Бернард был человеком, который всегда спал. Я не знаю, как же возможно такое, да и никто не знал из его окружения. То, что он спал всегда, поняли не сразу – он ел, как и все, двигался, говорил и даже работал. Но всё это он делал во сне, об этом я узнал из уст самого Бернарда. Однако обо всём по порядку – я расскажу полностью эту историю постепенно, не надо только меня торопить.
Когда Бернард появился на свет из утробы матери, он не огласил своё появление криком, как иные младенцы.
– Уж не мёртвый ли… – засомневался доктор и стал шлёпать новорожденного по попке.
После целого ряда шлепков младенец зашевелился и открыл таки глаза. Взгляд его был подёрнут некой поволокой. Доктор ещё несколько раз пошлёпал Бернарда по попе, но взгляд у того не прояснился. Эскулап оставил новорожденного в покое, сделав в карте Бернарда пометку, что необходимо ультразвуковое исследование мозга.
Ни ультразвуковое исследование, ни томография головы младенца не выявили никаких отклонений от нормы. Зрение его также было обследовано. Ребенок был совершенно молчалив и смотрел на мир отрешённо. Молоко из материнской груди он потягивал, будто находясь в какой-то прострации – дымка с его небесно голубых глаз не исчезала.
Наконец, мать с новорожденным вышла из стен родильного дома. В медицинской карточке Бернарда имелась запись, похожая на приговор: «Весьма вероятна задержка психического развития».
Миреил (так звали мать Бернарда) лила украдкой слёзы, памятуя всегда о заключении врачей. Однако взяв себя в руки, она занялась, с упорством человека, не смирившегося с ударом судьбы, развитием своего странного ребенка. Она часами разговаривала с ним, читала вслух книги, покупала развивающие игры. Бернард смотрел на Миреил своим туманным взглядом и будто не слышал матери. Взгляд её ребёнка разрывал Миреил сердце.
Но с каждым днём Миреил переходила от отчаяния к удивлению необычности младенца. Ему не было ещё и года, когда Бернард, как всегда глядя перед собой отрешённым, подёрнутым поволокой взглядом, прервал своё молчание и произнёс странную длинную фразу на непонятном языке. Странный язык после этого не повторялся больше мальчиком, и он стал постепенно произносить отдельные слова за матерью. Однако какая-то четкость и длинный размер той произнесённой фразы, совершенно не похожей на младенческое агуканье и лепетание, не выходили из головы Миреил. Фраза эта поразила её даже некой красотой и совершенством – будто произнесена она была на языке какого-то высокоразвитого народа.
Она замечала, поражаясь, и другие признаки необыкновенности ребёнка. Обнаружив, что он из всех игрушек предпочитает кубики и любит строить из них что-нибудь, Миреил закупала их в огромном количестве, так как размеры строительной площадки Бернарда увеличивались с каждым днём. Строения его из кубиков принимали поразительно прекрасные и идеальные формы, причём, он никогда не разрушал построенное однажды из своих кубиков, а возводил новые, всё более великолепные сооружения.
– Куда Вы деваете, мадам, такое количество кубиков? – удивлённо спросила однажды продавщица в магазине детских игрушек, в котором Миреил закупала кубики уже в оптовых количествах.
Миреил лишь беспомощно улыбнулась продавщице, унося с собой очередную сумку, набитую строительным материалом для сооружений ребёнка.
В конце концов, комната, в которой играл Бернард, превратилась в огромный прекрасный город, построенный из кубиков. Строения в этом городе были совершенно необычны и великолепны, к потолку на нитях были привязаны некие чудесные колесницы, сделанные из бумаги. К тому времени, как был возведён этот город, Бернарду исполнилось пять лет.
– Ты так замечательно всё придумал, Берни! – восхищённо воскликнула Миреил, увидев открывшуюся ей картину.
– Это город из моего сна, мама, – произнёс Бернард.
– Из твоего сна, малыш? – тихо спросила Миреил.
– Да, мама, я сплю, – ответил Бернард, как обычно, глядя непонятно куда, – я и сейчас сплю, мама…
– Как же это возможно? – пролепетала женщина.
– Не знаю, только я сейчас и здесь, и там – в этом городе, в моём сне…
И Бернард стал рассказывать матери про свой город из сна, про летающие колесницы, про дома, которые светятся и переливаются чудесным светом, от которого сердце наполняется каким-то немыслимым счастьем, о том, что каждый человек в этом мире живёт около ста пятидесяти лет. Миреил слушала, замерев, не зная, как ей воспринять это всё – нормально ли, что пятилетний мальчик рассказывает такие высокие фантазии и с такими удивительными подробностями. И слушая своего сына, она всё больше приходила к выводу, что рассказывать это никому нельзя и что Бернарда нельзя сейчас выводить на люди. Она и так редко выходила с ним в людные места, со сверстниками Бернард не играл вовсе, а после этого его рассказа Миреил уверилась, что её мальчик должен всегда оставаться дома.
– Берни, я очень прошу тебя никому, кроме меня не рассказывать про свои сны, – обеспокоенно и настойчиво попросила она Бернарда.
– Хорошо, мама, я никому не буду рассказывать это, – согласился мальчик.
– Никогда, никогда! Никому! Это для тебя будет опасно… – умоляла сына Миреил.
Миреил очень боялась, что её Бернарда примут за помешанного.
Время шло, и однажды Бернард задал вопрос, видимо уже немало мучавший его.
– А где мой отец, мама?
Миреил замешкалась с ответом.
– Он далеко… не здесь… – только и пробормотала она.
– А там, в том мире… – медленно выговорил мальчик, – у меня есть отец, но нет мамы. Мой отец там… он, кажется… бог, по крайней мере, все его так называют. Он говорит, что и я стану богом, когда вырасту.
– И как же зовут его? – спросила, с болью, Миреил.
– Его имя нельзя называть, его можно только написать, – проговорил Бернард, – Когда я стану богом, моё имя тоже можно будет только писать.
– Ах, ты мой божок… – роняя слёзы, обняла сына Миреил.
– Хорошо, мама, что ты не просишь написать его имя… – сказал мальчик.
Как не прятала Миреил своего сына от людей, но пришло время, когда необходимо стало посещать ему учёбу. Тем более что к ним домой пришла целая делегация из местной школы. В дверь позвонила высокая сухая грымза с волосами, стянутыми на голове в пучок с такой силой, что казалось, кожа на её лице скоро лопнет. Губы дама сжимала со зверским выражением – видимо, если бы она хоть немного разжала их, то резинка, стягивающая её волосы, растянула бы её рот в улыбке, как у Гуимплена. Наряд её вызывал ассоциации с армейской казармой – тёмно серый пиджак, такого же тёмно-серого цвета юбка, доходившая ровно до середины икр и огромные, несуразные чёрные туфли с квадратными носами, на глазах её были очки с толстенными линзами в роговой оправе. Позади строгой дамы стояла ещё одна, в полтора раза ниже её и в три раза шире. Рядом с широкой дамой стоял худой, сильно лысеющий господин, зачёсывающий остатки волос на свою блестящую плешь.
– Добрый день, мадам! – сообщила Миреил грымза.
– Да, добрый… – удивлённо ответила Миреил, – Чем, собственно, обязана?
– По нашим сведениям, у Вас имеется ребёнок школьного возраста, который не посещает ни одно учебное заведение нашего города, – с усилием разжимая губы, проговорила дама в сером.
– Ах, Берни… он не готов пока… – пролепетала Миреил.
– Позвольте нам судить, мадам! – грозно прервала Миреил классная дама, – И предъявите нам ребёнка!
– А разве я обязана… – начала, было, Миреил.
– Уверяю Вас, что обязаны! – вновь прервала Миреил грымза.
– Что ж, проходите… – сдалась Миреил.
Делегация бесцеремонно прошла в дом.
– Берни! Поздоровайся с господами! – крикнула Миреил, вызывая Бернарда.
Мальчик вышел из своей комнаты, обвёл вошедших обычным туманным взглядом и произнёс:
– Добрый день, мадам и месье.
Делегация пристально разглядела Бернарда.
– Чудный мальчик, – заключила, наконец, грымза, – Завтра чтобы был в школе! И пусть хорошенько выспится перед занятиями – какой-то сонный вид у него…
На следующий день Миреил, скрепя сердце, собрала Бернарда в школу.
Бернард шёл между рядами парт по классу, школьники внимательно разглядывали новичка. Один из мальчиков (это был местный заводила по имени Базиль) громким шёпотом, почти в голос, чтобы его услышали другие, произнёс:
– Что это у чувака с глазами?! По-моему, он какой-то псих…
Все ребята тут же стали подвигаться на свободные места ближе к проходу, чтобы не дать Бернарду сесть рядом. Лишь один не подвинулся, оставив место свободным для новичка – это был чернокожий мальчик, Бернард к нему и сел за парту.
– Привет, – прошептал чернокожий, – меня Зэмба зовут.
– Бернард, – представился Берни.
– А что это у тебя с глазами? – осторожно спросил Зэмба.
– Катаракта такая… – прошептал Бернард, – Редкий вид катаракты… всё вижу, но несколько смутно…
– Сочувствую, чувак, – с реальным состраданием в голосе произнёс чернокожий мальчик, – а это лечится?
– Нет, но и ухудшений не будет, – успокоил соседа Берни, – И не заразное, конечно…
– Это хорошо, – выдохнул Зэмба, – а ты что, писать и читать не можешь?
– Могу, очень даже могу. Просто в тумане всё немного…
Зэмба долго расспрашивал Бернарда, где тот живёт, кто его родители, кого тот знает из местных мальчишек. Наконец, учительница (а это была та самая «мадам грымза») строго постучала указкой по столу, метнув испепеляющий взгляд в Бернарда и Зэмбу. Зэмба примолк.
– Это мадам Пиррет, сущая гадюка, – прошептал Зэмба через некоторое время, – с ней шутки плохи…
После уроков Зэмба вызвался проводить Бернарда домой. Они шли по улице, а за ними, вытянув вперёд руки, шагая и подвывая, как зомби, следовали несколько мальчиков во главе с Базилем.
– Не обращай внимания, – успокоил Бернарда Зэмба, – Это Базиль. Он – редкий придурок, но у него богатенькие родители и поэтому, все с ним якшаются.
– Поверь, Зэмба, мне абсолютно начихать на этого Базиля. И вообще, мне на всех начихать…
– И на меня тоже? – насупился Зэмба.
– Нет, на тебя, кажется, не начихать…
Миреил очень обрадовалась тому, что у Берни появился друг. Она потчевала Зэмбу пирожными с чаем, когда тот приходил к ним в гости, ласково гладила по чёрной курчавой голове. Сердце её успокоилось почти.
Не складывались, однако, у Бернарда отношения с другими мальчиками из класса, особенно с Базилем. Даже легенда про катаракту, которую с жаром распространял в классе Зэмба, не помогала изменить отношение одноклассников к Бернарду.
Наступила глубокая осень, Бернард с Зэмбой возвращались из школы. На этот раз, за ними не было эскорта из «зомби».
– Знаешь, Зэм, – медленно проговорил Бернард, – я обещал маме, что никому не расскажу это, но тебе я хочу рассказать. Так вот, слушай.
И Берни стал рассказывать Зэмбе о своих снах, о великолепном городе, о божественном отце. Картины, которые описывал Бернард, захватывали дух, и Зэмба слушал, разинув рот от изумления.
– Ты считаешь меня психом? – спросил друга Бернард, закончив свой рассказ.
– Нет, я не считаю тебя психом, брат, – тихо произнёс Зэмба.
– Ладно, только вот дай слово, Зэм, что это останется между нами, – строго сказал Берни.
– Даю слово, брат, даю слово! – горячо произнёс Зэмба, – Но как же это… в голове не укладывается! Как же это может быть, чтобы человек жил одновременно в двух мирах?!
– Не знаю, Зэм, но, вот живу же…
– Так, а может, и не живёшь – может, это реально сны лишь такие? – с сомнением произнёс Зэмба.
– Может, и сны, кто ж его знает, – согласился Бернард…
На следующий день, когда Берни переступил порог класса, в помещении поднялся дикий свист. В Бернарда летели скомканные бумажки, изжёванные жвачки, с разных мест раздавались крики:
– Чокнутый бог! Сумасшедший бог пришёл!
Берни посмотрел своим мутным взглядом в сторону, где сидел Зэмба. Чернокожий мальчик сидел, сжавшись и закрыв голову руками.
– Нигер сдал сумасшедшего соню! – бесновался Базиль.
Бернард последний раз бросил взгляд в сторону Зэмбы, развернулся и пошёл вон из класса…
– Вам необходимо показать мальчика специалистам! – наступала на Миреил мадам Пиррет.
– Я не буду таскать Бернарда по врачам! – отрезала Миреил.
– Будете! – взревела директриса, – А то…
– А то что?! – гневно вскричала Миреил.
– А то Вас лишат родительских прав за то, что Вы не следите за здоровьем ребёнка! – завизжала почти мадам Пиррет.
Миреил обмякла, как тесто.
– Ладно, – сжала она зубы до скрежета, – Давайте своих докторов…
– И что же Вы скажете, мэтр? – изображая озабоченность на лице, спросила у медицинского светила мадам Пиррет.
– Очень странный случай, – задумчиво проговорил доктор, – На первый взгляд, нет никаких патологий, но…
– Так, так, что но?! – оживилась директриса.
– Да в общем-то, ничего особенного, мелочь, но… у мальчика странно замедленный ритм сердца – такой бывает у спящих людей. Да и все процессы, обмен веществ – как у человека, который находится в глубокой стадии сна, но он в это время находится в бодром состоянии, ходит, разговаривает… непонятно весьма…
– Как Вы считаете, доктор, необходимо ли его дальше обследовать? – с настойчивостью спросила грымза.
– О, да! Но, необходимо согласие родителей…
– Об этом не беспокойтесь, скоро в нём не будет необходимости, – усмехнувшись, сказала мадам Пиррет…
Миреил быстро бросала вещи в сумки. Такси давно уже ждало под окнами, чтобы отвезти их с Берни как можно дальше из этого города.
Я смотрел в мутно-голубые глаза Бернарда.
– Ну, и что же дальше было?! – в нетерпении крикнул я.
– Что дальше? Мы с мамой уехали их города, – спокойно и отрешённо, как всегда, ответил Берни.
– Ну, а дальше?! Это ведь только детство Ваше, Бернард! – развёл я руками.
– Дальше, как у всех – окончил школу, колледж. Не без проблем, конечно, но не это главное…
– А что главное? Что?! – снова нетерпеливо выкрикнул я.
Бернард наклонился к самому моему уху, голубой катарактный глаз его смотрел куда-то в сторону.
– Главное то, мой друг, что я давно уже стал богом…
Бернард взял лист бумаги, и начертил на нём какую-то надпись. Странные, невиданные мной до сего дня, буквы засветились, переливаясь, радужным светом. Свет этот удивительным образом наполнял мою душу счастьем. Через несколько секунд, глубоких и проникновенных, волшебные письмена исчезли.