Осень окончательно вступила в права, утверждая свою позицию осыпая с деревьев позолоченную и окровавленную листву, сокращая часы дня, нагоняя сумерки с каждым днем на несколько минут раньше положенного им прежде времени, крича через дымоход камина необузданным воплем ветра и заставляя воробьев, в долгие холодные вечера, сбиваться в стайки под стрехой моего ветхого дома.
Уже больше недели я ежедневно хожу на работу. Мой рабочий день начинается в девять часов утра и заканчивается в пять часов вечера. Однако всё это время у меня отсутствовало желание возвращаться домой, поэтому я засиживалась в библиотеке до девяти вечера, перечитывая в очередной раз “Грозовой перевал” или наводя порядок в старых стеллажах, заполненными пыльными, много лет никем не читаемыми, книгами.
Каждый день просыпаясь в восемь утра, я шла в ванную, приводила себя в порядок, после чего завтракала, кормила Маффина и относила завтрак наверх молчаливому незнакомцу. Затем шел длинный, почти без посетителей, рабочий день, который заканчивался плотным ужином (так как я давно лишила себя нормального обеда). Каждое утро и каждый вечер я относила наверх порцию завтрака и ужина, и каждый раз пыталась заговорить с незнакомцем: спрашивала как ему спалось, желала приятного аппетита, говорила о хмурой погоде, – но всё тщетно. Незнакомец оставался молчаливым узником, которого я боялась выпустить, так как опасалась его агрессивного поведения направленного на меня, которое он проявил в самом начале и не позволял себе проявлять впоследствии. Однако я не забывала о том, наше знакомство чуть не стоило мне ноги, на которую я уже почти перестала хромать.
Всё дошло до того, что на выходных я также решила уйти на работу, а затем в лес, чтобы не оставаться в одном доме с тем, кто непрерывно, молча наблюдает за моими передвижениями по дому. Единственное место, где меня не было видно из его “клетки”, за исключением ванной, была кухня, на которой я начала проводить большее количество своего времени. Но жуткое чувство присутствия в доме живой души, которую я считала агрессором, заставляло меня дергаться даже здесь. Мне казалось, что он и здесь меня видит, из-за чего по спине часто пробегали холодные мурашки.
После завтрака я сразу же ложилась спать, чтобы не чувствовать себя подопытным зверьком, за которым наблюдают по другую сторону решетки. Однако сон ко мне не шел. Хотя я и накрывалась с головой тонким одеялом, поверх которого лежал красный шотландский плед, всё равно я всей спиной чувствовала, как оттуда, сверху, из-за решетки за мной наблюдает два холодных колких глаза. Засыпать приходилось в течении безумно длинного, вязкого часа и просыпаться по несколько раз за ночь из-за холода или воя ветра в дымоходе.
Сегодня, десятого октября, я впервые вернулась домой раньше прежнего. В библиотеке стало настолько холодно, что изо рта валил густой пар, и, как назло, дряхлый чайник, который достался мне по наследству от старухи-библиотекарши, отказался работать в самый ответственный момент – когда я хотела вскипятить себе первую кружку.
Так и не дождавшись окончания рабочего дня, я ушла без пятнадцати пять. По дороге домой я встретила Регину. Старушка стояла на крыльце своего дома с уже состряпанным яблочным пирогом. Она ежедневно передавала свои пироги через, всё более клеящегося ко мне, Макса. Эти малиновые, яблочные и черничные пироги, если честно, уже не лезли в горло. Вчерашний пирог я выкинула даже не попробовав. Маффин отказывался есть подобную пищу, по непонятным мне причинам узник также не любил пироги, каждый раз оставляя большие сдобные куски нетронутыми.
С Максом мы проводили ежедневно минимум час вместе. Он иногда заходил ко мне на работу и я позволяла проводить себя до дома, но с появлением узника в моей жизни, я перестала приглашать Макса в дом ссылаясь на жуткий беспорядок, не смотря на его настойчивые попытки проникнуть внутрь. Он мне нравился, честно, как только может нравится друг – он всё это время был со мной рядом, если не учитывать онлайн-переписку с друзьями и менее частые созвоны, он – единственный, с кем я в живую так много общалась за прошедшее время. Однако я понимала, что я не смотрю на него, как на парня, которого хотелось бы поцеловать. А он на меня так смотрел. Это мешало нашему общению, поэтому я старалась не впускать его в свою душу дальше пределов моего разума.
Взяв пирог у дряхлой старухи с доброй улыбкой и необычайно синими глазами, я поинтересовалась её самочувствием, поблагодарила за подношение и отправилась к своему дому. Оставив тарелку с пирогом на крыльце, я открыла дверь в дом, после чего развернулась и зашла за северную стену дома, к которой прильнул сарай с дровами. Набрав большую охапку, я отправилась назад, и уже выходя из-за угла в испуге дёрнулась. Передо мной стоял высокий Макс и смотрел на меня своими большими черными глазами. Одно полено свалилось с верхушки пирамиды, которую я несла с немалым усердием, и чуть не отбило мне мою многострадальную правую ногу, но я вовремя подпрыгнула и еще два полена полетело к моим ногам.
– Что ты здесь делаешь? – Не очень дружелюбно спросила я.
– Бабушка сказала, что передала тебе пирог и я подумал, что мог бы составить тебе компанию за чашкой чая, – весело ответил Макс, нарочно не замечая моего недовольного тона в вопросе, подобрав три упавших полена и сейчас идя за моей спиной.
– Напрасно ты так думаешь, – ответила я, остановившись на крыльце, напротив открытой входной двери, – сегодня я хочу провести вечер с котом. Можешь положить это сверху, – сказала я, указывая взглядом на поднятые им поленья.
– Но кот не умеет рассказывать анекдоты, – укладывая поленья поверх всей охапки, отшутился он.
– Хорошее замечание, но сегодня в другой компании я не нуждаюсь.
С этими словами я закрыла входную дверь ногой и отправилась к камину, который находился между кухней и прихожей, вглядываясь своим открытым черным ртом в гостиную. Аккуратно уложив дрова возле камина, я выглянула в окно, и дождалась, когда Макс скроется за входной дверью своего дома, после чего отправилась за очередной охапкой дров. Когда я возвращалась из сарая с третьей охапкой, я остановилась и, не обращая внимания на тяжесть дров, с минуту смотрела вверх, на нависающие прямо над головой низкие серые тучи. Они словно замерли над моим домом и не собирались двигаться с места, ожидая, опаздывающего на встречу, поводыря-ветра. На улице было очень тихо, словно вся природа замерла, собираясь с силами перед тяжелой битвой. Было так тихо, что я услышала мерные шаги, доносящиеся через дорогу от меня. Обернувшись я заметила Катерину, тётку Макса, которая быстрыми шагами направлялась в мою сторону. Сделав вид, что я не поняла, что она идет именно ко мне, я отчего-то внутренне напряглась, как напрягаются перед какой-то неизвестной опасностью и таким же быстрым шагом, которым ко мне приближалась Катерина, отправилась к дому. Поспешно заперев за собой дверь, я с грохотом кинула брёвна рядом с прежде аккуратно сложенной кучей дров, после чего раздался стук в дверь. Такой гулкий, мощный, тягучий удар обычно принадлежит мужской части населения планеты, поэтому я немного вздрогнула от удивления, так как ожидала более слабый стук. И откуда в женской руке такая мощь? Пока я рассуждала об этом, в дверь снова постучали. Не знаю почему, но меня эти удары раздражали.
– Что-то важное? – Прокричала я не сходя со своего места так громко, что за дверью меня точно должны были услышать.
– Соль закончилась, не могла бы ты одолжить? – Наигранно молящим голосом попросила соседка.
– Ничем не могу помочь, – всё еще продолжая кричать со своего места, откликнулась я.
– Жаль соли? – Уже более прямым тоном послышалось в ответ.
– У самой закончилась вчера. Сходите к соседке через дорогу.
Еще полминуты я наблюдала через витражные окна прихожей за неподвижной тенью Катерины, но внезапно моё внимание отвлек ощетинившийся кот, который до этого спокойно сидел на подоконнике и смотрел на улицу, а сейчас лихо пробежал мимо меня на кухню. Переведя взгляд с убегающего кота на дверь, я не заметила больше признаков присутствия Катерины на своём крыльце и присела на корточки.
В доме было достаточно темно и очень холодно, поэтому когда огромный чёрный рот камина озарился ярким оранжевым светом, на душе стало немного лучше. Я решила заняться обрядом, который проделывала каждую ночь перед сном, немного раньше, а именно – закрыть огромные шторы в гостиной. Когда дело было сделано я обернулась и посмотрела вверх. Незнакомец сидел неподвижно, облокотившись спиной о южную стену, положив левую руку на левое подтянутое к груди колено и смотрел на неровный разгорающийся огонь в камине.
Подойдя к камину я подкинула пару пален и осталась довольна тем, что после зимы тётка решила почистить его, чем спасла меня сейчас от задымления. Отправившись на кухню я запекла большую, красивую картошку в мундире и состряпала огромную тарелку салата, заправленную моим любимым видом оливкового масла.
С каждым днём мне становилось всё сложнее жить под одной крышей с незнакомцем. Ощущение, будто я преступник, удерживающий против воли человека и выжидающий момента, когда можно будет попросить за него баснословную сумму денег, начинало выжигать меня изнутри. В эти дни мне было очень тяжело психологически, возможно именно это и сказалось на моём прерывистом сне. Однако выпустить незнакомца не зная, переживу ли я этот момент, а если переживу, не вернется ли он по мою душу, я тоже не могла.