Полина
Я стояла у балетного станка. Старалась сделать очередное упражнение хорошо. Непосвящённому человеку даже сложно представить, как так можно вывернуть ноги, чтобы стопы встали в идеальную горизонтальную линию, причём пальцами в разные стороны.
– Молодец, Корнеева! Посмотрите, ребята, у Полины идеальная пятая позиция! Равняемся на неё! – громко сказала хореограф.
Я довольно улыбнулась. Приятна такая похвала.
Неожиданно картинка сна изменилась. Какие-то отморозки в пугающих масках били меня битами.
– Танцуй, сука! Танцуй, шалашовка! Танцуй! – раздавались крики со всех сторон.
На глаза навернулись слёзы. Удары сыпались на всё тело. И я уворачивалась от них, катаясь по кровати, как будто всё снова происходит наяву. Бьют по ногам. Правую лодыжку простреливает нереальная боль.
Я с криками просыпаюсь. Лицо всё в слезах, вытираю их краем одеяла. Нога снова болит, так, что хочется лезть на потолок и скрести штукатурку зубами, лишь бы это помогло. Нажала на кнопку, вмурованную в стену. Медсестра прибежала в палату, а я попросила обезболивающий укол.
После укола снова попыталась уснуть, но не смогла. Нога всё ещё ноет – несильно, но противно, до зубовного скрежета. Голень раздробило так, что пришлось делать операцию и скреплять титановой конструкцией.
Доктор заверил, что со временем боль пройдёт, и перелом будет ныть только на погоду. Я знала, что боль не пройдёт никогда. Боль оттого, что всегда буду чуть прихрамывать, а это значит, что на карьере артистки балета придётся поставить жирный крест. Я даже в хореографический вуз не могу поступить с таким изъяном.
Сердце заболело. Казалось, оно не просто разорвалось, а истёрлось в мелкое крошево. Жизнь остановилась. Замерла на отметке одиннадцать вечера двадцать пятого мая. Именно тогда на меня напали отморозки и покалечили.
Я догадывалась, кто мог всё организовать. Но полиция так и не нашла доказательства причастности семьи Туриных к этому. Хуже всего оттого, что Коля Турин – тот самый человек, который поселился в сердце. Я ждала, что любимый навестит меня, но тот не приходил.
Утром Коля всё же заявился. Я сидела на кровати. Он положил мне маленький пакет на колени. Там лежало несколько мандаринов.
– Поздравь меня, я улетаю учиться в США, – улыбнулся Коля.
– Привет. Поздравляю. А поздороваться для начала ты не хочешь? – нахмурилась я.
– Здравствуй, – скривился Коля, оглядывая больничные стены и обстановку.
– Писать в ВКонтакте хоть будешь? – спросила я с надеждой.
– А зачем? Извини, какой бы классной любовницей ты ни была, калеки мне не нужны, – весело пропел Николай.
– Зачем ты так, я же любила тебя. Я даже готова была отказаться от места в твою пользу, если бы выбрали меня. Я же знаю, что в избиении замешаны твои родители, – дрожащим голосом произнесла я.
Сердце прострелило болью. Вот так. Теперь я для него калека и полгода отношений ничего не значат.
– Даже если и так, всё равно ничего не доказать. И потом, выигрывает тот, кто умеет вовремя устранить соперника с дороги. Пока, любимая, не скучай без меня. Да, когда я буду танцевать на мировой сцене, я пришлю тебе видео, чтобы ты полюбовалась, – ехидно бросил Коля и пошёл к дверям.
– Сволочь! – заорала я, отпихивая пакет с колен. Мандарины с глухим стуком упали на пол, а затем раскатились по палате.
Мне казалось, что в душу плюнули, а потом прошлись по ней грязными, измазанными дерьмом ботинками. Сердце пропустило удар, а потом забулькало, как старый издыхающий мотор автомобиля. Почудилось, что напоследок он воткнул мне под рёбра нож, а потом несколько раз провернул. Вот сейчас я посмотрю на грудь и увижу убегающую вниз струйку крови.
Дрожащей рукой с трудом дотянулась до кнопки, а затем вдавила её слабеющими пальцами.
– Валерий Константинович, нашей балерине плохо! – закричала медсестра, едва заглянув в палату.
Я отключилась и уже не помнила, как в палате появился доктор.