Яблочный Спас Андрей Сулейков

«Ночь яблоком стучит в окно»

(с) А. Шаганов

– Кто ж солит мясо в начале маринования? Ты в школе химию учил? – выпалила на выдохе и, звонко шлёпнув, зажала себе рот рукой. Тебя не спрашивали, балда.

Хозяин дома в ответ на мой возглас прикусил губу и залился краской, я покраснела в ответ.

– Девушка, – сказал он, мягко откашлявшись, – а вы в школе не учили, что шашлык – это мужское дело?

Учили. Как же! Мой отец всегда хотел мальчика. Даже имя придумал – Иван. Но родилась девочка… И да, я отлично готовлю, но терпеть не могу шашлыки.

– Мясо высохнет, отдаст воду! Ты раны что ли не солил никогда?

– Душевные раны?

– Обычные! Соль тянет воду на себя!

– Как ты сейчас внимание тянешь?

Ах, ты!

Я вскакиваю, цепляюсь сарафаном за щепу, сарафан рвётся. Ловлю его взгляд на выглядывающем через форточку клока бедре. Чёрт! Чёрт меня дёрнул!

– Слушай, – я подхожу близко-близко, раздувая ноздри, протыкая хозяина дома зрачками. Он с хрипом вдыхает и отшатывается. Смоляные мои волосы взвивает ветер. – Мясо. Лук. Кинза. Чёрный перец. Если руки не оттуда растут, с уксусом не балуйся, залей жирным кефиром. Кислота разрушит волокна, а жир сделает мясо сочным. Посолишь перед жаркой. Иначе будут сухари, а не шашлыки.

– Господи, – молится он, – Откуда ты такая взялась?

– Из табора! – я вскидываю лицо вверх, фыркаю и ухожу прочь.

Отец всегда говорил, хочешь есть мясо – умей добыть мясо. В моих девять принёс мне из хлева чернявенького кудрявого молочного ягнёнка.

– Убивай быстро, Ива. Не сомневайся. Коли вот сюда.

А потом тушку готовили на вертеле целиком, и все окрестные малыши подставляли под капли жира кусочки хлеба, нанизанные на пруты. Жир пропитывал хлеб, огонь обжигал. Дети розовыми пальчиками хватали обугленные краюшки, дуя на пальцы и смеясь, уносились прочь. А я снова и снова во снах втыкала острый узкий нож в горло ягнёнку.

– Ты купил куски мёртвого барана в пластиковом ведре и даже пожарить их не можешь! – в горле клокочет, шипит змеиная песня.

– Ты ведь не ругаться приехала, Ива?

А и правда, не ругаться же?

Друзья позвали в загородный дом с ночёвкой на сене. С баней, с горячим душем, камином, пиром, лесом… Я гналась за тишиной, скучая по родине, но…

Смотрю на хозяев дома – пару с дочуркой. Он – тот самый повелитель бараньих сухарей – черноголовый, кареглазый. Она – прозрачная блондинка с тонкими губами и колючим взглядом. Девочка – несмеяна – уголки рта всегда вниз. Маленькая безрадостная рыхленькая капризуля. Такая в горах не прошла бы и километра. Голос ультра-звонкий, прошивает стены. Отдельная комната спасает меня от изображения, но звук долетает без преград. Токсичности добавляет музыка – нелюбимые ритмы делают только хуже.

Зачем ты приехала, Ива?

Огромный стол накрыли сразу на все этапы пира. Шашлык дымится в центре, его обрамляют плошки с зеленью и соленьями, на правом фланге самоварная дивизия, с чашками, розетками, зефиром. Хозяин потирает ладони, направляясь к морозилке, где индевеет соответствующий моменту напиток. Я подсаживаюсь на угол. Мне с бокалом красного взаимности достаточно.

– Ты шашлык с пастилой ешь?

Смотрю себе в руки и не могу поверить – это действительно пастила. Не тонкие жёсткие увяленные разноцветные пласты, которые по зубам только ненасытным детям. А мягкие лёгкие пружинящие матово-пряничные кусочки, которые я, очумев, приняла за хлеб.

Хозяин с улыбкой:

– Старинный рецепт из Белёва. Без грамма муки, представляешь? У нас Белёве тысячи гектар яблоневых садов, и каждый двор на свой лад готовит. И фабрика есть! Прикинь, мы до сих пор сушим пастилу в дровяной печи, как в царское время.

Я снова заливаюсь краской.

– Попробуй, Ива. Тебе понравится. С шашлыком я не ел, но в разных странах пастилу принято подавать по-своему. В России с теплым молоком или чаем, с медовухой или вином. Можно разрезать на кубики и смешать со сметаной. Можно добавить в мороженое.

Попробуй, Ива. Тебе понравится.

В Англии тонкие ломти со взбитыми сливками подают к кофе. В Испании – к мандариновому желе. Во Франции – к белому вину и шампанскому. Париж самый первый в Европе открыл магазин Белёвской пастилы.

Разговор за столом плавно перетек в русло: кто, когда, в каких странах, что пробовал. Мужчины потянулись на перекур, я сбежала в лес. Наконец-то. Ищу полянку – зашить сарафан. Иголка с ниткой у меня по завету отца всегда при себе. Приготовлена на обратной стороне отложного воротника. Как у Золушки…

Тропинка мелькает. Нежный шёлк молодой бересты ласкает ладонь. Беспечно краснеет земляника. Сворачиваю с тропы, и скоро под кедами пружинит мох и пузырится, чавкает коричневатая влага. Перепрыгивая по кочкам, выбираюсь на поляну, с краю которой – молоденькая яблоня с завязавшимися плодами. Устраиваюсь под ней. Тишина… Ноги приятно греет полуденное солнце, щекочет травинка. Муравей, встав на задние лапки, обозревает владения, забравшись на большой палец моей ноги. Последний стежок, узелок. Откусываю нитку и… вижу Хозяина.

– Тут источник недалеко. Местные за родниковой водой ходят. А эту поляну не знают, – голос Хозяина спокойный, мягкий. Он приближается, смотрит прямо в глаза.

– Ты чего здесь? А семья? А гости? – одеться не могу – тянусь к солнцу. Волосы – вороновы крылья – щекочут щёки. Сижу ровно, дышу ровно. Не скрыться – нечего и пытаться.

– Гости в доме не первый раз. Опёки не требуют. А девушки – жаворонки. Встают обе рано, поэтому дневной сон в обнимку не пропускают. На час или два выключаются. Если хочешь, успеем прогуляться до родника.

– И с кем ты так обычно прогуливаешься?

– Обычно один.

– Любишь одиночество?

– Ценю!

Я поднимаюсь с глубоким вдохом, потягиваюсь, тяну руку к ветке, срываю, кусаю. Яблоко взрывается во рту, кисло, сладко. Не отводя глаз, протягиваю плод Хозяину на раскрытой ладони.

– Хочешь? – и он наклоняется, придерживая, обнимая ладонь тёплыми, сухими руками, кусает в ответ. Пальцы мои заливает соком.

– Я её черенком привез из Белёва. А теперь – урожай зреет – ты первая, кто… – оборвал, вдохнул, – а если вдоль ствола смотреть на облака, кажется, что летишь.

Бросает куртку на траву, ложится, кладет голову на корни, задирает подбородок. Протягивает руку…

Яблоки в небе, ветка тонко режет воздух, в ритме ветра качается над нами. Листья то лоснятся зеленью, то матово обнажают жилы. И я вижу, как листья бьются, пульсируют, дышат, и как в них течёт вода, соль. И под пальцами моими бьются твои жилы, и я вижу, как в них течёт кровь, соль.

Наши яблоки летят в облаках, как аэростаты.…

Он часто вспоминал не-Наше прошлое. Я садилась напротив и ровно, твёрдо, внимательно смотрела в его глаза. Он рассказывал о Хозяйке, как был влюблён, как они жили… и каждое его слово остро сверкало, как нож для ягнят.

Убивай быстро, Ива. Не сомневайся. Коли вот сюда.…

Предложил на выходные смотаться в Белёв.

– Я тебе всё-всё покажу. Тебе понравится, – вдохновенно начал описывать вид на Оку.

– Договорились. Будешь моим гидом!

В день экскурсии встали затемно. Первым транспортом добрались к месту сбора. Перекличка в группе. Звонок смартфона. На экране лицо Несмеяны – уголки рта, как всегда, вниз. Резко отворачиваюсь. Отхожу.

– Я не могу ехать. Дочь заболела.

– Чем?

– Не знаю. Температура, кашель.

– Обычная! Простуда!

– Откуда знаешь?

– А чем ты поможешь? Ты врач?

– Как ты не понимаешь? Она моя дочь!

– Как ты не понимаешь? Она ребёнок, она по возрасту должна болеть! Ты не можешь по каждому чиху срываться к ней, тем более, сегодня!

– Прости!

– Ты ведь слышишь, чьи слова она произносит? Выполнить обещание или вестись на манипупяции – это твой выбор!

– Прости…

Сумерки уплотняются, я запрокидываю голову и смотрю вверх. Беспросветно. Мне в лицо мокро, колко, кусаче падает и падает небо.

Белёв несуразный, внезапный, противоречивый. Пасынок Тульской губернии. Дорога к нему идеальная, но обрывается выбоинами на въезде. Только расслабишься – как тряхнёт! Обитаемые храмы милосердно соседствуют с обезглавленными церквями. Некогда богатый купеческий город на излучине Оки, прославленный кружевами, пивом, лыком и ножами теперь спасается яблочной диетой и пастилой.

Экскурсия по фабрике и музею закончилась, сбор на привокзальной через полчаса. Велено поторапливаться. Небо больно щиплет нос, зябко лезет за воротник.

Группа вдохновенно мчит за пастилой, зефиром, яблочными дольками. Я было тоже рванула, но, стиснув зубы и мелочь в кармане, решила, что мне интересней памятники. Вот крадусь к обледеневшему Льву Толстому. Толстой был в Белёве один раз проездом, и вот на тебе – памятник… На носу, голове, плечах его мокрый, пятнистый снег. Я хочу дотянуться, отряхнуть, согреть, но не выходит, и я в отчаянии бью ногами каменное подножие. Люди поворачивают серые лица и, ёжась, втягиваются обратно в воротники.

Бабка перед фонарным столбом у импровизированного прилавка, собранного из пластиковых и картонных ящиков, окликает меня.

– Дочкя, угостись. И полакомисси, и хвигурку не спортишь.

– Испортила уже… и не только фигурку.

– Попробуй хрустилУ. С корицей? С ягодками?

Смотрю в морщинистое лицо. Бабка улыбается мне, щёки в румянах. Неровно накрасила. Под сумеречным фонарём румяна – грязные пятна. Рукой без перчатки закрываю рот, откашливаюсь. Дома не смолчала и сейчас не могу. Холодные пальцы. Холодное кольцо. Снег усиливается. Дождь усиливается…

– Замёрзла? К хрустилЕ взвар отведай – с травами, мёдом. Согреесси!

– Ну… наливайте.

Слышу свой голос и не узнаю. Таки охрипла. Лучше б чего покрепче предложила мне, бабка, а то – взвар, знаешь, не лекарство.

– Хлотни хоряченького, полегчаить.

Полегчает, да? Скоро возвращаться, а куда? Некуда возвращаться. Обида такая, ни с варевом, ни с сухарями – не проглотишь.

Отхлебнула. Проглотила. Взвар дымит, обжигает через пластик.

– Двое суток пекла, сутки сушила! Царю-батюшке такие подавали! Нравитси?

– Очень! Сколько стоит?

– 50 рублёв! Всяко яблочками хрустеть пользительней, чем картошкой пересоленной.

Жизнью пересоленной хрустеть. Картошка-то что… Мелочь звенит в бабкину ладонь. Сухарики, шурша, опадают в бумажный пакет. Рассыпаются в золотистую пыль. В пыль…

– Откель будешь, дочкя?

Какое дело-то тебе, бабка?

– Из Москвы. Да уезжаю уже.

– Москва далёко. Ваши в дороху беруть по две меры. Тем более, ты с благоверным. Бери!

– Я одна! – осеклась, – Здесь одна…

– Ты не одна, дочкя, я ж видю… Трохи в дороге клюнешь, трохи сберегёшь до дому. Попотчуешь Ваньку сваво.

– Откуда знаете, что не одна?

– А ты, когда смеесси, у табе на щеках по две ямочки.

Где ж ты видела, бабка, как я смеюсь?

– У меня… вот… все что осталось… – выгребаю мелочь.

– Деньги – госи. То – нет, то – горси… Давай сюды, досыплю доверху. Да на чипсиков ещё возьми…

В пакет, как в распахнутую дверь, врывается ветер. Хватает горсть яблочных чипсов, взвивает. Описывая круги и спирали, яблоки взлетают под облака, и я прощаюсь. С яблоками. С собой.

– Не надо, – говорю бабке и ставлю пакет на прилавок, – Не надо мне. Возьмите. Нет у меня никакого Ваньки. И ямочек на щеках тоже.

Ты сама – Иванка, Ива.

Не сомневайся. Коли вот сюда.

Замёрзшее моё тело под тонким осенним пальто взрывно горячеет. Я отворачиваюсь резко, чётко. Нащупываю пару застрявших монеток в кармане и с силой бросаю вниз. Снег усиливается. Дождь усиливается…

Деньги под ногами. Яблоки в небесах.

Чеканя шаг, возвращаюсь к группе. От мороза и темноты группа грудится, как стая пингвинов полярной ночью. Наш лайнер, отдуваясь, открывает обе двери, и мы впитываемся в темно-синее чрево. Белёвские колдобины сменяются скатертью трассы. Воркование мотора в сочетании с шумом дождя баюкают, усыпляют……

– Как хорошо, что ты вернулась… А я так ждал тебя. Вот, урожай собрал. С Нашей яблони. Наши-то яблоки – лучшие.…

В чёрном окне кухни – кристалл Полярной звезды. Запах трав, тепло мёда, вкус корицы, яблоневый дух. Высокие кружки дымят иван-чаем, накрепко сцеплены мизинцы.

Ты спас мой мир. Яблочный спас.

Справка об объекте

Музей пастилы компании «Старые традиции»,

адрес: Тульская область, г. Белёв, ул. Привокзальная, 21 Б

Пастила Белёвская – лакомство по старинному русскому рецепту, изготавливаемое исключительно из натуральных продуктов. В составе яблоки, сахар, яичный белок. Большое количество яблочного пектина, благотворно влияет на организм человека.


Яблочные Хрустишки – это сухарики из пастилы. В составе печеные яблоки, сахар, яичный белок. В диетическом варианте сахара нет. Хрустишки имеют кисло-сладкий вкус.


Музей пастилы компании «Старые традиции» знакомит с историей возникновения основных народных промыслов, которые принесли городу всемирную известность – яблочной пастилой и коклюшечным кружевоплетением.


Гости знакомятся с процессом создания волшебных кружев, дегустируют и приобретают сладости. В ассортименте фабрики «Старые традиции» до двадцати сортов пастилы, семь видов пастилы в шоколаде, десяток сортов зефира, пять видов мармелада, кисели.


Загрузка...