Китти замешкалась у двери.
– Я знаю, ты сказала, что не хочешь, чтобы я приходила, – пробормотала она, слегка помахав мне рукой в приветствии. – Но я все равно пришла. Как видишь.
Я просто тупо смотрела на нее.
Она все еще стояла на пороге. Ждала моего разрешения войти, которое я не была готова ей дать.
Три года. Три года, в течение которых она не отвечала ни на письма, ни на звонки. Три года пустоты, и вот теперь она появилась.
Она очень изменилась с тех пор, как я видела ее в последний раз. Теперь у нее были короткие волосы, торчавшие во все стороны, и они были выкрашены в яркий желтый цвет. Прежде она носила волосы до плеч, и они были темно-каштановыми. В ушах у нее были огромные кольца. На лице отсутствовал макияж, за исключением ярко-красной помады. А в носовую перегородку было вставлено кольцо, как у коровы.
Но, конечно же, я сразу ее узнала. Даже по прошествии стольких лет.
– Славное у тебя кольцо в носу, – сказала я.
– Так что, могу я войти? – спросила она.
– Не знаю, – ответила я.
Я не была уверена, что готова к этому.
– Всего лишь на минутку, – пообещала она.
– Я очень устала.
– Просто хотела сказать тебе «привет».
Она была напряжена, словно стояла на краю крыши высокого здания, а не на пороге моей палаты.
Я была так же напряжена. И одновременно удивлена, неуверена и раздражена. Она могла заранее позвонить, разве нет? По крайней мере, дать мне знать, что она собирается прийти. Разве было необходимо вот так, тайком проникать ко мне? У нее было три года, чтобы связаться со мной, и она ждала до тех пор, пока я буквально не могла уклониться от встречи с ней. Это было слишком. Внутренний голос советовал мне прогнать ее.
Но я не могла.
Часть меня хотела, чтобы Китти осталась. Гораздо большая часть, чем я ожидала.
– Хорошо, – вымолвила я, не спуская глаз с ее лица.
Она поставила на пол свой чемодан и подошла к моей кровати.
– Привет, – произнесла она.
– Папа сказал, что ты в городе.
Сестра кивнула.
– Ты с ним виделась?
Она снова кивнула.
– А маму видела?
Она покачала головой.
– А собираешься с ней увидеться? Прежде чем снова уедешь?
Китти криво улыбнулась.
– Я набираюсь храбрости.
Я не знала, что сказать. На самом деле я даже не знала, с чего начать. Видеть ее было одновременно и странно, и вовсе не странно. Конечно же, она должна была быть здесь. Она же была моей сестрой. Но все равно, это было то же, что видеть ожившую фотографию.
– Ты выглядишь лучше, – сказала она.
– Мама говорит совсем другое.
– Иногда она просто стерва.
Она не ошибалась.
– Это правда, – согласилась я.
– И лгунья, – добавила Китти.
Я нахмурилась:
– А вот в этом я не уверена.
Кит решила сменить тему:
– Как ты?
– Не уверена, что существуют слова, способные описать мое состояние.
Она пожала плечами, словно говоря: «Понятно». Потом сделала вторую попытку:
– Как ты себя чувствуешь?
– Физически? Или эмоционально?
– И то, и другое.
Но я не хотела делиться своими переживаниями. Говорить о таких вещах можно лишь с близким человеком, а она уже давно разрушила нашу близость.
– Почему ты с чемоданом? – спросила я.
– Я просто подумала, что могу приходить к тебе переночевать. Ну, понимаешь, когда здесь нет мамы.
Я посмотрела на складное кресло. Предположительно его можно было превратить в кровать, но я не представляла, как это делается.
Я покачала головой:
– Нет.
– Что «нет»?
– Нет, ты не должна оставаться здесь.
– Разве тебе не нужна компания?
– Только не твоя.
Она слегка нахмурилась:
– Ты злишься на меня?
Я посмотрела в сторону:
– Просто странно видеть тебя. Моя жизнь и без того сейчас достаточно странная.
– Я хочу помочь тебе.
– Понимаю, но ты не помогаешь. Ты только все ухудшаешь.
Она не ответила. Было очевидно, что такое ей в голову не приходило.
– Хочешь знать, у кого я остановилась? – спросила Китти через некоторое время с напускным оживлением. И прежде чем я сказала «нет», продолжила: – У Толстяка Бенджамена. С которым училась в старших классах. Ты помнишь его?
Это было ее классическим приемом: притворяться, что все прекрасно, пока окружающие не забудут, что это не так. И она пыталась применить этот прием ко мне.
Я не отвечала.
– Помнишь, как он подвозил меня домой на своем драндулете с выбитым задним стеклом, заклеенным пакетами для мусора?
– Разве ты не назвала его только что «Толстяком Бенджаменом»?
– Все его так называют.
– Мне это кажется обидным.
– Он не обижается. И он не такой уж толстый. Он в свое время был без ума от меня, но я никогда не обращала на него внимания, потому что он был одутловатым и носил странную прическу. Но теперь он уже не то чтобы толстый, а просто пухленький. И очень славный! Он стал намного симпатичнее! Или, может быть, я стала не так требовательна. В любом случае я сейчас живу у него, сплю на раскладушке, но я вижу, что по-прежнему нравлюсь ему. И я уверена, что очень скоро окажусь в его постели, если не уберусь оттуда.
Я избегала ее взгляда. Это что, было ее объяснением, почему она хочет ночевать у меня? Чтобы случайно не трахнуться с парнем, которого зовут Толстяком Бенджаменом?
Она пожала плечами:
– Поэтому вместо этого я хотела ночевать здесь.
– Больше не проси меня об этом.
– Я и не прошу! Я просто сказала, что хотела.
– Мы не всегда получаем то, чего хотим.
– Я просто подумала, что спать с ним будет плохой идеей.
– Тогда не спи.
Она пожала плечами:
– Я плохо умею говорить «нет».
Но я посмотрела ей прямо в глаза:
– Ну что ж, зато я умею хорошо это говорить.
Я не могла допустить, чтобы сестра вот так запросто снова вторглась в мою жизнь после всех этих лет и попыталась заставить меня обсуждать ее парней! Я не могла допустить, чтобы она вот так заявилась ко мне, рассчитывая начать все с чистого листа.
– Извини, – сказала я, – но я очень устала, так что…
– Ничего, – ответила Кит, пропуская намек мимо ушей. – Я принесла с собой несколько журналов.
Я покачала головой:
– Тебе лучше уйти.
Она шагнула ближе ко мне:
– Я бы очень хотела остаться.
Но я только покачала головой. А потом отвернулась от нее. И, наконец, она сдалась и ушла.