Глава 5

Было значительно позже полседьмого, почти семь, когда я подходил к своему дому. Неожиданно калитка распахнулась, и из моего сада вышел Лоуренс Реддинг. При виде меня он замер как вкопанный, меня же поразил его вид. Он выглядел как безумец: глаза выпучены, кожа мертвенно-белого цвета, весь трясется и дергается… У меня в голове даже промелькнула мысль, что он напился, однако я тут же отогнал ее.

– Здравствуйте, – сказал я, – вы хотели еще раз повидаться со мной? Извините, у меня было срочное дело. Только что вернулся. Сейчас я буду занят, у меня назначена встреча с полковником Протеро – нам нужно кое-что обсудить, – но она не займет много времени.

– Протеро, – произнес он. И начал смеяться. – Протеро? У вас назначена встреча с Протеро? О, вот вы и встретитесь с Протеро! О господи… да!

Я изумленно уставился на него и, поддавшись порыву, протянул к нему руку. Он резко отскочил и почти выкрикнул:

– Нет! Я должен уйти… чтобы подумать. Мне нужно подумать. Я должен подумать.

Реддинг побежал и исчез за поворотом дороги, ведшей к деревне. Я же стоял и смотрел ему вслед, и меня снова посетила мысль о том, что он пьян.

Спустя несколько мгновений я повернулся и, качая головой, прошел в сад. Парадная дверь у нас никогда не запирается, однако я все равно позвонил. На звонок вышла Мэри, вытирая руки фартуком.

– Наконец-то вы вернулись, – заявила она.

– Полковник Протеро пришел? – спросил я.

– В кабинете. Сидит там с четверти седьмого.

– А мистер Реддинг тоже заходил?

– Пришел несколько минут назад. Вас спрашивал. Я сказала ему, что вы вернетесь с минуты на минуту и что полковник Протеро ждет вас в кабинете, а он сказал, что тоже подождет, и пошел туда. Он и сейчас там.

– Нет, там его уже нет, – возразил я. – Я только что встретил его на улице.

– Ну, значит, я не слышала, как он ушел. Он пробыл там не больше пары минут. Хозяйка еще не вернулась из города.

Я рассеянно кивнул. Мэри ретировалась на кухню, а я прошел по коридору и открыл дверь в кабинет.

Я заморгал, когда после полумрака коридора мне в глаза ударил яркий свет заходящего солнца. Сделав один или два шага, я замер, будто громом пораженный.

До меня не сразу дошло увиденное.

Полковник Протеро в неестественной позе лежал на моем письменном столе. Рядом с его головой натекла лужица какой-то темной жидкости, и эта жидкость капала на пол с до жути размеренным «кап-кап-кап».

Я собрался с духом и подошел к нему. Его кожа на ощупь была прохладной. Я поднял его руку, а когда выпустил, она безжизненно упала вниз. Полковник был мертв – убит выстрелом в голову.

Я вернулся к двери и позвал Мэри. Когда она пришла, я велел ей со всех ног бежать за доктором Хейдоком, который жил на углу. Я сказал ей, что у нас случилось несчастье, после чего закрыл дверь и стал ждать доктора.

К счастью, доктор оказался дома. Хейдок хороший парень, большой, рослый и широкоплечий, с честным, слегка грубоватым лицом.

Его брови поползли вверх, когда я молча указал ему на стол. Но, как истинный врач, он не выразил никаких эмоций – лишь склонился над умершим и стал быстро осматривать его. Потом выпрямился и повернулся ко мне.

– Ну? – спросил я.

– Он мертв довольно давно… с полчаса, я бы сказал.

– Самоубийство?

– Исключено, дружище. Взгляните на расположение раны. Кроме того, если он сам стрелял в себя, где оружие?

А ведь верно, никакого оружия поблизости не было.

– Мы не должны ничего трогать, – сказал Хейдок. – Я звоню в полицию.

Он взял трубку, как можно короче изложил факты, затем положил трубку на место, подошел ко мне и сел рядом.

– Хуже некуда. Как он тут оказался?

Объяснив, я спросил слабым голосом:

– Это… это убийство?

– Похоже на то. А что же еще? Удивительное дело. Интересно, у кого был зуб на старика? Конечно, я знаю, что он не пользовался популярностью, но людей редко убивают из-за неприязни. И вот нате…

– Есть одна очень любопытная деталь, – сказал я. – Сегодня днем мне позвонили и вызвали к умирающему прихожанину. Когда я пришел туда, встретили меня с крайним удивлением. Больной выглядел значительно лучше, чем несколько дней назад, а его жена категорически отрицала, что звонила мне.

Хейдок свел брови на переносице.

– Это наводит на размышления… да еще какие. Вас убрали с дороги. Где ваша жена?

– Уехала в Лондон на целый день.

– А горничная?

– На кухне… в противоположной части дома.

– А это говорит о том, что она, вероятнее всего, не слышала, что происходит здесь. Гиблое дело… Кто знал, что Протеро собирается к вам сегодня вечером?

– Он во всеуслышание объявил об этом на всю деревню сегодня днем, когда мы стояли на улице.

– То есть об этом знала вся деревня? Хотя они и так узнали бы. Известно, кто был настроен против него?

Мне сразу вспомнился Лоуренс Реддинг, бледный, с выпученными глазами. Ответить мне помешали шаги в коридоре за дверью.

– Полиция, – объявил мой друг и встал.

Нашу полицию представлял констебль Хёрст. Вид у него был важный, но при этом слегка встревоженный.

– Добрый вечер, джентльмены, – поздоровался он с нами. – Инспектор прибудет с минуты на минуту. А пока я буду следовать его указаниям. Как я понимаю, полковник Протеро был найден мертвым – его убили в доме викария…

Он замолчал и устремил на меня полный холодного подозрения взгляд, на который я ответил с подобающей в этой ситуации озабоченной невинностью.

Констебль передвинулся к письменному столу и объявил:

– Ни к чему не прикасаться до приезда инспектора.

Для удобства читателей я прилагаю план комнаты.


Полисмен достал блокнот, послюнил карандаш и выжидательно посмотрел на нас обоих. Я повторил свою историю о том, как обнаружил тело. Записав все – на это ушло некоторое время, – констебль обратил свой взор на доктора.

– Доктор Хейдок, что, по вашему мнению, стало причиной смерти?

– Выстрел в голову с близкого расстояния.



– А оружие?

– Не могу точно ответить на этот вопрос, пока не извлеку пулю. Но должен сказать, что, по всей вероятности, пуля была выпущена из пистолета малого калибра – к примеру, из «маузера» двадцать пятого калибра.

Я вздрогнул, вспомнив наш вчерашний разговор и слова Лоуренса Реддинга. Полицейский констебль тут же впился в меня своим ледяным, бесстрастным, как у рыбы, взглядом.

– Вы что-то сказали, сэр?

Я покачал головой. Какие бы ни были у меня подозрения, они всего лишь подозрения, поэтому я буду держать их при себе.

– Когда, по-вашему, произошло это трагическое событие?

Доктор поколебался мгновение и ответил:

– Я бы сказал, что этот человек мертв более получаса. Но точно не дольше.

Хёрст повернулся ко мне.

– Горничная что-нибудь слышала?

– Насколько мне известно, ничего, – ответил я. – Но лучше спросите у нее.

В этот момент прибыл инспектор Слак, две мили от Мач-Бенхэма он проехал на машине.

Об инспекторе Слаке я могу сказать немногое, а именно то, что вряд ли найдется другой человек, столь решительно восстающий против своей фамилии[15]. Этот темноволосый мужчина с цепким взглядом черных глаз отличался неугомонностью и энергичностью, а его манеры – грубостью и крайней властностью.

Он ответил на наши приветствия коротким кивком, взял у своего подчиненного блокнот, внимательно прочитал написанное, тихим голосом обменялся парой фраз с констеблем, затем подошел к телу.

– Как я понимаю, тут все уже заляпали и передвинули, – сказал он.

– Я ни к чему не прикасался, – сказал Хейдок.

– Я тоже, – сказал я.

Инспектор некоторое время сосредоточенно смотрел на вещи, расставленные на столе, и изучал лужицу крови.

– О! – не без торжества воскликнул он. – Вот то, что нам надо. Часы опрокинулись, когда он повалился на стол. Это дает нам точное время преступления. Двадцать две минуты седьмого. Доктор, когда, говорите, наступила смерть?

– Я сказал, примерно полчаса назад, но…

Инспектор посмотрел на свои часы.

– Пять минут восьмого. Меня известили десять минут назад, без пяти семь. Тело обнаружили примерно без четверти семь. Как я понимаю, вас вызвали немедленно. Значит, вы осматривали его минут за десять до… Гм, это дает нам возможность установить время с точностью до секунды!


– Я не ручаюсь за точность, – сказал Хейдок. – Это приблизительная оценка.

– Вполне подходит, сэр, вполне.

Я попытался вставить слово:

– Что касается часов…

– Прошу меня извинить, сэр, я сам задам вам вопросы, которые меня интересуют. У нас мало времени. А сейчас мне нужна абсолютная тишина.

– Да, но я хотел бы предупредить вас…

– Абсолютная тишина, – сказал инспектор, бросая на меня свирепый взгляд.

Я удовлетворил его желание.

– Почему он здесь сидел? – проворчал он себе под нос, продолжая таращиться в письменный стол. – Он хотел написать записку… здравствуйте… а это что?

Инспектор с победным видом поднял на вытянутой руке лист бумаги. Он был так доволен своей находкой, что даже разрешил нам подойти к нему и изучить ее вместе с ним.

Это был лист почтовой бумаги с эмблемой прихода, и на верхней строчке стояло время: «6:20».

«Дорогой Клемент, – начиналась записка, – сожалею, дольше ждать не могу, но я должен…»

На этом почерк превращался в нечитаемые каракули.

– Ясно как день, – радостно объявил инспектор Слак. – Он сидит здесь и пишет вот это, враг тихо входит через окно и стреляет в него. Что еще вам надо?

– Я просто хотел бы сказать… – начал я.

– Соблаговолите отойти в сторону, сэр. Я хочу проверить, есть ли отпечатки подошв. – Полицейский встал на карачки и стал продвигаться к открытому окну.

– Думаю, вы должны иметь в виду… – продолжал упорствовать я.

Инспектор поднялся и заговорил без возмущения, но твердо:

– Мы обсудим все это позже. Я буду крайне обязан вам, джентльмены, если вы уйдете отсюда. Будьте любезны, выйдите вон.

Мы подчинились, смирившись с тем, что нас прогнали, как детей.

Казалось, прошло несколько часов, хотя на самом деле было всего четверть восьмого.

– Ну, – произнес Хейдок, – такие вот дела. Когда этот напыщенный осел захочет увидеться со мной, отправьте его в мой кабинет. До свидания.

– Хозяйка вернулась, – доложила Мэри, на минуту появившись из кухни. Ее округлившиеся глаза возбужденно сияли. – Зашла в дом пять минут назад.

Я нашел Гризельду в гостиной. Вид у нее был испуганный, но не подавленный.

Я все рассказал ей, и она меня внимательно выслушала.

– На записке обозначено время: шесть двадцать, – закончил я. – А часы опрокинулись и остановились в шесть двадцать две.

– Да, – проговорила Гризельда, – но разве ты не сказал ему, что мы всегда ставим их на четверть часа вперед?

– Нет, – ответил я. – Не сказал. Он отказался меня выслушать. Я старался изо всех сил.

Гризельда озадаченно нахмурилась.

– Но послушай, Лен, – сказала она, – ведь с учетом всего этого складывается чрезвычайно странная ситуация. Потому что, когда часы показывали двадцать минут седьмого, на самом деле было пять минут седьмого, а в пять минут седьмого полковник Протеро еще не пришел к нам в дом.

Загрузка...