– Ой… я у вас в красном уголке забыла сумочку, а там карандаши и всё прочее…
– Ничего, сестрёнка, сейчас на пост позвоню, солдат принесёт.
– Да я б и сама сбегала!
– Не лишай человека радости, посиди на месте.
И через некоторое время солдатик – уши вразлёт, на которых ловко держалась пилотка, принёс искомое.
От казармы до казённой квартиры командира идти было неблизко, но всякий, по первому требованию, делал это с охотой, ибо, как оказалось, загодя предвкушал, что ему дадут посидеть за круглым столом, где он пожуёт, не подгоняемый сослуживцами, и не нечто безликое столовское, выверенное по граммам и питательной ценности, а домашнее, приготовленное мужней женой для любимого супруга и званых дорогих гостей.
– Кушайте, не стесняйтесь. Добавки положить? – мягким говорком интересуется жена командира, и по доброте душевной, не спрашиваясь, всё подкладывает и подкладывает ему в тарелку, глядя на солдатика с нежной улыбкой, как на дитя:
– Соскучился, поди, по мамкиным разносолам…
Солдатик кивает, не открывая рта, но всё ж, загнав за щёку непроглоченное, ему удаётся ответить хозяйке:
– По маме соскучился очень, и по отцу, и по сестрёнке, но вы вкуснее готовите! Честно!
Розовая от удовольствия, женщина идёт к холодильнику, достаёт креманку с клубничным желе, и ставит её перед парнишкой:
– Вот ещё. Десерт!
Желе готовилось всем поровну, под расчёт и хозяйка отдала парнишке свою порцию. Не из потрафить лести, она и так знала про себя, что кулинар лучше многих, но как ребёнку, для которого сладкое непременно напомнит о маме, тем более, когда она далеко.
В этот самый момент в квартиру вошёл командир:
– Эт-то ещё что такое? – с серьёзным видом строго поинтересовался он, отчего солдатик подскочил со стула:
– Здравия желаю, товарищ командир! Разрешите обратиться…
– Разрешаю сесть и спокойно доесть то, чем потчует тебя моя жена! – прервал тот солдата, и вымыв руки, сел за стол.
От смущения, солдатик почти не чувствовал вкуса клубники и лёгкой кислинки желе. Ну, да ничего, животу всё одно будет вкусно.
Чинную молчаливую трапезу сопровождали раздумья сообща, хотя у каждого о своём. Хозяйка прикидывала, чем порадовать мужа на ужин, солдатик думал о маме и целом ведре сгоревших её пирожков с капустой, что мальчишкой нёс однажды в закут свиньям, пока не видит отец, а командир вспоминал, как мать заставляла его, восьмилетнего, стирать носовые платки в холодной воде, мыть полы, которые запрещала перед тем мести, «чтобы не пылить», да ещё отчищать железной щёткой с кислотой рыжую, ноздреватую из-за отбитой эмали ванну.
– О! Я там жду, а они тут… Пируют! – раздалось вдруг от порога кухни.
– Садись за стол, сестрёнка! Хорошо быть причиной для радости, как считаешь?
– А то! – кивнула девушка, подмигнув сперва брату, а потом и солдатику.
Обменявшись взглядами, золовка со свояченицей вздохнули хором, и с замешанной на печали материнской, чистой женской любви, принялись глядеть, как едят мужчины. Ибо – не бывает веселья без грусти и наоборот.