Как трудно быть традиционным,
Поскольку не о том же речь,
Чтоб жить старьём аукционным,
А пламя истины беречь.
Традиционным быть не просто:
Ты должен знать урок веков
И своего не медлить роста,
Не знать запретов и оков.
Хочу я быть традиционным —
Дышать не прахом мертвецов,
Не воздухом кондиционным,
А духом истинных творцов.
Они – живее нас любого —
Идут живыми по стране.
О, если молвить хоть бы слово,
Чтоб с их глаголов наравне!
Когда б они не создали тех книг,
Которых ты – счастливейший наследник,
Когда б никто из них не стал велик
Как сердцевед, пророк иль проповедник,
Ты и тогда бы чтить обязан их,
Воздав своё Шекспиру и Гомеру:
Они когда-то прадедов твоих
Спасать ходили в голод и холеру.
А в сорок первом, когда грянул бой,
Из них иные головы сложили
За то, чтоб ты и дальний правнук твой
Свободно на земле свободной жили.
Однажды к знаменитому поэту
Пришёл старик. Бородку теребя,
Промолвил он: – Скажи мне по секрету,
Что вдохновеньем служит для тебя?
– Секретов нет, – поэт ему ответил. —
Мне вдохновенье жизнь даёт сама:
И этот день, что так высок и светел,
И ночи благодетельная тьма,
Волос любимой еле слышный запах,
И смех детей, и тихий шум садов,
И лист чинары в дождевых накрапах,
И вид плывущих по морю судов,
И радость у прохожего во взоре,
И письмецо, что вдруг пришлёт мне дочь,
И боль чужая, и чужое горе,
Когда хочу утешить и помочь…
– Постой, – прервал старик, – всё это было,
Встречалось всё и на моём пути,
Но почему ничто не вдохновило
На песню, что рвалась бы из груди?
– Да видишь ли, – помешкав чуть с ответом
Поэт, однако, твёрдый дал ответ, —
Ты просто в мир явился не поэтом,
А я живу и мыслю как поэт.
Во всём, во всём был Пушкин первый —
Не только в славе и любви,
Но и в презренье к сытой черни,
И в буйстве духа и крови.
Он первым был и есть от века
Певец народа своего,
И нет в России человека,
Чтоб так же чтили, как его.
Он первым нас без рамок узких
Смотреть на белый свет учил,