едва самолет приземлился, пару раз подпрыгнув так, что я даже похвалил себя, что не прельстился несъедобным угощением славной советской авиакомпании, как вновь раздалась знакомая лезгинка, и уже несколько человек начали отбивать ногами, выкрикивая что-то залихватское и такое же непонятное.
Сосед достал свой портфель с веником и протянул мне ладонь:
– Удачи! Может, еще увидимся – Москва ведь большая деревня!
Я пожал протянутую руку, внезапно вспомнив о Майе.
– Ну да, не маленькая, – я улыбнулся и полез в проход, надеясь добраться до трапа раньше все более энергично выплясывающих горцев, – удачи!