Профессор Щукин встретил однокурсника, которого не видел больше двадцати лет. Однокурсник сидел в городском парке, грустно смотрел на наряженную елку и в руках у него была маленькая бутылочка. Щукину он не особо удивился.
– Привет! – сказал однокурсник. – А ты никогда не хотел переиграть жизнь заново? Ну или дать себе в прошлом какие-то советы?
Щукин смутился.
– Это грех, – сказал он. – Есть письма старца Никона Воробьева. Там у него духовный сын, немолодой уже человек. Умирает от туберкулеза в саду у сестры. Целый день лежит на солнышке и ничем давно не грешит. Только изредка думает, что вот… надо было в двадцать лет сделать то-то. Поступить не на геолога, а, допустим, на физика. А в тридцать лет жениться на той-то, а не на той-то… Самые невинные представления. И вдруг старец Никон набрасывается на этого человека и чуть ли не в порошок его стирает. Говорит, что в одних этих представлениях – ропот, неблагодарность, смерть и целый ад. Очень неожиданно набрасывается, потому ничего такого уж ужасного этот человек не делает. Только в гамаке лежит и все это представляет. В общем, я это запомнил на всякий случай.
Однокурсник вздохнул и отхлебнул из бутылочки.
– А я бы вот что сделал! – сказал он. – Ну если бы заново.
1. Женился бы на втором курсе на самой простой, самой народной женщине. Чтобы никаких усложнений мозга – просто обычный комплект женских недостатков. Чтобы она где-нибудь училась, но при этом в глубине души не понимала бы, зачем она это делает, если давно уже можно ходить с коляской.
2. Купил бы акции МММ и потом их продал через год. Много акций, но не позже, чем через год. И потом бы всю жизнь не работал.
3. Поскорее оглох бы, потому что любая женщина любит разговаривать много и в свободном режиме. Поэтому надо оглохнуть и быть счастливым… А если ее перебивать, то она уже счастлива не будет!
И он опять стал печально смотреть на елочку, а Щукин отправился дальше и встретил профессора Сомова.
Сомов стоял у турников и пытался сколько-нибудь раз подтянуться, чтобы скинуть новогодние салатики.
– А ты какие советы дал бы себе в прошлом? – спросил у него Щукин.
Сомов задумчиво покосился на Щукина, взвешивая, насколько можно быть откровенным.
– Поступил бы на строителя… Нет, не на прораба… Это слишком искусительно. Именно с простого строителя бы начал. Все ступени бы прошел. Штукатур, отделочник, бетонщик… И никаких вышек… Никаких, особенно гуманитарных! А то, понимаешь, всякие сложные процессы в башке шевелятся, а чего они там шевелятся, чего им надо, непонятно! – сказал Сомов.