Завершив очередной этап испытаний, наш подводный крейсер неспешно бродит переменными галсами в заданном квадрате Белого моря. Размеренно гудят турбины, в отсеках боевая готовность «два», команда чувствует себя умиротворенно.
Это все до подхода сюда эсминца, на котором мы будем отрабатывать выход в торпедную атаку. Эсминца пока не наблюдается и на борту, как говорят, благодать.
Одна боевая смена несет вахту, остальные занимаются по интересам.
А интересы у нас разносторонние, вроде «забивания морского козла» в старшинской кают-компании, читка разного рода потрепанных и непременно с картинками журналов, слушание магнитофона и бренчанье на гитаре в каютах, а также отработка различных нарядов, которых всегда вволю на военном корабле.
Время от времени, испросив разрешения у сидящих в центральном отцов-командиров, мы небольшими группами карабкаемся наверх по вертикальному трапу шахты входного люка, дымим в полумраке рубки дешевыми сигаретами и сквозь проемы выдвижных устройств и рубочные иллюминаторы любуемся красотой мироздания.
А любоваться есть чем.
В наших широтах начало лета, вовсю буйствует полярный день, и море отсвечивает ультрамарином до самого горизонта. Купол неба небывало высок, в нем неугасимо светит солнце, и величаво парят белоснежные чайки.
– Красиво, – досасывая бычок и пялясь в иллюминатор, бормочет Славка Гордеев.
– Ага, – задумчиво пускает вверх кольца дыма Серега Свеженцев. – Как у этого, как его, Репина.
– Может у Айвазовского? Репин моря не рисовал, – значительно изрекает Славка и презрительно косится на приятеля.
– Может и так, – цикает слюной в стоящий рядом обрез Серега. – Мы того, институтов не кончали.
В свое время Славка учился в университете, откуда был изгнан за разгильдяйство и отцом – полковником ВВС, определен на флот для перевоспитания.
– Да пошел ты, – обижено шипит Славка и разговор прерывается.
По решетчатому настилу мостика, который нам виден снизу, неспешно ступают яловые сапоги вахтенного офицера, изредка слышны подаваемые рулевому команды и щелчки манипуляторов управления.
На руле стоит наш приятель старший рулевой-сигнальщик Серега Алешин, и мы ему завидуем.
Одно дело в такую чудесную погоду маяться на боевом посту в отсеке и совсем другое стоять на залитом солнцем мостике.
Впрочем, когда мы попадаем в надводном положении в шторм, это чувство сразу же пропадает.
Докурив сигареты и в последний раз обозрев окружающее великолепие, мы с неохотой подходим к входному люку, поочередно шагаем в него и, обхватив ладонями и стопами ног скользкие поручни, чертом скользим вниз.
Затем, чтобы не привлекать внимания сидящих в центральном посту (могут озадачить) неслышно рысим к квадратному, с хромированным ограждением люку в палубе, быстро спускаемся еще на один уровень, и каждый следует по своим делам.
Лично я, в свой торпедный отсек, где просторно, на досуге можно потягать гирю и о чем-нибудь потрепаться со стоящим на вахте Саней Порубовым. Он хотя и мичман, но ненамного старше, и у нас почти товарищеские отношения.
Но потрепаться не светит.
Как только я отдраиваю переборочный люк первого, сонную тишину отсеков взрывают колокола громкого боя и по кораблю объявляется боевая тревога.
– Наверное, эсминец подошел, – сбрасывает ноги с направляющей балки торпедного стеллажа сидящий в кресле Саня, а я ныряю под нее и лезу на свой борт.
Спустя минуту, в палубном люке возникает курчавая голова в пилотке, и к нам присоединяется старшина команды Олег Ксенженко.
Последним, в неизменно бодром настроении, в отсеке появляется наш командир боевой части капитан-лейтенант Мыльников, плюхается в освобожденное Порубовым кресло и тянется рукой к тумблеру «каштана».
– Первый к бою готов! – следует бодрый доклад в центральный.
– Есть первый! – мигает красный глазок, и Сергей Ильич удовлетворенно крякает.
– Никак эсминец подошел? – интересуется сидящий за стрельбовым пультом Ксенженко, и мы вопросительно пялимся на командира.
– Да нет, хрень какая-то летает вокруг лодки, – не сразу отвечает он, потом выщелкивает из штатива трубку и набирает короткий номер.
Из его последующего разговора с кем-то из офицеров становится ясно, что вахтой наверху, над кораблем в небе наблюдаются две необычных цели.
– Угу, угу, – кивая лобастой головой, ерзает в кресле «бычок». – Понял.
Затем он озадачено вщелкивает трубку в держатель и некоторое время глубокомысленно молчит.
– Так че там, а товарищ капитан-лейтенант? – снова басит Олег. – Самолеты?
Если бы, – озадачено чешет затылок Мыльников. – Какие-то светящиеся шары, облетают лодку
– Ни хрена себе, – переглядываемся мы. – Так может это по плану испытаний?
– Если бы, – следует ответ. – Наверх вызван боевой расчет с ПЗРК.
Два переносных зенитных ракетных комплекса «Стрела-2» с месяц назад загружены на борт для обороны корабля от низколетящих целей и вот теперь один наверху. Интересно.
В томительном ожидании проходит час, в течение которого мы в очередной раз проверяем лежащую на стеллаже практическую торпеду и ждем, чем все это закончится.
Ожидание завершается отбоем тревоги, вахта заступает по – походному и Сергей Ильич, выдав нам необходимые распоряжения, отправляется в центральный.
А спустя некоторое время по кораблю разносится известие, что наверху две шаровые молнии.
Что это такое мы представляем смутно и строим самые различные предположения.
Наиболее убедительное высказывает Олег. Он заочно учится в Ленинградском госуниверситете, в свободное время много читает и не уступает в эрудиции офицерам.
– Согласно одной из гипотез, шаровая молния это сгусток плазмы – многозначительно изрекает он. – В котором огромное количество энергии. Природа шаровой молнии неизвестна. Такие вот дела.
– А она того, не опасная? – покосившись на отсечный подволок, внешне безразлично интересуется Саня.
Я тоже пялюсь вверх и пытаюсь представить эту самую молнию. Воображения не хватает.
– Да как сказать? – пожимает широкими плечами Ксенженко. – В практике отмечались случаи, когда натыкаясь на какое – либо препятствие, молния взрывалась, и имелись серьезные разрушения. А порой она проходила сквозь них и ничего.
– А через наш прочный корпус может?
– Хрен его знает, думаю вполне.
Некоторое время мы молчим, переваривая услышанное, а потом Олег встает и направляется к палубному люку.
– Пойду к ракетчикам, – говорит он нам. – Те точно чего-нибудь, да знают.
Минут через пять, покинув заступившего на вахту Порубова, я тоже спускаюсь вниз и направляюсь в сторону кормы, пообщаться с ребятами.
Когда сидя в старшинской кают-компании мы живо обсуждаем непонятное нам явление, там появляется один из ракетчиков – Серега Осмачко.
– Ну, че там, наверху? – слышатся сразу несколько голосов и все пялятся в его сторону.
– Че-че, хер через плечо – недовольно брюзжит взмыленный Серега. – Херня какая-то вокруг лодки летает. – Дайте попить, еле дотащил этот гребаную «Стрелу».
Сереге вручают эмалированную кружку с компотом, и он жадно его лакает.
– Ну, рассказывай, не тяни – окружаем мы ракетчика.
– А чего рассказывать? – шмякает он ее на стол. – Вызвали нас с Федькой в центральный, сунули в руки ПЗРК и приказали тащить его наверх. Вылазим мы значит на мостик, а там командир со старпомом и наш «бычок». Наблюдают что-то в бинокли. Смотрим, сзади в небе пара светящихся шаров летает.
– ?!
– Ну да, летают и светятся курвы.
Бычок оборачивается, «приготовить ПЗРК к стрельбе!».
Приготовили, стоим, варежки разинули. А они хоть бы хны. Летают.
– Ну! – наваливаются на Серегу слушатели.
– Гну, – сопит тот. – Полчаса так стояли, а потом снизу поднялся начальник РТС и сунул «кэпу» какую-то бумажку. Тот прочел и приказал нам тащить трубу вниз.
– Жалко, – разочаровано протянул кто-то. – Надо было того, шмальнуть.
– Хорошо бы, – соглашается Серега. – Для полноты ощущений.
Потом на переборке щелкает «каштан», и голос вахтенного офицера объявляет, что личному составу разрешен выход наверх.
Кают-компания пустеет, и все рысят в сторону центрального, побыстрее увидеть таинственные шары.
Но не тут-то было. Выход наверх разрешают только по трое.
– И что б мне там было тихо, – внушительно озирает любопытных помощник командира.
– Пять минут поглядели и вниз. Ясно?
– Точно так, ясно – вякаем мы, первая тройка поочередно исчезает в люке, а остальные изгоняются на среднюю палубу.
Томительно тянутся минуты и все нервничают – а вдруг улетят, и мы ничего не увидим?
Наконец появляются воняющие табаком счастливцы, и мы спрашиваем, – ну как?
– Летают мля, – восхищенно узит глаза Димка Улямаем. – Оранжевые такие, вроде маленьких солнц…
– Ага, летают, – подтверждает Витька Печенкин. – И вроде как живые.
– Живые?! – ошарашено переглядываемся мы и нетерпеливо сучим ногами.
– Следующие пошли! – доносится сверху, и мы с Серегой Антоненко и Славкой Гордеевым звеним вверх по крутому трапу.
Потом десять метров вертикальной шахты, полумрак рубки со льющимися сверху золотистыми лучами и мы приникаем к плексигласу иллюминаторов.
– Где, где они, ты видишь? – сопит у меня над ухом Славка.
Впереди бескрайняя синь моря, вверху небо, с плывущими по нему перистыми облаками и больше ничего.
Да вон же они, вон! – громко шепчет глазастый Серега, и мы бросаемся к нему.
Слева по борту, метрах в трехстах, в небе, в сторону кормы, плывут два пульсирующих, ярко – оранжевых шара. Они действительно чем-то похожи на солнце, только маленькие.
– Удаление четыреста метров, – доносится с мостика чей-то голос, и мы до боли выворачиваем шеи.
Через несколько секунд таинственная пара исчезает из поля зрения, и перед глазами только небо.
– Фантастика, – восхищенно тянет Славка, а мы с Серегой с тоской взираем на мостик. Нам бы туда, да кто пустит!
Увиденное вызывает острое желание закурить, что мы и делаем.
– Так, время вышло! – возникает в проеме мостика лицо боцмана и, напиваясь на ходу дымом, мы шаркаем тапочками в сторону люка.
– Ну, как, видели? – встречают нас внизу страждущие.
– А то! – гордо бросаем мы. И расходимся по отсекам.
Спустя несколько часов, за вечерним чаем, макая сушки в блюдца с медом и прихлебывая из горячих кружек, мы обсуждаем увиденное и дивимся непознаваемости мира.
Что это было? Почему, откуда и зачем?