Слово «студия» происходит от латинского «учиться». Это не «кружок», собирающийся вокруг какого-то общего интереса, потому что каждый приходит сюда со своими интересами и особенностями. Это не «лито» (литературное объединение), где все слушают друг друга, кто бы что ни сочинил. Однако это и не школа, с её дисциплиной и обязательной программой – одной для всех.
Литературная студия – это место творческого обучения своим собственным возможностям. Ведущий студию не является учителем в обычном смысле этого слова. Он, скорее, помощник для каждого в обнаружении этих самых собственных возможностей. Да, он предлагает тему и структуру занятия, показывает тот или иной литературный инструментарий, рассказывает о том, как им пользоваться, но всё это техническая поддержка, а не само обучение, которое остаётся делом каждого участника студии.
Можно попробовать уговорить кого-то заниматься на студии, если видишь, что это ему будет интересно и пойдёт на пользу. Но нет никакого смысла принуждать к этому в дисциплинарном порядке. Так можно загасить даже те внутренние импульсы, которые со временем могли бы окрепнуть.
Литературная студия – это место творческого обучения своим собственным возможностям.
Когда мы говорим об инклюзивном обучении как о включении «особых детей» в обычное окружение, хорошо бы вспоминать о том, что обычных детей вообще не бывает. Каждый ребёнок – особенный. Если мы пользуемся выражением «особый ребёнок», заменяя им обидное слово «инвалид», то необходимо видеть обе стороны этой особости. Это не только трудности в осуществлении нарушенных общечеловеческих возможностей, но и особые качества, выработанные постоянными усилиями по преодолению таких трудностей.
Тем более не существует обычных взрослых – во всяком случае, с точки зрения участия в литературной студии. Если под обычным человеком понимать заурядного, то на литературную студию заурядный человек просто не пойдёт. Не поймёт, зачем ему это нужно.
Итак, не будем забывать, что важны особенности каждого участника, независимо от наличия у него диагноза. Единственным условием его участия в студии всегда остаётся: не мешать заниматься другим участником. Разумеется, во многом это зависит от ведущего студии.
Вообще говоря, здесь каждый решает свои задачи. Но то, что решение этих задач происходит в обстановке общего занятия, является очень важным фактором и нередко помогает делать то, что вне занятия было бы неосуществимо.
Литературная студия вполне может называться инклюзивной в самом широком смысле слова: здесь пишут и сочиняют ВСЕ. И все взаимодействуют друг с другом, повышая тем самым эффективность общего занятия, благодаря самым разным ситуациям – и методически организованным, и возникающим стихийно.
Ровную, однородную студию легче вести. Её можно сделать более эффективной в целом. Но лучше ли это для каждого отдельного студийца? Может быть, полезнее неровности и неоднородности…
Если термин «инклюзивная» понимать строгом смысле – как «включающая в свой состав особых детей и взрослых, с медицинским диагнозом» – и если на какой-то период таких людей в студии нет, стоит всё-таки считать её потенциально инклюзивной. То есть готовой в любой момент принять их в свой круг. Это означает, что студийцы в любом случае должны знать о проблематике людей преодоления и радоваться их приходу, поскольку он обогащает их общую работу. И ведущий должен заранее о таком настрое позаботиться.
Непросто даже ответить на вопрос, кто тут кому помогает.
Да, волонтёр помогает ребёнку, которого опекает. Но ведь и его подопечный помогает ему быть волонтёром: искать и находить способы поддержки, соединять опеку с самостоятельным участием в занятии (это важное условие: участником студийной работы становится каждый из присутствующих – если, конечно, он согласен на это).
Ребёнок постарше может помочь с записыванием ребёнку помладше, которому легче сочинять, чем это записывать. В то же время это помогает тому, кто берётся помогать (иногда самоотверженно, с ущербом для своего сочинительства, а иногда ловко совмещая эти два дела) развивать свою ответственность за другого, укреплять готовность быть полезным младшему, ещё не вполне овладевшему своими техническими возможностями.
Взрослый может в чём-то помочь ребёнку – за счёт того, что он взрослый. Но и детское восприятие играет большую роль для взрослого, соскребая с него чрезмерную взрослость.
Поскольку много лет я брал на себя роль ведущего студии, могу уверенно сказать, что изложенное в это книге обязано своим формированием её участникам. Многие вещи невозможно было бы придумать чисто теоретически, без живого взаимодействия с моими замечательными и разнообразными соучастниками.
Инклюзивная литературная студия должна помочь каждому из её участников попробовать письменную речь на вкус, почувствовать её возможности для себя лично. Должна возбудить интерес к языку, на котором мы пишем, к тем жанрам, которые позволяют нам раскрывать свой внутренний мир, выражать свои мысли и переживания. Должна дать каждому почувствовать себя пишущим человеком.
Здесь не ставится задача дать кому-то путёвку в большую литературу. Куда важнее здесь – внутреннее развитие каждого студийца с помощью письменной речи.
Стоит понимать, что для многих особых участников студии комфортнее всего было бы циклическое повторение определённого круг тем. Но даже при повторении тем и осваивамемых жанров возможно поддерживать разнообразие занятий, а не пускать их по одной и той же наезженной колее.
Что же касается наиболее продвинутых студийцев, их надо постоянно приучать к авторской самостоятельности. К тому, что со временем переходишь к самостоятельному литературному развитию, которое разворачивается, прежде всего, во внутреннем мире автора.