Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам…
Он умер от чахотки в сорок.
Его в Крыму бы полечить,
Но нелегко сюда в ту пору
Путёвку было получить.
Да, впрочем, и не в этом дело,
А в складе том умов, сердец,
При коем дух превыше тела.
Таким и был он, мой отец.
То партячейка, то субботник, —
И всюду первым, не вторым —
То мореплаватель, то плотник…
И где там Крым! Какой там Крым!
А я, продукт эпохи новой,
Дитя литфондовских щедрот,
Благополучный и здоровый
В Крыму почти что каждый год.
Звоню по телефону маме,
Как вдаль гляжу из-под руки…
Всем существом припав к мембране,
Считаю длинные гудки.
Когда-то лишь один звоночек —
И мама трубку уж брала:
– Я слушаю… Ах, ты, сыночек!
Ну, как здоровье? Как дела?
Но годы шли, старела мама.
Вот и за семьдесят годков.
И постепенно, но упрямо
Росло, росло число гудков.
Моих звонков в её квартире
Едва ли что желанней есть,
Но вот их стало три, четыре.
Последний раз их было шесть.
Я жду и, глядя вдаль, считаю:
Семь…восемь….
– Милый, как дела? —
Я словно камень с плеч кидаю:
Ну, слава Богу, подошла.
Я в гости к старой матери пришёл.
Она ждала меня, седая, долго.
– Ну, вот и славно, вот и хорошо, —
Твердит старушка, суетясь без толка.
Однако вот и штофик на столе,
И яства из заветного запаса.
А тучки на святом её челе
Исчезли в свете радостного часа.
А я на телефон уже гляжу,
А мне уже спешить куда-то надо,
За стрелками стенных часов слежу…
Всё видит мать, и рада и не рада.
– Конечно, – говорит она, – дела.
Я понимаю: ты ведь многим нужен…
Я тут вот на дорожку собрала,
Когда ещё он будет-то, твой ужин…
Я тяжело встаю из-за стола…
О Господи, как ни мечись по свету,
Как ни насущны все твои дела,
Но дел важней, чем эта встреча, нету.
Я не звонил дней десять матери,
Хоть знаю – надо. Сам отец.
И вот, желая быть внимательным,
Звоню ей нынче наконец.
Как встрепенулась! Как запела!
И что с тобой? И где ты был?
И повторяет то и дело:
– Спасибо, вспомнил, не забыл.
А у меня лицо горит:
Она ещё благодарит…
Я обижал порой друзей.
Прости меня за это, Боже.
Хотя почти никто, ей-ей,
В долгу не оставался тоже.
И женщин обижал порой.
Прости и это. Хоть едва ли
За них бы кто-то встал горой, —
Они мне тем же отвечали.
И мать я обижал не раз.
Она обиды все сносила,
Не поднимая скорбных глаз,
И лишь понять её просила.
И как никто была верна.
Любви живое воплощенье.
Так велика моя вина,
Что было б грех просить прощенья.
Склоняя голову всё ниже,
Вслед за отцом уходит в ночь
И мать. Я это ясно вижу
И не могу ничем помочь…
Памяти А. В. Карповой
Умерла моя крёстная мать.
Пусть ей будет земля наша пухом,
Как и всем старикам и старухам,
Коих час ей настал принимать.
Трудный путь довелось им мостить,
Но, неся непомерное бремя,
Находили, однако же, время
По обычаю нас окрестить.
А сегодня кого ни спроси:
«Вы крестили детей своих?» – Где там!
Жить по новым советским декретам
Повелось уж давно на Руси.
Но последний уйдёт человек,
Что крещён был в купели с водою,
Но была ты, Россия, святою,
Так святой и пребудешь вовек.
Доченька во сне захохотала,
Словно её мать пощекотала.
Видно, не хватает ей денька-то
С самого утра и до заката,
Чтобы весь восторг души до дна
Выплеснуть успела бы она.
Смейся же, родная, что есть мочи
Даже среди самой тёмной ночи!