В лето господне года 1488 от рождества христова, или по русскому летоисчислению 6996 от сотворения мира1, на Москве случилась небывалая засуха. От самой весны дни стояли невыносимо жаркие. Дождей почти не падало. От этого обмелели реки, а в посаде иссякли не только колодцы, но даже и родники.
По причине ли той великой суши, или по недосмотру, но вдруг, между правым берегом реки-Москвы и её старицей2 полыхнула церковь Благовещение и пламя быстро охватило едва ли не треть престольного града Русского государства. Выгорело всё: от кремлёвских стен и реки Неглинной до храма Всех Святых на Кулишах.
И поползли по Руси слухи, что огонь на Москву пал не просто так. Одни шептали о проклятии татарском, ибо минуло двенадцать лет, как Русь, после стояние на реке Угре, насовсем с себя скинула иго ордынское. Другие спорили, что пожар дело рук опальных бояр и месть за то, что Великий князь московский Иван III Васильевич, прикончил вольницу Господина Великого Новгорода3. Третьи же, говорили о гневе господнем, на землю русскую, за то, что поперёк обычаев, государь московский, после смерти первой жены, взял за себя новую жену, да не из своей отчины, а царевну заморскую – именем Софья из рода Палеологов, которая доводилась племянницей последнему императору Византии. А за этой царевной, на службу к русскому правителю прибыло много люда иноземного, через этих и пришли вселенские напасти.
Ведь помимо огня пожаров, русские гибли при усмирении Казани и Вятки. И новая война с Литвой в пограничье, не сулила ничего хорошего.