Я и глазом не успел моргнуть, как Пуаро уже выскочил из автомобиля. Глаза его возбужденно сверкали.
– Что? Вы говорите, убит? Когда? Каким образом?
Полицейский важно выпрямился.
– На вопросы отвечать не положено, мосье.
– Понятно. – Пуаро на минуту задумался. – Комиссар полиции, я полагаю, здесь?
– Да, мосье.
Пуаро, достав свою визитную карточку, набросал на ней несколько слов.
– Voilà![19] Пожалуйста, немедленно передайте это комиссару.
Полицейский взял карточку и, обернувшись назад, свистнул. Тут же подошел еще один полицейский, которому и была вручена записка. Через несколько минут плотный коротышка с огромными усами торопливо вышел из ворот. Полицейский, взяв под козырек, отошел в сторону.
– Мой дорогой мосье Пуаро! – вскричал незнакомец. – Счастлив видеть вас. Вы как нельзя более кстати.
Пуаро просиял.
– Мосье Бекс! Как я рад! Это мой друг капитан Гастингс, англичанин, – представил он меня. – А это мосье Люсьен Бекс.
Мы церемонно раскланялись, и мосье Бекс снова обратился к Пуаро:
– Mon vieux[20], ведь мы виделись в последний раз в девятьсот девятом, в Остенде[21]. Вам что-нибудь известно о мосье Рено?
– Думаю, не смогу сообщить вам ничего полезного. Вы знаете, что меня сюда вызвали?
– Нет. Кто вас вызвал?
– Мосье Рено. Видимо, он догадывался, что кто-то покушается на его жизнь. К несчастью, он обратился ко мне слишком поздно.
– Sacre tonnerre[22], – воскликнул Бекс. – Значит, он знал, что его хотят убить! Это совершенно меняет дело! Однако давайте войдем в дом.
Он распахнул ворота, и мы направились к дому. Мосье Бекс продолжал:
– Надо немедленно сообщить об этом следователю мосье Отэ. Он только что закончил осмотр места преступления и приступает к опросу свидетелей.
– Когда было совершено преступление? – спросил Пуаро.
– Тело нашли сегодня утром около девяти часов. Из слов мадам Рено и медицинского заключения следует, что смерть наступила, вероятно, около двух часов ночи. Прошу вас, входите.
Мы поднялись по ступеням, ведущим к парадной двери. В холле сидел еще один полицейский. Увидев комиссара, он встал.
– Где мосье Отэ? – спросил его Бекс.
– В гостиной, мосье.
Мосье Бекс отворил левую дверь, и мы вошли. Мосье Отэ и его помощник сидели, склонившись у большого круглого стола. Когда мы вошли, они подняли головы и взглянули на нас. Комиссар представил нас и объяснил, как мы здесь оказались.
Следователь мосье Отэ был высок, сухопар, с пронзительным взглядом темных глаз и аккуратно подстриженной седой бородкой, которую имел обыкновение слегка поглаживать во время беседы. У камина стоял пожилой, немного сутулый человек, которого нам представили как доктора Дюрана.
– Поразительно, – сказал мосье Отэ, выслушав рассказ комиссара. – Письмо у вас с собой, мосье?
Пуаро протянул ему письмо, и следователь погрузился в чтение.
– Хм! Он пишет о какой-то тайне. Досадно, что он ничего не объяснил. Мы весьма обязаны вам, мосье Пуаро. Надеюсь, вы окажете нам честь и поможете расследовать это дело, если, конечно, у вас нет более неотложных дел в Лондоне.
– Я намерен остаться здесь, господин следователь. К несчастью, я прибыл слишком поздно и не смог предотвратить смерть мосье Рено, однако почитаю своим долгом найти убийцу.
В ответ следователь поклонился.
– Это делает вам честь, мосье Пуаро. Мадам Рено, без сомнения, также пожелает воспользоваться вашими услугами. С минуты на минуту должен прибыть мосье Жиро из парижской Сюртэ[23]. Уверен, вы окажетесь полезны друг другу в этом расследовании. А пока, надеюсь, вы не откажетесь присутствовать при допросе свидетелей. Само собой, если вам потребуется какая-либо помощь, вы ее немедленно получите.
– Благодарю, мосье. Вы ведь понимаете, что я пока в полном неведении. Мне абсолютно ничего не известно.
Мосье Отэ подал знак комиссару, и тот начал рассказ:
– Сегодня утром Франсуаза, старая служанка, спустившись в холл, чтобы заняться своей обычной работой, увидела, что парадная дверь приоткрыта. Она всполошилась – может, в доме побывали воры? – и бросилась в столовую. Убедившись, что серебро на месте, она успокоилась, решила, что хозяин, наверное, встал пораньше и вышел прогуляться.
– Прошу прощения, мосье, у него была такая привычка?
– Нет, но старуха Франсуаза, да и многие другие тоже, считает, что англичане все ненормальные и от них можно ожидать чего угодно. Горничная Леони, молодая девушка, войдя, как всегда, к своей госпоже, чтобы разбудить ее, в ужасе обнаружила, что мадам Рено связана и во рту у нее кляп. Почти в ту же минуту пришли с сообщением, что найдено уже остывшее тело мосье Рено, убитого ударом ножа в спину.
– Где?
– Где! Вот тут мы и сталкиваемся с самым загадочным обстоятельством этого дела. Мосье Рено лежал ничком возле вырытой могилы.
– Что?
– Да, возле свежевырытой могилы, в нескольких ярдах от живой изгороди, окружающей виллу.
– И он был мертв… Когда же наступила смерть?
На этот вопрос ответил доктор Дюран:
– Я осмотрел тело сегодня утром, в десять часов. Смерть наступила, должно быть, не менее чем семь, а то и десять часов назад.
– Гм! Значит, между полуночью и тремя часами ночи.
– Совершенно верно. Судя по словам мадам Рено, это случилось после двух часов ночи, что еще более суживает временной интервал. Смерть, должно быть, была мгновенной. Версия самоубийства, естественно, отпадает.
Пуаро кивнул, и комиссар снова заговорил:
– Насмерть перепуганные служанки развязали мадам Рено. Она была ужасно слаба, почти без сознания от боли, которую причинили ей веревки. Как выяснилось, двое незнакомцев в масках ворвались в спальню, засунули ей в рот кляп и связали, а мосье Рено силой куда-то увели. Все это нам с ее слов передали слуги. Узнав о смерти мужа, мадам Рено испытала сильнейшее нервное потрясение. Доктор Дюран, прибыв на место происшествия, сразу дал ей успокоительное, и мы были лишены возможности допросить ее. Будем надеяться, что сон подкрепит ее, она придет в себя и сможет вынести такое тяжкое испытание, как допрос.
Комиссар помолчал.
– Кто еще живет в доме?
– Старуха Франсуаза, экономка, она служила здесь еще у прежних владельцев виллы «Женевьева». Затем две молодые девушки – сестры Дениз и Леони Улар. Родители их, весьма почтенные люди, живут в Мерлинвиле, у них там дом. Кроме того, есть еще шофер, которого мосье Рено привез из Англии, но он сейчас в отпуске. Ну, и, наконец, сама мадам Рено и ее сын, мосье Жак Рено. Он в отъезде.
Пуаро наклонил голову. Мосье Отэ громко позвал:
– Маршо!
Появился полицейский.
– Позовите сюда Франсуазу.
Полицейский взял под козырек и удалился, но тут же вернулся в сопровождении испуганной Франсуазы.
– Ваше имя Франсуаза Аррише?
– Да, мосье.
– Давно ли вы служите на вилле «Женевьева»?
– Одиннадцать лет, сначала у мадам виконтессы[24], а потом, когда она этой весной продала виллу, я согласилась остаться здесь и служу теперь господину английскому милорду. Кто бы мог подумать…
Следователь перебил ее:
– Конечно, конечно. А теперь, Франсуаза, скажите мне, кто обычно запирает на ночь парадную дверь?
– Я, мосье. Всегда сама проверяю.
– И вчера вечером тоже?
– Да, я заперла ее, как обычно.
– Вы уверены?
– Клянусь всеми святыми, мосье.
– В котором часу это было?
– Как всегда, мосье, в половине одиннадцатого.
– А где были все остальные в это время? Они что, уже легли спать?
– Мадам уже ушла к себе, Дениз и Леони поднялись наверх со мною вместе, а мосье все еще сидел у себя в кабинете.
– Значит, если кто-нибудь и мог отпереть дверь, так только сам мосье Рено?
Франсуаза пожала своими широкими плечами.
– Да разве стал бы он отпирать ее? Ведь, того и гляди, влезут воры или убийцы! Хорошенькое дело! Мосье не сумасшедший, чтобы отпирать дверь. Вот разве что когда он провожал даму…
– Даму? Какую даму? – нетерпеливо перебил ее следователь.
– Ну как какую? Даму, которая к нему приходила.
– Значит, у него вчера была дама?
– Ну да, мосье, и не только вчера, она часто приходила.
– Кто она? Вы ее знаете?
Франсуаза бросила на него хитрый взгляд.
– Откуда мне знать? – буркнула она. – Ведь не я ее вчера впускала.
– Ах так! – рявкнул следователь и стукнул кулаком по столу. – Шутить с полицией вздумали, да? Сию минуту назовите мне имя женщины, которая приходила к мосье Рено по вечерам!
– Полиция… полиция, – проворчала Франсуаза. – Вот уж не думала, что придется иметь дело с полицией. Да ладно, знаю я, кто она. Это мадам Добрэй.
Комиссар ахнул от неожиданности и даже подался вперед, всем своим видом выражая крайнее изумление.
– Мадам Добрэй? Вилла «Маргерит», что тут рядом?
– А я что говорю. Очень даже приятная дамочка.
Старуха презрительно вскинула голову.
– Мадам Добрэй, – бормотал комиссар. – Просто немыслимо!
– Voilà, – проворчала Франсуаза. – Вот и говори вам после этого правду.
– Да нет, что вы, – поспешил ее успокоить следователь. – Нас просто удивило ваше сообщение, вот и все. Мадам Добрэй и мосье Рено, они что же, э-э?.. – Тут он деликатно замялся. – А? Наверное, так и было?
– Откуда мне знать? Впрочем, что ж тут удивительного? Мосье ведь был milord anglais – très riche[25], а мадам Добрэй, она еле концы с концами сводила, но très chie[26], хотя они с дочерью живут очень скромно. Но меня не проведешь, это женщина с прошлым! Теперь она, правда, уже в летах, но, ma foi[27], еще хоть куда! Сама не раз видела, как мужчины на нее заглядываются. А в последнее время она – все в городе это заметили – в расходах не стесняется, видно, денежки-то завелись. А ведь было время, каждую копейку считали.
Франсуаза тряхнула головой с видом совершенной уверенности в своей правоте.
Мосье Отэ в задумчивости поглаживал бородку.
– А мадам Рено, – заговорил он наконец, – как она относилась к этой… дружбе?
Франсуаза пожала плечами.
– Она ведь всегда уж такая вежливая, такая обходительная… Говорят, она ничего и не подозревает. И все-таки сердце-то, оно ведь все чувствует, как вы думаете, мосье? День ото дня мадам все худеет да бледнеет у меня на глазах. Теперь уж она совсем не та, что месяц назад, когда они приехали сюда. Мосье тоже очень изменился. Точно его что-то мучило. И нервный стал – вот-вот сорвется. А чему тут удивляться – такие странные отношения… Ни выдержки, ни благоразумия. Одно слово – style anglais![28]
Я от возмущения аж подпрыгнул на стуле, но следователь как ни в чем не бывало продолжал допрос, не удостоив внимания выпад Франсуазы.
– Так вы говорите, мосье Рено сам проводил мадам Добрэй? Значит, она ушла?
– Да, мосье. Я слышала, как они вышли из кабинета и подошли к парадной двери. Мосье пожелал ей доброй ночи и запер дверь.
– В котором часу это было?
– Минут двадцать пять одиннадцатого, мосье.
– А когда мосье Рено пошел спать, вы не знаете?
– Минут через десять после нас. Эта лестница такая скрипучая, всегда слышно, когда кто-нибудь поднимается или спускается.
– Что же было потом? Ночью вы ничего не слышали?
– Совсем ничего, мосье.
– Кто из прислуги раньше всех спустился вниз утром?
– Я, мосье. И сразу увидела распахнутую дверь.
– А окна, они все были закрыты?
– Да, мосье. Все было в порядке, ничего подозрительного.
– Хорошо, Франсуаза, можете идти.
Старуха зашаркала к дверям. На пороге она обернулась.
– Скажу вам одну вещь, мосье. Эта мадам Добрэй скверная женщина! Да-да, мы, женщины, лучше знаем друг друга. Это недостойная особа, попомните мои слова.
Покачивая головой с важным видом, Франсуаза удалилась.
– Леони Улар, – вызвал следователь.
Леони появилась на пороге, заливаясь слезами, чуть ли не в истерике. Но мосье Отэ оказался на высоте и весьма ловко справился с рыдающей девицей. Она только и твердила о том, как увидела связанную мадам с кляпом во рту, но зато уж живописала эту сцену с истинным драматизмом. Ночью же она, как и Франсуаза, ничего не слышала.
Потом пришла очередь ее сестры Дениз, которая подтвердила, что хозяин, мосье Рено, разительно изменился в последнее время.
– С каждым днем он становился все угрюмее, потерял аппетит. Всегда был в дурном настроении.
У Дениз была своя версия преступления:
– Тут и думать нечего, с ним расправилась мафия! Эти двое в масках, кто они, как вы думаете? Ужас что творится в мире!
– Возможно, вы и правы, – невозмутимо заметил следователь. – А теперь скажите мне, милочка, это вы вчера открывали дверь мадам Добрэй?
– Не вчера, мосье, а позавчера.
– А как же Франсуаза сказала, что мадам Добрэй была здесь вчера?
– Нет, мосье. Действительно, вчера мосье Рено посетила дама, но это была вовсе не мадам Добрэй.
Удивленный следователь выспрашивал и так и этак, но Дениз твердо стояла на своем. Она прекрасно знает мадам Добрэй. Та дама, что приходила вчера, правда, тоже брюнетка, но ниже ростом и гораздо моложе. Переубедить девушку было невозможно.
– Вам раньше приходилось видеть эту даму?
– Нет, мосье, – сказала она и добавила неуверенно: – И еще, мне кажется, она англичанка.
– Англичанка?
– Да, мосье. Она спросила мосье Рено на очень хорошем французском, но акцент… пусть самый легкий, всегда выдает иностранцев. К тому же, когда они выходили из кабинета, они говорили по-английски.
– И вы слышали, о чем они говорили? Я хочу сказать, вы поняли что-нибудь?
– О, я хорошо говорю по-английски, – с гордостью ответила Дениз. – Правда, эта дама говорила слишком быстро, и я не ухватила смысла, но последние слова мосье Рено, которые он сказал, открывая дверь, я поняла.
Девушка помолчала, потом старательно, с трудом выговаривая слова, произнесла по-английски:
– Да-а… да-а… но, рати боога, идите сечас!
– Да, да, но, ради бога, сейчас уходите! – повторил следователь.
Он отпустил Дениз и, поразмыслив немного, снова вызвал Франсуазу. Он спросил ее, не могла ли она ошибиться, точно ли мадам Добрэй приходила вчера. И тут Франсуаза выказала удивительное упрямство. Вот именно что мадам Добрэй была здесь вчера. И сомневаться тут нечего, конечно, это была она. А Дениз просто-напросто выставляется тут перед вами, voilà tout![29] И про иностранную даму она все сама сочинила. Хочет показать, что тоже не лыком шита – английский знает! Наверное, мосье и вообще ничего не говорил по-английски, а если и говорил, это ничего не доказывает, ведь мадам Добрэй отлично болтает по-английски, а с мосье и мадам Рено она только по-английски и разговаривает.
– А мосье Жак, сын мосье Рено, – он здесь часто бывает – так он вообще еле-еле говорит по-французски.
Следователь не стал спорить с Франсуазой, он только поинтересовался шофером и узнал, что как раз вчера мосье Рено отпустил Мастерса. Вероятно, ему не понадобится автомобиль, сказал мосье, и шофер может взять отпуск.
Тут я заметил, что Пуаро недоуменно нахмурился – лоб его над переносицей прорезала глубокая морщина.
– В чем дело? – прошептал я.
Он нетерпеливо тряхнул головой.
– Прошу прощения, мосье Бекс, надо полагать, мосье Рено и сам умел водить автомобиль?
Комиссар вопросительно посмотрел на Франсуазу, и она тотчас без колебаний ответила:
– Нет, сам мосье не водил автомобиль.
Пуаро еще больше нахмурился.
– Объясните же мне, что вас так тревожит, – нетерпеливо попросил я.
– Как вы не понимаете? Ведь в письме мосье Рено предлагал выслать автомобиль за мной в Кале.
– Может быть, он хотел нанять автомобиль, – предположил я.
– Возможно. Однако зачем нанимать, если у него есть собственный? И почему именно вчера он отправил шофера в отпуск, так неожиданно и поспешно? Может быть, он по какой-то причине нарочно хотел услать его отсюда до нашего приезда?