Гризельда крайне невыносима. Вставая из-за обеденного стола, я был в хорошем расположении духа и горел желанием приготовить действительно сильную речь для Общества мужчин англиканской церкви. Сейчас же мною овладели беспокойство и смятение.
Когда я вернул себе душевное равновесие и собрался сесть за работу, в кабинет вплыла Леттис Протеро.
Я использовал слово «вплыла» обдуманно. Я читал романы, в которых про молодых людей говорят, что из них ключом бьет энергия: joie de vivre[8], прекрасная живость молодости… Мне же почему-то всю жизнь попадались молодые люди, похожие на призраки во плоти.
Сегодня Леттис особенно сильно напоминала такой призрак. Она милая девочка, высокая, светловолосая, но совершенно не от мира сего. Она вплыла через французское окно, рассеянно сняла желтый берет и с каким-то отстраненным удивлением произнесла:
– О, это вы…
От Олд-Холла через лес идет тропинка, которая выводит к калитке в наш сад, поэтому очень многие в стремлении сократить путь не обходят дом, чтобы зайти через парадную дверь, а прямиком идут к окну кабинета. Я не удивился, когда Леттис вошла через окно, а вот ее реакция на мое присутствие меня слегка обидела. Если ты приходишь в дом викария, то должен быть готов к тому, что встретишь викария.
Она прошла в кабинет, бесформенной кучей плюхнулась в одно из глубоких кресел и, глядя в потолок, принялась рассеянно дергать себя за волосы.
– Деннис здесь?
– Я не видел его с обеда. Как я понял, он собирался к вам, играть в теннис.
– О! – сказала Леттис. – Надеюсь, он к нам не пошел. Он там никого не найдет.
– Он говорил, что ты сама его пригласила.
– Наверное, пригласила. Только на пятницу. А сегодня вторник.
– Сегодня среда, – сказал я.
– О, какой ужас! – сказал Леттис. – Это значит, что я в третий раз забыла прийти на обед к одним людям… – К счастью, это, судя по всему, ее не очень расстроило. – А Гризельда здесь?
– Полагаю, ты найдешь ее в студии в саду – она там позирует Лоуренсу Реддингу.
– Ну и кипеж у нас был из-за него, – сказал Леттис. – С отцом, понятное дело. Отец просто ужас.
– И что стало причиной этого ки… как там? – спросил я.
– А то, что он писал меня. Отец узнал об этом. И почему нельзя писать меня в купальном костюме? Если я выхожу в нем на пляж, почему меня нельзя в нем писать? – Леттис помолчала и продолжила: – Это же полнейший абсурд: отец запрещает пускать молодого человека в дом. Естественно, мы с Лоуренсом просто ошалели. Я приду сюда и буду позировать ему в вашей студии.
– Нет, моя дорогая, – сказал я. – Нет, раз отец тебе запрещает.
– О Господи, – со вздохом произнесла Леттис. – Какие все зануды. Я в расстроенных чувствах. Определенно. Будь у меня хоть немного денег, я бы уехала, но без денег не могу. Вот если б отец проявил порядочность и умер… Тогда все было бы замечательно.
– Нельзя говорить такие вещи, Леттис.
– Ну а если он не хочет, чтобы я хотела его смерти, он не должен впадать в такой раж из-за денег. Неудивительно, что мама бросила его. Между прочим, я все годы верила, что она умерла. А тот молодой человек, с которым она сбежала? Каким он был? Приятным?
– Это было до того, как твой отец переехал сюда.
– Интересно, что с ней стало. Думаю, Энн вскорости закрутит с кем-нибудь роман. Энн ненавидит меня – она держится со мной вполне благопристойно, но ненавидит меня. Она стареет, и ей это не нравится. Бежит от возраста, понятное дело.
Интересно, спросил я себя, не собирается ли Леттис провести в моем кабинете весь остаток дня.
– Вы не видели мои грампластинки, а?
– Нет.
– Вот незадача… Я знаю, что где-то их оставила. А еще я потеряла собаку. И свои наручные часы, только это не страшно, потому что они не ходят. О Господи, мне так хочется спать… Не понимаю, почему – ведь я встала только в одиннадцать. Но жизнь ужасно сокрушительна, вам не кажется? О Господи, я должна идти. В три я собираюсь на курган доктора Стоуна – хочу взглянуть на раскопки.
Я покосился на часы и обратил ее внимание на то, что сейчас уже без двадцати пяти четыре.
– Ой! Разве? Какой ужас. Интересно, они еще ждут – или уехали без меня? Наверное, стоит сходить туда и все выяснить. – Она встала и выплыла наружу, слабым голосом произнеся: – Вы передадите Деннису, да?
Я автоматически ответил «да» и только потом сообразил, что не знаю, что нужно передавать. Но, поразмыслив немного, пришел к выводу, что это и не важно. Гораздо большую пищу для размышлений мне дал доктор Стоун, известный археолог, который недавно заселился в «Голубого кабана» и взялся руководить раскопками кургана, расположенного на землях Протеро. Между ним и полковником состоялся уже не один диспут. Меня удивило и позабавило то, что он решил показать Леттис, как идут работы.
Я вдруг подумал, что Леттис Протеро по своему складу самая настоящая кокетка. И мне стало интересно, как она поладит с секретаршей археолога, мисс Крам. Последняя – разумная молодая женщина двадцати пяти лет, бойкая, яркая и очень жизнерадостная. Глядя на ее улыбку, думаешь, будто у нее зубов больше, чем положено.
Мнение деревни разделилось: одни полагают, что она так себе, ничего выдающегося, другие считают женщиной крепчайших моральных устоев, которая поставила себе цель при первой же возможности стать миссис Стоун. Она во всех отношениях – полная противоположность Леттис.
Я отлично представлял, как обстоят дела в Олд-Холле – далеко не радостно. Несколько лет назад полковник Протеро снова женился. Вторая миссис Протеро отличалась красотой, правда, довольно необычной. Я всегда подозревал, что в отношениях между ней и падчерицей не все гладко.
Мне опять помешали. На этот раз пришел Хоуз, заместитель. Он хотел узнать подробности моих переговоров с Протеро. Я сказал ему, что полковник порицает его «римско-католические склонности», но что на самом деле цель его визита состояла совсем в другом. Затем я изложил ему собственные претензии и прямым текстом заявил, что Хоуз должен подчиняться моим решениям. В общем и целом он воспринял мои замечания очень хорошо.
После его ухода меня охватили глубочайшие угрызения совести за то, что я его недолюбливаю. Испытывать иррациональные симпатии и антипатии к другим людям, на мой взгляд, совершенно не по-христиански.
Я со вздохом обнаружил, что стрелка часов на моем письменном столе указывает на три четверти пятого, а это означает, что половина пятого уже миновала, поэтому я встал и направился в малую гостиную.
Там, с чашками в руках, собрались четыре моих прихожанки. Гризельда сидела за чайным столиком и пыталась выглядеть естественно в окружающей обстановке, но преуспела только в том, что казалась еще более неестественной, чем обычно.
Я обменялся со всеми рукопожатиями и сел между мисс Марпл и мисс Уэзерби.
Мисс Марпл – седая пожилая дама с мягкими, очень приятными манерами, мисс Уэзерби – смесь ядовитости с сентиментальностью. Из этих двоих мисс Марпл куда более опасна.
– Мы тут, – сладчайшим, как мед, голосом произнесла Гризельда, – говорили о докторе Стоуне и мисс Крам.
У меня в памяти тут же всплыл довольно грубый стишок Денниса: «Мисс Крам плевать на срам». Мне вдруг захотелось произнести это вслух и посмотреть, каков будет эффект, но, к счастью, я сдержался.
– Ни одна приличная девушка на это не пошла бы, – сухо заявила мисс Уэзерби и с осуждением поджала тонкие губы.
– На что? – поинтересовался я.
– Не стала бы секретаршей неженатого мужчины, – полным ужаса голосом ответила мисс Уэзерби.
– Ах, моя дорогая, – сказала мисс Марпл, – а вот я думаю, что женатые мужчины гораздо хуже. Вспомните бедняжку Молли Картер.
– Женатые мужчины, живущие отдельно от своих жен, конечно, пользуются дурной славой, – сказала мисс Уэзерби.
– И даже те, которые живут вместе с женами, – пробормотала мисс Марпл. – Я помню…
Я прервал ее воспоминания о всяких мерзостях, сказав:
– Но в наши дни девушка может работать на тех же должностях, что и мужчина.
– И уехать в глубокую провинцию? И остановиться в той же гостинице? – строго осведомилась миссис Прайс-Ридли.
– И оба номера на одном этаже… – тихо проговорила мисс Уэзерби, обращаясь к мисс Марпл.
Мисс Хартнелл, закаленная и жизнерадостная, гроза бедняков, громко и искренне произнесла:
– Бедняга и глазом не успеет моргнуть, как его захомутают. Он невинен, как нерожденный младенец, это и так видно.
Любопытно, какие странные обороты мы используем в своей речи. Ни одной из присутствующих дам не пришло бы в голову сослаться на младенца, если только это не какой-нибудь младенец, мирно спящий в колыбельке у всех на виду.
– Отвратительно, вот что я считаю, – со своей обычной бестактностью продолжила мисс Хартнелл. – Ведь он как минимум на двадцать пять лет старше ее.
Три дамы заговорили одновременно, высказывая разрозненные замечания насчет пикника мальчиков из хора, прискорбного инцидента на прошлом собрании матерей и сквозняков в церкви. Мисс Марпл подмигнула Гризельде.
– Вам не кажется, – сказала моя жена, – что мисс Крам просто рада иметь интересную работу? И что она воспринимает доктора Стоуна лишь как своего работодателя?
Наступила тишина. Очевидно, что ни одна из четырех дам не была с этим согласна. Молчание нарушила мисс Марпл.
– Моя дорогая, – сказала она, хлопая Гризельду по руке, – вы очень молоды. А у молодых помыслы всегда невинны.
Гризельда с негодованием заявила, что помыслы у нее отнюдь не невинны.
– Конечно, – сказала мисс Марпл, не обращая внимания на это возражение, – вы думаете обо всех только хорошо.
– Вы действительно считаете, что она хочет выйти за лысого и скучного?
– Как я понимаю, он вполне обеспечен, – ответила мисс Марпл. – Хотя, надо признать, характер у него довольно взрывной. На днях у них с полковником была серьезная ссора.
Все с любопытством подались вперед.
– Полковник Протеро обвинил его в невежестве.
– Как это в духе полковника, и как это абсурдно, – сказала миссис Прайс-Ридли.
– То, что это в духе полковника, я согласна, но не вижу ничего абсурдного, – сказала мисс Марпл. – Вспомните ту женщину, которая приехала сюда и заявила, что она представляет благотворительную организацию, а потом, собрав пожертвования, исчезла, и о ней больше никто не слышал. Оказалось, что она не имеет никакого отношения к той организации. Люди доверчивы и склонны оценивать других людей по своим меркам.
Мне и в голову не пришло бы назвать мисс Марпл доверчивой.
– Скандал случился из-за молодого художника, мистера Реддинга, не так ли? – спросила мисс Уэзерби.
Мисс Марпл кивнула.
– Полковник Протеро отказал ему от дома. Как выясняется, он писал Леттис в купальном костюме.
– Я всегда думала, что между ними что-то есть, – сказала миссис Прайс-Ридли. – Этот молодой человек постоянно болтается по округе без дела. Жаль, что у девочки нет матери. А мачеха – это совсем другое.
– Осмелюсь заметить, что миссис Протеро старается изо всех сил, – сказала мисс Хартнелл.
– Юные барышни такие коварные, – с сожалением произнесла миссис Прайс-Ридли.
– Самый настоящий роман, да? – воскликнула мягкосердечная мисс Уэзерби. – Он очень привлекательный молодой человек.
– Но распущенный, – сказала мисс Хартнелл. – Иначе и быть не может. Художник! Париж! Модели! Обнаженная натура!
– Писать ее в купальном костюме, – проговорила миссис Прайс-Ридли. – Крайне нескромно.
– Он и меня пишет, – сказала Гризельда.
– Но не в купальном же костюме, дорогая, – сказала мисс Марпл.
– Может, в чем-нибудь похуже, – абсолютно серьезно заявила Гризельда.
– Проказница, – сказала мисс Хартнелл, воспринимая шутку со всей возможной широтой своих взглядов. У остальных же на лицах появилось слегка ошарашенное выражение.
– А наша дорогая Леттис рассказывала вам о скандале? – обратилась ко мне мисс Марпл.
– Мне?
– Да. Я видела, как она прошла через сад к окну в кабинет.
Мисс Марпл всегда все видит. Забота о саде служит отличным прикрытием, да и из наблюдения за птичками через мощный бинокль всегда можно извлечь определенную пользу.
– Да, она что-то упоминала, – ответил я.
– А вот у мистера Хоуза вид был обеспокоенным, – сказала мисс Марпл. – Надеюсь, он не перетруждает себя.
– Ой! – возбужденно вскричала мисс Уэзерби. – Я совсем забыла. У меня есть для вас кое-какая новость. Я видела, как доктор Хейдок выходил из дома миссис Лестрендж.
Все переглянулись.
– Возможно, она заболела, – предположила миссис Прайс-Ридли.
– Если так, то болезнь свалила ее очень неожиданно, – сказала мисс Хартнелл. – Потому что я видела, как она гуляла по саду в три часа дня – и выглядела абсолютно здоровой.
– Должно быть, они с доктором Хейдоком давние знакомые, – продолжила высказывать предположения миссис Прайс-Ридли. – Только он хранит молчание по этому поводу.
– Любопытно, – сказала мисс Уэзерби, – что он никогда не упоминал об этом.
– Между прочим… – произнесла Гризельда тихим, таинственным голосом и замолчала. Все подались вперед еще больше. – Так уж получилось, что я знаю, – торжественно провозгласила она. – Ее муж – миссионер. Ужасная история. Его съели, вот какое дело. В прямом смысле съели. А она вынуждена была стать старшей женой вождя. Доктор Хейдок был в экспедиции и спас ее.
У присутствующих на мгновение восторженно загорелись глаза, но всеобщее возбуждение тут же улеглось, едва мисс Марпл с упреком, но и с улыбкой сказала:
– Проказница! – Она с неодобрением похлопала Гризельду по руке. – Это очень неблагоразумно с вашей стороны, моя дорогая. Таким историям, люди, как правило, верят. И это может создать массу сложностей.
От собрания ощутимо повеяло холодом. Две дамы встали и собрались уходить.
– Интересно, а на самом деле есть ли что-нибудь между Лоуренсом Реддингом и Леттис Протеро? – спросила мисс Уэзерби. – Похоже, что есть. Что вы скажете, мисс Марпл?
Та, кажется, задумалась.
– Я сомневаюсь. Если есть, то не с Леттис. С кем-то еще, я бы так сказала.
– Но полковник Протеро, должно быть, решил…
– Я всегда считала полковника чрезвычайно глупым человеком, – сказала мисс Марпл. – Он из тех, кто склонен вбивать себе в голову неправильные идеи и упорно отстаивать их. Помните Джо Бакнелла, который держал «Голубого борова»? Был какой-то шум из-за его дочери, которая якобы связалась с молодым Бейли. А выяснилось, что роман закрутила его распутница-жена.
Пока мисс Марпл говорила, ее взгляд был прикован к Гризельде, и я вдруг ощутил приступ дикого бешенства.
– Вам не кажется, мисс Марпл, – сказал я, – что мы все склонны давать слишком много воли своим языкам? Любовь не мыслит зла[9], как известно. Глупая болтовня и злобные сплетни могут причинить неисчислимый вред.
– Дорогой викарий, – сказала мисс Марпл, – вы такой неискушенный. Боюсь, что те, кто столь же долго, как я, наблюдает за человеческой природой, не ожидают ничего хорошего. Осмелюсь заметить, хоть праздная болтовня чрезвычайно порочна и несет с собой только зло, однако она очень часто оказывается правдой, не так ли?
Выпустив эту парфянскую стрелу[10], мисс Марпл пошла домой.