Проснувшись наутро и не увидев над головой ни брезента цирковой палатки, ни открытого неба, ни крыши сарая, Бен на мгновение озадачился, не понимая, где находится. На сияющем белизной потолке, дружелюбно жужжа, общались несколько мух. Снаружи слышались, вместо криков ласточек и щебета мелких ранних пташек, уютное кудахтанье кур и два юных голоса, которые наперебой затверживали вслух таблицу умножения.
У распахнутого окна сидел Санчо, занятый наблюдением за пожилой кошкой. Она старательно умывалась. Пес пытался ей подражать, водя по морде огромной мохнатой лапой. Выходило у него это до того неуклюже, что Бен рассмеялся. Застигнутый врасплох, Санчо засмущался и, стремясь это скрыть, перепрыгнул со стула к хозяину на постель и принялся так энергично облизывать ему лицо, что тот, спасаясь от его мокрого языка, влез с головой под одеяло. Призывный стук в пол, раздавшийся снизу, заставил обоих друзей встрепенуться, и десять минут спустя мальчик с сияющим лицом и необычайно бодрый пес стремительно сбежали по лестнице. Первый – чтобы воскликнуть радостно: «Доброе утро, мэм!», а второй – чтобы выразить то же самое, интенсивно виляя хвостом. Ведь на плите, скворча, поджаривалась ветчина, к которой Санчо питал исключительно нежные чувства.
Миссис Мосс стояла с вилкой в руке возле шипящей сковороды.
– Славно выспался? – поинтересовалась она у Бена.
– Еще бы, мэм. На такой-то прекрасной постели. Прежде ведь я спал на сене под конской попоной. А в последнее время мне и вовсе служили периной трава, одеялом небо, – смеясь, откликнулся мальчик. Благодаря уюту, которым был окружен, он уже мог весело и легко говорить о былых своих трудностях.
– Спелая сладкая кукуруза полезна для юных костей, даже если на них еще меньше мяса, чем на тебе, – бросила миссис Мосс, проходя мимо Бена и по-матерински ласково потрепав его по мягким волосам.
– Толстеть людям нашей профессии непозволительно, мэм. Тут чем худее, тем лучше. И для канатоходцев, и для акробатов, и для наездников, и для жонглеров. Самое главное – мускулы. Вот такие.
Бен, крепко сжав кулак, с немалой многозначительностью продемонстрировал сухую тонкую руку, словно намекая на геркулесову силу, благодаря которой готов побороть что угодно, даже раскаленную печь.
– Ну что же, у тебя появился повод испытать свои мускулы, – заявила миссис Мосс, радуясь бодрости и хорошему настроению своего подопечного. – Принеси-ка воды, – указала она на колодец во дворе.
Бен, желая быть полезным, схватил ведро. Поставив его среди мшистых камней и ожидая, пока воды натечет достаточно, он начал оглядываться по сторонам. Увиденное грело душу: небольшой коричневый дом, из трубы которого вился уютный дымок, две сестрички, на которых ложился бликами солнечный свет, зеленые холмы, свежезасеянные поля, простиравшиеся почти до самого горизонта, ручей, что, танцуя, несся сквозь яблоневый сад, птицы, поющие на Аллее вязов… Весь мир вокруг Бена был свеж и прекрасен настолько, насколько только возможно погожим утром раннего лета.
– А ты не думаешь, что здесь довольно мило? – спросила Бэб, стоило его оживленному взгляду, который чем больше вбирал впечатлений, тем становился живее, сосредоточиться на девочках.
– Самое милое место на свете, – убежденно произнес Бен. – Если бы еще лошадь была поблизости… – добавил он, заметив, что полное ведро наконец поднялось на колодезном рычаге с противовесом, сооруженным из старого мельничного жернова.
– У судьи их целых три, но он так над ними трясется, что даже не позволил нам вырвать совсем немножко волосков из хвоста старого Майора, – обиженно сообщила Бетти, захлопывая учебник арифметики.
– Майк позволяет мне ездить на большой лошади к водопою, если никого нет поблизости. Верхом вниз по аллее – это так здорово! Обожаю лошадей! – Говоря, Бэб подпрыгивала на скамейке, имитируя ход белой кобылы Дженни.
– Похоже, ты не из робких. – Бен одобрительно поглядел на старшую девочку и направился с полным ведром к дому, по дороге плеснув немного воды на миссис Кису, выгибавшую спину, топорщившую усы и громко шипевшую на Санчо.
– Завтракать, – позвала миссис Мосс, и следующие двадцать минут никто ничего не говорил, зато кукурузная каша, молоко и жареная ветчина уничтожались общими усилиями со скоростью, которая впечатлила бы даже Джека – покорителя великанов.
– Ну, девочки, приступайте к своим домашним обязанностям, – распорядилась хозяйка дома, когда тарелки у всех опустели, а Санчо, облизываясь, наслаждался вкусностями, перепавшими лично ему. – Ты, Бен, пока наколи мне щепы для растопки. Вот приберусь, и займемся твоим устройством.
Бен так энергично принялся за работу, что щепки летели во все стороны. Бэб с рискованной торопливостью и грохотом складывала посуду со стола в тазик. Бетти подметала пол, поднимая в воздух столбы пыли. А миссис Мосс, кажется, умудрялась одновременно находиться везде.
Санчо, похоже осознавая, что на кону их с Беном дальнейшая участь, проникся чувством личной ответственности и в весьма сумбурной манере старался проявить себя незаменимым помощником. С риском, что хвост его попадет под лезвие топора, он прыжками носился вокруг Бена. Затем убегал инспектировать своим любопытным носом шкафы в каждой комнате. Преследовал стремительно перемещавшуюся миссис Мосс. Стаскивал коврик у двери, чтобы Бетти могла как следует там подмести. Критически наблюдал, встав на задние лапы, за кухонным столом, где Бэб мыла посуду, а когда его наконец выставили на улицу, то, ничуть не обидевшись, с веселым лаем загнал миссис Кису на дерево, попреследовал кур, доведя их до такой степени возмущения, что они перелетели через забор, и в заключение тщательно зарыл старый ботинок туда, где у него уже хранился остаток бараньей косточки.
К тому времени как остальные справились со своими обязанностями, пес, выплеснув избыток энергии, зарысил следом за покинувшей дом компанией с чинным видом собаки, приученной сопровождать на прогулках леди. На перекрестке компания разделилась. Девочки поспешили в школу, а миссис Мосс и Бен – к большому дому на холме, который принадлежал сквайру.
– Не бойся, дитя мое, – на ходу наставляла она Бена. – Я сумею как следует объяснить сквайру, что с тобой случилось и почему ты убежал. А если работу получишь, просто скажи ему спасибо да постарайся проявить себя надежным и трудолюбивым. Дела у тебя несомненно на лад пойдут, – шепотом договорила миссис Мосс, уже звоня в колокольчик у боковой двери, на которой алела яркая надпись «Моррис».
– Войдите! – хрипло ответили на звонок изнутри.
Бен, чувствуя себя так, будто ему вот-вот вырвут зуб, робко двинулся следом за доброй женщиной, которая заведомо придала своему лицу самое располагающее выражение, на какое была способна.
Убеленный сединами старый джентльмен, читавший газеты, пронзил посетителей суровым взглядом поверх очков и раздраженным тоном, который поверг бы в оторопь каждого, кто не знал, сколь доброе сердце бьется под этим объемным жилетом, осведомился:
– Ну, что на этот раз? Какое, доброе вам утро, мэм, происшествие? Юный бродяга украл ваших цыплят?
– О нет! Ничего подобного, сэр, – поторопилась его разуверить миссис Мосс, потрясенная подобным предположением, а затем кратко изложила историю Бена.
Инстинкт подсказал ей слова, интонацию и мимику, побуждавшие сострадать даже тем из поступков ее подопечного, которые при ином изложении могли показаться предосудительными. Во взгляде старого джентльмена по ходу ее рассказа начало проявляться все больше заинтересованности, и даже сам Бен проникся к себе столь жгучим сочувствием, словно речь шла о ком-то другом.
Сквайр, внимательно выслушав миссис Мосс, с одобрением ей кивнул, а затем осведомился у Бена:
– Ну, юноша, и какую же работу ты умеешь делать? – И в ожидании ответа бросил на него из-под кустистых бровей до того пронизывающий взгляд, что мальчик вдруг почувствовал себя совершенно прозрачным.
– Почти любую, сэр, если смогу ею на жизнь заработать.
– Полоть умеешь?
– Не пробовал, сэр, но могу научиться.
– Ну да, – скептически фыркнул джентльмен. – Всю свеклу выдерешь, оставишь марь. Клубнику собирать пробовал?
– Нет, только пробовал ее есть, сэр.
– Ну, этот-то вид труда ты вряд ли забудешь, – усмехнулся уголком рта сквайр. – А сможешь ли управляться на пахоте с лошадью?
– Полагаю, у меня выйдет, сэр. – Глаза у Бена сверкнули. Он обожал лошадей. Все, которые были ему знакомы прежде, становились его лучшими друзьями.
– Только никаких шалостей. Конь мой – отличный малый. И я крайне насчет него щепетилен.
Сквайр произнес это очень серьезно, однако глаза его посверкивали при этом так весело, что миссис Мосс едва сдерживала улыбку. Конь старого джентльмена был в городе предметом неиссякаемых шуток. Возраста приблизительно двадцатилетнего, он отличался походкой поистине впечатляющей. Высоко поднимал передние ноги, будто намеревался развить огромную скорость, но вялым движением задних гасил темп до неспешной рыси, которой обыкновенно и передвигался. «Перед в галоп несется, а зад едва плетется», – смеялись над ним мальчишки, но держались на почтительном расстоянии, ибо крупное это животное с римским профилем никаких вольностей по отношению к себе не позволяло.
– Я слишком люблю лошадей, чтобы им навредить, сэр, – сказал Бен. – А для езды верхом мне любое четвероногое подойдет. Уж на что был Король Марокко кусач да лягач, я и с ним справлялся.
– Тогда, вероятно, ты сможешь гонять коров на пастбище? – задал новый вопрос сквайр.
– Я управлял слонами, верблюдами, страусами, медведями гризли, мулами и сразу шестью желтыми пони. Наверное, и с коровами у меня получится, если постараюсь, – со скромной почтительностью проговорил Бен, хотя сама мысль, что он может не справиться с какими-то там коровами, казалась ему смешной.
Сквайру мальчишка все больше нравился своим веселым нравом, решимостью и отвагой, которые попеременно отражались у него на лице, и по мере того, как длился их разговор, взгляд старого джентльмена теплел, а уголки губ то и дело вздергивались в улыбке.
– Ну, мы здесь не слишком часто взращиваем слонов и верблюдов, – начал он, впечатленный перечнем животных, которые оказались подвластны этому тощему пареньку. – Медведей, правда, водилось прежде много, но народу они надоели. Вот мулов и впрямь в избытке, только они здесь по большей части двуногого типа. А из домашней птицы предпочитаем шанхайских кур, а не страусов.
Тут он был прерван до того заразительным хохотом Бена, что миссис Мосс, не выдержав, последовала его примеру. И так как веселый, искренний смех порой решает дело быстрее и лучше слов, сквайр, не успели они еще успокоиться, постучал по окну у себя за спиной и, пытаясь вернуть себе былую суровость, проговорил:
– Сперва испытаем тебя на коровах. Мой человек покажет, куда ты должен их гнать. Попутно будут тебе от него в течение дня и другие разные поручения. Я пригляжусь, на что и насколько ты годен, и вечером дам ответ миссис Мосс. Мальчик может заночевать у вас дома?
– Разумеется, сэр. Да и дальше пускай живет у меня и по утрам на работу к вам отправляется. Будет, по крайности, под моим приглядом, и другим от него никаких хлопот.
– Касательно твоего отца, парень, попробую выяснить, – пообещал сквайр. – А пока веди себя хорошо и голову не теряй. Чтобы отец смог гордиться тобой, когда вы с ним встретитесь. – И старый джентльмен сурово погрозил Бену пальцем.
– Спасибо большое, сэр. Конечно, сэр. Отец мой непременно вернется, если не болен и не пропал, – едва слышно произнес Бен, мысленно благодаря судьбу за то, что ему удалось избежать поступков, из-за которых он бы сейчас трепетал перед этим грозящим пальцем джентльменом и которых отныне уж точно избежит.
Вскорости возле входной двери возник рыжий ирландец и застыл в проеме, с подозрением глядя на мальчика.
– Пэт, – обратился к нему старый джентльмен. – Вот этому парню нужна работа. Поставь его на коров. И другие поручения давай ему, если нужно. После доложишь мне, как он справляется.
– Есть, ваша честь! – гаркнул Пэт. – Шевелись, парень, пошли, – велел он Бену. – Покажу тебе размах работ.
Бен торопливо распрощался с миссис Мосс и поспешил за новым своим командиром, горя желанием сыграть с ним какую-нибудь отменную шутку в ответ на подчеркнуто нерадушный прием.
Впрочем, мгновение спустя он вовсе забыл о существовании Пэта. Потому что во дворе появился Герцог Веллингтон, нареченный так в честь римского своего профиля. Знай Бен хоть что-нибудь о Шекспире и его драмах, он мог бы воскликнуть, как Ричард Третий:
– Коня! Коня! Все королевство за коня!
Не ведая страха, он подбежал к величественному животному. Герцог Веллингтон сперва выразил недвусмысленное недовольство, прижав к голове уши и раздраженно размахивая хвостом. Бен посмотрел ему прямо в глаза, осторожно провел ладонью по серо-стальному носу и тихонечко что-то ему прочирикал. Уши коня поднялись, как при звуках располагающих и знакомых.
– Ща тя как тяпнет, коль будешь его телепать, – с многообещающим видом пробубнил Пэт. – Отзынь от его и займись коровами, как тебе велено его честью, – скомандовал он. При свидетелях хитрый этот работник всегда обращался с Герцогом очень почтительно, хотя в отсутствие оных жестоко его пинал.
– Да я совсем не боюсь, – откликнулся Бен. – Ты, старина, ведь мне больно не сделаешь, правда? – И, обхватив Веллингтона за шею, он прижался щекой к его морде. – Видите? Он понимает, что я ему друг.
Конь ответил на это доброжелательным взглядом и приветственным ржанием.
Сквайр, наблюдавший всю сцену из распахнутого окна, понял по выражению лица Пэта, что назревает конфликт, и торопливо вмешался:
– Дай парню запрячь Герцога, если сумеет. Я как раз собирался на нем проехаться. Пускай попытается.
Бен с удовольствием попытался и проявил себя столь стремительным и ловким запрягальщиком, что к моменту выхода сквайра из дома просторный фаэтон[3] уже был подан к крыльцу, вместе с Герцогом, у головы которого стоял улыбающийся юный конюх. Умелая, аккуратно выполненная упряжка и быстро налаженная дружба с конем обрадовали старого джентльмена, но он не рассыпался в похвалах, ограничившись лишь краткой репликой:
– Все в порядке, парень.
Когда экипаж, скрипя и подпрыгивая на ухабах, скрылся вдали, Пэт отворил ворота скотного двора, из них показались ухоженные желтые коровы, которых Бен погнал по дороге к далекому пастбищу, где животных ожидала ранняя молодая трава. Путь их лежал мимо школы. Бен глянул на ее окна. По коридору шествовали на урок чтения ученики. Бен проникся сочувствием к ним. Провести такое прекрасное летнее утро запертым в классе ему казалось невыносимым.
Вдруг ветерок, лениво гулявший вокруг крыльца, подхватил с одной из ступеней листок бумаги и, разумеется даже не представляя себе, насколько важную оказывает услугу, легким порывом подбросил его к ногам Бена. На листке оказалась картинка. Она привлекла внимание мальчика. Подняв листок, он стал ее разглядывать. Листок, как немедленно Бену сделалось ясно, выпал из чьего-то порядком потрепанного учебника. На картинке изображались какие-то вставшие на якоря корабли, с них сходили на берег странно одетые люди, а на берегу танцевала толпа индейцев. Бен заинтересовался, однако текст под картинкой прочесть не смог, настолько сильно, к большому его разочарованию, тот оказался залит чернилами.
– Может, девочки знают? Спрошу у них, – сказал себе Бен, совершенно заинтригованный изображенной художником сценой на берегу.
Он пригляделся к крыльцу, но никаких вырванных страничек больше не обнаружил и, запихнув тот, что ему достался, в карман, направился дальше. Песня веселого боболинка[4] сопутствовала ему. Солнце светило мягко и ласково. Бен шел, посвистывая заливисто, как черный дрозд на лугу, с наслаждением сознавая: его здесь приняли, к нему добры, он здесь в безопасности.